Не то чтобы это сильно остановит светлого, ринься он за мной... Но хотя бы выбесит! И, лишь сделав несколько шагов по направлению к лестнице, я вспомнила о чемодане, который остался у светловолосого гада. Благословение меня побери! Да что же за ночь сегодня такая!
Пришлось вернуться. Дверь, не выдержав издевательств то вышибанием, то запечатыванием, то опять вышибанием, просто рухнула в проеме. И я увидела светлого, который все так же стоял рядом со стеной, задумчиво потирая подбородок.
— Забыла забрать. — С этими словами я подхватила чемодан и, стараясь держать его так, словно тот ничего не весил, с независимым видом и прямой спиной, в полном молчании покинула комнату. Второй раз.
Правда, когда перешагивала через порог, мне показалось, что я услышала смешок. Сделала вид, что ничего не заметила. Мало ли какие приступы истерики случаются у светлых боевых магов, которым прокусывают губу!
А на лестнице обнаружилось, что у светлого я забыла еще и свою остроконечную шляпу... Ну и ырх с ней! Пусть блондинчик ею подавится.
Мимо дрыхнущего тролля я проходила, уже не таясь. Плевать на осторожность, когда внутри меня клокочет гнев! Ну светлый... Решил меня проучить и припугнуть, когда понял, что я не оголтелая девица, решившая прыгнуть к нему в койку? Или просто решил поразвлечься, глядя на девичью панику. Ха!
Мы темные. У нас жизнь сама по себе уже стресс. Так что нам бояться особо уже нечего. Поэтому мы если и пугаемся, то буднично, без особого страха, что ли...
С такими мыслями я вышла на крыльцо и взглядом полководца оглядела уже погруженную в спящую негу территорию академии. Судя по тому, что несколько окон горело в здании, что, как близнец, было похоже на мужское общежитие, я прикинула, что мне, наверное, туда. И пошла.
По каштановой аллее, на которой были лишь я, тьма, тишина и тени прошедшего лета, а по-осеннему яркие звезды на небе шептались меж собой в ожидании двух молодых лун.
Осенняя ночь... еще не нагая и все еще пряная, густая и терпкая. Но уже укрывающая плечи легким ознобом. Она была южная и потому — бархатная, с привкусом солнечного тепла. Так, словно еще и не листопадень вовсе.
Это в родной Тайре кленовые листья уже окрасились охрой, багрянцем, золотом и начали опадать. И уже висело в воздухе ожидание кусачего ветра, поземки... И вся твоя суть, глядя на пустеющие ветви, готовилась ко времени санного первопутка. А здесь... Смотри-ка... Даже кроны редеть не думают. Юг, чтоб его!
А вот когда я добралась до женского общежития, выяснилось, что тамошний охранник, в отличие от своего коллеги, бдел. И я битый удар колокола с ним препиралась. Дошло до угроз. Причем таких, от которых гоблин сел мимо стула. Я без тени сомнения заявила, что если он меня сейчас не пустит по-хорошему, то я скажу ректору утром, что стражник меня пустил. Причем не проверив даже проходной свиток. А до этого вообще спал на посту, пренебрегая обязанностями! Так, что можно было мимо него даже архидемона на веревочке протащить!
То ли я была весьма убедительна и напориста, то ли страж хотел спать, но, отсыпав мне всего-то дюжину пожеланий поскорее сдохнуть, гоблин махнул рукой: дескать, иди, рыжина языкатая, в свою комнату! Демон с тобой!
Ну я и пришла. К удивлению, дверь на этот раз ломать не пришлось. Она отворилась сама. Видимо, мое имя и оттиск ауры уже внесли в общий охранный контур академии. Это было приятно. А вот совершенно неприятным оказалось то, что кроватей в комнате стояло три. И на двух из них спали. На одной — даже похрапывая и дергая голой пяткой.
Я присела на край третьей постели. Осторожно так. А то вдруг опять сюрприз! Но, убедившись, что ложе свободно, вытянулась на нем от души и… тут же отрубилась.
Поутру над моим ухом кто-то вопил. Вдохновенно и на одной ноте, настойчиво пытаясь разбудить. В общем, рисковал жизнью так, будто уже умирал и ему это дело понравилось. Я, не открывая глаз, сотворила простенькую шугалку, какой обычно отпугивают назойливых мух, и запустила в сторону воплей. Те мгновенно прекратились, сменившись заиканием, топотом и хлопнувшей дверью.
А я, блаженно зевнув, перевернулась на другой бок в надежде еще немного подремать. Как же! По ощущениям только смежила веки, как раздался голос, от которого задрожали окна, стены и, судя по тональности, психика самого оравшего.
— Адептка Кейси Даркнайтс! К ректору! Срочно!
Тело отреагировало на команду быстрее заспанного мозга. Миг — и я была уже на ногах в помятом дорожном платье, с всклокоченными волосами, готовая сражаться, убивать, колдовать, притвориться трупом, перекупить дракона на лету, продать горящую хибару гномам по цене замка, выдернуть перо из жопы феникса… — в общем, что угодно в зависимости от ситуации. Потому как если в темной академии адепта вызывал к себе ректор, это означало одно — покой. Который будет весь твой. Причем вечный. Если не явишься на порог ректорского кабинета, пока горит лучина. Поэтому студиозусы Трейгорской магистерии если что-то и делали в обход устава темной академии, то исключительно тихо. Даже если до основания взрывали башню восточного крыла... Ни один тогда не попался!
И, только вскочив, я поняла, что академия-то ныне светлая. Выдохнула. Расправила платье заклинанием, причесала шевелюру и пошла.
Проплутала по коридорам каких-то пол-удара колокола и предстала пред грозными очами господина Морока Тумина (если верить табличке с именем на двери, в которую я только что вошла). Глава академии был уже в летах, с короткой и абсолютно белой бородой и идеальной выправкой, которая без слов говорила: предо мной бывший вояка.
— Объяснитесь, Даркнайтс! — без обиняков начал Тумин. — По какой причине вы, не успев прибыть в академию, бесчинствуете? Или думаете, раз прибыли по обмену, вам здесь все дозволено?
Я сглотнула, внешне показывая, как трепещу, раскаиваюсь и сожалею. При этом про себя костерила вчерашнего светлого. Вот ведь фискал! У-у-у! Нажаловаться успел. А я-то всего лишь комнаты перепутала. И, подумаешь, дверь слегка вышибла. Что сразу кляузничать-то?
— А ваш доносчик не упомянул, что сам меня спровоцировал?! И, между прочим, покушался на мою девичью честь! — И ведь ни словом не соврала! Действительно намекал, приставал и даже целовал. А то, что я сама была поначалу не сильно против … Это уже детали.
Вот только от моего заявления у ректора дернулась щека. Но я была неумолима:
— Я могу поклясться в этом! — припечатала я.
— Раз готовы, госпожа ведьма, то клянитесь, — сквозь зубы, явно не веря ни одному моему слову, процедил ректор. И по его тону я поняла, что он был бы рад, чтобы слова зарока испепелили меня на месте и одной головной болью у него стало бы меньше.
А если что… Тумин бы на вопрос темной стороны об адептке по обмену просто отписался, дескать, девица Даркнайтс возврату не подлежит. Поскольку даже праха для погребальной урны от нее, нарушительницы клятвы, не осталось.
Я поморщилась. Все же есть в этом мире вещи вечные. И я не о вечной любви или дружбе: для них, мы, темные, считаем, жизнь слишком коротка. А вот для ненависти — самый раз. Ибо отомстил, передохнул, потом еще раз отомстил. И наконец контрольная вендетта в голову. Сплошное удовольствие. На такое века, отпущенного тебе Тьмой, точно хватит!
У детей Зари, полагаю, тоже была какая-то своя философия на этот счет. Вроде доблестной борьбы благородного света с противной тьмой. Или еще какая пафосная гадость, следуя которой можно стать героем (часто — посмертно).
Наверное, поэтому вражда между светлыми и темными неискоренима. Хотя ныне она и зажата в тиски мирных договоров меж нашими империями. И именно эти самые ограничения не давали сейчас ректору прибить меня, а мне — в ответ — от души его проклясть.
— Я не ведьма, а темная менталистка, — из вредности поправила я Тумина, заодно честно предупредив, чего от меня ждать. Неслыханная щедрость для темной! А затем пустила в его сторону волну расположения, притупляющую злость, а с ней и бдительность.
— Для меня ведьма — не ориентация дара, а уровень неприятностей, которые возможны от конкретной чародейки, — отчеканил ректор. — У вас он максимальный. Поэтому для меня вы ведьма. И если бы не приказ императора… — И он перебил сам себя, видимо поняв, что разоткровенничался. Хотя… ну что в этом такого? Подобное часто бывает, если рядом с тобой маг разума. Путь даже и слабосилок. Ректор тоже догадался, откуда родом его словоохотливость, и резко сменил тему: — Клянитесьсь, раз сами вызвались, госпожа те-ле-пат-ка…
«И телепайте отсюда!» — он не сказал, но его тон столь непрозрачно намекнул, что никакого дара менталиста не нужно было, чтобы понять посыл.
— Клянусь, что ко мне приставали в стенах вашей академии! — я произнесла максимально широкую формулировку, а то мало ли… Зароки — та вещь, с которой аккуратность никогда не бывает излишней. Вдруг вчерашний светлый не адепт вовсе, а аспирант какой-нибудь. А ты ляпнешь, что приставал именно адепт… И гибни потом без всякой пользы для дела в пламени клятвопреступника.
Ректор испытующе на меня глянул. Мгновение. Второе… И в мою сторону прокатилась волна жиденького разочарования. Видимо, он не сильно рассчитывал, но все же слегка надеялся на то, что я лгу.
— Хор-р-рошо, — раздраженно побарабанил он пальцами по столешнице. — Разберемся. Если это была провокация со стороны других адептов или навет… Даркнайтс, знайте, я недолюбливаю таких, как вы, детей Мрака: мои предки отдали свои жизни, защищая Серебряный хребет от темных. Но гораздо больше я ненавижу ложь. И не потерплю ее ни от кого. И наказание обманщику вне зависимости от того, кем бы он ни оказался, будет одинаково суровым. А теперь — свободны.
Я уже подошла к двери, но все же не выдержала и, обернувшись, произнесла:
— Спасибо. — И, увидев вопрос в глазах Тумина, пояснила: — За то, что для вашей ненависти тьма и свет равны.
Я действительно была благодарна. Ведь ректор мог бы и не разобраться, а, воспользовавшись предлогом, просто выставить меня за порог академии. Наверняка в местном уставе нашелся бы пунктик вроде «не вышибать двери темной магией». А если бы не было… дописали бы! В этом деле главное — желание. А Тумин не пожелал. Решил вникнуть…
На крыльцо я вышла в тот самый миг, когда прозвенел колокол, оповещая о начале завтрака. И я влилась в тонкий нестройный ручеек адептов, решив, что его течение и приведет меня к столовой. Так оно и вышло. И я даже увидела Сьера и Вэрда, сидевших рядом с одинаково постными минами и смотревших на кашу в тарелках. На их лицах крупными литерами было написано, что они недавно встали. Причем не с постели, а в очередь за отвратительным настроением.
Увидев меня, кучерявый махнул, приглашая присоединиться к ним. Вэрд солидарно кивнул, дернув углом рта, но шрам, стягивавший его щеку, исказил ухмылку до гримасы. Но я и так поняла, что оба рады меня видеть. Ну, насколько могут быть рады темные, которые, вообще-то, по натуре одиночки. Но это если среди своих… А вот во вражеском лагере мы, не сговариваясь, предпочитали держаться вместе. В тихом, спокойном месте, которое находится максимально далеко от подвигов.
И когда я с подносом, на котором стояла тарелка с густой мясной кашей и взвар, с раздачи вернулась к парням, они синхронно подвинулись, давая мне место, чтобы присесть.
— Ну, как первое утро? — закинул удочку Сьер.
— Ты знаешь, я предпочел бы на заре слышать колокол побудки, а не твое имя, — надменно фыркнул Вэрд.
Я хотела ответить что-нибудь уничижительное, но… Увидев, как кучерявый придвигает к себе тарелку, в которой была внушительная горка каши, с сомнением уточнила:
— Сьер, ты прямо уверен, что все это съешь?
— А почему нет? — удивился он.
— Ну… как вариант — ты можешь лопнуть.
— А может, у него цель всей жизни — треснуть! — вмешался Вэрд. — И он к ней идет. А ты ему в этом ответственном деле мешаешь!
— Она фкуфная, — засунув ложку в рот, ответил кудрявый. — Вы просто ничего не понимаете.
— Угу, может, в каше я и не понимаю, — не остался в долгу меченый аристократ, — но кое в чем разбираюсь. Например, если поутру ректор требует к себе нашу Кей, значит, она уже успела что-то натворить.
А я в этот момент увидела моего вчерашнего знакомца и причину моего сегодняшнего рандеву с ректором.
— Ты неправильно произносишь, Грей. — И, не сводя глаз с блондина, зловеще пообещала: — Не «натворить», а «натворю»… Через пару мгновений.
— Это из-за него? — мгновенно понял Сьер.
— Мы в деле, — плавно вставая со своего места, отозвался Вэрд.
— Только сначала я сама, — умерила пыл парней, прищурившись.
Подловила я блондинчика у лестницы и, не думая мелочиться, сграбастала магией за грудки, утянув под ступени.
— Ну ты и паразит! — выпалила я в ярости.
Хотела еще высказать много всего лестного. Столько, что на большую гору и маленький могильный курган хватило бы. Но мне не дали, перебив:
— Магию от меня убрала… — холодно, словно хотел заморозить одними словами, произнес тип и осекся, заметив масть чар, которые я применила, — …темная? — закончил он и прищурил глаза.
И в следующий миг меня саму едва не отбросило к противоположенной стене от отката. Даже пришлось сделать пару шагов назад, чтобы устоять. А все потому, что мое плетение Мрака походя разорвал один эльфанутый… А у кого еще может быть надменное породистое лицо с прямым носом, острыми высокими скулами и глазами насыщенно-зеленого цвета, какой у людей почти не встретишь? А вот у перворожденных — запросто. Прибавить к этому еще и чуть заостренные уши, которые не бросались в глаза лишь по одной причине — были скрыты волосами, которые едва не касались широких мускулистых плеч. Нет, однозначно в типе, стоявшем передо мной, текла кровь перворожденных.
Только вот утренняя щетина, что пробивалась на волевом подбородке, темный (при светлой-то шевелюре!) разлет бровей да и в целом пусть подтянутое и жилистое, но не тонкокостное телосложение намекали, что белобрысый явно смесок. И скорее полукровка не из первого поколения, а из второго — квартерон. Немудрено, что в ночи я приняла его за чистокровного человека.
Но вот холодности и презрения, которые исходили сейчас от светловолосого, хватило бы на чистокровного потомка древних. На целую дюжину эльфов!
— У тебя есть ровно дюжина ударов сердца, чтобы объяснить, кто ты такая и что здесь делаешь, пока я тебя не убил, — отчеканил он.
И вроде бы даже атакующего аркана при этих словах в его руке не появилось. Но внутри было стойкое ощущение: этот гад белобрысый словами не разбрасывается. Разве что трупами врагов.
— Ты, сво… — набрала я в грудь побольше воздуху.
— Твое время истекает, ведьма, — невозмутимо перебил меня светлый паразит.
Я поперхнулась вдохом. И этот за ректором следом!
— Я тебе не ведьма! — в тихом бешенстве отчеканила я и, забыв об угрозе, сделала шаг вперед и ткнула ногтем в грудь белобрысого, оказавшуюся по ощущениям твердокаменной. Внутри все кипело от злости: кто тут перед кем оправдываться должен? Уж явно не темная, которую оболгали! — Я менталистка! По обмену сюда приехала. Вчера вечером! И всего-то комнаты перепутала. А ты тут же решил подработать вестником…
Светлый нахмурился и, сложив руки на груди, произнес:
Пришлось вернуться. Дверь, не выдержав издевательств то вышибанием, то запечатыванием, то опять вышибанием, просто рухнула в проеме. И я увидела светлого, который все так же стоял рядом со стеной, задумчиво потирая подбородок.
— Забыла забрать. — С этими словами я подхватила чемодан и, стараясь держать его так, словно тот ничего не весил, с независимым видом и прямой спиной, в полном молчании покинула комнату. Второй раз.
Правда, когда перешагивала через порог, мне показалось, что я услышала смешок. Сделала вид, что ничего не заметила. Мало ли какие приступы истерики случаются у светлых боевых магов, которым прокусывают губу!
А на лестнице обнаружилось, что у светлого я забыла еще и свою остроконечную шляпу... Ну и ырх с ней! Пусть блондинчик ею подавится.
Мимо дрыхнущего тролля я проходила, уже не таясь. Плевать на осторожность, когда внутри меня клокочет гнев! Ну светлый... Решил меня проучить и припугнуть, когда понял, что я не оголтелая девица, решившая прыгнуть к нему в койку? Или просто решил поразвлечься, глядя на девичью панику. Ха!
Мы темные. У нас жизнь сама по себе уже стресс. Так что нам бояться особо уже нечего. Поэтому мы если и пугаемся, то буднично, без особого страха, что ли...
С такими мыслями я вышла на крыльцо и взглядом полководца оглядела уже погруженную в спящую негу территорию академии. Судя по тому, что несколько окон горело в здании, что, как близнец, было похоже на мужское общежитие, я прикинула, что мне, наверное, туда. И пошла.
По каштановой аллее, на которой были лишь я, тьма, тишина и тени прошедшего лета, а по-осеннему яркие звезды на небе шептались меж собой в ожидании двух молодых лун.
Осенняя ночь... еще не нагая и все еще пряная, густая и терпкая. Но уже укрывающая плечи легким ознобом. Она была южная и потому — бархатная, с привкусом солнечного тепла. Так, словно еще и не листопадень вовсе.
Это в родной Тайре кленовые листья уже окрасились охрой, багрянцем, золотом и начали опадать. И уже висело в воздухе ожидание кусачего ветра, поземки... И вся твоя суть, глядя на пустеющие ветви, готовилась ко времени санного первопутка. А здесь... Смотри-ка... Даже кроны редеть не думают. Юг, чтоб его!
А вот когда я добралась до женского общежития, выяснилось, что тамошний охранник, в отличие от своего коллеги, бдел. И я битый удар колокола с ним препиралась. Дошло до угроз. Причем таких, от которых гоблин сел мимо стула. Я без тени сомнения заявила, что если он меня сейчас не пустит по-хорошему, то я скажу ректору утром, что стражник меня пустил. Причем не проверив даже проходной свиток. А до этого вообще спал на посту, пренебрегая обязанностями! Так, что можно было мимо него даже архидемона на веревочке протащить!
То ли я была весьма убедительна и напориста, то ли страж хотел спать, но, отсыпав мне всего-то дюжину пожеланий поскорее сдохнуть, гоблин махнул рукой: дескать, иди, рыжина языкатая, в свою комнату! Демон с тобой!
Ну я и пришла. К удивлению, дверь на этот раз ломать не пришлось. Она отворилась сама. Видимо, мое имя и оттиск ауры уже внесли в общий охранный контур академии. Это было приятно. А вот совершенно неприятным оказалось то, что кроватей в комнате стояло три. И на двух из них спали. На одной — даже похрапывая и дергая голой пяткой.
Я присела на край третьей постели. Осторожно так. А то вдруг опять сюрприз! Но, убедившись, что ложе свободно, вытянулась на нем от души и… тут же отрубилась.
Поутру над моим ухом кто-то вопил. Вдохновенно и на одной ноте, настойчиво пытаясь разбудить. В общем, рисковал жизнью так, будто уже умирал и ему это дело понравилось. Я, не открывая глаз, сотворила простенькую шугалку, какой обычно отпугивают назойливых мух, и запустила в сторону воплей. Те мгновенно прекратились, сменившись заиканием, топотом и хлопнувшей дверью.
А я, блаженно зевнув, перевернулась на другой бок в надежде еще немного подремать. Как же! По ощущениям только смежила веки, как раздался голос, от которого задрожали окна, стены и, судя по тональности, психика самого оравшего.
— Адептка Кейси Даркнайтс! К ректору! Срочно!
Тело отреагировало на команду быстрее заспанного мозга. Миг — и я была уже на ногах в помятом дорожном платье, с всклокоченными волосами, готовая сражаться, убивать, колдовать, притвориться трупом, перекупить дракона на лету, продать горящую хибару гномам по цене замка, выдернуть перо из жопы феникса… — в общем, что угодно в зависимости от ситуации. Потому как если в темной академии адепта вызывал к себе ректор, это означало одно — покой. Который будет весь твой. Причем вечный. Если не явишься на порог ректорского кабинета, пока горит лучина. Поэтому студиозусы Трейгорской магистерии если что-то и делали в обход устава темной академии, то исключительно тихо. Даже если до основания взрывали башню восточного крыла... Ни один тогда не попался!
И, только вскочив, я поняла, что академия-то ныне светлая. Выдохнула. Расправила платье заклинанием, причесала шевелюру и пошла.
Проплутала по коридорам каких-то пол-удара колокола и предстала пред грозными очами господина Морока Тумина (если верить табличке с именем на двери, в которую я только что вошла). Глава академии был уже в летах, с короткой и абсолютно белой бородой и идеальной выправкой, которая без слов говорила: предо мной бывший вояка.
— Объяснитесь, Даркнайтс! — без обиняков начал Тумин. — По какой причине вы, не успев прибыть в академию, бесчинствуете? Или думаете, раз прибыли по обмену, вам здесь все дозволено?
Я сглотнула, внешне показывая, как трепещу, раскаиваюсь и сожалею. При этом про себя костерила вчерашнего светлого. Вот ведь фискал! У-у-у! Нажаловаться успел. А я-то всего лишь комнаты перепутала. И, подумаешь, дверь слегка вышибла. Что сразу кляузничать-то?
— А ваш доносчик не упомянул, что сам меня спровоцировал?! И, между прочим, покушался на мою девичью честь! — И ведь ни словом не соврала! Действительно намекал, приставал и даже целовал. А то, что я сама была поначалу не сильно против … Это уже детали.
Вот только от моего заявления у ректора дернулась щека. Но я была неумолима:
— Я могу поклясться в этом! — припечатала я.
— Раз готовы, госпожа ведьма, то клянитесь, — сквозь зубы, явно не веря ни одному моему слову, процедил ректор. И по его тону я поняла, что он был бы рад, чтобы слова зарока испепелили меня на месте и одной головной болью у него стало бы меньше.
А если что… Тумин бы на вопрос темной стороны об адептке по обмену просто отписался, дескать, девица Даркнайтс возврату не подлежит. Поскольку даже праха для погребальной урны от нее, нарушительницы клятвы, не осталось.
Я поморщилась. Все же есть в этом мире вещи вечные. И я не о вечной любви или дружбе: для них, мы, темные, считаем, жизнь слишком коротка. А вот для ненависти — самый раз. Ибо отомстил, передохнул, потом еще раз отомстил. И наконец контрольная вендетта в голову. Сплошное удовольствие. На такое века, отпущенного тебе Тьмой, точно хватит!
У детей Зари, полагаю, тоже была какая-то своя философия на этот счет. Вроде доблестной борьбы благородного света с противной тьмой. Или еще какая пафосная гадость, следуя которой можно стать героем (часто — посмертно).
Наверное, поэтому вражда между светлыми и темными неискоренима. Хотя ныне она и зажата в тиски мирных договоров меж нашими империями. И именно эти самые ограничения не давали сейчас ректору прибить меня, а мне — в ответ — от души его проклясть.
— Я не ведьма, а темная менталистка, — из вредности поправила я Тумина, заодно честно предупредив, чего от меня ждать. Неслыханная щедрость для темной! А затем пустила в его сторону волну расположения, притупляющую злость, а с ней и бдительность.
— Для меня ведьма — не ориентация дара, а уровень неприятностей, которые возможны от конкретной чародейки, — отчеканил ректор. — У вас он максимальный. Поэтому для меня вы ведьма. И если бы не приказ императора… — И он перебил сам себя, видимо поняв, что разоткровенничался. Хотя… ну что в этом такого? Подобное часто бывает, если рядом с тобой маг разума. Путь даже и слабосилок. Ректор тоже догадался, откуда родом его словоохотливость, и резко сменил тему: — Клянитесьсь, раз сами вызвались, госпожа те-ле-пат-ка…
«И телепайте отсюда!» — он не сказал, но его тон столь непрозрачно намекнул, что никакого дара менталиста не нужно было, чтобы понять посыл.
— Клянусь, что ко мне приставали в стенах вашей академии! — я произнесла максимально широкую формулировку, а то мало ли… Зароки — та вещь, с которой аккуратность никогда не бывает излишней. Вдруг вчерашний светлый не адепт вовсе, а аспирант какой-нибудь. А ты ляпнешь, что приставал именно адепт… И гибни потом без всякой пользы для дела в пламени клятвопреступника.
Ректор испытующе на меня глянул. Мгновение. Второе… И в мою сторону прокатилась волна жиденького разочарования. Видимо, он не сильно рассчитывал, но все же слегка надеялся на то, что я лгу.
— Хор-р-рошо, — раздраженно побарабанил он пальцами по столешнице. — Разберемся. Если это была провокация со стороны других адептов или навет… Даркнайтс, знайте, я недолюбливаю таких, как вы, детей Мрака: мои предки отдали свои жизни, защищая Серебряный хребет от темных. Но гораздо больше я ненавижу ложь. И не потерплю ее ни от кого. И наказание обманщику вне зависимости от того, кем бы он ни оказался, будет одинаково суровым. А теперь — свободны.
Я уже подошла к двери, но все же не выдержала и, обернувшись, произнесла:
— Спасибо. — И, увидев вопрос в глазах Тумина, пояснила: — За то, что для вашей ненависти тьма и свет равны.
Я действительно была благодарна. Ведь ректор мог бы и не разобраться, а, воспользовавшись предлогом, просто выставить меня за порог академии. Наверняка в местном уставе нашелся бы пунктик вроде «не вышибать двери темной магией». А если бы не было… дописали бы! В этом деле главное — желание. А Тумин не пожелал. Решил вникнуть…
На крыльцо я вышла в тот самый миг, когда прозвенел колокол, оповещая о начале завтрака. И я влилась в тонкий нестройный ручеек адептов, решив, что его течение и приведет меня к столовой. Так оно и вышло. И я даже увидела Сьера и Вэрда, сидевших рядом с одинаково постными минами и смотревших на кашу в тарелках. На их лицах крупными литерами было написано, что они недавно встали. Причем не с постели, а в очередь за отвратительным настроением.
Увидев меня, кучерявый махнул, приглашая присоединиться к ним. Вэрд солидарно кивнул, дернув углом рта, но шрам, стягивавший его щеку, исказил ухмылку до гримасы. Но я и так поняла, что оба рады меня видеть. Ну, насколько могут быть рады темные, которые, вообще-то, по натуре одиночки. Но это если среди своих… А вот во вражеском лагере мы, не сговариваясь, предпочитали держаться вместе. В тихом, спокойном месте, которое находится максимально далеко от подвигов.
И когда я с подносом, на котором стояла тарелка с густой мясной кашей и взвар, с раздачи вернулась к парням, они синхронно подвинулись, давая мне место, чтобы присесть.
— Ну, как первое утро? — закинул удочку Сьер.
— Ты знаешь, я предпочел бы на заре слышать колокол побудки, а не твое имя, — надменно фыркнул Вэрд.
Я хотела ответить что-нибудь уничижительное, но… Увидев, как кучерявый придвигает к себе тарелку, в которой была внушительная горка каши, с сомнением уточнила:
— Сьер, ты прямо уверен, что все это съешь?
— А почему нет? — удивился он.
— Ну… как вариант — ты можешь лопнуть.
— А может, у него цель всей жизни — треснуть! — вмешался Вэрд. — И он к ней идет. А ты ему в этом ответственном деле мешаешь!
— Она фкуфная, — засунув ложку в рот, ответил кудрявый. — Вы просто ничего не понимаете.
— Угу, может, в каше я и не понимаю, — не остался в долгу меченый аристократ, — но кое в чем разбираюсь. Например, если поутру ректор требует к себе нашу Кей, значит, она уже успела что-то натворить.
А я в этот момент увидела моего вчерашнего знакомца и причину моего сегодняшнего рандеву с ректором.
— Ты неправильно произносишь, Грей. — И, не сводя глаз с блондина, зловеще пообещала: — Не «натворить», а «натворю»… Через пару мгновений.
— Это из-за него? — мгновенно понял Сьер.
— Мы в деле, — плавно вставая со своего места, отозвался Вэрд.
— Только сначала я сама, — умерила пыл парней, прищурившись.
Подловила я блондинчика у лестницы и, не думая мелочиться, сграбастала магией за грудки, утянув под ступени.
— Ну ты и паразит! — выпалила я в ярости.
Хотела еще высказать много всего лестного. Столько, что на большую гору и маленький могильный курган хватило бы. Но мне не дали, перебив:
— Магию от меня убрала… — холодно, словно хотел заморозить одними словами, произнес тип и осекся, заметив масть чар, которые я применила, — …темная? — закончил он и прищурил глаза.
И в следующий миг меня саму едва не отбросило к противоположенной стене от отката. Даже пришлось сделать пару шагов назад, чтобы устоять. А все потому, что мое плетение Мрака походя разорвал один эльфанутый… А у кого еще может быть надменное породистое лицо с прямым носом, острыми высокими скулами и глазами насыщенно-зеленого цвета, какой у людей почти не встретишь? А вот у перворожденных — запросто. Прибавить к этому еще и чуть заостренные уши, которые не бросались в глаза лишь по одной причине — были скрыты волосами, которые едва не касались широких мускулистых плеч. Нет, однозначно в типе, стоявшем передо мной, текла кровь перворожденных.
Только вот утренняя щетина, что пробивалась на волевом подбородке, темный (при светлой-то шевелюре!) разлет бровей да и в целом пусть подтянутое и жилистое, но не тонкокостное телосложение намекали, что белобрысый явно смесок. И скорее полукровка не из первого поколения, а из второго — квартерон. Немудрено, что в ночи я приняла его за чистокровного человека.
Но вот холодности и презрения, которые исходили сейчас от светловолосого, хватило бы на чистокровного потомка древних. На целую дюжину эльфов!
— У тебя есть ровно дюжина ударов сердца, чтобы объяснить, кто ты такая и что здесь делаешь, пока я тебя не убил, — отчеканил он.
И вроде бы даже атакующего аркана при этих словах в его руке не появилось. Но внутри было стойкое ощущение: этот гад белобрысый словами не разбрасывается. Разве что трупами врагов.
— Ты, сво… — набрала я в грудь побольше воздуху.
— Твое время истекает, ведьма, — невозмутимо перебил меня светлый паразит.
Я поперхнулась вдохом. И этот за ректором следом!
— Я тебе не ведьма! — в тихом бешенстве отчеканила я и, забыв об угрозе, сделала шаг вперед и ткнула ногтем в грудь белобрысого, оказавшуюся по ощущениям твердокаменной. Внутри все кипело от злости: кто тут перед кем оправдываться должен? Уж явно не темная, которую оболгали! — Я менталистка! По обмену сюда приехала. Вчера вечером! И всего-то комнаты перепутала. А ты тут же решил подработать вестником…
Светлый нахмурился и, сложив руки на груди, произнес: