- Пьёшь, да? – Эрик нарочито сглотнул слюну, глядя на по-прежнему зажатую у меня в руке флягу. – И без меня, да?
Вообще-то, наставники старательно глушат в будущих инквизиторах любые порывы угрызений совести, неустанно твердя, что у нас не должно быть привязок, мы служим справедливости и более никому и ничего не должны, никому не подсудны. Только вот глядя в эти скорбные несчастные глаза, залепленные неровно обрезанными промокшими от дождя рыжеватыми волосами я чувствовал себя последней сволочью, посмевшей обидеть ребёнка. В самом деле, не выпьет же Эрик всю флягу, а мёрзнет он ничуть не меньше меня, даже больше, драконы вообще весьма чувствительны к холоду. Я уже протянул другу флягу, но тут заметил хитрый блеск в глубине зелёных глаз и прикусил губу, чтобы не выругаться вслух. Вот ведь, паразит чешуйчатый, опять добился своего, манипулятор несчастный! И прекрасно знает, что назад флягу я не заберу, последнее дело давать, чтобы тут же и отобрать. Что ж, умение проигрывать полезно и инквизитору, от лишней самонадеянности защищает.
- Только один глоток, нам ещё тьма знает сколько ехать.
Эрик быстро по сторонам оглянулся (серо, сыро и пустынно, жильём даже и не пахнет), плечами зябко передёрнул, капюшон поглубже натянул и кивнул коротко. Флягу у меня принял бережно, словно повитуха появившегося на свет младенца, подержал в руках, то ли грея, то ли просто наслаждаясь каждым мгновением, крышку медленно отвернул, вдохнул жадно и сделал глоток. Всего один, как и договаривались.
- Мощное пойло, - хрипло выдохнул Эрик, смаргивая выступившие на глаза слёзы, - из чего гномы его варят интересно?
Мне как-то посчастливилось (хотя счастье, признаюсь, сомнительное) посмотреть, как готовят знаменитый самогон и я точно знаю, что в большущий котёл, кипящий на очаге, бросают всё, что могут найти, не отделяя съедобное от несъедобного. Гномы вообще не брезгливы и искренне полагают, что после варки и жарки есть можно всё: даже старую подмётку, мышиный помёт и странные скукоженные шкурки, обнаруженные на самой дальней и пыльной полке кладовой. А уж в отношении самогона и вовсе бытует мнение, что чем больше всякой всячины добавлено, тем напиток получается чище и крепче. Рассказывать об этом Эрику я не стал, молодой дракон весьма трепетно относился к тому, что удостаивалось чести попасть в его желудок.
Только вот мой друг явно устал молчать (и то сказать, я его три часа не слышал, пока он в седле отсыпался после бурной ночки с очередной красоткой) и сейчас, вернув себе вместе с теплом жажду жизни, вознамерился вывести меня на разговор.
- А куда мы едем? – прозвучал первый, как говорят, пристрелочный, вопрос.
Я помолчал, выуживая из памяти название незадачливого городка, что-то такое забавное и звучное, что очень любят стремительно разрастающиеся города с большими амбициями. Так, Разнотравье? Нет, там мы были две недели назад, городок на границе с эльфами, в котором один много возомнивший о себе маг-недоучка решил начать глобальную свару с соседями. Берендеево? Тоже не то, этот город я на всю жизнь запомню, там три тёмных колдуна объединились и начали истреблять инквизиторов, в прямом смысле слова потроша их на свои зелья и амулеты. Уф, до сих пор как вспомню это Берендеево, полученный там шрам начинает огнём гореть, если бы не помощь Эрика, который в последний момент трансформировался в дракона и сжёг колдунов, нипочём бы мне из этой переделки живым не выбраться. Я передёрнул плечами, потёр шрам на боку и выдохнул, вспомнив, наконец, название очередного попавшего в беду городка:
- Лихозвонье.
- Там, что, разбойничий притон? – хохотнул Эрик, на ходу свешиваясь с коня, срывая травинку и с наслаждением грызя её.
Я только плечами пожал. Удивить меня названиями довольно сложно, за годы службы инквизитором довелось мне побывать и в Гнилых Петушках, и в Разгуляеве Потном, и даже городишке с совсем уж неприличным названием, которое местные охотно объясняют тем, что это, мол, первое слово, которое все приезжие говорят, когда к ним приезжают. Ещё бы приезжим не ругаться, когда сразу за воротами городка вольготно простирается и ни в какую жару не исчезает огромная навозная лужа! Я тоже едва не вляпался в эту лужищу, спасла молниеносная реакция инквизитора (к вящему огорчению местных жителей, которые даже писца у лужи приставили особо витиеватые ругательства записывать). От воспоминаний меня отвлёк Эрик, который категорически не любил тишины и покоя:
- А что там случилось?
- Чёрная ворожба.
Губы молодого дракона обиженно дрогнули, лицо вытянулось, словно у маленького мальчика, которому вручили красивую большую конфету на деле оказавшейся обманкой:
- И только-то?
- К твоему сведению, там погибла одна треть населения, а ещё примерно треть до сих пор болеют или вообще получили непоправимые увечья.
Эрик презрительно сплюнул в раскисшую землю измочаленную травинку:
- Что же они такие доходяги-то?
Я только вздохнул, поводья стискивая. Молодому, полному сил и толком ещё не знающему жизни дракону бесполезно объяснять, что только их крылатое племя, да ещё избранные, наделённые чрезвычайной мощью, оборотни, некроманты и инквизиторы не подвластны чёрной ворожбе, всех же остальных вполне можно проклясть, околдовать, а то и сгубить тёмным колдовством. Как говорится, результат для всех будет примерно одинаковый, отличается лишь количество потраченных на злое дело сил.
- А мы скоро приедем?
Я огляделся по сторонам, невольно морщась от летящих в лицо холодных капель дождя. Мда, пейзаж разнообразием на балует от слова совсем, вот уже четыре часа едем, а вокруг по-прежнему разбухшие от сырости поля, перемежающиеся тёмными ельниками да редкими болотцами. Заблудиться мы не могли, получивший задание инквизитор найдёт указанное ему поселение даже в абсолютной темноте, значит ещё не добрались. Эх, поскорее бы, не хотелось бы в поле под дождём ночевать, да и прочный плащ из сброшенной в период линьки драконьей кожи, подарок Эрика, намокать начал. Так, стоп, мне показалось или дымом повеяло? Я повернулся к молодому дракону, который так и подскочил в седле, жадно втягивая в себя сырой воздух пополам с дождевыми каплями.
- Дымом пахнет, - звучно чихнул Эрик, вытирая нос рукавом, - печным и не только.
Спрашивать, каким ещё дымом помимо печного пахнет я не стал и так понятно. Умерших от чёрной ворожбы не закапывают в землю, их тела сжигают, а пепел собирают в специальные короба и увозят, основательно обвесив защитными, призванными блокировать остатки тёмной магии, амулетами. Иначе есть риск, что умершие поднимутся и пойдут харчить своих соседей и родственников, прецеденты, увы, бывали.
- Значит так, - я повернулся к Эрику, даже пальцем строго погрозил, - в городе держишься подле меня, в разговоры с местными жителями не вступаешь. Ясно?
Эрик беззаботно махнул рукой:
- Мог бы и не говорить, чай, не первый раз! Не сомневайся, буду тише воды, ниже травы, меня подле тебя никто и не приметит.
Я только вздохнул и пришпорил коня, который, почуяв запах жилья, охотно пустился ровным размеренным галопом, разбрызгивая липкую дорожную грязь.
Наверное, когда-то, ещё до эпидемии, Лихозвонье было городом, уверенно претендующим на звание большого, с обязательной, как дорожные указатели и центральная площадь с фонтаном, шумной ярмаркой, с целыми улицами всевозможных мастерских, соперничающих друг с другом. Сейчас же это был серый, словно сжавшийся, нахохлившийся от выпавших на его долю испытаний и противного мелкого дождя городишко, у ворот которого мрачно переминались с ноги на ногу трое дюжих мужиков в низко надвинутых на голову капюшонах.
- Разбойные? – всполошился Эрик, подозрительно глядя на незнакомцев и придерживая так и рвущегося вперёд коня.
Своего оружия, даже небольшого охотничьего кинжала, у дракона не было, их крылатое племя искренне уверено, что мощный поток огня способен разрешить любой спор. Так-то оно так, конечно, только вот дыхнуть огнём не так-то просто, нужно трансформироваться, вдохнуть побольше воздуха, сосредоточиться. Врагу в это время по кодексу драконов полагается терпеливо ждать в стороне, но лично я терпеливых разбойников не встречал ни разу. Да и среди странствующих рыцарей настолько благородные герои редкость, они, как правило, не задерживаются в этом бренном, полном подлости и коварства, мире.
Я пристально всмотрелся в мрачных мужиков у ворот. Оружные, один с мечом на перевязи, у другого арбалет, третий лениво покручивает в руке небольшой топор. Мда, на благородных господ похожи не очень, но, с другой стороны, разбойные у городских ворот, на виду у всех, стоять бы вряд ли стали. Да и не сунулись бы они в город, поражённый чёрным проклятием, лихие люди весьма суеверны, магии страшатся почище королевского суда, хотя последний их карает гораздо чаще. А если не разбойники, то кто? Мирные путники, желающие войти в город? Так и шли бы, ворота-то распахнуты, войти вообще не проблема, да и под дождём отдыхать, удовольствие весьма сомнительное. Решив не гадать попусту, я активировал невидимый щит (подарок одного мага-воздушника, которому я помог вернуть его честное имя), привычно накрыл защитой и притихшего, опасливо поблескивающего глазами Эрика и лишь после этого приветственно вскинул руку и зычно крикнул:
- Мир вам, добрые люди, под этим небом и на этой земле!
Мужчины без лишней спешки переглянулись, затем мечник сделал шаг вперёд, ладонь вперёд протянул в знак добрых намерений и ответил гулко, словно голос у него не из горла, а из пустой бочки шёл:
- И тебе мира, добрый человек. Скажи, не ты ли будешь инквизитором, коим нам прислать обещали?
Ага, ясно, это делегация встречающих. Видимо, сильно их припекло, если даже за ворота под дождём мокнуть вышли, лишь бы инквизитора поскорее увидеть. Я откинул капюшон (проклятый дождь с готовностью стал поливать мне голову, холодными ручейками просачиваясь к вороту и через него на спину), улыбнулся, точнее, обозначил улыбку, чуть приподняв уголки губ:
- Я инквизитор. Бумаги, мои слова подтверждающие, здесь смотреть станете или у градоправителя?
Мечник окинул меня долгим оценивающим взором светло-серых, многое, чего в жизни повидавших глаз и улыбнулся приветно:
- Да мне и так всё ясно. Бумаги что, их и подделать можно, я инквизитора по глазам да стати узнаю, их-то нипочём не повторишь.
Уважаю мудрых людей, способных собственной головой думать и решения принимать, а не следовать с овечьей покорностью по уже протоптанным дорогам. Я улыбнулся уже искреннее, спешился, стянул с правой руки перчатку и, протянув мужчине ладонь, коротко отрекомендовался:
- Инквизитор Тобиас. Можете называть хоть по службе, хоть по имени.
Светло-серые глаза мечника просияли, словно из низких облаков на миг солнышко выглянуло, в серебристой от седины короткой бороде промелькнула улыбка.
- Вот, значит, как, высоким уважением отмечены мы теперь, век помнить будем, в памяти нашей сей момент сохраним. Меня зовут Элеас, я теперь тут градоправитель теперь, а это стражник Лукас да плотник Веймир, он с топором неразлучен, едва ли не с пелёнок с ним обращаться обучен.
Я обменялся крепким рукопожатием со всеми тремя мужчинами. Эрик за моей спиной едва заметно презрительно хмыкал и наверняка кривился, не одобряя столь вольное обращение с людьми, ниже меня по происхождению, но я никогда не цеплялся за предрассудки. Первое правило инквизитора: расположить к себе людей, успокоить их, вернуть надежду, чтобы не опасаться ножа в спину или подушки на лицо.
- Давно ты тут градоправитель?
Элеас вздохнул негромко:
- Да как прежний пеплом рассыпался, меня горожане и выбрали, почитай, две седмицы уж правлю по мере сил да разумения.
- С чего всё началось?
Мужчины переглянулись. Я заметил, что плотник приоткрыл было рот, но влезать с речами без позволения Элеаса не стал. Градоправитель же бороду раздумчиво пригладил, губами беззвучно пошевелил и принялся неспешно и обстоятельно, не сваливаясь в ненужные детали и при этом ничего не упуская рассказывать горькую повесть некогда славного града Лихозвонья. Я слушал молча, лишь изредка что-нибудь уточняя да переспрашивая. После Элеаса, получив короткий разрешающий кивок, принялся рассказывать Лукас, слегка гнусаво перечисляя имена и занятия погибших, заболевших и даже не пострадавших от страшной беды. Последним вступил в разговор Веймир, со всем пылом жаждущей отмщения души живописавший мне охоту на чародейку, повинную в свершённом злодеянии.
- И ведь даже под пытками, дрянь такая, не созналась, - плотник со свистом рубанул топором воздух, изрядно напугав мою уставшую и промокшую лошадку.
- Угомонись, - властно окоротил Веймира Элеас, - вина её не доказана, да и ты не судья, чтобы обвинять.
У плотника от подобного заявления даже в горле заклёкотало, словно у молодого петушка, выпущенного в первый раз на бой:
- Ты… Ты её защищаешь?! Её?! Да у тебя вся семья из-за этой дряни сгинула, она никого не пощадила, ни ребятишек пятерых, последний даже родиться не успел, ни жену твою красавицу, не сестрицу, а ведь по осени она должна была женой стать! Я должен был её меж брачных костров вести!
Голос несостоявшегося супруга зазвенел и оборвался, словно сильно натянутая струна, в глазах заблестели слёзы неизбывного горя, эхом отдавшегося в моей душе. Я ведь тоже когда-то тешил себя мыслью стать любящим и любимым супругом, да все мои мечты тленом распались. Ай, да что прошлое ворошить, в настоящем дело по горло!
- Покуда вина её не доказана, никто ни в чём обвинять её не может, - прогудел Элеас, с силой стискивая кулаки. – Да, много горя нам выпало, однако же это не даёт нам право волками лютыми, крови невинной алчущими, становиться. Иначе как мы в глаза своим любым смотреть станем, когда свидимся с ними в мире загробном?
Веймир зло фыркнул, ко мне повернулся, выдохнул жарко, словно конь запалённый после бешеной скачки:
- Она это, больше некому, из чародеев городских одна не пострадала, штуковину колдовскую смертельную у неё нашли. А то, что молчит, так палач, шкура, ленится, значит, рожу её смазливую попортить боится. Уж кабы я пытал бы эту стервь, у меня бы она уже через час птицей пела, в своих грехах каялась!
- Уймись, - сердито прогудел стражник, задетый за живое упрёком в недобросовестности палача, - допрос проводился по всем правилам, никто её не щадил и щадить не собирается. Токмо и до смерти запытать нам тоже никакого резона нет, потому как она, во-первых, может быть не одна, у неё могут сообщники оказаться, а во-вторых, она и вовсе может статься не повинна… Хотя я в подобное и не верю.
Плотник и стражник надвинулись друг на друга, словно собаки в тесном кругу, готовые к жаркой схватке, но резкий рык градоправителя заставил их неохотно отдвинуться по разные стороны.
- Прекратить! – Элеас сверкнул глазами не хуже голодного дракона. – Совсем из ума выжили, забыли, что нам сейчас не браниться надо, а инквизитору помогать?!
- Да уж, помощь нам не помешает, - влез в разговор Эрик, до этого старательно держащийся по-за спинами. – Виданное ли дело, в дом не пригласили, не накормили, отдохнуть с дороги не дали, так посреди улицы и держат, словно побродяжку какую-то! А тут, если кто-то не заметил, сыро и холодно, вот!
Вообще-то, наставники старательно глушат в будущих инквизиторах любые порывы угрызений совести, неустанно твердя, что у нас не должно быть привязок, мы служим справедливости и более никому и ничего не должны, никому не подсудны. Только вот глядя в эти скорбные несчастные глаза, залепленные неровно обрезанными промокшими от дождя рыжеватыми волосами я чувствовал себя последней сволочью, посмевшей обидеть ребёнка. В самом деле, не выпьет же Эрик всю флягу, а мёрзнет он ничуть не меньше меня, даже больше, драконы вообще весьма чувствительны к холоду. Я уже протянул другу флягу, но тут заметил хитрый блеск в глубине зелёных глаз и прикусил губу, чтобы не выругаться вслух. Вот ведь, паразит чешуйчатый, опять добился своего, манипулятор несчастный! И прекрасно знает, что назад флягу я не заберу, последнее дело давать, чтобы тут же и отобрать. Что ж, умение проигрывать полезно и инквизитору, от лишней самонадеянности защищает.
- Только один глоток, нам ещё тьма знает сколько ехать.
Эрик быстро по сторонам оглянулся (серо, сыро и пустынно, жильём даже и не пахнет), плечами зябко передёрнул, капюшон поглубже натянул и кивнул коротко. Флягу у меня принял бережно, словно повитуха появившегося на свет младенца, подержал в руках, то ли грея, то ли просто наслаждаясь каждым мгновением, крышку медленно отвернул, вдохнул жадно и сделал глоток. Всего один, как и договаривались.
- Мощное пойло, - хрипло выдохнул Эрик, смаргивая выступившие на глаза слёзы, - из чего гномы его варят интересно?
Мне как-то посчастливилось (хотя счастье, признаюсь, сомнительное) посмотреть, как готовят знаменитый самогон и я точно знаю, что в большущий котёл, кипящий на очаге, бросают всё, что могут найти, не отделяя съедобное от несъедобного. Гномы вообще не брезгливы и искренне полагают, что после варки и жарки есть можно всё: даже старую подмётку, мышиный помёт и странные скукоженные шкурки, обнаруженные на самой дальней и пыльной полке кладовой. А уж в отношении самогона и вовсе бытует мнение, что чем больше всякой всячины добавлено, тем напиток получается чище и крепче. Рассказывать об этом Эрику я не стал, молодой дракон весьма трепетно относился к тому, что удостаивалось чести попасть в его желудок.
Прода от 26.06.2022, 12:20
Только вот мой друг явно устал молчать (и то сказать, я его три часа не слышал, пока он в седле отсыпался после бурной ночки с очередной красоткой) и сейчас, вернув себе вместе с теплом жажду жизни, вознамерился вывести меня на разговор.
- А куда мы едем? – прозвучал первый, как говорят, пристрелочный, вопрос.
Я помолчал, выуживая из памяти название незадачливого городка, что-то такое забавное и звучное, что очень любят стремительно разрастающиеся города с большими амбициями. Так, Разнотравье? Нет, там мы были две недели назад, городок на границе с эльфами, в котором один много возомнивший о себе маг-недоучка решил начать глобальную свару с соседями. Берендеево? Тоже не то, этот город я на всю жизнь запомню, там три тёмных колдуна объединились и начали истреблять инквизиторов, в прямом смысле слова потроша их на свои зелья и амулеты. Уф, до сих пор как вспомню это Берендеево, полученный там шрам начинает огнём гореть, если бы не помощь Эрика, который в последний момент трансформировался в дракона и сжёг колдунов, нипочём бы мне из этой переделки живым не выбраться. Я передёрнул плечами, потёр шрам на боку и выдохнул, вспомнив, наконец, название очередного попавшего в беду городка:
- Лихозвонье.
- Там, что, разбойничий притон? – хохотнул Эрик, на ходу свешиваясь с коня, срывая травинку и с наслаждением грызя её.
Я только плечами пожал. Удивить меня названиями довольно сложно, за годы службы инквизитором довелось мне побывать и в Гнилых Петушках, и в Разгуляеве Потном, и даже городишке с совсем уж неприличным названием, которое местные охотно объясняют тем, что это, мол, первое слово, которое все приезжие говорят, когда к ним приезжают. Ещё бы приезжим не ругаться, когда сразу за воротами городка вольготно простирается и ни в какую жару не исчезает огромная навозная лужа! Я тоже едва не вляпался в эту лужищу, спасла молниеносная реакция инквизитора (к вящему огорчению местных жителей, которые даже писца у лужи приставили особо витиеватые ругательства записывать). От воспоминаний меня отвлёк Эрик, который категорически не любил тишины и покоя:
- А что там случилось?
- Чёрная ворожба.
Губы молодого дракона обиженно дрогнули, лицо вытянулось, словно у маленького мальчика, которому вручили красивую большую конфету на деле оказавшейся обманкой:
- И только-то?
- К твоему сведению, там погибла одна треть населения, а ещё примерно треть до сих пор болеют или вообще получили непоправимые увечья.
Эрик презрительно сплюнул в раскисшую землю измочаленную травинку:
- Что же они такие доходяги-то?
Я только вздохнул, поводья стискивая. Молодому, полному сил и толком ещё не знающему жизни дракону бесполезно объяснять, что только их крылатое племя, да ещё избранные, наделённые чрезвычайной мощью, оборотни, некроманты и инквизиторы не подвластны чёрной ворожбе, всех же остальных вполне можно проклясть, околдовать, а то и сгубить тёмным колдовством. Как говорится, результат для всех будет примерно одинаковый, отличается лишь количество потраченных на злое дело сил.
- А мы скоро приедем?
Я огляделся по сторонам, невольно морщась от летящих в лицо холодных капель дождя. Мда, пейзаж разнообразием на балует от слова совсем, вот уже четыре часа едем, а вокруг по-прежнему разбухшие от сырости поля, перемежающиеся тёмными ельниками да редкими болотцами. Заблудиться мы не могли, получивший задание инквизитор найдёт указанное ему поселение даже в абсолютной темноте, значит ещё не добрались. Эх, поскорее бы, не хотелось бы в поле под дождём ночевать, да и прочный плащ из сброшенной в период линьки драконьей кожи, подарок Эрика, намокать начал. Так, стоп, мне показалось или дымом повеяло? Я повернулся к молодому дракону, который так и подскочил в седле, жадно втягивая в себя сырой воздух пополам с дождевыми каплями.
- Дымом пахнет, - звучно чихнул Эрик, вытирая нос рукавом, - печным и не только.
Спрашивать, каким ещё дымом помимо печного пахнет я не стал и так понятно. Умерших от чёрной ворожбы не закапывают в землю, их тела сжигают, а пепел собирают в специальные короба и увозят, основательно обвесив защитными, призванными блокировать остатки тёмной магии, амулетами. Иначе есть риск, что умершие поднимутся и пойдут харчить своих соседей и родственников, прецеденты, увы, бывали.
- Значит так, - я повернулся к Эрику, даже пальцем строго погрозил, - в городе держишься подле меня, в разговоры с местными жителями не вступаешь. Ясно?
Эрик беззаботно махнул рукой:
- Мог бы и не говорить, чай, не первый раз! Не сомневайся, буду тише воды, ниже травы, меня подле тебя никто и не приметит.
Я только вздохнул и пришпорил коня, который, почуяв запах жилья, охотно пустился ровным размеренным галопом, разбрызгивая липкую дорожную грязь.
Наверное, когда-то, ещё до эпидемии, Лихозвонье было городом, уверенно претендующим на звание большого, с обязательной, как дорожные указатели и центральная площадь с фонтаном, шумной ярмаркой, с целыми улицами всевозможных мастерских, соперничающих друг с другом. Сейчас же это был серый, словно сжавшийся, нахохлившийся от выпавших на его долю испытаний и противного мелкого дождя городишко, у ворот которого мрачно переминались с ноги на ногу трое дюжих мужиков в низко надвинутых на голову капюшонах.
- Разбойные? – всполошился Эрик, подозрительно глядя на незнакомцев и придерживая так и рвущегося вперёд коня.
Своего оружия, даже небольшого охотничьего кинжала, у дракона не было, их крылатое племя искренне уверено, что мощный поток огня способен разрешить любой спор. Так-то оно так, конечно, только вот дыхнуть огнём не так-то просто, нужно трансформироваться, вдохнуть побольше воздуха, сосредоточиться. Врагу в это время по кодексу драконов полагается терпеливо ждать в стороне, но лично я терпеливых разбойников не встречал ни разу. Да и среди странствующих рыцарей настолько благородные герои редкость, они, как правило, не задерживаются в этом бренном, полном подлости и коварства, мире.
Я пристально всмотрелся в мрачных мужиков у ворот. Оружные, один с мечом на перевязи, у другого арбалет, третий лениво покручивает в руке небольшой топор. Мда, на благородных господ похожи не очень, но, с другой стороны, разбойные у городских ворот, на виду у всех, стоять бы вряд ли стали. Да и не сунулись бы они в город, поражённый чёрным проклятием, лихие люди весьма суеверны, магии страшатся почище королевского суда, хотя последний их карает гораздо чаще. А если не разбойники, то кто? Мирные путники, желающие войти в город? Так и шли бы, ворота-то распахнуты, войти вообще не проблема, да и под дождём отдыхать, удовольствие весьма сомнительное. Решив не гадать попусту, я активировал невидимый щит (подарок одного мага-воздушника, которому я помог вернуть его честное имя), привычно накрыл защитой и притихшего, опасливо поблескивающего глазами Эрика и лишь после этого приветственно вскинул руку и зычно крикнул:
- Мир вам, добрые люди, под этим небом и на этой земле!
Мужчины без лишней спешки переглянулись, затем мечник сделал шаг вперёд, ладонь вперёд протянул в знак добрых намерений и ответил гулко, словно голос у него не из горла, а из пустой бочки шёл:
- И тебе мира, добрый человек. Скажи, не ты ли будешь инквизитором, коим нам прислать обещали?
Ага, ясно, это делегация встречающих. Видимо, сильно их припекло, если даже за ворота под дождём мокнуть вышли, лишь бы инквизитора поскорее увидеть. Я откинул капюшон (проклятый дождь с готовностью стал поливать мне голову, холодными ручейками просачиваясь к вороту и через него на спину), улыбнулся, точнее, обозначил улыбку, чуть приподняв уголки губ:
- Я инквизитор. Бумаги, мои слова подтверждающие, здесь смотреть станете или у градоправителя?
Мечник окинул меня долгим оценивающим взором светло-серых, многое, чего в жизни повидавших глаз и улыбнулся приветно:
- Да мне и так всё ясно. Бумаги что, их и подделать можно, я инквизитора по глазам да стати узнаю, их-то нипочём не повторишь.
Уважаю мудрых людей, способных собственной головой думать и решения принимать, а не следовать с овечьей покорностью по уже протоптанным дорогам. Я улыбнулся уже искреннее, спешился, стянул с правой руки перчатку и, протянув мужчине ладонь, коротко отрекомендовался:
- Инквизитор Тобиас. Можете называть хоть по службе, хоть по имени.
Светло-серые глаза мечника просияли, словно из низких облаков на миг солнышко выглянуло, в серебристой от седины короткой бороде промелькнула улыбка.
- Вот, значит, как, высоким уважением отмечены мы теперь, век помнить будем, в памяти нашей сей момент сохраним. Меня зовут Элеас, я теперь тут градоправитель теперь, а это стражник Лукас да плотник Веймир, он с топором неразлучен, едва ли не с пелёнок с ним обращаться обучен.
Я обменялся крепким рукопожатием со всеми тремя мужчинами. Эрик за моей спиной едва заметно презрительно хмыкал и наверняка кривился, не одобряя столь вольное обращение с людьми, ниже меня по происхождению, но я никогда не цеплялся за предрассудки. Первое правило инквизитора: расположить к себе людей, успокоить их, вернуть надежду, чтобы не опасаться ножа в спину или подушки на лицо.
- Давно ты тут градоправитель?
Элеас вздохнул негромко:
- Да как прежний пеплом рассыпался, меня горожане и выбрали, почитай, две седмицы уж правлю по мере сил да разумения.
- С чего всё началось?
Мужчины переглянулись. Я заметил, что плотник приоткрыл было рот, но влезать с речами без позволения Элеаса не стал. Градоправитель же бороду раздумчиво пригладил, губами беззвучно пошевелил и принялся неспешно и обстоятельно, не сваливаясь в ненужные детали и при этом ничего не упуская рассказывать горькую повесть некогда славного града Лихозвонья. Я слушал молча, лишь изредка что-нибудь уточняя да переспрашивая. После Элеаса, получив короткий разрешающий кивок, принялся рассказывать Лукас, слегка гнусаво перечисляя имена и занятия погибших, заболевших и даже не пострадавших от страшной беды. Последним вступил в разговор Веймир, со всем пылом жаждущей отмщения души живописавший мне охоту на чародейку, повинную в свершённом злодеянии.
- И ведь даже под пытками, дрянь такая, не созналась, - плотник со свистом рубанул топором воздух, изрядно напугав мою уставшую и промокшую лошадку.
- Угомонись, - властно окоротил Веймира Элеас, - вина её не доказана, да и ты не судья, чтобы обвинять.
У плотника от подобного заявления даже в горле заклёкотало, словно у молодого петушка, выпущенного в первый раз на бой:
- Ты… Ты её защищаешь?! Её?! Да у тебя вся семья из-за этой дряни сгинула, она никого не пощадила, ни ребятишек пятерых, последний даже родиться не успел, ни жену твою красавицу, не сестрицу, а ведь по осени она должна была женой стать! Я должен был её меж брачных костров вести!
Голос несостоявшегося супруга зазвенел и оборвался, словно сильно натянутая струна, в глазах заблестели слёзы неизбывного горя, эхом отдавшегося в моей душе. Я ведь тоже когда-то тешил себя мыслью стать любящим и любимым супругом, да все мои мечты тленом распались. Ай, да что прошлое ворошить, в настоящем дело по горло!
- Покуда вина её не доказана, никто ни в чём обвинять её не может, - прогудел Элеас, с силой стискивая кулаки. – Да, много горя нам выпало, однако же это не даёт нам право волками лютыми, крови невинной алчущими, становиться. Иначе как мы в глаза своим любым смотреть станем, когда свидимся с ними в мире загробном?
Веймир зло фыркнул, ко мне повернулся, выдохнул жарко, словно конь запалённый после бешеной скачки:
- Она это, больше некому, из чародеев городских одна не пострадала, штуковину колдовскую смертельную у неё нашли. А то, что молчит, так палач, шкура, ленится, значит, рожу её смазливую попортить боится. Уж кабы я пытал бы эту стервь, у меня бы она уже через час птицей пела, в своих грехах каялась!
- Уймись, - сердито прогудел стражник, задетый за живое упрёком в недобросовестности палача, - допрос проводился по всем правилам, никто её не щадил и щадить не собирается. Токмо и до смерти запытать нам тоже никакого резона нет, потому как она, во-первых, может быть не одна, у неё могут сообщники оказаться, а во-вторых, она и вовсе может статься не повинна… Хотя я в подобное и не верю.
Плотник и стражник надвинулись друг на друга, словно собаки в тесном кругу, готовые к жаркой схватке, но резкий рык градоправителя заставил их неохотно отдвинуться по разные стороны.
- Прекратить! – Элеас сверкнул глазами не хуже голодного дракона. – Совсем из ума выжили, забыли, что нам сейчас не браниться надо, а инквизитору помогать?!
- Да уж, помощь нам не помешает, - влез в разговор Эрик, до этого старательно держащийся по-за спинами. – Виданное ли дело, в дом не пригласили, не накормили, отдохнуть с дороги не дали, так посреди улицы и держат, словно побродяжку какую-то! А тут, если кто-то не заметил, сыро и холодно, вот!
