ГЛАВА 1
Все женщины хотят, чтобы их любили.
Тех, кого любят мало, — чтобы их обожали.
Мужчины жаждут признания заслуг.
Но, попадая в инстаграм, и те и другие ждут
лайков.
Дэн Льдов
— Хм… Тут написано, что мерло стоит подавать к сыру или дичи, — заявила подруга, держа в руках вино и разглядывая надпись.
— Сыра у меня нет, а вот дичь могу организовать. Подожди, сейчас зайду в один блог: ее там навалом, — нашлась я. — Ну что, будем праздновать? Или ты промедитируешь со штопором до утра? А то ты так с ним застыла, будто не бутылку откупорить, а фиброму у пациентки захватить собралась.
— Не матерись на меня своей медициной, несчастный интерн, — патетично произнесла Ева. — У меня, между прочим, сегодня премьера была, а ты…
— А я… — в точности копируя ее интонацию, подхватила я, — … к слову, давно не интерн. Уже два года, как прозябаю в ординатуре! К тому же я, как настоящая подруга, предложила тебе отметить это дело: купить мерло и превратиться немножко в мур…
— Дана! — укоризненно воскликнула Ева.
А я что? Я — ничего. Подумаешь, хроническая язва и та еще ехидна. Циник? Так у врачей эта черта характера должна входить в базовую комплектацию. Иначе чужая боль может просто задавить. А черный юмор и здоровый цинизм порою помогают выжить, пережить и не свихнуться.
— Что «Дана»? Я уже двадцать семь лет как Дана. И не жалуюсь. А вот ты меня перебила и не узнала, что я хотела предложить превратиться в мурчащих кошечек.
— Судя по твоей рифме, выходило слегка другое, — не сдалась Ева.
— Судя по анализам, у больного тоже много чего выходило, а оказалось… — я назидательно подняла палец, — …он просто дурак.
Пиликнувший телефон заставил подругу встрепенуться. Она бросила штопор, поставила бутылку на стол и тут же полезла проверять, что пришло ей на мессенджер. Впилась взглядом в экран и тут же начала писать ответ.
Сидя в кресле, я с удивлением наблюдала, как Ева — неприступная снежная королева, разбившая острием своих каблуков множество мужских сердец, — сейчас лихорадочно краснеет. Ее пальцы мелькали, она что-то сосредоточенно набирала, прикусив губу.
— Знаешь, я помню тебя такой в первом классе, когда тебе до безумия понравился Сашка Лебедев… Неужели спустя почти шестнадцать лет случился рецидив и ты снова влюбилась? А как же твой спонсор, с которым вы снова сошлись? — насмешливо спросила я и обвела выразительным взглядом далеко не бедную квартиру, в которой ныне проживала Ева. В очередной раз проживала.
— Влюбилась? — переспросила она и наконец оторвалась от телефона. Чуть нервно накручивая рыжий локон (для очередной роли ей, блондинке от природы, пришлось перекраситься в огненно-рыжий), энергично возразила: — Что за чушь! Скажешь тоже. Это мой агент. Он нашел специалиста, который сможет раскрутить мою страницу в инстаграме, да и вообще сделать меня популярной в сети.
— Я думала, популярным актера делают фильмы, в которых он снимается.
Подруга фыркнула:
— Для режиссеров начинающие актеры — безликая серая масса. Одноразовое лицо, ценность которого только в том, что оно еще не примелькалось в кадре. А чтобы тебя приглашали именно из-за твоего имени, нужно, чтобы это самое имя было популярным, то есть звучало из каждого утюга.
— И твой…
Я попыталась подобрать определение, но на ум приходили отчего-то лишь созвучные «гений» и «гемор».
— …раскрутчик, — нашлась я. И плевать, что такого слова вроде бы нет. Кто-то уверял, что русский язык — это перманентно развивающаяся система. Значит, я только что внесла вклад в ее развитие. — Этот раскрутчик сделает так, чтобы твое имя и лицо стали узнаваемы?
— Да. Сделает.
Ева, несмотря на ореол легкости и беспечности, которыми овеяна ее профессия, была весьма трезвомыслящей особой. Потому добавила, явно процитировав то ли своего спонсора, то ли статью договора (что порою одно и то же):
— Вернее, попытается сделать все возможное и невозможное для моей раскрутки с учетом рамок выделенного на это бюджета. Увы, на гонорар для гениев пиара и королей рейтинга у меня не хватит средств.
Я вспомнила Додика, как ласково Ева называла своего отнюдь не бедного спонсора, поклонника, почитателя таланта… В общем, любовника, с которым подруга ссорилась регулярно, как по расписанию. Впрочем, мирилась тоже с завидным постоянством. Ева звонила ему и говорила, что скучает, он тут же бросал свою очередную подружку и мчался к ней. Он потакал всем недешевым прихотям своей снежной королевы.
— А сколько берут эти самые гении за свои услуги пиара?
Цифра с шестью нулями меня впечатлила.
— М-да… — присвистнула я. — А я-то, наивная чукотская девочка, все понять не могла, отчего все так стремятся в блогеры, реперы, медиабейеры, веб-дизайнеры, коучи, сеошники…
— Шутки шутками, — перебила Ева, протягивая мне бокал, — но многие блогеры не просто превосходят по популярности звезд. Они сами звезды, и не только в масштабах инстаграма или ютуба. Представляешь, вчера режиссер серьезно подумывал, не пригласить ли на главную роль в сериале вместо меня Линду Старр, которая даже театрального училища не оканчивала. А знаешь почему? — сердито прищурилась она. И тут же прогундосила, явно передразнивая того самого режиссера: — Потому что ее блог насчитывает полмиллиона подписчиков!
Ева обиженно фыркнула. Оно и понятно: в свое время, чтобы поступить в институт на актерское, она не спала ночами, учила, репетировала. И для ролей она фанатично делала все! Голодала, когда нужно было похудеть. Сидела на углеводной диете, чтобы поправиться. Перекрасить волосы — ерунда, обрить голову — согласна.
Да что там внешний облик! Если бы потребовалось для роли, Ева бы и ноги сломала. Обе. Причем не только себе, но и режиссеру, оператору, всей съемочной группе, а также Линде Старр и каждому из ее полумиллиона подписчиков.
— Как хорошо, что у нас главврач отделения не руководствуется числом подписчиков в инстаграме, когда речь заходит об ассистировании при операции…
— Тебе не понять, — сдаваясь, выдохнула Ева. — И давай уже, включай. Будем смотреть первую серию «остросюжетного триллера, действие которого разворачивается в начале тридцатых годов прошлого века…» — в точности скопировав закадровый голос диктора, продекламировала она.
— Ну-с… Посмотрим, что ты там налицедействовала.
И я щелкнула кнопкой пульта.
Время текло неспешно, как это бывает только долгими осенними вечерами. Холодный дождь ласкал стекло, целовал его каплями, шептал о своем, сокровенном, делясь секретами низких, распухших до свинцовой синевы туч. Они, тучи, сегодня с утра заволокли все небо и вот, наконец, в девять вечера разродились.
Ева была хороша на экране, убедительна, талантлива, вино в бокале — недурно, а вечер — приятен. Почти приятен. Если бы не сериал. Я ненавидела фильмы про любовь, но терпела их. И когда серия закончилась, выдохнула с облегчением.
Мы с Евой были одни в шикарной квартире: новостройка, престижный район. Двадцать пятый этаж и огни города, как на ладони. Сегодня у ее Додика нарисовались важные переговоры, а у нас — девичник. Ну и премьера сериала с участием подруги.
— Ты все еще думаешь о нем? — словно уловив мои мысли, спросила Ева.
— Да, конечно. Я думаю о нем… — Я сделала паузу и добавила: — О моем дипломе. Кандидатском, мать его, дисере. Надо было остановиться на интернатуре… Но ничего, вот напишу, защищу, перетерплю тридцать минут позора и стану кандидатом медицинских… И тогда… Будет все: вакханалия, оргия, пляски на столе, — отшутилась я.
— Ты поняла, о ком я, — не поддалась она.
— Ева, нет. Я ни разу не звонила ему. Не писала. Даже удалила его из друзей. И не фолловлю с фейкового акка, если ты об Олеге!
Соврала. Снова. В который раз.
Я отлично научилась лгать — круче, чем отпетый психолог. Да-да, в моем личном рейтинге лжецов именно психологи возглавляли топовую пятерку. А уже потом шли шулеры, актеры, продавцы и описание товара на Алиэкспрессе. Я же лгала с огоньком, настолько убедительно, что порою сама себе верила.
Фото Олега было в моем телефоне. Да, я не писала ему, хотя много раз хотела. Не звонила… Но помнила.
Кто-то сказал, что ушедшая любовь — это труп. Ее можно кремировать, собрать пепел в вазу и развеять по ветру. А можно пытаться воскресить. И тогда в лучшем случае выйдет зомби. В худшем — ты сама станешь привидением, бледной тенью прежней себя. Я не хотела второго, но не могла сделать первого.
— Я, пожалуй, пойду… — протянула я, вставая с кресла. Всегда исповедовала принцип: от болезненных тем, как и с угарной тусовки, нужно уходить резко и с улыбкой, пока еще можешь держать лицо. — Сериал был хорош, ты в нем — еще лучше, но мне завтра к восьми на дежурство. Увы, там не будет лайков, репостов, захватов подписчиков…
— Охватов, — машинально поправила Ева.
— И их тоже, — согласилась я. — Зато будут два плановых кесарева. О черт!
Я брезгливо отдернула руку от своей кашемировой кофты. Вернее, от того, что было кашемировой кофтой, пока по дороге сюда ее непутевая хозяйка не попала под дождь. Влезать в сырое и холодное нечто совершенно не хотелось…
— На, возьми мой… — хихикнула Ева, протягивая мне ярко-красный, даже на вид теплый и удобный плащ. — А это мокрое чудище оставь. Высохнет, в следующий раз заберешь.
Кто бы стал отказываться от такого обмена? Мы попрощались с Евой, и я вышла в холодный осенний вечер. Рядом с домом курили два странных типа, но едва я посмотрела в их сторону внимательнее — тут же поспешили скрыться.
Промозглый сентябрьский ветер ударил в лицо. И почему поэты романтизируют осень? Нет в ней ничего такого, чтобы рыдать от щемящего восторга. Зато имеются холод, пасмурное небо и работа, работа, работа. Внутри заворочались тоска и стремление к чему-нибудь разгульному, чтобы стереть, выжечь мысли и воспоминания. Но из всех вариантов вакханалии (с учетом бюджета и смены, начинающейся в восемь утра) оптимальным было ведерко попкорна и порнушка. Да, примитивно. Да, не Кафка или Мандельштам. Зато моя душа не будет болеть. Душа в это время предпочитает вообще спрятаться, накрывшись трехслойным одеялом, чтобы не слышать откровенных бесстыдных стонов. А моему телу… Телу определенно нравится попкорн и бит, звучащий в наушниках.
Хотя кого я обманываю?
Черт, и зачем только Ева заговорила о нем?
Олег. Моя любовь без взаимности. Он не обманывал, не изменял, не обещал. Просто был равнодушен. Правда, сначала я принимала это за сдержанность. Надеялась, что я тоже нравлюсь ему… Но однажды услышала: «Дана, нам стоит расстаться. Кажется, я впервые влюбился. И не хочу тебя обманывать».
В тот момент я почувствовала себя лесенкой. Промежуточным этапом. Временной опорой, надобность в которой отпала: ведь появилась перспектива подняться выше… Но я нашла в себе силы улыбнуться и спросить:
— Значит, меня не любил?
— Дана, ты интересная девушка. Но наши отношения… Они физиологичны. Дружба, секс — не более. Я не клялся тебе в неземных чувствах, но мне было с тобой хорошо в постели.
— Михеев, я все понимаю. И даже желаю тебе счастья в твоей любви. Но мой тебе совет: убирайся из моей жизни к чертям. Раз и навсегда!
Было дико больно. От слов. От разбитых надежд. Но злость, как незримая кость в горле, не дала склонить головы. Она, обжигающая, высушила слезы.
Я развернулась и ушла. Правда, тогда я еще не знала, насколько глубоко под кожу мне забрался Олег. Он стал моей пагубной привычкой, зависимостью. Говорят, бывших курильщиков не бывает. Неужели не бывает и бывших влюбленных, а есть только те, кто хорошо умеет притворяться или страдает амнезией?
Как-то Ева предложила выбить клин клином. Найти парня для тела и дела: если не для любви, то для постели. Но увы. Мне гордость не позволила. Хотя Ева назвала это иначе.
Впереди шла парочка. Они прижимались друг к другу. Прятались под одним зонтом, хотя дождь уже закончился. И мне, глядя на них, захотелось хоть немножко согреться. Я пошла следом.
На миг мелькнула мысль: может, именно так начинается шизофрения? Когда внутри тебя пустота, и ты стремишься ее заполнить хотя бы так, греясь отсветом чужой любви, взаимной, счастливой...
Улица была в меру шумная и людная. По краю тротуара шеренгой солдат тянулся к мрачному небу ряд лип. Почти обнаженных. Опавшие листья, прижатые к земле дождем, блестели в отсветах фар.
Пара ушла, держась за руки. А я осталась. Посмотрела на небо, готовое вот-вот плюнуть мне в лицо своим мелким моросящим пессимизмом. Умники говорят, что время лечит душу. Правда, умалчивают, что оно калечит тело, превращая его в старую развалину.
Я поправила рюкзак и, нацепив наушники, зашагала к метро. Порефлексировала? И хватит. У меня и другие дела есть. Например, завтра — с ножом на живого человека идти. В смысле, со скальпелем на пациента. К такому надо подготовиться. Хотя бы выспаться.
Спустившись в подземку и проехав до своей станции, я вышла из метро. В ушах звучала уже старая добрая классика: «На фоне Эйфелевой башни…» Я подпевала. Причем подпевала не отцензуренной версии, а оригиналу. Возможно — вслух. Возможно — не шепотом. За подобную привычку я не раз удостаивалась нелестных эпитетов, а то и плевков вслед от бабулек — вечных стражей, защищавших Вестерос… наш подъезд.
Вот странность: я несколько месяцев снимала комнату в квартире этого дома, и почти всегда, в какое бы время ни возвращалась, видела у подъезда сей фейсконтроль. Иногда — целую бригаду, иногда — одиночных бойцов за нравственность.
Меня эти резиденты пенсионного фонда причисляли сразу и к наркоманкам, и к сатанистам, и к девушкам с заниженной планкой социальной ответственности. Правда, в последнем случае бабули выражались не так корректно и игнорировали формулировку «жертва обстоятельств». Пользовались более доходчивым: шалава.
Я в дискуссии не вступала. Нацепляла наушники и проходила. Ибо слова не грязь, одежды не испачкают. А вот очередь под дверью квартиры из фрау преклонных лет, которым нужно поставить капельницу, сделать укол, померить давление и выслушать все жалобы на здоровье, пережить куда сложнее. Кстати, меня всегда интересовал вопрос: на лавочке и у квартиры одни и те же старушки? Уж очень сильно они отличались: злобные снаружи, милые внутри.
Так, подпевая и размышляя о таинственных превращениях бабулек, я почти добралась до своего дома — блочной пятиэтажки. Оставалось совсем немного: свернуть за угол и…
Свернула. И на полном ходу врезалась в неприятности. Потому как двух отморозков, явно не фиалки там нюхавших, к приятным подаркам судьбы отнести было нельзя. Даже с натяжкой.
Не отрывая взгляда от подозрительных типов, я медленно стянула наушники, в которых все еще играл «Ленинград». Отстранённо, словно все это происходило не со мной, отметила, как один заходит сбоку, а второй растягивает губы в ухмылке. Почему-то ярче всего запомнилось, что у него выбит передний нижний резец.
— Огоньку не найдется? — издевательски прогнусавил он, сплюнув через дырку в зубах.
В полумраке мелькнула сталь: первый вытащил нож. Скупой блеск отточенного металла показался мне ярче залпа салюта. Я резко толкнула беззубого бандита, метя локтем в солнечное сплетение, а кроссовкой — в коленную чашечку. Со всей силы, понимая, что второй попытки не будет.
