- Хорошо, - голос его звучал почти равнодушно, а сам он перевел взгляд за окно, наполовину затянутое ледяными стрельчатыми узорами. – На нашем браке настаивает король, потому что я обесчестил девицу ле Анже, а она пожаловалась.
- Вы в самом деле сделали это?! – воскликнула я в ужасе.
- Наверное, - сказал он ещё более безразлично.
- Как это – наверное?!
Ален пожал плечами.
- Вы не помните, что произошло между вами и леди Милисент?
- Не помню, - он посмотрел мне в глаза, и я поёжилась – таким холодом повеяло от него.
Но я желала узнать эту историю до конца:
- Как такое может быть, Ален?
- В тот вечер я напился. Напился, как свинья, прости уж меня за резкость. А когда проснулся – был с ней в постели. В её комнате. Милли сказала, что я ворвался к ней ночью, обесчестил, а она даже не могла позвать на помощь, потому что я… обошелся с ней грубовато. Вот и все.
- Но… вы этого не помните?
- Я же сказал. В тот вечер я напился так, что собственного имени не помнил.
- А где был ваш Пепе?
- Как раз отпросился к сестре на свадьбу. Я и отпустил. Непростительная глупость с моей стороны.
- Ален, а это… могло быть правдой? - еле выговорила я. – То, что вы ворвались к благородной леди и… были грубы с ней?
Он перевел взгляд за окно и ответил:
- Могло.
Я прислонилась к стене, раздумывая над тем, что сейчас услышала. Неужели Алария оказалась права? Графу нравится причинять женщинам боль. Он ударил леди Эстер, хотя и говорит, что сделал это по причине её предательства. Он силой взял леди Милисент, спровоцировав скандал – а то, что скандал был, я не сомневалась, если уж король решил вмешаться… Потом – Алария. Не проявил ли граф свою грубость по отношению к ней? Бедная Барбетта, Гюнебрет – все они боялись графской порки. Значит, уже пробовали её? Да и я сама – разве не пришлось мне испытать дикость его нрава? Но ведь Ален был так нежен со мной… вчера…
- Милли мне сразу понравилась, - заговорил вдруг граф, и от неожиданности я вздрогнула. – Она… она ведь очень красива. Она говорила со мной так, словно я был ей приятен. И танцевала, и смеялась. Она сразу поняла про мою больную руку и сказала, что болезнь – это ещё один бой, который надо выиграть. Говорила, что пока жив, есть надежда, что мы обязательно найдем лекарство. Милли принимала меня таким, каким я был, и это казалось мне почти чудом. Я увлёкся ею, постоянно думал о ней. Так что когда выпил – вполне мог заявиться в её комнату. Тем более, она в тот вечер спала не в комнате фрейлин королевы, а в комнате своего отца, а её папаша как раз пил со мной и отправился переночевать к девочкам в весёлый дом.
- Бедная девушка… - сказала я. – Представляю, что она пережила.
- Бланш, - позвал Ален.
Я не ответила, и рука его легла мне на плечо, притягивая меня властно, но вовсе не грубо.
- Ты осуждаешь меня? – спросил он.
- Осуждаю? – откликнулась я эхом. – О нет, милорд. Ваш поступок – он ужасен, но я не могу ненавидеть вас за него, хотя мне всем сердцем жаль леди Милисент, и ещё я боюсь…
- С тобой никогда ничего подобного не случится, - сказал он глухо. - Всё изменилось, когда я встретил тебя, - я чувствовала, что ему непросто дались эти слова. – И сам я изменился… хочу измениться…
- Это прекрасно, - сказала я, прижимаясь щекой к его груди и вслушиваясь в ровное и сильное биение его сердца, - но справедливо ли так поступить с леди Милисент?
- Справедливо. Она получила, что хотела. А я хочу получить ту, которая спасла меня от проклятья, от боли, от одиночества. Если бы не ты, я так и остался бы калекой, если не сошёл с ума от этого дрянного снадобья Сильвани, - он попытался поймать мои губы, чтобы поцеловать, но остановился. – Что случилось? Почему ты так побледнела?
- Подождите, милорд, - я разжала его руки и встала перед ним, собираясь с духом. – Вы рассказали мне всю правду, я верю, что ничего не утаили. Теперь мне надо кое-что сказать вам.
- Ну, говори, - сказал он, скрестив на груди руки. – Послушаем, чем ты опять меня удивишь.
- Простите, но я обманула вас. Солгала, и сделала это сознательно.
- Обманула? – он засмеялся с таким облегчением, что мне стало стыдно вдвойне. – Да ты шутница! Разве ты можешь лгать, Бланш?
- Я обманула вас, милорд, - повторила я. – Вы никогда не были больны, поэтому не считайте меня вашей избавительницей. Вильямина солгала вам насчёт лечения, а я поддержала ее ложь.
- Что ты несешь? – граф протянул мне обе руки. – Была жуткая боль, но все прошло. И смотри – обе руки действуют одинаково. Ты скромница, Бланш, но не надо принижать себя настолько.
- Вы не были больны, милорд! – вывалила я разом всю правду, потому что молчать было уже выше моих сил. – Королевские лекари не смогли вас вылечить, потому что вы не были больны телесно. Вильямина говорит, болезнь была вами придумана, вы сами внушили её себе, после того, как поссорились с леди Эстер и винили себя в её смерти. Вильямина пыталась объяснить вам это, но вы не поверили, вы искали лекарство, а не хотели понять причины болезни. Тогда она подыграла вам и дала это браслет – он не магический, не заколдованный, он был обыкновенной безделушкой. Поэтому я ничем не рисковала, забирая его у вас. Вы приписали мне благородство и самоотверженность, которых у меня не было. И я скрывала это, а браслет, скорее всего, смыло с руки, когда меня бросили в пруд… - я сделала паузу, со страхом ожидая, что ответит мой муж, но он молчал, и я закончила, чувствуя, что вот-вот расплачусь. – Теперь вы всё знаете, милорд. Я ничем не лучше вас, я такая же грешница и также совершала постыдные поступки.
- Надеюсь, девственниц ты не насиловала? – спросил Ален.
Я подняла на него глаза, не понимая странной шутки. Он смотрел на меня с улыбкой, а его лицо сияло внутренним, ласковым светом. В эту минуту граф показался мне необыкновенно красивым, я никогда не видела его таким.
- Дай обниму тебя, маленькая шоколадница! – он схватил меня в охапку, сжимая так, что косточки хрустели. – Ты чего боялась? Что я рассержусь за обман? Какая разница, как ты вылечила меня, и была ли болезнь? Ты вылечила, и кто будет винить умного врача, если пациент - мнительный дурак? Я презирал Милисент, что она верит глупым байкам про проклятие жён де Конморов, а сам был не лучше. Поэтому не хмурься, - он провел пальцем по моему лбу. – Эта морщинка между бровями пугает меня больше, чем тебя – страшный граф Синяя Борода. Тебе есть ещё, в чём покаяться?
- По-моему, нет, - призналась я. – Вы не сердитесь за обман, милорд?
- Ален, - поправил он меня. – Мы же решили, что ты зовешь меня по имени и никаких титулов. И я ничуть не сержусь на Бланш, я её люблю.
- Ален, - выдохнула я и обняла его.
Спустя четверть часа из гостиной выглянула Гюнебрет и скорчила гримаску:
- Боже! Сколько можно целоваться?! Вы идете завтракать?
Всё хорошо! Всё так хорошо!
Я поймала себя на том, что напеваю, когда проверяла, что готовили на обед. Ален и я – никаких тайн между нами, никаких препятствий! По сравнению с этим и убийца казался просто страшным сном, который забывается, когда день солнечный и ясный.
Но когда я увидела мужа в меховом плаще, вся моя радость исчезла в единый миг.
- Куда вы собрались? – переполошилась я.
- Куда ты собрался, Ален, - поправил меня муж. – Поеду в столицу, навещу его величество.
- Ты поедешь к королю? Зачем?
- Королева – крестная мать Милисент. Как бы она не обиделась за крестницу слишком сильно. Милисент грозилась мне королевским гневом, вот я и подумал – лучше самому поговорить с королем, прежде чем до него доползут слухи. Я бы еще вчера доделал то, что мы не успели закончить, но так неправильно. Заручусь поддержкой короля, и тогда тебе точно ничего не будет угрожать, и никто не посмеет встать меду нами.
- Это… надолго?
- На неделю.
- Неделю?!. – спросила я потрясенно.
- Возможно, больше. Но Пепе останется, ты не волнуйся. Можешь положиться на него, он не подведет. Не покидай Конмор, что бы ни случилось. Никуда не исчезай, пока я не вернусь. Это приказ. Поняла?
- Да, Ален… - прошептала я, приникая к нему.
- И не надо плакать, милая, - сказал он ласково.
- Но я не плачу…
- Тогда почему эти слезы?
Он порывисто обнял меня и расцеловал в щеки, снимая губами слезинки, которые катились из моих глаз, и сказал на ухо:
- Я вернусь и возьму тебя тысячу раз. Уже сейчас у меня все горит, как подумаю об этом. И надеюсь, что больше нам никто не помешает.
- На тысячу раз не хватит ночи, милорд, - сказала я смиренно, чем рассмешила его.
- Вот это уже моя Бланш, - сказал он. – Но не зови меня «милорд». У меня есть имя.
- Ален… - прошептала я, чувствуя такую тоску, словно прощалась с ним навсегда.
- Всё будет хорошо, маленькая, - утешал он меня, гладя по голове и спине. – Ну, мне пора.
Проводив его, я поднялась на башню и смотрела, как сани уносятся по белоснежному полю, пока они не исчезли из виду.
День прошёл в обычных хлопотах, и хотя я знала, что мой муж вернется домой только через неделю, всё равно часто поглядывала в окно. Гюнебрет не разделяла моей грусти – лишь досадовала, что отец не взял её с собой в столицу. Прошел следующий день, за ним начался следующий… Я вспоминала все слова, что говорил мне Ален, вспоминала каждое его движение, каждый взгляд – и была счастлива. Он вернется, он непременно вернется. И принесет добрые вести. Потому что король не может не отнестись с пониманием к жизни верного вассала.
Взглянув в очередной раз в окно, я увидела, как Гюнебрет бежит по направлению к саду в своей серой шубке, опушенной беличьим мехом. Я пыталась привить девушке любовь к женской работе – к рукоделию, увлечь искусством приготовления сладостей, но Гюнебрет любила только охоту, собак и лошадей.
Поэтому оставалось лишь смириться.
Верной тенью за мной следовал Пепе. Иногда мы разговаривали с ним о графе. Мне казалось, что так я становлюсь хоть немного ближе к мужу.
- Всё будет хорошо, миледи, не волнуйтесь, - утешал меня Пепе, считавший, что я нуждаюсь в утешениях.
Я не волновалась, но всё равно благодарила его за участие.
Чтобы не изнывать от безделья, я решила привести в порядок потайную комнату. Пусть мне было неприятно заходить туда, где мой муж в одиночестве пытался победить собственные страхи, употребляя убийственное зелье, но это было лучше, чем сидеть у окошка и глядеть на белый безмолвный мир.
Пепе устроился в коридоре, а я отперла дверь и первым делом собрала все пыльные и засаленные тряпки с лежанки. Можно было привлечь к этому слуг, но я посчитала, что должна сама победить проклятую комнату – превратить её из логова зверя в обыкновенное жилище.
- Твоя тайна раскрыта, - бормотала я себе под нос, обращаясь к комнате, как к живой. – Больше ты никого не запугаешь.
Чтобы поскорее избавиться от пыли, я открыла хрустальное окно – Пепе помог мне справиться с рамой, примерзшей к обкладу. Морозный воздух бодрил, и слышалась песня, которую распевала Барбетта, ощипывавшая под навесом кур:
- Уедем ко мне, красавица Мод,
Ты мне всех дороже и всех милей!
А чтобы ты знала мою любовь,
Получишь всё после смерти моей.
Получишь дом, и пашню, и скот,
Я в том поклянусь и печать приложу,
Поедем со мной, красавица Мод,
Любовь я на деле тебе докажу!
Я слушала эту наивную песню и улыбалась. Теперь, когда мы с Аленом покончили со всеми тайнами, когда нашей любви ничего больше не угрожало, даже простенькая народная песенка отзывалась в моей душе волшебными напевами.
Когда Ален приедет, я встречу его самыми вкусными кушаньями, окружу самой нежной лаской, а в спальне… Щеки мои загорались при одной только мысли о том, что произойдет, когда он сожмет меня в объятиях. И никто не встанет между нами, никто не помешает.
- Ты мне обещал после смерти своей
Отдать дом и пашню, гусей и коня!
- И я не солгал, Мод, ты всех мне милей,
Но всё же умрешь ты раньше меня…
Боже, да что там поёт Барбетта? Упоминание о смерти было так некстати этим снежным утром. Но к счастью, Барбетта закончила с курами и вернулась в дом, а я вздохнула спокойно, продолжая наводить порядок в потайной комнате.
Вытерев пыль и начистив до блеска подсвечники и каминную решетку, я застелила постель свежим бельем и оглядела комнату с чувством глубокого удовлетворения. Все сверкало, оставалось лишь выскоблить пол, но это я решила отложить на потом. Здесь можно поставить кушетку, постелить толстые ковры, а стены обить восточными тканями. Пройдет время, и эта комната окончательно превратится в уютное убежище, где так забавно будет прятаться от всего мира.
Я вышла из комнаты и заперла её на ключ. Теперь не было необходимости прятать его, и он болтался на общей связке.
Пепе почему-то стоял у хрустального окна. Свет бил мне в глаза, и я видела лишь силуэт.
- Я иду вниз, Пепе, - позвала я, и он оглянулся.
- Не торопись, Бланш, - раздался совсем другой голос.
Мужчина у окна сделал несколько шагов по направлению ко мне, отступая от потока света.
- Реджи?! – узнала я его. – Зачем ты здесь? Что-то с милордом графом? А где Пепе?
И тут я увидела, что он держит в руках – перчатки. Перчатки из тонкой кожи прекрасной выделки.
- Вот как, - медленно произнесла я, пятясь по мере того, как он приближался. – Значит, ты всё-таки возвращался в беседку в тот день…
- О чем ты? – спросил он.
Я смотрела на него – на Реджи, которого знала с детства, с которым не боялась ни лесных чудовищ, ни книжных разбойников, никого-никого. А теперь он сам был для меня пострашнее любого чудовища.
- Милорд рассказывал, что на столе в беседке были лишь поднос и крышка от подноса. Ты вернулся, чтобы забрать чайник и перчатки…
- Не понимаю тебя, - он стоял уже рядом, а я прижалась спиной к стене, лихорадочно пытаясь сообразить – услышат ли мой крик слуги на первом этаже, и куда подевался верный Пепе.
- И правда не понимаешь? Что же я сделала тебе, что ты хотел меня утопить?
- Утопить?! – он уставился на меня с таким удивлением, что я усомнилась в своих предположениях.
- Как ты вернул перчатки? – пошла я напрямик.
- Мне их передали…
- Кто?!
- Я передала, - раздался позади хрустальный голосок.
- Леди Милисент… - прошептала я, понимая, что попала в ловушку.
Дама ле Анж поднималась по лестнице, изящно держа подол, и приветливо улыбалась мне. Очень приветливо.
- Вы потеряли своего милого слугу, леди Бланш? – спросила она медоточиво. - Так вот он, лежит на ступенях. Почему-то решил прилечь и поспать среди белого дня.
- Вы отравили его?! – воскликнула я.
- Отравила? – красавица обиженно надула губки и захлопала глазами. – Ну что вы, я же не злодейка какая-нибудь. Он всего лишь спит, и будет спать достаточно долго, чтобы мы успели…
- Мы?! – я посмотрела на Реджи. – Так ты с ней заодно?
Прежде, чем Реджи успел что-то ответить, Милисент промурлыкала:
- Конечно, заодно. Мы с ним давние друзья. Вместе навсегда, до самой смерти. Так ведь, милый?
Я видела, что Реджи поморщился, но опровергать слова Милисент не спешил.
- Мне надо было об этом догадаться, - сказала я, стараясь не терять хладнокровия, находясь между этими двумя змеями.
Именно сейчас я отчетливо поняла, о каких врагах говорила Вильямина. Одна змея - Сильвани. С ним не составило труда справиться. Но вот эти змеи… Пляшущие вокруг нас с Аленом, уверенные в силе своего яда…
- Вы в самом деле сделали это?! – воскликнула я в ужасе.
- Наверное, - сказал он ещё более безразлично.
- Как это – наверное?!
Ален пожал плечами.
- Вы не помните, что произошло между вами и леди Милисент?
- Не помню, - он посмотрел мне в глаза, и я поёжилась – таким холодом повеяло от него.
Но я желала узнать эту историю до конца:
- Как такое может быть, Ален?
- В тот вечер я напился. Напился, как свинья, прости уж меня за резкость. А когда проснулся – был с ней в постели. В её комнате. Милли сказала, что я ворвался к ней ночью, обесчестил, а она даже не могла позвать на помощь, потому что я… обошелся с ней грубовато. Вот и все.
- Но… вы этого не помните?
- Я же сказал. В тот вечер я напился так, что собственного имени не помнил.
- А где был ваш Пепе?
- Как раз отпросился к сестре на свадьбу. Я и отпустил. Непростительная глупость с моей стороны.
- Ален, а это… могло быть правдой? - еле выговорила я. – То, что вы ворвались к благородной леди и… были грубы с ней?
Он перевел взгляд за окно и ответил:
- Могло.
Я прислонилась к стене, раздумывая над тем, что сейчас услышала. Неужели Алария оказалась права? Графу нравится причинять женщинам боль. Он ударил леди Эстер, хотя и говорит, что сделал это по причине её предательства. Он силой взял леди Милисент, спровоцировав скандал – а то, что скандал был, я не сомневалась, если уж король решил вмешаться… Потом – Алария. Не проявил ли граф свою грубость по отношению к ней? Бедная Барбетта, Гюнебрет – все они боялись графской порки. Значит, уже пробовали её? Да и я сама – разве не пришлось мне испытать дикость его нрава? Но ведь Ален был так нежен со мной… вчера…
- Милли мне сразу понравилась, - заговорил вдруг граф, и от неожиданности я вздрогнула. – Она… она ведь очень красива. Она говорила со мной так, словно я был ей приятен. И танцевала, и смеялась. Она сразу поняла про мою больную руку и сказала, что болезнь – это ещё один бой, который надо выиграть. Говорила, что пока жив, есть надежда, что мы обязательно найдем лекарство. Милли принимала меня таким, каким я был, и это казалось мне почти чудом. Я увлёкся ею, постоянно думал о ней. Так что когда выпил – вполне мог заявиться в её комнату. Тем более, она в тот вечер спала не в комнате фрейлин королевы, а в комнате своего отца, а её папаша как раз пил со мной и отправился переночевать к девочкам в весёлый дом.
- Бедная девушка… - сказала я. – Представляю, что она пережила.
- Бланш, - позвал Ален.
Я не ответила, и рука его легла мне на плечо, притягивая меня властно, но вовсе не грубо.
- Ты осуждаешь меня? – спросил он.
- Осуждаю? – откликнулась я эхом. – О нет, милорд. Ваш поступок – он ужасен, но я не могу ненавидеть вас за него, хотя мне всем сердцем жаль леди Милисент, и ещё я боюсь…
- С тобой никогда ничего подобного не случится, - сказал он глухо. - Всё изменилось, когда я встретил тебя, - я чувствовала, что ему непросто дались эти слова. – И сам я изменился… хочу измениться…
- Это прекрасно, - сказала я, прижимаясь щекой к его груди и вслушиваясь в ровное и сильное биение его сердца, - но справедливо ли так поступить с леди Милисент?
- Справедливо. Она получила, что хотела. А я хочу получить ту, которая спасла меня от проклятья, от боли, от одиночества. Если бы не ты, я так и остался бы калекой, если не сошёл с ума от этого дрянного снадобья Сильвани, - он попытался поймать мои губы, чтобы поцеловать, но остановился. – Что случилось? Почему ты так побледнела?
- Подождите, милорд, - я разжала его руки и встала перед ним, собираясь с духом. – Вы рассказали мне всю правду, я верю, что ничего не утаили. Теперь мне надо кое-что сказать вам.
- Ну, говори, - сказал он, скрестив на груди руки. – Послушаем, чем ты опять меня удивишь.
- Простите, но я обманула вас. Солгала, и сделала это сознательно.
- Обманула? – он засмеялся с таким облегчением, что мне стало стыдно вдвойне. – Да ты шутница! Разве ты можешь лгать, Бланш?
- Я обманула вас, милорд, - повторила я. – Вы никогда не были больны, поэтому не считайте меня вашей избавительницей. Вильямина солгала вам насчёт лечения, а я поддержала ее ложь.
- Что ты несешь? – граф протянул мне обе руки. – Была жуткая боль, но все прошло. И смотри – обе руки действуют одинаково. Ты скромница, Бланш, но не надо принижать себя настолько.
- Вы не были больны, милорд! – вывалила я разом всю правду, потому что молчать было уже выше моих сил. – Королевские лекари не смогли вас вылечить, потому что вы не были больны телесно. Вильямина говорит, болезнь была вами придумана, вы сами внушили её себе, после того, как поссорились с леди Эстер и винили себя в её смерти. Вильямина пыталась объяснить вам это, но вы не поверили, вы искали лекарство, а не хотели понять причины болезни. Тогда она подыграла вам и дала это браслет – он не магический, не заколдованный, он был обыкновенной безделушкой. Поэтому я ничем не рисковала, забирая его у вас. Вы приписали мне благородство и самоотверженность, которых у меня не было. И я скрывала это, а браслет, скорее всего, смыло с руки, когда меня бросили в пруд… - я сделала паузу, со страхом ожидая, что ответит мой муж, но он молчал, и я закончила, чувствуя, что вот-вот расплачусь. – Теперь вы всё знаете, милорд. Я ничем не лучше вас, я такая же грешница и также совершала постыдные поступки.
- Надеюсь, девственниц ты не насиловала? – спросил Ален.
Я подняла на него глаза, не понимая странной шутки. Он смотрел на меня с улыбкой, а его лицо сияло внутренним, ласковым светом. В эту минуту граф показался мне необыкновенно красивым, я никогда не видела его таким.
- Дай обниму тебя, маленькая шоколадница! – он схватил меня в охапку, сжимая так, что косточки хрустели. – Ты чего боялась? Что я рассержусь за обман? Какая разница, как ты вылечила меня, и была ли болезнь? Ты вылечила, и кто будет винить умного врача, если пациент - мнительный дурак? Я презирал Милисент, что она верит глупым байкам про проклятие жён де Конморов, а сам был не лучше. Поэтому не хмурься, - он провел пальцем по моему лбу. – Эта морщинка между бровями пугает меня больше, чем тебя – страшный граф Синяя Борода. Тебе есть ещё, в чём покаяться?
- По-моему, нет, - призналась я. – Вы не сердитесь за обман, милорд?
- Ален, - поправил он меня. – Мы же решили, что ты зовешь меня по имени и никаких титулов. И я ничуть не сержусь на Бланш, я её люблю.
- Ален, - выдохнула я и обняла его.
Спустя четверть часа из гостиной выглянула Гюнебрет и скорчила гримаску:
- Боже! Сколько можно целоваться?! Вы идете завтракать?
Прода от 11.03.2022, 08:58
Глава 29
Всё хорошо! Всё так хорошо!
Я поймала себя на том, что напеваю, когда проверяла, что готовили на обед. Ален и я – никаких тайн между нами, никаких препятствий! По сравнению с этим и убийца казался просто страшным сном, который забывается, когда день солнечный и ясный.
Но когда я увидела мужа в меховом плаще, вся моя радость исчезла в единый миг.
- Куда вы собрались? – переполошилась я.
- Куда ты собрался, Ален, - поправил меня муж. – Поеду в столицу, навещу его величество.
- Ты поедешь к королю? Зачем?
- Королева – крестная мать Милисент. Как бы она не обиделась за крестницу слишком сильно. Милисент грозилась мне королевским гневом, вот я и подумал – лучше самому поговорить с королем, прежде чем до него доползут слухи. Я бы еще вчера доделал то, что мы не успели закончить, но так неправильно. Заручусь поддержкой короля, и тогда тебе точно ничего не будет угрожать, и никто не посмеет встать меду нами.
- Это… надолго?
- На неделю.
- Неделю?!. – спросила я потрясенно.
- Возможно, больше. Но Пепе останется, ты не волнуйся. Можешь положиться на него, он не подведет. Не покидай Конмор, что бы ни случилось. Никуда не исчезай, пока я не вернусь. Это приказ. Поняла?
- Да, Ален… - прошептала я, приникая к нему.
- И не надо плакать, милая, - сказал он ласково.
- Но я не плачу…
- Тогда почему эти слезы?
Он порывисто обнял меня и расцеловал в щеки, снимая губами слезинки, которые катились из моих глаз, и сказал на ухо:
- Я вернусь и возьму тебя тысячу раз. Уже сейчас у меня все горит, как подумаю об этом. И надеюсь, что больше нам никто не помешает.
- На тысячу раз не хватит ночи, милорд, - сказала я смиренно, чем рассмешила его.
- Вот это уже моя Бланш, - сказал он. – Но не зови меня «милорд». У меня есть имя.
- Ален… - прошептала я, чувствуя такую тоску, словно прощалась с ним навсегда.
- Всё будет хорошо, маленькая, - утешал он меня, гладя по голове и спине. – Ну, мне пора.
Проводив его, я поднялась на башню и смотрела, как сани уносятся по белоснежному полю, пока они не исчезли из виду.
День прошёл в обычных хлопотах, и хотя я знала, что мой муж вернется домой только через неделю, всё равно часто поглядывала в окно. Гюнебрет не разделяла моей грусти – лишь досадовала, что отец не взял её с собой в столицу. Прошел следующий день, за ним начался следующий… Я вспоминала все слова, что говорил мне Ален, вспоминала каждое его движение, каждый взгляд – и была счастлива. Он вернется, он непременно вернется. И принесет добрые вести. Потому что король не может не отнестись с пониманием к жизни верного вассала.
Взглянув в очередной раз в окно, я увидела, как Гюнебрет бежит по направлению к саду в своей серой шубке, опушенной беличьим мехом. Я пыталась привить девушке любовь к женской работе – к рукоделию, увлечь искусством приготовления сладостей, но Гюнебрет любила только охоту, собак и лошадей.
Поэтому оставалось лишь смириться.
Верной тенью за мной следовал Пепе. Иногда мы разговаривали с ним о графе. Мне казалось, что так я становлюсь хоть немного ближе к мужу.
- Всё будет хорошо, миледи, не волнуйтесь, - утешал меня Пепе, считавший, что я нуждаюсь в утешениях.
Я не волновалась, но всё равно благодарила его за участие.
Чтобы не изнывать от безделья, я решила привести в порядок потайную комнату. Пусть мне было неприятно заходить туда, где мой муж в одиночестве пытался победить собственные страхи, употребляя убийственное зелье, но это было лучше, чем сидеть у окошка и глядеть на белый безмолвный мир.
Пепе устроился в коридоре, а я отперла дверь и первым делом собрала все пыльные и засаленные тряпки с лежанки. Можно было привлечь к этому слуг, но я посчитала, что должна сама победить проклятую комнату – превратить её из логова зверя в обыкновенное жилище.
- Твоя тайна раскрыта, - бормотала я себе под нос, обращаясь к комнате, как к живой. – Больше ты никого не запугаешь.
Чтобы поскорее избавиться от пыли, я открыла хрустальное окно – Пепе помог мне справиться с рамой, примерзшей к обкладу. Морозный воздух бодрил, и слышалась песня, которую распевала Барбетта, ощипывавшая под навесом кур:
- Уедем ко мне, красавица Мод,
Ты мне всех дороже и всех милей!
А чтобы ты знала мою любовь,
Получишь всё после смерти моей.
Получишь дом, и пашню, и скот,
Я в том поклянусь и печать приложу,
Поедем со мной, красавица Мод,
Любовь я на деле тебе докажу!
Я слушала эту наивную песню и улыбалась. Теперь, когда мы с Аленом покончили со всеми тайнами, когда нашей любви ничего больше не угрожало, даже простенькая народная песенка отзывалась в моей душе волшебными напевами.
Когда Ален приедет, я встречу его самыми вкусными кушаньями, окружу самой нежной лаской, а в спальне… Щеки мои загорались при одной только мысли о том, что произойдет, когда он сожмет меня в объятиях. И никто не встанет между нами, никто не помешает.
- Ты мне обещал после смерти своей
Отдать дом и пашню, гусей и коня!
- И я не солгал, Мод, ты всех мне милей,
Но всё же умрешь ты раньше меня…
Боже, да что там поёт Барбетта? Упоминание о смерти было так некстати этим снежным утром. Но к счастью, Барбетта закончила с курами и вернулась в дом, а я вздохнула спокойно, продолжая наводить порядок в потайной комнате.
Вытерев пыль и начистив до блеска подсвечники и каминную решетку, я застелила постель свежим бельем и оглядела комнату с чувством глубокого удовлетворения. Все сверкало, оставалось лишь выскоблить пол, но это я решила отложить на потом. Здесь можно поставить кушетку, постелить толстые ковры, а стены обить восточными тканями. Пройдет время, и эта комната окончательно превратится в уютное убежище, где так забавно будет прятаться от всего мира.
Я вышла из комнаты и заперла её на ключ. Теперь не было необходимости прятать его, и он болтался на общей связке.
Пепе почему-то стоял у хрустального окна. Свет бил мне в глаза, и я видела лишь силуэт.
- Я иду вниз, Пепе, - позвала я, и он оглянулся.
- Не торопись, Бланш, - раздался совсем другой голос.
Мужчина у окна сделал несколько шагов по направлению ко мне, отступая от потока света.
- Реджи?! – узнала я его. – Зачем ты здесь? Что-то с милордом графом? А где Пепе?
И тут я увидела, что он держит в руках – перчатки. Перчатки из тонкой кожи прекрасной выделки.
- Вот как, - медленно произнесла я, пятясь по мере того, как он приближался. – Значит, ты всё-таки возвращался в беседку в тот день…
- О чем ты? – спросил он.
Я смотрела на него – на Реджи, которого знала с детства, с которым не боялась ни лесных чудовищ, ни книжных разбойников, никого-никого. А теперь он сам был для меня пострашнее любого чудовища.
- Милорд рассказывал, что на столе в беседке были лишь поднос и крышка от подноса. Ты вернулся, чтобы забрать чайник и перчатки…
- Не понимаю тебя, - он стоял уже рядом, а я прижалась спиной к стене, лихорадочно пытаясь сообразить – услышат ли мой крик слуги на первом этаже, и куда подевался верный Пепе.
- И правда не понимаешь? Что же я сделала тебе, что ты хотел меня утопить?
- Утопить?! – он уставился на меня с таким удивлением, что я усомнилась в своих предположениях.
- Как ты вернул перчатки? – пошла я напрямик.
- Мне их передали…
- Кто?!
- Я передала, - раздался позади хрустальный голосок.
- Леди Милисент… - прошептала я, понимая, что попала в ловушку.
Дама ле Анж поднималась по лестнице, изящно держа подол, и приветливо улыбалась мне. Очень приветливо.
- Вы потеряли своего милого слугу, леди Бланш? – спросила она медоточиво. - Так вот он, лежит на ступенях. Почему-то решил прилечь и поспать среди белого дня.
- Вы отравили его?! – воскликнула я.
- Отравила? – красавица обиженно надула губки и захлопала глазами. – Ну что вы, я же не злодейка какая-нибудь. Он всего лишь спит, и будет спать достаточно долго, чтобы мы успели…
- Мы?! – я посмотрела на Реджи. – Так ты с ней заодно?
Прежде, чем Реджи успел что-то ответить, Милисент промурлыкала:
- Конечно, заодно. Мы с ним давние друзья. Вместе навсегда, до самой смерти. Так ведь, милый?
Я видела, что Реджи поморщился, но опровергать слова Милисент не спешил.
- Мне надо было об этом догадаться, - сказала я, стараясь не терять хладнокровия, находясь между этими двумя змеями.
Именно сейчас я отчетливо поняла, о каких врагах говорила Вильямина. Одна змея - Сильвани. С ним не составило труда справиться. Но вот эти змеи… Пляшущие вокруг нас с Аленом, уверенные в силе своего яда…
