Граф, пользуясь тем, что возраст, а самое главное титул и богатство позволяли ему манкировать правилами приличия, на все приторные до тошноты любезности дамы отвечал скупо и даже резковато, а потом и вовсе заявил, что чрезвычайно утомился и ушёл, не дожидаясь, когда хозяйка дома закончит очередной виток заверений в своей полнейшей и искренней преданности.
- Вот мерзавец, - фыркнула тётушка, не потрудившись даже дождаться, когда стихнут шаркающие шаги за дверью. – Не понимаю, как ты смогла выдержать общество этого давно потерявшего разум старого болвана?
От подобной грубости Розалинда даже закашлялась, но тётушка, которую в этом мире волновала исключительно она сама, беззаботно опустилась в кресло, картинно опёрлась подбородком на руку и прощебетала:
- Однако, в одном этот старик прав: ты не можешь и дальше продолжать сидеть на моей шее. Тебя необходимо пристроить и чем быстрее, тем лучше. Ты сказала, что тебя пригласила какая-то леди компаньонкой?
Розалинда поморщилась, кивнула неохотно:
- Да, но…
Тётушка властно взмахнула рукой, обрывая племянницу:
- Чепуха! Нет и не может быть никаких но! Тебе дай волю, ты и от тени, кустом отбрасываемой, шарахаться будешь. Слушай меня внимательно, моя дорогая: или ты становишься компаньонкой и незамедлительно отбываешь по месту службы с тем, чтобы остаться там как можно дольше, в идеале, навсегда, или ты выходишь замуж. Поиски супруга я беру на себя, у меня уже есть парочка кандидатов на примете.
- Таких же, как граф Дербич?!
Тётушка, не скрывая коварства, улыбнулась:
- Ну, что ты, моя милая. Граф – это так, пустячок, на случай, если ты окажешься даже большей дурой, чем я о тебе думала. За тебя готовы заплатить маркиз Ландрю и виконт Дюбуа! И ещё несколько весьма состоятельных мужчин, правда, уже без чинов, да и репутация у них похуже.
- Ещё хуже, чем у маркиза и виконта? Вы хотите отдать меня закоренелым преступникам?!
- Светлые силы, сколько патетики, - тётушка нарочито прижала пальчики к вискам. – Запомни, моя дорогая: мне глубоко безразлично, куда ты исчезнешь, главное, чтобы уже через три, а ещё лучше два дня от тебя в этом доме не осталось даже воспоминаний. А станешь ли ты женой или компаньонкой, решай сама. Видишь, какая великодушная у тебя тётушка? Цени, дитя моё!
Тётушка посмеиваясь вышла из комнаты, а Розалинда плюхнулась в кресло, судорожно сжимая в руке приглашение от леди Асторфилч.
Говорят, что долго собираются в дорогу те, кто вовсе и не хочет никуда уезжать. Розалинда, конечно, не горела желанием покидать родной дом, с которым, до смерти родителей, были связаны исключительно приятные, греющие душу воспоминания и, будь её воля, собиралась бы очень долго, а то и вовсе никуда бы не поехала. Только вот тётушка и прежде-то не очень интересовалась желаниями своей племянницы, а получив над девушкой практически безграничную власть, и вовсе перестала притворяться.
- Надеюсь, дорогая моя, ты понимаешь, что собирать вещи ты будешь под моим чутким руководством, - заявила тётушка, узнав о том, что Розалинда собирает вещи в дальнюю дорогу, - не хочу, чтобы ты, по примеру многих других ушлых девиц, прихватила что-либо ценное, не принадлежащее тебе.
От незаслуженного оскорбления щёки Розалинды запылали так, что о них смело можно было нагреть парикмахерские щипцы:
- Это дом моих родителей!
Тётушка окинула племянницу насмешливым взглядом, улыбнулась, не скрывая холодного торжества:
- Вот именно, дорогая моя. Это дом твоих родителей. Не твой. Если бы твой отец, да упокоят небеса его мятежную душу, - дама осенила себя крестом, - озаботился составить завещание… Или твоя матушка, пусть прах её покоится с миром, - ещё одно крёстное знамение, - оставила тебе что-нибудь более ценное, нежели смазливая мордашка и полное отсутствие разума, то мне не пришлось бы следить за тем, чтобы ты не превратилась в заурядную воровку.
Розалинда возмущённо выпрямилась, сверкнула глазами так, что ей и туча грозовая позавидовала бы и процедила:
- Я никогда не была и не буду воровкой. Не стоит судить людей по себе!
- Ах, вот, как ты, моя милая, запела, - мягким, а потому особенно угрожающим тоном протянула тётушка, - достойно же воспитали тебя твои родители. То-то твоя матушка бы порадовалась, услышь она тебя сейчас!
Розалинде страшно хотелось сказать, что поведение самой тётки понравилось бы матушке, а уж тем более отцу, ещё меньше, но, стиснув зубы, промолчала. С тётки станется её из дома в одном домашнем платье и даже без перемены белья выставить, а до поместья Нордхолл путь неблизкий, пешком его не пройти, а дилижанс за проезд плату потребует. Поэтому девушка стиснула зубы так, что даже челюсти заныли, потупилась, дабы огонь глаз не выдал истинное отношение к происходящему, присела почтительно и произнесла негромким голосом, каким прислуге в богатом доме говорить положено:
- Благодарю вас за заботу, тётушка, почту за честь, если вы мне поможете собраться в дальний путь.
- Ишь, как запела! – ухмыльнулась тётка. – Рада, что гордыня не затмила твой разум… Впрочем, откровенно-то говоря, затмевать и нечего, ты такая же пустоголовая кукла, как и твоя матушка.
Розалинда вздохнула негромко, руки, в кулаки сжавшиеся, в складках платья спрятала. Тётка, не дождавшаяся никакой реакции на свой весьма обидный выпад, хмыкнула победоносно, нос задрала и процедила, словно госпожа спесивая, милость последней нищенке оказывающая:
- Ладно уж, не о чем толковать, идём собираться.
Будучи от природы скупой, а кроме того в глубине души свято веря в то, что на дальнюю (а Розалинду она ближней роднёй принципиально не считала) родню тратиться – себя не уважать, тётка позволила забрать племяннице всего лишь два платья (одно то, что на ней, другое на смену), три комплекта нижнего белья, две худенькие шляпки да тонкое, как говорится, на рыбьем меху, пальтишко. Не без труда, пустившись на всевозможные уловки и даже обман, Розалинда смогла забрать подаренные родителями колечко и серёжки (сказала, что украшения эти проклятые и, если их оставить в доме, непременно принесут обитателям горе, болезнь и преждевременную смерть). Тётка, будучи особой мнительной, поспешила всучить племяннице «проклятые» украшения и, отчаянно стеная и скрипя зубами, выделила денег на дорогу.
- Ты, милочка, в прямом смысле слова дорогая, - зло процедила женщина, нарочно выбирая самые потёртые монеты. – Вот, тут не только на дорогу, но даже на еду хватит.
«Если я буду клевать как птичка», - горько усмехнулась Розалинда.
Впрочем, о провианте девушка не волновалась, кухарка Джейн, жившая в доме без малого два десятка лет, обожала свою молодую госпожу и регулярно приносила ей что-нибудь вкусненькое, дабы скрасить сиротскую долю. Вот и сейчас, едва узнав от других слуг о том, что тётка вынудила Розалинду покинуть отчий дом, Джейн не только подготовила своей любимице весьма увесистую корзину с провиантом, но ещё и все свои сбережения недрогнувшей рукой в плотный замшевый мешочек положила.
- Джейн, ты что?! – ахнула Розалинда, увидев содержимое мешочка.
- Берите, голубка, - кухарка решительно сжала пальцы девушки, - берите и ни о чём не тревожьтесь. Я, хвала небесам и святым покровителям, не на улице сиротой несчастной остаюсь, а в солидном доме место имею, есть у меня и кров, и едва и, что не менее важно, почёт с уважением. А вам-то, голубке невинной, до этой вашей леди ещё добраться надобно, да и как вам там на новом месте будет, одним небесам да святым покровителям ведомо. Так что, берите и не сумлевайтесь, деньги они, как слово доброе да помощь дружеская, лишними не бывают.
От такой доброты Розалинда даже прослезилась, крепко обняла Джейн, спрятала, как бывало раньше, лицо на её пышной, пахнущей пряностями и сдобой, груди.
- Благодарю. Век твою доброту помнить буду, детям и внукам, если будут у меня, о тебе расскажу, чтобы и они тебя добрым словом вспоминали.
- Лучше как семьёй обзаведётесь, меня к себе возьмите, - усмехнулась кухарка, по-матерински ласково проводя рукой по медового цвета локонам молодой госпожи.
Розалинда вспомнила сватовство графа Дербича, усмехнулась невесело, подумав, что, вполне возможно, иного жениха у неё и не будет, вздохнула негромко:
- Возьму. Обязательно возьму, если…
Джейн решительно прикрыла тёплой пухлой ладошкой губы своей молодой госпожи:
- Без всяких если. Не стоит, голубка, судьбу гневить, условия ей ставить, она особа капризная и своенравная, не гневите её почём зря.
С улицы долетел пронзительный и заунывный звук рожка почтовой кареты и тут же раздался резкий окрик тётки, призывающей Розалинду.
- Пора мне, - девушка с тихим вздохом отстранилась, улыбнулась нарочито весело, дабы скрыть дрожь губ. – Карета подана.
Джейн губы поджала, дабы не сказать всё, что она думает по поводу кареты, а особенно той особы, которая свою племянницу мало того, что ограбила, так ещё и из дома гонит, как побирушку последнюю. И как только земля подобных мерзавок носит! Кухарка головой покачала и размашисто Розалинду перекрестила, моля светлые силы не оставить бедную сиротку своей милостью, особенно, если земные родственники не спешат её под своё крыло брать.
Почтовая карета, качаясь и всем корпусом вздрагивая на ухабах, медленно выехала на проезжий тракт, который в официальных документах красиво именовался главной дорожной магистралью, а на деле был ухабистой наполовину каменистой, наполовину песчаной дорогой, в пору дождей становящейся истинным бедствием не только для экипажей, но и для всадников и даже для способных пройти практически везде пешеходов. Розалинда вздохнула негромко, благодарно улыбнулась любезно потеснившейся старушке с таким количеством узлов, свёртков, пакетиков и пакетов, что становилось совершенно непонятно, как только одна хрупкая на вид бабушка смогла втащить в карету столько багажа.
- Далеко едешь, милая? – прошамкала бабуля, в самый последний момент ловя едва не слетевшую с колен шляпную коробку.
Розалинда вежливо улыбнулась, неопределённо пожала плечами:
- Чьими мерками мерить. Я еду в поместье Нордхолл.
- Вот как? – старушка заинтересованно вскинула брови и повернулась, в результате такого нехитрого манёвра благополучно высыпав на других пассажиров половину своих свёртков и пакетов. – Представь себе, я тоже туда еду.
Сидящий напротив тучный мужчина с капризно-брюзгливым выражением лица одышливо вздохнул, вытер багровое лицо большим клетчатым платком и пробурчал вроде бы негромко, но так, что его прекрасно услышали все остальные пассажиры:
- До чего же тётка любит окружать себя всякими приживалками.
- Если бы родственники леди Асторфилч были к ней более внимательны, то в, как вы изволили выразиться, приживалах, не было бы необходимости, - холодным тоном, от которого только что ледяные узоры по окошку кареты не заискрились, процедила надменного вида дама без определённого возраста.
- Тётушке не на что жаловаться, я неоднократно предлагала ей помощь и своё самое искреннее участие, - мягким голосом произнесла девушка, которую можно было бы назвать даже красивой, если бы не излишняя вычурность причёски и одежды.
- Одилия, я говорил, что неприлично вступать в разговор без приглашения, - укоризненно прогудёл атлетического телосложения мужчина, сидящий подле девушки.
- Да ладно, брат, - заступился за смутившуюся мало не до слёз Одилию сидящий в самом тёмном углу кареты мужчина, на лице которого воинственно топорщились такие густые усы, что они сделали бы честь любому представителю кошачьей породы. – Не будь слишком строг к девочке.
- Какой ты у меня, - томно выдохнула последняя обитательница кареты, всем своим крупным бюстом, весьма условно прикрытым яркой накидкой, подаваясь к усатому, - нежный, ласковый…
Последнее слово, вообще-то вполне невинное, было произнесено так, что у всех без исключения мужчин хищно заблестели глаза, а дамы (разумеется, за исключением пышногрудой), смущённо покраснели и потупились.
- Вот видишь, милая, - проскрежетала старушка, в очередной раз уронив половину своего багажа, - ты тут не единственная, кто едет к леди Асторфилч. Я вот, например, помню Адель ещё совсем крошкой.
Багроволицый мужчина в очередной раз вытер лоб и щёки платком и пробурчал брезгливо, нарочито демонстративно морщась:
- Нет ничего утомительней болтовни выжившей из ума старухи.
Девушка в вычурном платье скандализовано ахнула, прижала ладошку ко рту, её отец неодобрительно поморщился и покачал головой, успокаивающе похлопывая дочь по руку, а вот надменная дама молчать не стала, ответила, иронично приподняв бровь:
- Брюзжание так называемого мужчины гораздо утомительнее самой бессмысленной женской болтовни.
- Леди Криста, выбирайте выражения! – возмущённо рыкнул багроволицый.
- Вот именно потому, что я выбирала выражения, - не осталась в долгу леди Криста, - я и не сказала вам, самоименуемый лорд Джордж, всё, что о вас думаю.
- Право, леди Криста, - прогудел усатый мужчина, неодобрительно покачивая головой, - вы слишком строги к лорду Джорджу.
- Зато вы, сэр Артур, слишком снисходительны и неразборчивы в знакомствах, - процедила леди Криста, бросая весьма выразительный взгляд на пышногрудую девицу.
- За что и лишились права именовать себя лордом, - ввернула старушка, в очередной раз уронив свои многочисленные свёртки.
Розалинда поёжилась, чувствуя себя чрезвычайно неловко из-за того, что волею судьбы (или происками «любящей» тётушки?) оказалась единственным посторонним человеком в кругу далеко не любящих друг друга родственников.
- Вот мерзавец, - фыркнула тётушка, не потрудившись даже дождаться, когда стихнут шаркающие шаги за дверью. – Не понимаю, как ты смогла выдержать общество этого давно потерявшего разум старого болвана?
От подобной грубости Розалинда даже закашлялась, но тётушка, которую в этом мире волновала исключительно она сама, беззаботно опустилась в кресло, картинно опёрлась подбородком на руку и прощебетала:
- Однако, в одном этот старик прав: ты не можешь и дальше продолжать сидеть на моей шее. Тебя необходимо пристроить и чем быстрее, тем лучше. Ты сказала, что тебя пригласила какая-то леди компаньонкой?
Розалинда поморщилась, кивнула неохотно:
- Да, но…
Тётушка властно взмахнула рукой, обрывая племянницу:
- Чепуха! Нет и не может быть никаких но! Тебе дай волю, ты и от тени, кустом отбрасываемой, шарахаться будешь. Слушай меня внимательно, моя дорогая: или ты становишься компаньонкой и незамедлительно отбываешь по месту службы с тем, чтобы остаться там как можно дольше, в идеале, навсегда, или ты выходишь замуж. Поиски супруга я беру на себя, у меня уже есть парочка кандидатов на примете.
- Таких же, как граф Дербич?!
Тётушка, не скрывая коварства, улыбнулась:
- Ну, что ты, моя милая. Граф – это так, пустячок, на случай, если ты окажешься даже большей дурой, чем я о тебе думала. За тебя готовы заплатить маркиз Ландрю и виконт Дюбуа! И ещё несколько весьма состоятельных мужчин, правда, уже без чинов, да и репутация у них похуже.
- Ещё хуже, чем у маркиза и виконта? Вы хотите отдать меня закоренелым преступникам?!
- Светлые силы, сколько патетики, - тётушка нарочито прижала пальчики к вискам. – Запомни, моя дорогая: мне глубоко безразлично, куда ты исчезнешь, главное, чтобы уже через три, а ещё лучше два дня от тебя в этом доме не осталось даже воспоминаний. А станешь ли ты женой или компаньонкой, решай сама. Видишь, какая великодушная у тебя тётушка? Цени, дитя моё!
Тётушка посмеиваясь вышла из комнаты, а Розалинда плюхнулась в кресло, судорожно сжимая в руке приглашение от леди Асторфилч.
Глава 1
Говорят, что долго собираются в дорогу те, кто вовсе и не хочет никуда уезжать. Розалинда, конечно, не горела желанием покидать родной дом, с которым, до смерти родителей, были связаны исключительно приятные, греющие душу воспоминания и, будь её воля, собиралась бы очень долго, а то и вовсе никуда бы не поехала. Только вот тётушка и прежде-то не очень интересовалась желаниями своей племянницы, а получив над девушкой практически безграничную власть, и вовсе перестала притворяться.
- Надеюсь, дорогая моя, ты понимаешь, что собирать вещи ты будешь под моим чутким руководством, - заявила тётушка, узнав о том, что Розалинда собирает вещи в дальнюю дорогу, - не хочу, чтобы ты, по примеру многих других ушлых девиц, прихватила что-либо ценное, не принадлежащее тебе.
От незаслуженного оскорбления щёки Розалинды запылали так, что о них смело можно было нагреть парикмахерские щипцы:
- Это дом моих родителей!
Тётушка окинула племянницу насмешливым взглядом, улыбнулась, не скрывая холодного торжества:
- Вот именно, дорогая моя. Это дом твоих родителей. Не твой. Если бы твой отец, да упокоят небеса его мятежную душу, - дама осенила себя крестом, - озаботился составить завещание… Или твоя матушка, пусть прах её покоится с миром, - ещё одно крёстное знамение, - оставила тебе что-нибудь более ценное, нежели смазливая мордашка и полное отсутствие разума, то мне не пришлось бы следить за тем, чтобы ты не превратилась в заурядную воровку.
Розалинда возмущённо выпрямилась, сверкнула глазами так, что ей и туча грозовая позавидовала бы и процедила:
- Я никогда не была и не буду воровкой. Не стоит судить людей по себе!
- Ах, вот, как ты, моя милая, запела, - мягким, а потому особенно угрожающим тоном протянула тётушка, - достойно же воспитали тебя твои родители. То-то твоя матушка бы порадовалась, услышь она тебя сейчас!
Розалинде страшно хотелось сказать, что поведение самой тётки понравилось бы матушке, а уж тем более отцу, ещё меньше, но, стиснув зубы, промолчала. С тётки станется её из дома в одном домашнем платье и даже без перемены белья выставить, а до поместья Нордхолл путь неблизкий, пешком его не пройти, а дилижанс за проезд плату потребует. Поэтому девушка стиснула зубы так, что даже челюсти заныли, потупилась, дабы огонь глаз не выдал истинное отношение к происходящему, присела почтительно и произнесла негромким голосом, каким прислуге в богатом доме говорить положено:
- Благодарю вас за заботу, тётушка, почту за честь, если вы мне поможете собраться в дальний путь.
- Ишь, как запела! – ухмыльнулась тётка. – Рада, что гордыня не затмила твой разум… Впрочем, откровенно-то говоря, затмевать и нечего, ты такая же пустоголовая кукла, как и твоя матушка.
Розалинда вздохнула негромко, руки, в кулаки сжавшиеся, в складках платья спрятала. Тётка, не дождавшаяся никакой реакции на свой весьма обидный выпад, хмыкнула победоносно, нос задрала и процедила, словно госпожа спесивая, милость последней нищенке оказывающая:
- Ладно уж, не о чем толковать, идём собираться.
Будучи от природы скупой, а кроме того в глубине души свято веря в то, что на дальнюю (а Розалинду она ближней роднёй принципиально не считала) родню тратиться – себя не уважать, тётка позволила забрать племяннице всего лишь два платья (одно то, что на ней, другое на смену), три комплекта нижнего белья, две худенькие шляпки да тонкое, как говорится, на рыбьем меху, пальтишко. Не без труда, пустившись на всевозможные уловки и даже обман, Розалинда смогла забрать подаренные родителями колечко и серёжки (сказала, что украшения эти проклятые и, если их оставить в доме, непременно принесут обитателям горе, болезнь и преждевременную смерть). Тётка, будучи особой мнительной, поспешила всучить племяннице «проклятые» украшения и, отчаянно стеная и скрипя зубами, выделила денег на дорогу.
- Ты, милочка, в прямом смысле слова дорогая, - зло процедила женщина, нарочно выбирая самые потёртые монеты. – Вот, тут не только на дорогу, но даже на еду хватит.
«Если я буду клевать как птичка», - горько усмехнулась Розалинда.
Впрочем, о провианте девушка не волновалась, кухарка Джейн, жившая в доме без малого два десятка лет, обожала свою молодую госпожу и регулярно приносила ей что-нибудь вкусненькое, дабы скрасить сиротскую долю. Вот и сейчас, едва узнав от других слуг о том, что тётка вынудила Розалинду покинуть отчий дом, Джейн не только подготовила своей любимице весьма увесистую корзину с провиантом, но ещё и все свои сбережения недрогнувшей рукой в плотный замшевый мешочек положила.
- Джейн, ты что?! – ахнула Розалинда, увидев содержимое мешочка.
- Берите, голубка, - кухарка решительно сжала пальцы девушки, - берите и ни о чём не тревожьтесь. Я, хвала небесам и святым покровителям, не на улице сиротой несчастной остаюсь, а в солидном доме место имею, есть у меня и кров, и едва и, что не менее важно, почёт с уважением. А вам-то, голубке невинной, до этой вашей леди ещё добраться надобно, да и как вам там на новом месте будет, одним небесам да святым покровителям ведомо. Так что, берите и не сумлевайтесь, деньги они, как слово доброе да помощь дружеская, лишними не бывают.
От такой доброты Розалинда даже прослезилась, крепко обняла Джейн, спрятала, как бывало раньше, лицо на её пышной, пахнущей пряностями и сдобой, груди.
- Благодарю. Век твою доброту помнить буду, детям и внукам, если будут у меня, о тебе расскажу, чтобы и они тебя добрым словом вспоминали.
- Лучше как семьёй обзаведётесь, меня к себе возьмите, - усмехнулась кухарка, по-матерински ласково проводя рукой по медового цвета локонам молодой госпожи.
Розалинда вспомнила сватовство графа Дербича, усмехнулась невесело, подумав, что, вполне возможно, иного жениха у неё и не будет, вздохнула негромко:
- Возьму. Обязательно возьму, если…
Джейн решительно прикрыла тёплой пухлой ладошкой губы своей молодой госпожи:
- Без всяких если. Не стоит, голубка, судьбу гневить, условия ей ставить, она особа капризная и своенравная, не гневите её почём зря.
С улицы долетел пронзительный и заунывный звук рожка почтовой кареты и тут же раздался резкий окрик тётки, призывающей Розалинду.
- Пора мне, - девушка с тихим вздохом отстранилась, улыбнулась нарочито весело, дабы скрыть дрожь губ. – Карета подана.
Джейн губы поджала, дабы не сказать всё, что она думает по поводу кареты, а особенно той особы, которая свою племянницу мало того, что ограбила, так ещё и из дома гонит, как побирушку последнюю. И как только земля подобных мерзавок носит! Кухарка головой покачала и размашисто Розалинду перекрестила, моля светлые силы не оставить бедную сиротку своей милостью, особенно, если земные родственники не спешат её под своё крыло брать.
Почтовая карета, качаясь и всем корпусом вздрагивая на ухабах, медленно выехала на проезжий тракт, который в официальных документах красиво именовался главной дорожной магистралью, а на деле был ухабистой наполовину каменистой, наполовину песчаной дорогой, в пору дождей становящейся истинным бедствием не только для экипажей, но и для всадников и даже для способных пройти практически везде пешеходов. Розалинда вздохнула негромко, благодарно улыбнулась любезно потеснившейся старушке с таким количеством узлов, свёртков, пакетиков и пакетов, что становилось совершенно непонятно, как только одна хрупкая на вид бабушка смогла втащить в карету столько багажа.
- Далеко едешь, милая? – прошамкала бабуля, в самый последний момент ловя едва не слетевшую с колен шляпную коробку.
Розалинда вежливо улыбнулась, неопределённо пожала плечами:
- Чьими мерками мерить. Я еду в поместье Нордхолл.
- Вот как? – старушка заинтересованно вскинула брови и повернулась, в результате такого нехитрого манёвра благополучно высыпав на других пассажиров половину своих свёртков и пакетов. – Представь себе, я тоже туда еду.
Сидящий напротив тучный мужчина с капризно-брюзгливым выражением лица одышливо вздохнул, вытер багровое лицо большим клетчатым платком и пробурчал вроде бы негромко, но так, что его прекрасно услышали все остальные пассажиры:
- До чего же тётка любит окружать себя всякими приживалками.
- Если бы родственники леди Асторфилч были к ней более внимательны, то в, как вы изволили выразиться, приживалах, не было бы необходимости, - холодным тоном, от которого только что ледяные узоры по окошку кареты не заискрились, процедила надменного вида дама без определённого возраста.
- Тётушке не на что жаловаться, я неоднократно предлагала ей помощь и своё самое искреннее участие, - мягким голосом произнесла девушка, которую можно было бы назвать даже красивой, если бы не излишняя вычурность причёски и одежды.
- Одилия, я говорил, что неприлично вступать в разговор без приглашения, - укоризненно прогудёл атлетического телосложения мужчина, сидящий подле девушки.
- Да ладно, брат, - заступился за смутившуюся мало не до слёз Одилию сидящий в самом тёмном углу кареты мужчина, на лице которого воинственно топорщились такие густые усы, что они сделали бы честь любому представителю кошачьей породы. – Не будь слишком строг к девочке.
- Какой ты у меня, - томно выдохнула последняя обитательница кареты, всем своим крупным бюстом, весьма условно прикрытым яркой накидкой, подаваясь к усатому, - нежный, ласковый…
Последнее слово, вообще-то вполне невинное, было произнесено так, что у всех без исключения мужчин хищно заблестели глаза, а дамы (разумеется, за исключением пышногрудой), смущённо покраснели и потупились.
- Вот видишь, милая, - проскрежетала старушка, в очередной раз уронив половину своего багажа, - ты тут не единственная, кто едет к леди Асторфилч. Я вот, например, помню Адель ещё совсем крошкой.
Багроволицый мужчина в очередной раз вытер лоб и щёки платком и пробурчал брезгливо, нарочито демонстративно морщась:
- Нет ничего утомительней болтовни выжившей из ума старухи.
Девушка в вычурном платье скандализовано ахнула, прижала ладошку ко рту, её отец неодобрительно поморщился и покачал головой, успокаивающе похлопывая дочь по руку, а вот надменная дама молчать не стала, ответила, иронично приподняв бровь:
- Брюзжание так называемого мужчины гораздо утомительнее самой бессмысленной женской болтовни.
- Леди Криста, выбирайте выражения! – возмущённо рыкнул багроволицый.
- Вот именно потому, что я выбирала выражения, - не осталась в долгу леди Криста, - я и не сказала вам, самоименуемый лорд Джордж, всё, что о вас думаю.
- Право, леди Криста, - прогудел усатый мужчина, неодобрительно покачивая головой, - вы слишком строги к лорду Джорджу.
- Зато вы, сэр Артур, слишком снисходительны и неразборчивы в знакомствах, - процедила леди Криста, бросая весьма выразительный взгляд на пышногрудую девицу.
- За что и лишились права именовать себя лордом, - ввернула старушка, в очередной раз уронив свои многочисленные свёртки.
Розалинда поёжилась, чувствуя себя чрезвычайно неловко из-за того, что волею судьбы (или происками «любящей» тётушки?) оказалась единственным посторонним человеком в кругу далеко не любящих друг друга родственников.
