- Пойдем, - взял он ее за руку и потянул в сторону машины. – Я лишь немного помог ей.
- Ей?
- Это была волчица, ты не заметила?
Вот уж на что она точно не обратила внимания, так это на половую принадлежность зверя.
Снова оказавшись в салоне, Маша поняла, что не в состоянии вести машину дальше. У нее начался отходняк – ее била дрожь, и зубы громко выстукивали барабанную дробь.
- Успокойся! – без лишних слов Егор крепко обнял ее и прижал к себе. Уткнулся носом в ее затылок и укачивал, словно ребенка, согревая дыханием. – Все же хорошо, - приговаривал он временами, проводя рукой по ее волосам.
Постепенно дрожь ослабевала, пока не сошла на нет. В его объятьях было настолько хорошо и тепло, что Маша сидела бы так вечно. Веки начали тяжелеть, и все труднее было удерживать глаза открытыми. Поняв, что сейчас просто-напросто уснет, она слегка пошевелилась.
- Полегчало? – спросил Егор, не спеша выпускать ее. Его рука прожигала тонкую ткань пиджака, когда он поглаживал Машу по спине, ненароком задевая обнаженные участки шеи.
- Значительно, - улыбнулась она и решительно высвободилась. Не хватало еще начать возбуждать прямо здесь, а именно задатки этого чувства она испытывала. – Поехали?
Мотор привычно заурчал, и Маша вырулила на проезжую часть. На этот раз она отбросила все посторонние мысли, что роились в голове, и благополучно довезла их до дому. Загнав машину на платную автостоянку и заглушив мотор, Маша повернулась к Егору:
- Пойдем?
Он молча кивнул. Краем глаза она заметила, как задвигался кадык на его шее.
Рука слегка дрожала, когда Маша вставляла ключ в замочную скважину. Попала она только с третьего раза, чувствуя за спиной Егора – его сексуальную мощь. У нее даже сомнений не возникало, что сейчас произойдет. Тогда почему она так волнуется, словно впервые в жизни собирается переспать с мужчиной?
Когда она настолько волновалась в последний раз? Маша не понимала, что с ней происходит. Никак не получалось развязать шнурки на туфлях. Пальцы не слушались, она чертыхалась про себя, а потом и вовсе затянула узел… Она чуть не расплакалась и принялась стягивать туфлю с завязанными шнурками.
- Подожди… - горячая рука опустилась ей на плечо, прожигая тонкую ткань пиджака. – Давай, я попробую…
Егор помог ей встать, а сам опустился на корточки перед ней. Секундная манипуляция уверенными пальцами, и настырный узел развязан. Он распутал шнурок и на второй туфле, а потом помог снять их и подал тапочки.
Маша чувствовала, как слегка кружиться голова. Что если сейчас он встанет, окажется так близко от нее… и она потеряет сознание? Да что же это такое?!
Она наблюдала, как он поднимается с корточек. Каждой клеточкой своего тела ощущала его мощь и тепло. Жар внизу живота усиливался, превращаясь в нестерпимый. Он растекался по всему телу, заставляя подгибаться коленки, делая тело вялым, а ноги ватными. Как загипнотизированная, Маша проследовала взглядом за его лицом, пока не окунулась в его глаза, которые сейчас были такими!.. Егор смотрел в упор на нее, находясь так близко, что считанные миллиметры отделяли их друг от друга, не позволяли их телам соприкоснуться. Его взгляд спрашивал и настаивал одновременно. Разве нужно просить, когда она так хочет?..
- Надо накормить тебя ужином, - вдруг проговорил он, и голос его прозвучал пугающе низко и хрипло.
- Нет, - одними губами ответила она. Ее голос и вовсе пропал от волнения.
Она голодна, еще как. Но не та пища ей сейчас требуется. Она хочет насытиться им! Ни о чем другом она даже думать не может.
Как же медленно он склоняется к ее губам! Она уже не может терпеть, губы покалывает… Еще чуть-чуть, и она набросится на него сама.
Когда Егор накрыл ее губы своими, Маше показалось, что все вокруг перестало существовать. Она отключилась от всего, сосредоточившись на поцелуе, впитывая его в себя, окутанная его теплом и запахом… Когда он снял пиджак? Теперь его руки гладили ее по спине сквозь тонкую ткань блузки, касаясь шеи, зарываясь в волосы. А губы продолжали целовать. Что творил его язык?! Он проникал в глубинные впадинки ее рта, исследовал, дразнил… Никто в жизни ее не целовал так. Лишь на короткий миг он отрывался от ее губ, чтобы заглянуть в глаза и покрыть поцелуями лицо.
Она испытывала жгучую потребность прикоснуться к его обнаженному телу. Ей уже было недостаточно шеи, за которую она обнимала его и прижимала к себе. Руки сами потянули рубашку из джинсов. Ладони почувствовали себя дома, коснувшись гладкой кожи спины. Едва уловимая мысль мелькнула в голове, но тут же улетучилась под новым натиском его губ, так и не успев зародиться.
Она гладила его спину, плечи, пока он прижимался губами к ключичной впадинке и расстегивал маленькие пуговицы на ее блузке. Черт бы побрал эту блузку, на которой пуговиц больше, чем звезд на небе, и в добавок они мелкие, в форме жемчужин.
Стоять и дальше в коридоре не было сил, как и ждать, когда сможет почувствовать его всего – без одежды. Сможет оказаться один на один со всепоглощающей страстью. Маша вынуждена была прервать поцелуй.
- Пойдем в спальню… - с трудом проговорила она, чувствуя, как перехватывает дыхание от желания в его глазах. Пальцы ее, в это время расстегивали злосчастные пуговицы. Последние она уже практически оторвала и сбросила, наконец, блузку прямо на пол, оставшись перед Егором в одном кружевном бюстгальтере.
Взяв его за руку, она направилась в спальню. Наспех сдернула покрывало с кровати. Следом на пол полетело одеяло… Ничего не должно мешать. Была бы ее воля, занялась бы с ним любовью в воздухе, чтобы не чувствовать даже прикосновения простыни.
Егор остановил ее, когда она взялась за пояс брюк, в попытке освободиться и от них. Он завел ее руки за спину, лаская спину и живот, рождая стаи мурашек. Застежка на брюках поддалась без труда. Страсть Машу затопила до такой степени, что она без тени стыда наблюдала, как медленно скользит костюмная ткань вниз, подчиняясь его ладоням. Большими пальцами он гладил внутреннюю поверхность ее бедра, отчего внизу живота нетерпимо пульсировало, заставляя Машу постанывать и выгибаться.
Переступив через брюки, превратившиеся в небрежную груду материи, она осталась перед ним в одном белье. Он не торопился раздевать ее дальше, вместо этого снова приник к губам.
Бюстгальтер последовал за брюками, когда Маша была поглощена поцелуем. Опомнилась только тогда, когда грудь ее удобно угнездилась в его ладонях, а большие пальцы принялись терзать соски мимолетными касаниями и поглаживаниями. Егор склонился и накрыл сосок губами. Из горла Маши невольно вырвался стон, а спина сама выгнулась от чувственного наслаждения. Сейчас она себя чувствовала самкой, которая готова на все, лишь бы заманить самца в свои сети. Она чувствовала, как сочиться ее плоть, как мешает тонкая ткань трусиков. Как же ей хотелось ощутить его в себе, заполнить себя им…
Но Егор не спешил. Не переставая терзать губами грудь, поочередно припадая к соскам, он мягко надавил ей на плечи и опустил на кровать. Маша почувствовала, как по телу пробежал сиротливый холодок, когда он оставил ее на минуту, лишь для того чтобы сбросить с себя одежду. Конечно! Ему она мешала так же, как и ей ее. Она протянула руки, в попытке притянуть его, уже полностью обнаженного, к себе. С вожделением заметила, что плоть его уже восстала и готова ринуться в бой. Но не тут-то было! Егор отвел ее руки в стороны, поцелуем заглушив возмущение. От губ он принялся прокладывать дорожку вниз. Что он с ней делал. Слаще этой пытки она не испытывала никогда в жизни. Он дразнил ее языком, обводя им вокруг сосков, не касаясь самых кончиков, которые так мечтали об этом. Рука его блуждала по животу, дотрагиваясь до кружевной кромки трусиков, проникая под них кончиками пальцев… Потом снова возвращалась к груди, заставляя Машу извиваться и просить о большем.
Доведя Машу до полуобморочного состояния, лаская грудь, Егор проложил поцелуями дорожку к пупку. Боже! Она даже не догадывалась, какая эрогенная зона ее пупок. Когда Егор коснулся его языком, она едва не вскрикнула. Руки сами потянулись к трусикам, чтобы освободиться от них. Ей нужна была свобода, чтобы он поскорее смог добраться до центра ее возбуждения, сосредоточения всех ее желаний. Терпеть уже не оставалось сил. Но он и этого ей не позволил сделать. Опять ласково отвел руки.
- Хочу сделать это сам, - улыбнулся он ей в губы, обжигая их поцелуем. – Потерпи, родная…
Как до этого от брюк, он принялся освобождать ее от последнего кусочка ткани, мешающего достигнуть пика наслаждения. Наконец-то! Наконец-то им ничего не мешает, и сейчас она ощутит его в себе… Но Егор не спешил. Он развел ее ноги в стороны и согнул их в коленях, поглаживая пальцем влажную сочащуюся любовным соком щель. Он безошибочно нашел ту самую точку, под кодовым названием «джи», чтобы усилить пытку, сделать ее нестерпимой.
Когда пальцы Егора подвели Машу к долгожданному пику, их сменил язык. И тогда она взорвалась, не стесняясь кричать, чувствуя, как ее сотрясают волны оргазма.
- В тебе столько чувства, - прошептал он, успокаивая ее поцелуем, прерывая судорожные всхлипы.
Никогда еще, ни с одним мужчиной Маше не было так хорошо. Он создан для нее, они идеально дополняют друг друга. Когда Егор вошел в нее, она поняла это отчетливо. Зародилась и окрепла мысль, что до него у нее и не было никого. Можно смело забыть те ощущения, что она испытывала раньше с мужчинами. Ее мужчина здесь и рядом сейчас, и больше ей никто не нужен.
Они одновременно достигли пика. Согретая его сильным телом, она боялась пошевелиться, чтобы не нарушить целостность.
Ни один из них не заговорил о том, что нужно расстаться, что Егор должен уйти. Само-собой подразумевалось, что он останется у нее на ночь. Несколько раз еще они занимались любовью, забыв о времени, чувстве голода… обо всем. Ближе к полуночи их сморил сон. Он прижался к ее спине, положил руку ей на грудь и уткнулся носом в шею. Засыпая, Маша поймала мысль, что навязчиво лезла в голову и которую она упорно отбрасывала весь вечер – этот запах, что окружает их, утомленных любовью, ей хорошо знаком. Это уже было, но только когда она вспомнить не успела, уснув с довольной улыбкой на губах.
Звонок будильника врывался в сонное сознание, прерывая какой-то очень интересный сон. Маша не сразу сообразила, что наступило утро и пора собираться на работу. Она довольно потянулась в кровати, чувствуя, как приятно ломит тело. Впереди ее ждет очередной трудовой день, а сегодняшняя ночь была самой прекрасной в ее жизни. Она протянула руку за спину, но нащупала лишь пустоту. Егора не было. Ее вещи, которые вчера так и остались в беспорядке валяться на полу, сейчас были аккуратно развешаны на стуле. Это сделал он, больше некому. Но почему ушел, пока она спит, почему не попрощался, не сказал, когда придет или позвонит снова?
Маша села в кровати, чувствуя, как надвигается катастрофа. В душу закрался страх, природу которого она пока не определила. И в эту минуту мысли ее заработали с математической точностью. Пикник… палатка… ночь любви… Вот почему минувшая ночь показалась ей такой знакомой! А этот запах, что до сих пор витал в комнате! Он в точности такой же, как в ту ночь, на природе. Тогда, в палатке, с ней был Егор, и он знал об этом всегда. Так почему же он не признался ей?! И где он сейчас?
- Привыкай, Егорушка, уже сейчас, что жизнь твоя никогда не будет простой.
Бабушка шумно вздохнула и потрепала его по русым волосам. А потом не выдержала, склонилась над его головой и припала к ней губами. Егор любил, когда она так делала. В такие моменты он чувствовал особенную близость с единственным родным человеком.
Недавно ему исполнилось четырнадцать. Уже не ребенок, но еще и не мужчина, хоть природа и наделила его особенной силой. Уже давно он выполняет всю тяжелую, мужскую работу по дому. Видит, какое удовольствие доставляет это бабушке, да и ему это позволяет отвлекаться от грустных мыслей. А печалиться есть от чего. Примерно лет с десяти он начал понимать, что чувства его постепенно обостряются. Сразу все! Он стал улавливать малейшие запахи. Поначалу они сплетались в отвратительный букет из-за разнообразия. Пока Егор не научился их разделять… Вот баба Вера, чей дом находится через несколько дворов правее от ихнего, печет хлеб – пряный запах приятно будоражит обоняние. Если бы Федор, живущий бобылем на краю деревни, опять не кидал в костер пластиковые бутылки, которые отвратительно воняют… В лесу сдохла лиса – запах разложения вперемешку с прением осенней листвы отчетливо доносится даже с такого расстояния.
От удушливой смеси его мутит, внутренности выворачиваются в изнурительной рвоте. Бабушка велит тренироваться, делить запахи, словно складываешь их по полочкам. Получается не сразу, но в итоге он привыкает к этой своей особенности.
Сложнее маскировать обострившееся зрение. Трудно не пялится на соседку по парте, заметив ее нарядную на другом конце самой длинной в деревне улицы. Такая замухрышка обычно, она выглядит, как принцесса, собравшись на свадьбу сестры.
А когда в лесу прошмыгнет заяц! Егор с опушки улавливает шелест листвы и запах этого зверька. Каких усилий ему стоит не броситься вслед за шустриком…
Но тяжело было только первое время, потом он привык к тому, что не такой как все. И на протяжении четырех лет больше с ним не происходило ничего необычного. Пока ему не исполнилось четырнадцать и впервые в жизни его не потянуло в лес с такой силой, противостоять которой он был не в состоянии.
В тот день он проснулся еще до рассвета. И это летом, когда светает очень рано. Даже петухи деревенские и те спали на своих насестах. Бабушка не колготилась на кухне, ненароком гремя посудой. Воздух застыл в предрассветной духоте, как это часто бывает в разгар лета. Занавески на открытом окне замерли в ожидании малейшего дуновения.
Егор пробудился, как от толчка. Как ни уговаривал себя, глаз сомкнуть больше так и не смог. Сон испарился, несмотря на то, что лег он поздно, в школу идти не нужно… Сам бог велел подольше поваляться в постели. Так нет же. Дискомфорт погнал его из кровати.
Тело ломило, как после изнурительной нагрузки, мышцы выкручивало. И со страшной силой тянуло выйти на улицу. Он даже не стал тратить время на одевание, лишь натянул легкие шорты. Бегом бросился во двор, за калитку, промчался по деревне, словно предрассветный ураган. Захоти его кто-нибудь остановить в ту минуту, не смог бы, оказался бы сметен его скоростью.
Остановился Егор лишь на лесной поляне, понимая, что с телом его творится что-то неладное. Резкая боль скрутила его и согнула пополам. Как оказался на карачках, даже не понял. Только, прямо так и рванул в лес, да с такой скоростью, что ветер свистел в ушах.
Он даже не запыхался, когда резко затормозил и лес прорезал пронзительный вой. Волки?! И только тут он понял, что сам же и издал этот звук. Опустил взгляд и разглядел лапы, покрытые бурой, отливающей рыжиной, шерстью.
Так Егор первый раз обернулся, когда ему исполнилось четырнадцать. Тогда он пробыл в лесу три дня, наслаждаясь вновь обретенными навыками. Ему нравилось все – во сто крат усилившиеся слух и обоняние, скорость, свобода… Он учился выслеживать добычу, подкарауливать ее и бросаться из засады.
- Ей?
- Это была волчица, ты не заметила?
Вот уж на что она точно не обратила внимания, так это на половую принадлежность зверя.
Снова оказавшись в салоне, Маша поняла, что не в состоянии вести машину дальше. У нее начался отходняк – ее била дрожь, и зубы громко выстукивали барабанную дробь.
- Успокойся! – без лишних слов Егор крепко обнял ее и прижал к себе. Уткнулся носом в ее затылок и укачивал, словно ребенка, согревая дыханием. – Все же хорошо, - приговаривал он временами, проводя рукой по ее волосам.
Постепенно дрожь ослабевала, пока не сошла на нет. В его объятьях было настолько хорошо и тепло, что Маша сидела бы так вечно. Веки начали тяжелеть, и все труднее было удерживать глаза открытыми. Поняв, что сейчас просто-напросто уснет, она слегка пошевелилась.
- Полегчало? – спросил Егор, не спеша выпускать ее. Его рука прожигала тонкую ткань пиджака, когда он поглаживал Машу по спине, ненароком задевая обнаженные участки шеи.
- Значительно, - улыбнулась она и решительно высвободилась. Не хватало еще начать возбуждать прямо здесь, а именно задатки этого чувства она испытывала. – Поехали?
Мотор привычно заурчал, и Маша вырулила на проезжую часть. На этот раз она отбросила все посторонние мысли, что роились в голове, и благополучно довезла их до дому. Загнав машину на платную автостоянку и заглушив мотор, Маша повернулась к Егору:
- Пойдем?
Он молча кивнул. Краем глаза она заметила, как задвигался кадык на его шее.
Рука слегка дрожала, когда Маша вставляла ключ в замочную скважину. Попала она только с третьего раза, чувствуя за спиной Егора – его сексуальную мощь. У нее даже сомнений не возникало, что сейчас произойдет. Тогда почему она так волнуется, словно впервые в жизни собирается переспать с мужчиной?
Когда она настолько волновалась в последний раз? Маша не понимала, что с ней происходит. Никак не получалось развязать шнурки на туфлях. Пальцы не слушались, она чертыхалась про себя, а потом и вовсе затянула узел… Она чуть не расплакалась и принялась стягивать туфлю с завязанными шнурками.
- Подожди… - горячая рука опустилась ей на плечо, прожигая тонкую ткань пиджака. – Давай, я попробую…
Егор помог ей встать, а сам опустился на корточки перед ней. Секундная манипуляция уверенными пальцами, и настырный узел развязан. Он распутал шнурок и на второй туфле, а потом помог снять их и подал тапочки.
Маша чувствовала, как слегка кружиться голова. Что если сейчас он встанет, окажется так близко от нее… и она потеряет сознание? Да что же это такое?!
Она наблюдала, как он поднимается с корточек. Каждой клеточкой своего тела ощущала его мощь и тепло. Жар внизу живота усиливался, превращаясь в нестерпимый. Он растекался по всему телу, заставляя подгибаться коленки, делая тело вялым, а ноги ватными. Как загипнотизированная, Маша проследовала взглядом за его лицом, пока не окунулась в его глаза, которые сейчас были такими!.. Егор смотрел в упор на нее, находясь так близко, что считанные миллиметры отделяли их друг от друга, не позволяли их телам соприкоснуться. Его взгляд спрашивал и настаивал одновременно. Разве нужно просить, когда она так хочет?..
- Надо накормить тебя ужином, - вдруг проговорил он, и голос его прозвучал пугающе низко и хрипло.
- Нет, - одними губами ответила она. Ее голос и вовсе пропал от волнения.
Она голодна, еще как. Но не та пища ей сейчас требуется. Она хочет насытиться им! Ни о чем другом она даже думать не может.
Как же медленно он склоняется к ее губам! Она уже не может терпеть, губы покалывает… Еще чуть-чуть, и она набросится на него сама.
Когда Егор накрыл ее губы своими, Маше показалось, что все вокруг перестало существовать. Она отключилась от всего, сосредоточившись на поцелуе, впитывая его в себя, окутанная его теплом и запахом… Когда он снял пиджак? Теперь его руки гладили ее по спине сквозь тонкую ткань блузки, касаясь шеи, зарываясь в волосы. А губы продолжали целовать. Что творил его язык?! Он проникал в глубинные впадинки ее рта, исследовал, дразнил… Никто в жизни ее не целовал так. Лишь на короткий миг он отрывался от ее губ, чтобы заглянуть в глаза и покрыть поцелуями лицо.
Она испытывала жгучую потребность прикоснуться к его обнаженному телу. Ей уже было недостаточно шеи, за которую она обнимала его и прижимала к себе. Руки сами потянули рубашку из джинсов. Ладони почувствовали себя дома, коснувшись гладкой кожи спины. Едва уловимая мысль мелькнула в голове, но тут же улетучилась под новым натиском его губ, так и не успев зародиться.
Она гладила его спину, плечи, пока он прижимался губами к ключичной впадинке и расстегивал маленькие пуговицы на ее блузке. Черт бы побрал эту блузку, на которой пуговиц больше, чем звезд на небе, и в добавок они мелкие, в форме жемчужин.
Стоять и дальше в коридоре не было сил, как и ждать, когда сможет почувствовать его всего – без одежды. Сможет оказаться один на один со всепоглощающей страстью. Маша вынуждена была прервать поцелуй.
- Пойдем в спальню… - с трудом проговорила она, чувствуя, как перехватывает дыхание от желания в его глазах. Пальцы ее, в это время расстегивали злосчастные пуговицы. Последние она уже практически оторвала и сбросила, наконец, блузку прямо на пол, оставшись перед Егором в одном кружевном бюстгальтере.
Взяв его за руку, она направилась в спальню. Наспех сдернула покрывало с кровати. Следом на пол полетело одеяло… Ничего не должно мешать. Была бы ее воля, занялась бы с ним любовью в воздухе, чтобы не чувствовать даже прикосновения простыни.
Егор остановил ее, когда она взялась за пояс брюк, в попытке освободиться и от них. Он завел ее руки за спину, лаская спину и живот, рождая стаи мурашек. Застежка на брюках поддалась без труда. Страсть Машу затопила до такой степени, что она без тени стыда наблюдала, как медленно скользит костюмная ткань вниз, подчиняясь его ладоням. Большими пальцами он гладил внутреннюю поверхность ее бедра, отчего внизу живота нетерпимо пульсировало, заставляя Машу постанывать и выгибаться.
Переступив через брюки, превратившиеся в небрежную груду материи, она осталась перед ним в одном белье. Он не торопился раздевать ее дальше, вместо этого снова приник к губам.
Бюстгальтер последовал за брюками, когда Маша была поглощена поцелуем. Опомнилась только тогда, когда грудь ее удобно угнездилась в его ладонях, а большие пальцы принялись терзать соски мимолетными касаниями и поглаживаниями. Егор склонился и накрыл сосок губами. Из горла Маши невольно вырвался стон, а спина сама выгнулась от чувственного наслаждения. Сейчас она себя чувствовала самкой, которая готова на все, лишь бы заманить самца в свои сети. Она чувствовала, как сочиться ее плоть, как мешает тонкая ткань трусиков. Как же ей хотелось ощутить его в себе, заполнить себя им…
Но Егор не спешил. Не переставая терзать губами грудь, поочередно припадая к соскам, он мягко надавил ей на плечи и опустил на кровать. Маша почувствовала, как по телу пробежал сиротливый холодок, когда он оставил ее на минуту, лишь для того чтобы сбросить с себя одежду. Конечно! Ему она мешала так же, как и ей ее. Она протянула руки, в попытке притянуть его, уже полностью обнаженного, к себе. С вожделением заметила, что плоть его уже восстала и готова ринуться в бой. Но не тут-то было! Егор отвел ее руки в стороны, поцелуем заглушив возмущение. От губ он принялся прокладывать дорожку вниз. Что он с ней делал. Слаще этой пытки она не испытывала никогда в жизни. Он дразнил ее языком, обводя им вокруг сосков, не касаясь самых кончиков, которые так мечтали об этом. Рука его блуждала по животу, дотрагиваясь до кружевной кромки трусиков, проникая под них кончиками пальцев… Потом снова возвращалась к груди, заставляя Машу извиваться и просить о большем.
Доведя Машу до полуобморочного состояния, лаская грудь, Егор проложил поцелуями дорожку к пупку. Боже! Она даже не догадывалась, какая эрогенная зона ее пупок. Когда Егор коснулся его языком, она едва не вскрикнула. Руки сами потянулись к трусикам, чтобы освободиться от них. Ей нужна была свобода, чтобы он поскорее смог добраться до центра ее возбуждения, сосредоточения всех ее желаний. Терпеть уже не оставалось сил. Но он и этого ей не позволил сделать. Опять ласково отвел руки.
- Хочу сделать это сам, - улыбнулся он ей в губы, обжигая их поцелуем. – Потерпи, родная…
Как до этого от брюк, он принялся освобождать ее от последнего кусочка ткани, мешающего достигнуть пика наслаждения. Наконец-то! Наконец-то им ничего не мешает, и сейчас она ощутит его в себе… Но Егор не спешил. Он развел ее ноги в стороны и согнул их в коленях, поглаживая пальцем влажную сочащуюся любовным соком щель. Он безошибочно нашел ту самую точку, под кодовым названием «джи», чтобы усилить пытку, сделать ее нестерпимой.
Когда пальцы Егора подвели Машу к долгожданному пику, их сменил язык. И тогда она взорвалась, не стесняясь кричать, чувствуя, как ее сотрясают волны оргазма.
- В тебе столько чувства, - прошептал он, успокаивая ее поцелуем, прерывая судорожные всхлипы.
Никогда еще, ни с одним мужчиной Маше не было так хорошо. Он создан для нее, они идеально дополняют друг друга. Когда Егор вошел в нее, она поняла это отчетливо. Зародилась и окрепла мысль, что до него у нее и не было никого. Можно смело забыть те ощущения, что она испытывала раньше с мужчинами. Ее мужчина здесь и рядом сейчас, и больше ей никто не нужен.
Они одновременно достигли пика. Согретая его сильным телом, она боялась пошевелиться, чтобы не нарушить целостность.
Ни один из них не заговорил о том, что нужно расстаться, что Егор должен уйти. Само-собой подразумевалось, что он останется у нее на ночь. Несколько раз еще они занимались любовью, забыв о времени, чувстве голода… обо всем. Ближе к полуночи их сморил сон. Он прижался к ее спине, положил руку ей на грудь и уткнулся носом в шею. Засыпая, Маша поймала мысль, что навязчиво лезла в голову и которую она упорно отбрасывала весь вечер – этот запах, что окружает их, утомленных любовью, ей хорошо знаком. Это уже было, но только когда она вспомнить не успела, уснув с довольной улыбкой на губах.
Звонок будильника врывался в сонное сознание, прерывая какой-то очень интересный сон. Маша не сразу сообразила, что наступило утро и пора собираться на работу. Она довольно потянулась в кровати, чувствуя, как приятно ломит тело. Впереди ее ждет очередной трудовой день, а сегодняшняя ночь была самой прекрасной в ее жизни. Она протянула руку за спину, но нащупала лишь пустоту. Егора не было. Ее вещи, которые вчера так и остались в беспорядке валяться на полу, сейчас были аккуратно развешаны на стуле. Это сделал он, больше некому. Но почему ушел, пока она спит, почему не попрощался, не сказал, когда придет или позвонит снова?
Маша села в кровати, чувствуя, как надвигается катастрофа. В душу закрался страх, природу которого она пока не определила. И в эту минуту мысли ее заработали с математической точностью. Пикник… палатка… ночь любви… Вот почему минувшая ночь показалась ей такой знакомой! А этот запах, что до сих пор витал в комнате! Он в точности такой же, как в ту ночь, на природе. Тогда, в палатке, с ней был Егор, и он знал об этом всегда. Так почему же он не признался ей?! И где он сейчас?
***
- Привыкай, Егорушка, уже сейчас, что жизнь твоя никогда не будет простой.
Бабушка шумно вздохнула и потрепала его по русым волосам. А потом не выдержала, склонилась над его головой и припала к ней губами. Егор любил, когда она так делала. В такие моменты он чувствовал особенную близость с единственным родным человеком.
Недавно ему исполнилось четырнадцать. Уже не ребенок, но еще и не мужчина, хоть природа и наделила его особенной силой. Уже давно он выполняет всю тяжелую, мужскую работу по дому. Видит, какое удовольствие доставляет это бабушке, да и ему это позволяет отвлекаться от грустных мыслей. А печалиться есть от чего. Примерно лет с десяти он начал понимать, что чувства его постепенно обостряются. Сразу все! Он стал улавливать малейшие запахи. Поначалу они сплетались в отвратительный букет из-за разнообразия. Пока Егор не научился их разделять… Вот баба Вера, чей дом находится через несколько дворов правее от ихнего, печет хлеб – пряный запах приятно будоражит обоняние. Если бы Федор, живущий бобылем на краю деревни, опять не кидал в костер пластиковые бутылки, которые отвратительно воняют… В лесу сдохла лиса – запах разложения вперемешку с прением осенней листвы отчетливо доносится даже с такого расстояния.
От удушливой смеси его мутит, внутренности выворачиваются в изнурительной рвоте. Бабушка велит тренироваться, делить запахи, словно складываешь их по полочкам. Получается не сразу, но в итоге он привыкает к этой своей особенности.
Сложнее маскировать обострившееся зрение. Трудно не пялится на соседку по парте, заметив ее нарядную на другом конце самой длинной в деревне улицы. Такая замухрышка обычно, она выглядит, как принцесса, собравшись на свадьбу сестры.
А когда в лесу прошмыгнет заяц! Егор с опушки улавливает шелест листвы и запах этого зверька. Каких усилий ему стоит не броситься вслед за шустриком…
Но тяжело было только первое время, потом он привык к тому, что не такой как все. И на протяжении четырех лет больше с ним не происходило ничего необычного. Пока ему не исполнилось четырнадцать и впервые в жизни его не потянуло в лес с такой силой, противостоять которой он был не в состоянии.
В тот день он проснулся еще до рассвета. И это летом, когда светает очень рано. Даже петухи деревенские и те спали на своих насестах. Бабушка не колготилась на кухне, ненароком гремя посудой. Воздух застыл в предрассветной духоте, как это часто бывает в разгар лета. Занавески на открытом окне замерли в ожидании малейшего дуновения.
Егор пробудился, как от толчка. Как ни уговаривал себя, глаз сомкнуть больше так и не смог. Сон испарился, несмотря на то, что лег он поздно, в школу идти не нужно… Сам бог велел подольше поваляться в постели. Так нет же. Дискомфорт погнал его из кровати.
Тело ломило, как после изнурительной нагрузки, мышцы выкручивало. И со страшной силой тянуло выйти на улицу. Он даже не стал тратить время на одевание, лишь натянул легкие шорты. Бегом бросился во двор, за калитку, промчался по деревне, словно предрассветный ураган. Захоти его кто-нибудь остановить в ту минуту, не смог бы, оказался бы сметен его скоростью.
Остановился Егор лишь на лесной поляне, понимая, что с телом его творится что-то неладное. Резкая боль скрутила его и согнула пополам. Как оказался на карачках, даже не понял. Только, прямо так и рванул в лес, да с такой скоростью, что ветер свистел в ушах.
Он даже не запыхался, когда резко затормозил и лес прорезал пронзительный вой. Волки?! И только тут он понял, что сам же и издал этот звук. Опустил взгляд и разглядел лапы, покрытые бурой, отливающей рыжиной, шерстью.
Так Егор первый раз обернулся, когда ему исполнилось четырнадцать. Тогда он пробыл в лесу три дня, наслаждаясь вновь обретенными навыками. Ему нравилось все – во сто крат усилившиеся слух и обоняние, скорость, свобода… Он учился выслеживать добычу, подкарауливать ее и бросаться из засады.
