- Если ты навредишь ей, ведьма… - начал он с угрозой и чуть сжал пальцы – а они у него были будто железными.
Дело принимало серьезный оборот, но я не растерялась.
- Родниковая вода… - прохрипела я, пытаясь освободиться от его руки. – Скорей неси родниковую воду, она в ведре…
- Где?! – он отпустил меня и заметался в поисках воды.
- Сейчас все смоем, - заверила я, кашляя и потирая горло. – Только воды… быстрее воды… Вон там, в чулане…
Собственно, это был не чулан. Прежний хозяин дома охотничал и держал там пойманных живьем лесных зверей и птиц, чтобы потом продать за хорошую цену, а мы с мамой хотели устроить курятник на зиму. Чулан был достаточно большой, чтобы поместилась косуля средних размеров, а решетка была такой крепкой, что выдержала бы и медведя. Или буйного юнца. И замок был под стать решетке. Он, кстати, лежал на полу, с уже воткнутым ключиком.
- Сюда, - позвала я, - вон там ведро…
В чулане и в самом деле стояло ведро, но вовсе не с водой. Парень бросился внутрь, и прежде, чем он взялся за дужку ведра, я захлопнула клетку и навесила замок, повернув ключ.
- Тут не вода! – рявкнул юнец и резко обернулся, услышав клацанье замка. – Ты что это сделала, чумазая малявка? – спросил он внезапно осипшим голосом, подходя к решетке и пытаясь открыть дверцу, а потом заорал во всю силу легких: - А ну, выпусти меня! Немедленно!
- Когда успокоишься, - ответила я с ледяным спокойствием, бросила ключ на стол и вернулась к девушке.
Вслед мне летели вопли и проклятья, но я перестала обращать на юнца внимание. Сейчас мне было совсем не до него. Девушка еле дышала, и губы у нее посинели. Я быстро растопила печь и щедро подкидывала хворост, пока пламя не загудело. Я вскипятила воду и заварила целебных корешков из материных запасов – он должен был взбодрить раненую, придать ей сил, наполнить жилы новой кровью.
Остудив питье и процедив его в чашку, я села на край постели.
- Гретель, - позвала я, вспомнив, как называл девушку юнец, - ты должна кое-что выпить, это поможет…
- Если ты отравишь ее!.. – с новой силой заорал мой пленник. – Я выйду отсюда, и тебе конец! Ведьма!..
- Сначала попробуй выйти, - бросила я ему, и он замолчал, как захлебнулся своим криком.
А я тем временем взяла ложечку и поднесла к губам девушки. Она не потеряла сознание, но находилась где-то между жизнью и смертью, мне пришлось разжать ей зубы и влить ложку отвара, и еще одну, и еще…
Девушка вдруг слабо улыбнулась и что-то прошептала. Я наклонилась и услышала:
- Новый год… пряники… хорошо…
Наверное, она бредила. Напоив ее, я занялась приготовлением целебной мази, добавляя нужные специи из маминой заветной шкатулки. Обычно мне не полагалось брать ее без спроса, но сегодня был совсем другой случай.
Когда мазь была готова, я осмотрела раненое плечо. Корица превратилась в корку и заперла рану, значит, должна была остановить и кровь. Помолившись, я наложила мазь и закрепила повязку. Все, теперь оставалось только ждать.
Я посмотрела на пленника. Он сел на пол, прислонившись лбом к решетке, и пытался разглядеть, что я делаю с девушкой. С Гретель. Красивое имя. Благородное.
- Кто ты такой, и кто – она? – спросила я, начиная убирать в доме, сметая к порогу раздавленные ягоды.
- Не твое дело, - огрызнулся парень. – Имей в виду, если ты меня не выпустишь сейчас же, то сильно пожалеешь.
- Пожалею, если выпущу, - отрезала я, выбрасывая сор в печку. – Ты чуть не придушил меня, дикий человек. Если не разбираешься в целительстве, то не мешал бы.
- А ты разбираешься! – сказал он с издевкой.
- Да, - ответила я с достоинством, - немного разбираюсь. И знаю, что может повредить, а что исцелить.
- Ты точно ведьма, - прорычал он. – Выпусти меня!
- Ты ничем не поможешь своей Гретель, - покачала я головой, поставила метлу в угол, и спокойно начала раздевать девушку, чтобы устроить ее поудобнее. – Кто она тебе?
Глупый вопрос. Мне ведь было без разницы – кто они друг другу, эти молоденькие и красивые дети. Ну, не совсем дети… Вернее, даже не дети, что уж там…
- Она моя сестра! – пленник снова начал буйствовать, пытаясь расшатать решетку и сорвать замок. - А ты - ведьма! Ты заманила нас сюда! Я сразу понял, что эта птица неспроста крутится возле нас!
Что он там болтал про птицу, я даже не пыталась понять. Меня порадовало, что охотник знал свое дело, и клетка не подалась ни на дюйм, а замок так и вовсе хранил очаровательную невозмутимость.
- Послушай, - юнец устал бестолково биться об решетку и сменил тактику, заговорив вкрадчиво. – Давай ты выпустишь меня, а я тебя не трону. И даже награжу. Щедро награжу.
- Чем же? – спросила я деловито, вспарывая корсаж платья девушки. Жаль роскошной ткани, но раненую надо было вымыть и избавить от грязной одежды.
- Хочешь, заплачу серебром, - предложил юнец. – А хочешь – золотом. Хочешь золота?
- Кто ж его не хочет? – ответила я резонно. – Ну, давай свое золото. Но что-то я не заметила у тебя кошелька.
Слова попали в цель, потому что пленник замер, а потом принужденно засмеялся.
- С собой нет, - он старался говорить дружелюбно, но не мог скрыть, что его так и распирало от злобы. – Только если ты меня выпустишь, мои люди…
- Твои люди? – перебила я его. – И кто же ты такой, господин мой золотой? Не иначе, как принц.
- Нет, - ответил он тут же. – Я… я – сын лесничего.
- Девушка в платье, расшитом серебром, - сказала я насмешливо. – С каких это пор дети лесничих щеголяют в подобных нарядах? Скорее я поверю, что ты украл бедняжку Гретель у богатого отца или напел о любви, уговорив бежать.
- Ты глупая, как курица, - вскипел он, но тут же прикусил язык и добавил миролюбиво: - Наш отец – один из королевских лесничих. Я не лгу. Если ты сообщишь о нас…
- Ага, пойду прямо к королевскому двору, - закивала я. – Это – Брохль, мальчик. Тут до ближайшего города три дня пути.
- Я не мальчик! – огрызнулся он. – Я – мужчина.
- Я состарюсь, когда ты станешь мужчиной, - засмеялась я, вызвав у него новый приступ бешенства.
Несколько минут он высказывал мне всё, что думает о моём уме, моей внешности, образе жизни и всех моих достоинствах. Достоинств у меня оказалось много, и пока юнец угомонился и замолчал, тяжело дыша, я уже вымыла Гретель, сменила под ней простыню и укутала. Теперь можно дожидаться маму. Она приедет, и раненую можно будет увезти в Брохль, а там передать на руки лекарю.
- Есть хочешь? – спросила я у своего пленника, и только теперь поняла, как проголодалась сама. Дынные цукаты совсем не утолили голода, и теперь мне мечталось о вкусной яичной кашке.
Несколько минут я с удовольствием наблюдала, как в спесивом юнце борются гордость и желание поесть, а потом достала из ларя несколько пряников, которые вылеживались там к следующей ярмарке.
- Возьми, - я предусмотрительно протянула ему пряник, наколов на лучинку, чтобы не схватил меня за руку. – Пока растоплю печь и пока приготовлю, пройдет время.
Он посмотрел на меня с ненавистью, но пряник взял и начал его с отвращением жевать. Я тоже взяла пряник и принялась растапливать печь.
- Как тебя зовут? – спросила я, укладывая в растопку лучинки. Спросила только для того, чтобы что-то спросить. Мне было совершенно не интересно его имя. Приедет мама, и мы сразу отправим незваных гостей в Брохль. Таким дикарям не место в приличном доме.
- Зачем спрашиваешь? – хмуро осведомился юнец, проглотив пряник в несколько секунд. – Что с Гретель?
- Кровь я остановила, повязку сделала. Теперь нам остается только ждать.
- Ждать?! – он так и взвился. – Ополоумела, ведьма деревенская?! Немедленно сообщи!..
Я переждала, пока он закончил орать и замолчал, переводя дыхание, а потом сказала:
- Не лопни от натуги, малыш. А если скажешь еще хоть одно обидное слово, я тебя на жаркое пущу.
- Ты спятила?! – он уставился на меня, сквозь прутья решетки.
- Нет, - я пожала плечами и протянула ему еще один пряник на лучинке. – Откормлю тебя, а потом зажарю и съем.
Мои слова произвели впечатление, потому что юнец закашлялся, чуть не подавившись.
- А что? – я удивленно приподняла брови. - Ведь так поступают все ведьмы. Едят нахальных, избалованных никчемных мальчишек, которые шляются по лесам без папочки и мамочки.
- Я тебе язык отрежу, язва, - пообещал он, продолжая уписывать пряник, а потом потребовал: – Дай еще. И воды.
- Тебе бы крапивкой, да по голому заду дать, - ответила я, но протянула ему еще пряник. – Отойди к стенке, я поставлю тебе воды.
Он послушался и отошел, а я быстро поставила возле решетки кружку с родниковой водой. Настоящей. Которая была вовсе не в ведре, а в кувшине.
Юнец напился, поел, посмотрел на сестру, грудь которой ровно поднималась и опускалась, и заметно подобрел. Вернее – перестал меня оскорблять. Хотя, кто знает – может, его испугала перспектива быть съеденным.
- Ты кто такая? – приступил он к расспросам. – Почему живешь в лесу? Как твое имя и кто твои родители?
- Назовись-ка сам сначала.
Он помялся, а потом сказал:
- Меня зовут Иоганнес.
- Имя больше тебя, - я не удержалась, чтобы не поддеть его. Конечно, он был слишком рослым для своего возраста. Ему лет пятнадцать, наверное. Я окинула парня взглядом, пытаясь определить, сколько ему лет.
- Что вытаращилась? – тут же нагрубил он.
- Нет, - задумчиво сказала я. – Не Иоганнес. Гензель – как раз твой размер.
Он заскрипел зубами, но сдержался, хотя на языке у него, скорее всего, вертелось с десяток ответных оскорблений.
- А как тебя зовут? – напомнил он.
- А зачем тебе? – фыркнула я. – Мое имя слишком незначительно, чтобы знать его сыну королевского лесничего.
Он хотел что-то сказать, но передумал и пробормотал:
- И в самом деле, незачем.
- Как получилось, что в девушку попала стрела? – спросила я. – Это разбойники?
Что-то я не слышала про разбойников в окрестностях Брохля, но всякое бывает. На душе заскребло, когда я вспомнила о маме – она всегда ездила по лесной дороге в одиночку…
- Нет, не разбойники, - как-то слишком быстро ответил Иоганнес. – Это… это был несчастный случай.
- Ты попал в нее стрелой? – сказала я укоризненно. – Малыш, да кто же тебе арбалет доверил?
- Помолчи! – огрызнулся он.
То, что он не стал оправдываться, еще больше уверило меня, что именно его неловкость и была причиной ранения. Бестолковый, грубый, напыщенный юнец. И зачем таких несет в лес? Сидели бы у себя дома, под крылышком у заботливой мамочки и строгого папочки.
Я разбила в миску несколько яиц, взболтала, сдобрила топленым маслом и отправила готовиться, а потом перебрала горстку крупы, промыла ее, ссыпала в кастрюльку, сдобрила душистыми листьями и корешками из маминых запасов и бросила туда же последний кусочек вяленого мяса. Если девушка придет в себя, то питательный бульон – вот что нужно тому, кто потерял много крови.
- Эй, головешка! – позвал меня пленник.
Очаровательное прозвище – как раз ударил по больному месту. Я постаралась не показать, как меня обидело подобное сравнение, и не ответила, продолжая колдовать у печи, мурлыча под нос песенку.
- Ладно, не злись, - примирительно сказал Иоганнес. – Мне по нужде надо. Выпусти, будь добра.
- Рядом с тобой ведро, - ответила я, проверяя, не началась ли лихорадка у девушки.
- Ведро? – переспросил он после некоторого молчания. – Ты издеваешься, ведьма?
- Прости, у меня здесь не предусмотрено бархатного стульчика с дырочкой, - ответила я, всё ещё злясь за «головешку».
- Просто выпусти меня! – завопил он, снова вцепившись в решетку.
- Выпустить? – сердито переспросила я. – Такого дикаря? Всё, не мешай мне. Я ухаживаю за раненой и готовлю ужин. Скоро приедет моя мама.
Некоторое время он ругался вполголоса, но прошло не больше получаса, как мой пленник сменил гнев на просьбы.
- Хотя бы выйди, - попросил Иоганнес смущенно.
- Пойду принесу воды
Я и в самом деле пошла за водой. Выпускать буйного юнца я не собиралась, но и слушать его журчание никакого желания не было.
Пока из родника набиралась вода, я смотрела на дорогу. Вот сейчас из-за поворота покажется повозка, приедет мама, и всё сразу станет проще.
Но ведро наполнилось, вода потекла через край, а я не увидела повозки и не услышала топота лошадиных копыт и скрипа колес.
Пришлось возвращаться, и первым делом я проверила раненую девушку. Она спала, и лицо ее же не было таким восковым. Не было и румянца, но я понадеялась, что смерть отступила от этого юного существа.
- Как она? – тут же спросил Иоганнес.
- Гораздо лучше, - успокоила я его. – Кровь остановилась. А теперь нам надо поесть.
Я положила по порции яичной кашки себе и парню, поставила его чашку на пол перед решеткой, а сама села за стол, чтобы видеть и Гензеля, и Гретель.
- Ничего, вкусно, - одобрил пленник, попробовав мою стряпню.
- Просто восторг, что тебе понравилось! - съязвила я.
– Раз не хочешь называть имя, - продолжал он невозмутимо, уписывая нехитрое кушанье за обе щеки, - тогда скажи, почему живешь в лесу. Ты прячешься от кого-то?
- Ни от кого не прячусь, - возмутилась я. – Просто мы с мамой делаем сладости, а здесь можно вырастить и мяту, и шалфей, и разные ягоды есть.
- А, ну да, - протянул он с оскорбительным недоверием. Он сидел на полу, вытянув ноги, и лениво на меня поглядывал.
На что это он намекает? Что мы с мамой - преступницы?
Ерунда какая!
Но мы так часто переезжали из города в город… Иногда даже бросали вещи, уезжая ночью и налегке…
Я со стуком положила ложку. Чего доброго, этот нахал заставит меня поверить, что я и правда преступница.
- Ты, вроде как, разозлилась? – спросил он, выставляя вон пустую чашку из клетки.
- С чего бы? – насмешливо удивилась я. – Разве на детей обижаются? Пусть болтают себе милые глупости.
- Тебе уже говорилось, что я – не ребенок!
- Ты, вроде, разозлился?
- Деревенщина, - сказал он сквозь зубы и закрыл глаза, прислонившись затылком к стене.
Я решила не отвечать ему. Много чести ему отвечать.
Напоив с ложечки Гретель, я сменила ей повязку, поправила подушку и заплела волосы, чтобы девушку ничего не беспокоило. Было ясно, что мама сегодня уже не приедет. Наверное, решила заночевать в городе. Колесо сломалось. Или лошадь захромала. Или… да мало ли что могло случиться в пути. Я успокаивала себя, но всё равно волновалась. Хорошо хоть, что грубиян Гензель затих – уснул, как сидел, привалившись к стене.
Сжевав пару дынных цукатов, чтобы подсластить незадавшийся вечер, я поворошила почти прогоревшие угли и подошла к клетке, чтобы забрать пустую чашку и ложку.
Но стоило мне наклониться, чтобы взять посуду, как пленник открыл глаза, просунул руку между прутьями решетки и схватил меня за шею.
- Вот ты и попалась, пташечка, - сказал он, не скрывая злорадства. – Неплохо для ребенка, верно?
И не успела я ничего сказать или сделать, как он притянул меня к решетке вплотную и поцеловал прямо в губы.
Сразу было понятно, что юнец совсем не умеет целоваться, хотя он и попытался что-то такое изобразить, больно притиснув меня лбом к решетке. Да ученик пекаря в Диммербрю целовался лучше!
Конечно, я не могла похвастаться богатым опытом в области поцелуев, но с чем сравнивать – было. И парнишка Иоганнес точно не произвел впечатления.
А он старался! Наверное, пытался доказать, что и в самом деле мужчина. Я не стала терять время даром, точно так же, как он, просунула руку сквозь прутья решетки и изо всей силы дернула его за волосы.
Дело принимало серьезный оборот, но я не растерялась.
- Родниковая вода… - прохрипела я, пытаясь освободиться от его руки. – Скорей неси родниковую воду, она в ведре…
- Где?! – он отпустил меня и заметался в поисках воды.
- Сейчас все смоем, - заверила я, кашляя и потирая горло. – Только воды… быстрее воды… Вон там, в чулане…
Собственно, это был не чулан. Прежний хозяин дома охотничал и держал там пойманных живьем лесных зверей и птиц, чтобы потом продать за хорошую цену, а мы с мамой хотели устроить курятник на зиму. Чулан был достаточно большой, чтобы поместилась косуля средних размеров, а решетка была такой крепкой, что выдержала бы и медведя. Или буйного юнца. И замок был под стать решетке. Он, кстати, лежал на полу, с уже воткнутым ключиком.
- Сюда, - позвала я, - вон там ведро…
В чулане и в самом деле стояло ведро, но вовсе не с водой. Парень бросился внутрь, и прежде, чем он взялся за дужку ведра, я захлопнула клетку и навесила замок, повернув ключ.
- Тут не вода! – рявкнул юнец и резко обернулся, услышав клацанье замка. – Ты что это сделала, чумазая малявка? – спросил он внезапно осипшим голосом, подходя к решетке и пытаясь открыть дверцу, а потом заорал во всю силу легких: - А ну, выпусти меня! Немедленно!
- Когда успокоишься, - ответила я с ледяным спокойствием, бросила ключ на стол и вернулась к девушке.
Глава 8
Вслед мне летели вопли и проклятья, но я перестала обращать на юнца внимание. Сейчас мне было совсем не до него. Девушка еле дышала, и губы у нее посинели. Я быстро растопила печь и щедро подкидывала хворост, пока пламя не загудело. Я вскипятила воду и заварила целебных корешков из материных запасов – он должен был взбодрить раненую, придать ей сил, наполнить жилы новой кровью.
Остудив питье и процедив его в чашку, я села на край постели.
- Гретель, - позвала я, вспомнив, как называл девушку юнец, - ты должна кое-что выпить, это поможет…
- Если ты отравишь ее!.. – с новой силой заорал мой пленник. – Я выйду отсюда, и тебе конец! Ведьма!..
- Сначала попробуй выйти, - бросила я ему, и он замолчал, как захлебнулся своим криком.
А я тем временем взяла ложечку и поднесла к губам девушки. Она не потеряла сознание, но находилась где-то между жизнью и смертью, мне пришлось разжать ей зубы и влить ложку отвара, и еще одну, и еще…
Девушка вдруг слабо улыбнулась и что-то прошептала. Я наклонилась и услышала:
- Новый год… пряники… хорошо…
Наверное, она бредила. Напоив ее, я занялась приготовлением целебной мази, добавляя нужные специи из маминой заветной шкатулки. Обычно мне не полагалось брать ее без спроса, но сегодня был совсем другой случай.
Когда мазь была готова, я осмотрела раненое плечо. Корица превратилась в корку и заперла рану, значит, должна была остановить и кровь. Помолившись, я наложила мазь и закрепила повязку. Все, теперь оставалось только ждать.
Я посмотрела на пленника. Он сел на пол, прислонившись лбом к решетке, и пытался разглядеть, что я делаю с девушкой. С Гретель. Красивое имя. Благородное.
- Кто ты такой, и кто – она? – спросила я, начиная убирать в доме, сметая к порогу раздавленные ягоды.
- Не твое дело, - огрызнулся парень. – Имей в виду, если ты меня не выпустишь сейчас же, то сильно пожалеешь.
- Пожалею, если выпущу, - отрезала я, выбрасывая сор в печку. – Ты чуть не придушил меня, дикий человек. Если не разбираешься в целительстве, то не мешал бы.
- А ты разбираешься! – сказал он с издевкой.
- Да, - ответила я с достоинством, - немного разбираюсь. И знаю, что может повредить, а что исцелить.
- Ты точно ведьма, - прорычал он. – Выпусти меня!
- Ты ничем не поможешь своей Гретель, - покачала я головой, поставила метлу в угол, и спокойно начала раздевать девушку, чтобы устроить ее поудобнее. – Кто она тебе?
Глупый вопрос. Мне ведь было без разницы – кто они друг другу, эти молоденькие и красивые дети. Ну, не совсем дети… Вернее, даже не дети, что уж там…
- Она моя сестра! – пленник снова начал буйствовать, пытаясь расшатать решетку и сорвать замок. - А ты - ведьма! Ты заманила нас сюда! Я сразу понял, что эта птица неспроста крутится возле нас!
Что он там болтал про птицу, я даже не пыталась понять. Меня порадовало, что охотник знал свое дело, и клетка не подалась ни на дюйм, а замок так и вовсе хранил очаровательную невозмутимость.
- Послушай, - юнец устал бестолково биться об решетку и сменил тактику, заговорив вкрадчиво. – Давай ты выпустишь меня, а я тебя не трону. И даже награжу. Щедро награжу.
- Чем же? – спросила я деловито, вспарывая корсаж платья девушки. Жаль роскошной ткани, но раненую надо было вымыть и избавить от грязной одежды.
- Хочешь, заплачу серебром, - предложил юнец. – А хочешь – золотом. Хочешь золота?
- Кто ж его не хочет? – ответила я резонно. – Ну, давай свое золото. Но что-то я не заметила у тебя кошелька.
Слова попали в цель, потому что пленник замер, а потом принужденно засмеялся.
- С собой нет, - он старался говорить дружелюбно, но не мог скрыть, что его так и распирало от злобы. – Только если ты меня выпустишь, мои люди…
- Твои люди? – перебила я его. – И кто же ты такой, господин мой золотой? Не иначе, как принц.
- Нет, - ответил он тут же. – Я… я – сын лесничего.
- Девушка в платье, расшитом серебром, - сказала я насмешливо. – С каких это пор дети лесничих щеголяют в подобных нарядах? Скорее я поверю, что ты украл бедняжку Гретель у богатого отца или напел о любви, уговорив бежать.
- Ты глупая, как курица, - вскипел он, но тут же прикусил язык и добавил миролюбиво: - Наш отец – один из королевских лесничих. Я не лгу. Если ты сообщишь о нас…
- Ага, пойду прямо к королевскому двору, - закивала я. – Это – Брохль, мальчик. Тут до ближайшего города три дня пути.
- Я не мальчик! – огрызнулся он. – Я – мужчина.
- Я состарюсь, когда ты станешь мужчиной, - засмеялась я, вызвав у него новый приступ бешенства.
Несколько минут он высказывал мне всё, что думает о моём уме, моей внешности, образе жизни и всех моих достоинствах. Достоинств у меня оказалось много, и пока юнец угомонился и замолчал, тяжело дыша, я уже вымыла Гретель, сменила под ней простыню и укутала. Теперь можно дожидаться маму. Она приедет, и раненую можно будет увезти в Брохль, а там передать на руки лекарю.
- Есть хочешь? – спросила я у своего пленника, и только теперь поняла, как проголодалась сама. Дынные цукаты совсем не утолили голода, и теперь мне мечталось о вкусной яичной кашке.
Несколько минут я с удовольствием наблюдала, как в спесивом юнце борются гордость и желание поесть, а потом достала из ларя несколько пряников, которые вылеживались там к следующей ярмарке.
- Возьми, - я предусмотрительно протянула ему пряник, наколов на лучинку, чтобы не схватил меня за руку. – Пока растоплю печь и пока приготовлю, пройдет время.
Он посмотрел на меня с ненавистью, но пряник взял и начал его с отвращением жевать. Я тоже взяла пряник и принялась растапливать печь.
- Как тебя зовут? – спросила я, укладывая в растопку лучинки. Спросила только для того, чтобы что-то спросить. Мне было совершенно не интересно его имя. Приедет мама, и мы сразу отправим незваных гостей в Брохль. Таким дикарям не место в приличном доме.
- Зачем спрашиваешь? – хмуро осведомился юнец, проглотив пряник в несколько секунд. – Что с Гретель?
- Кровь я остановила, повязку сделала. Теперь нам остается только ждать.
- Ждать?! – он так и взвился. – Ополоумела, ведьма деревенская?! Немедленно сообщи!..
Я переждала, пока он закончил орать и замолчал, переводя дыхание, а потом сказала:
- Не лопни от натуги, малыш. А если скажешь еще хоть одно обидное слово, я тебя на жаркое пущу.
- Ты спятила?! – он уставился на меня, сквозь прутья решетки.
- Нет, - я пожала плечами и протянула ему еще один пряник на лучинке. – Откормлю тебя, а потом зажарю и съем.
Мои слова произвели впечатление, потому что юнец закашлялся, чуть не подавившись.
- А что? – я удивленно приподняла брови. - Ведь так поступают все ведьмы. Едят нахальных, избалованных никчемных мальчишек, которые шляются по лесам без папочки и мамочки.
- Я тебе язык отрежу, язва, - пообещал он, продолжая уписывать пряник, а потом потребовал: – Дай еще. И воды.
- Тебе бы крапивкой, да по голому заду дать, - ответила я, но протянула ему еще пряник. – Отойди к стенке, я поставлю тебе воды.
Он послушался и отошел, а я быстро поставила возле решетки кружку с родниковой водой. Настоящей. Которая была вовсе не в ведре, а в кувшине.
Юнец напился, поел, посмотрел на сестру, грудь которой ровно поднималась и опускалась, и заметно подобрел. Вернее – перестал меня оскорблять. Хотя, кто знает – может, его испугала перспектива быть съеденным.
- Ты кто такая? – приступил он к расспросам. – Почему живешь в лесу? Как твое имя и кто твои родители?
- Назовись-ка сам сначала.
Он помялся, а потом сказал:
- Меня зовут Иоганнес.
- Имя больше тебя, - я не удержалась, чтобы не поддеть его. Конечно, он был слишком рослым для своего возраста. Ему лет пятнадцать, наверное. Я окинула парня взглядом, пытаясь определить, сколько ему лет.
- Что вытаращилась? – тут же нагрубил он.
- Нет, - задумчиво сказала я. – Не Иоганнес. Гензель – как раз твой размер.
Глава 9
Он заскрипел зубами, но сдержался, хотя на языке у него, скорее всего, вертелось с десяток ответных оскорблений.
- А как тебя зовут? – напомнил он.
- А зачем тебе? – фыркнула я. – Мое имя слишком незначительно, чтобы знать его сыну королевского лесничего.
Он хотел что-то сказать, но передумал и пробормотал:
- И в самом деле, незачем.
- Как получилось, что в девушку попала стрела? – спросила я. – Это разбойники?
Что-то я не слышала про разбойников в окрестностях Брохля, но всякое бывает. На душе заскребло, когда я вспомнила о маме – она всегда ездила по лесной дороге в одиночку…
- Нет, не разбойники, - как-то слишком быстро ответил Иоганнес. – Это… это был несчастный случай.
- Ты попал в нее стрелой? – сказала я укоризненно. – Малыш, да кто же тебе арбалет доверил?
- Помолчи! – огрызнулся он.
То, что он не стал оправдываться, еще больше уверило меня, что именно его неловкость и была причиной ранения. Бестолковый, грубый, напыщенный юнец. И зачем таких несет в лес? Сидели бы у себя дома, под крылышком у заботливой мамочки и строгого папочки.
Я разбила в миску несколько яиц, взболтала, сдобрила топленым маслом и отправила готовиться, а потом перебрала горстку крупы, промыла ее, ссыпала в кастрюльку, сдобрила душистыми листьями и корешками из маминых запасов и бросила туда же последний кусочек вяленого мяса. Если девушка придет в себя, то питательный бульон – вот что нужно тому, кто потерял много крови.
- Эй, головешка! – позвал меня пленник.
Очаровательное прозвище – как раз ударил по больному месту. Я постаралась не показать, как меня обидело подобное сравнение, и не ответила, продолжая колдовать у печи, мурлыча под нос песенку.
- Ладно, не злись, - примирительно сказал Иоганнес. – Мне по нужде надо. Выпусти, будь добра.
- Рядом с тобой ведро, - ответила я, проверяя, не началась ли лихорадка у девушки.
- Ведро? – переспросил он после некоторого молчания. – Ты издеваешься, ведьма?
- Прости, у меня здесь не предусмотрено бархатного стульчика с дырочкой, - ответила я, всё ещё злясь за «головешку».
- Просто выпусти меня! – завопил он, снова вцепившись в решетку.
- Выпустить? – сердито переспросила я. – Такого дикаря? Всё, не мешай мне. Я ухаживаю за раненой и готовлю ужин. Скоро приедет моя мама.
Некоторое время он ругался вполголоса, но прошло не больше получаса, как мой пленник сменил гнев на просьбы.
- Хотя бы выйди, - попросил Иоганнес смущенно.
- Пойду принесу воды
Я и в самом деле пошла за водой. Выпускать буйного юнца я не собиралась, но и слушать его журчание никакого желания не было.
Пока из родника набиралась вода, я смотрела на дорогу. Вот сейчас из-за поворота покажется повозка, приедет мама, и всё сразу станет проще.
Но ведро наполнилось, вода потекла через край, а я не увидела повозки и не услышала топота лошадиных копыт и скрипа колес.
Пришлось возвращаться, и первым делом я проверила раненую девушку. Она спала, и лицо ее же не было таким восковым. Не было и румянца, но я понадеялась, что смерть отступила от этого юного существа.
- Как она? – тут же спросил Иоганнес.
- Гораздо лучше, - успокоила я его. – Кровь остановилась. А теперь нам надо поесть.
Я положила по порции яичной кашки себе и парню, поставила его чашку на пол перед решеткой, а сама села за стол, чтобы видеть и Гензеля, и Гретель.
- Ничего, вкусно, - одобрил пленник, попробовав мою стряпню.
- Просто восторг, что тебе понравилось! - съязвила я.
– Раз не хочешь называть имя, - продолжал он невозмутимо, уписывая нехитрое кушанье за обе щеки, - тогда скажи, почему живешь в лесу. Ты прячешься от кого-то?
- Ни от кого не прячусь, - возмутилась я. – Просто мы с мамой делаем сладости, а здесь можно вырастить и мяту, и шалфей, и разные ягоды есть.
- А, ну да, - протянул он с оскорбительным недоверием. Он сидел на полу, вытянув ноги, и лениво на меня поглядывал.
На что это он намекает? Что мы с мамой - преступницы?
Ерунда какая!
Но мы так часто переезжали из города в город… Иногда даже бросали вещи, уезжая ночью и налегке…
Я со стуком положила ложку. Чего доброго, этот нахал заставит меня поверить, что я и правда преступница.
- Ты, вроде как, разозлилась? – спросил он, выставляя вон пустую чашку из клетки.
- С чего бы? – насмешливо удивилась я. – Разве на детей обижаются? Пусть болтают себе милые глупости.
- Тебе уже говорилось, что я – не ребенок!
- Ты, вроде, разозлился?
- Деревенщина, - сказал он сквозь зубы и закрыл глаза, прислонившись затылком к стене.
Я решила не отвечать ему. Много чести ему отвечать.
Напоив с ложечки Гретель, я сменила ей повязку, поправила подушку и заплела волосы, чтобы девушку ничего не беспокоило. Было ясно, что мама сегодня уже не приедет. Наверное, решила заночевать в городе. Колесо сломалось. Или лошадь захромала. Или… да мало ли что могло случиться в пути. Я успокаивала себя, но всё равно волновалась. Хорошо хоть, что грубиян Гензель затих – уснул, как сидел, привалившись к стене.
Сжевав пару дынных цукатов, чтобы подсластить незадавшийся вечер, я поворошила почти прогоревшие угли и подошла к клетке, чтобы забрать пустую чашку и ложку.
Но стоило мне наклониться, чтобы взять посуду, как пленник открыл глаза, просунул руку между прутьями решетки и схватил меня за шею.
- Вот ты и попалась, пташечка, - сказал он, не скрывая злорадства. – Неплохо для ребенка, верно?
И не успела я ничего сказать или сделать, как он притянул меня к решетке вплотную и поцеловал прямо в губы.
Глава 10
Сразу было понятно, что юнец совсем не умеет целоваться, хотя он и попытался что-то такое изобразить, больно притиснув меня лбом к решетке. Да ученик пекаря в Диммербрю целовался лучше!
Конечно, я не могла похвастаться богатым опытом в области поцелуев, но с чем сравнивать – было. И парнишка Иоганнес точно не произвел впечатления.
А он старался! Наверное, пытался доказать, что и в самом деле мужчина. Я не стала терять время даром, точно так же, как он, просунула руку сквозь прутья решетки и изо всей силы дернула его за волосы.
