- А… - я вскинула голову.
- На время, - ректор похлопал по нагрудному карману. – Целее будет. А вам советую успокоиться, подумать о своем поведении и начать читать учебники. Ваши вещи в коробке, на кухонном столе. Доброго дня.
Звякнул колокольчик на входной двери, и я осталась одна.
Первым делом захотелось выскочить на крыльцо и крикнуть вслед ректору что-нибудь обидное, а потом сбежать. Но я тут же одумалась. Всё верно, Вася. Тебе говорили – сидеть и не высовываться, а ты решила прогуляться. Вот и получила…
Нападение.
Наверняка, это Морелли устроила. Недаром она со своим котярой притащилась в клуб…
Я поплелась в кухню, где на столе обнаружила большую картонную коробку, заклеенную скотчем. Вооружившись ножом, я вскрыла коробку и обнаружила внутри стопку новеньких учебников, еще пахнущих типографской краской. Я просмотрела их без особого интереса, задержавшись на толстенном фолианте, на обложке которого красовалась надпись «Основы магии ближнего боя».
О ближнем бое что-то говорил тот, со скрипучим голосом…
Я со вздохом отложила учебник. Что ж, может, этот ближний бой и в самом деле стоящая штука. Хотя синяк ректору я поставила безо всякой магии.
В коробке лежали яблоки в пластиковом контейнере, серебряные ложки и хрустальное блюдечко, и еще… Я вытащила что-то, завернутое в тонкую ткань, а когда сняла ее – солнце весело заиграло на янтарных камешках, которыми был украшен кокошник. В прошлом году на уроки потаенной магии я надевала кокошник сестры – из жемчуга.
«Тебе нужен кокошник из янтаря», - вспомнила я слова Елены.
И вот – я его получила. Как прощальный подарок. Мне захотелось немного пореветь. Мы с сестрой не ладили с самого детства. Я завидовала ей – Ленку все хвалили. Она была красавица, и умница, и серьезная, и одаренная, а я… ходячая бомба и рассадник проблем. Но оказалось, что сестра завидовала мне – моему обыкновенному, неволшебному детству, моей свободе…
Голова опять разболелась, и я вдруг поняла, как меня мучает жажда. Открыв холодильник, я обнаружила шесть бутылок с родниковой водой, выстроенных в ряд на нижней полке. Я усмотрела в этом насмешку со стороны ректора, но тут же выпила бутылку и потянулась за другой.
До вечера я прошаталась по дому Коша Невмертича в самом дурном расположении духа. Было отчаянно скучно, особенно без телефона. К тому же, чувствовала я себя отвратительно – как никогда раньше. И ругала Царёва, который притащил меня в клуб, где даже апельсиновый сок – поганый.
Я прождала возвращения ректора до полуночи, но он не появился. Пришлось лечь спать, и больше всего это напоминало те дни, когда ректор прятал меня от итальянской ведьмы джанары. А от кого он прятал меня теперь?..
Задремав, я видела во сне ночной клуб, истошно орущую девицу, танцующую канкан, и «охранника», который настоятельно предлагал шампанского. Он протягивал мне бокал за бокалом, а я отшвыривала их, и когда проснулась, всё ещё слышала хрустальный звон разбивающегося стекла.
Нет, это не звон стекла… Это звенит дверной колокольчик. Кто-то пришел. Сердце забилось глупо и радостно, а я замерла, ожидая, что сейчас раздадутся шаги по лестнице, а потом – мимо моей комнаты, когда Кош Невмертич пойдет в спальню. Вдруг он решит заглянуть ко мне?
Но в доме было тихо, и никто не поднимался по лестнице. И в кухню никто не заходил.
А может, это не ректор? Кто-то пробрался в дом, чтобы похитить меня или… проникнуть в Особую тюрьму?
Я откинула одеяло, вскочила и, крадучись, подошла к двери, высунув нос в коридор.
Пусто.
Стараясь ступать бесшумно, я прошла к лестнице, спустилась и остановилась в темноте, на предпоследней ступеньке. Свет был включен только в прихожей – маленький настенный светильник. На полке для обуви сидел Кош Невмертич, поставив локти на колени и задумчиво глядя в стену.
Затаив дыханье, я наблюдала за ним. Ректор вздохнул, а потом наклонил голову, взъерошив волосы, и опять уставился в стену. В этот момент он показался мне таким одиноким, что в груди защемило, и я сделала шаг вперед, потом ещё один, и оказалась в полосе света.
Кош Невмертич посмотрел на меня и откинулся спиной на стену, прислонившись затылком и не сводя с меня глаз. Синяк, оставленный мною, уже позеленел и побледнел, как будто прошло несколько дней, а не несколько часов.
- Что-то случилось? – спросила я робко.
- Ничего, - ответил ректор. – Иди спать.
Говорил он со мной на удивление мягко, и перестал «выкать» - только я не знала, к худу это или к добру.
- А вы что здесь сидите? – я сделала ещё шаг вперед, и теперь стояла совсем рядом с ним. – Почему сами спать не идёте? Уже поздно…
- Какая заботливая, - усмехнулся Кош Невмертич.
Я почувствовала запах вина и… дорогих женских духов. Ваниль и жасмин с примесью чего-то холодного, тяжелого. Как будто змея притаилась в цветочной клумбе…
И как змея в моей душе зашевелилась обида – жгучая, яростная.
Пришел пьяный, пропах духами… А обещал ждать!..
- Напились? – спросила я презрительно.
- Совсем чуть-чуть выпил, - ответил ректор, глядя на меня как-то странно – и насмешливо, и грустно, и… с нежностью.
С нежностью? После того, как нежничал с какой-то дамочкой?..
- Не похоже, что чуть-чуть, - бросила я и пошла обратно к лестнице. – Градус ощутим!
Я не успела подняться и на две ступеньки, когда меня схватили за плечи и развернули, и я оказалась прижатой лицом к груди господина ректора. Он обнял меня так крепко, что я чуть не задохнулась. В любое другое время я была бы на седьмом небе от счастья, но сейчас ванильно-жасминовый аромат заткнул мне нос и горло, не оставив счастливых переживаний. Наоборот, это бесило, и я принялась вырываться, замолотив ректора кулаками в бока:
- А ну, пустите!
Он тут же отпустил меня, и я, отшатнувшись, налетела на перила.
- Ругал меня, а сам!.. Пьяный!.. – крикнула я, а злость захлёстывала всё сильнее.
- Спокойно, Краснова! – предостерег Кош Невмертич, но я уже вспыхнула.
Первым загорелся пиджак ректора, а потом - обои в прихожей. Я испуганно шарахнулась, отступив в кухню, и тут же затлели кухонные полотенца – белоснежные, отглаженные, они чернели на глазах.
Кош Невмертич сорвал пиджак и бросил его на пол, а потом что-то противно запищало, и с потолка брызнула ледяная вода. Я взвизгнула, пытаясь прикрыться, но это совсем не помогло.
Начавшийся пожар был погашен в минуту, а мы с ректором стояли в коридоре, промокшие до нитки. Кош Невмертич подставил лицо водяным струям и закрыл глаза, будто наслаждаясь ледяным водопадом. Я прикрывала голову растопыренными пальцами и таращилась на ректора, дрожа от холода и стуча зубами.
- Прикольно, - сказал вдруг он и хохотнул.
Я открыла рот от удивления. Слышать такие словечки от ректора – это было как-то странно. Очень странно. Он прищелкнул пальцами, и поток воды сразу прекратился.
- Иди в ванную, - велел ректор. – Сначала под горячий душ, а потом переоденься, а то простынешь.
- А вы?.. – пробормотала я, выстукивая зубами ритм в стиле трэбл-рила.
- А я потоп устраню, - он повел руками, указывая на лужу, затопившую весь коридор. – Пожарником поработал, теперь водолазом поработаю.
- Тоже простынете…
- Ничего, мне на холодке полезно, - усмехнулся Кош Невмертич. – Иди уже, Василиса Огнеопасная.
Я пулей промчалась в ванную и залезла под горячий душ, ругая себя самыми распоследними словами. Опять отличилась! Опять устроила поджог! Но ректор тоже хорош!.. Пришел от одной, полез обниматься к другой!..
Согревшись, я поздно сообразила, что не взяла ничего из одежды. Футболка, в которой я рассекала по квартире Коша Невмертича, промокла, и мне пришлось завернуться в полотенце.
Когда я выглянула из ванной, все следы моего преступления были уничтожены – остались только подпалины на обоях, а пол был сухой, и даже ковёр весело топорщил ворсинки.
- Как похмелье? – донесся до меня из кухни голос ректора. – Ела что-нибудь?
Я заглянула в кухню, высунувшись из-за косяка.
Кош Невмертич – босиком и в халате стоял перед холодильником, изучая его содержимое.
- Не хочу, - ответила я мрачно.
- Иди сюда, - позвал он, доставая бутылку с водой и разливая по двум бокалам.
- Почему вы все время пьете воду? – спросила я, выйдя из-за косяка и осторожно усевшись на высокий стул, чтобы не потерять полотенце.
Ректор мазнул по мне взглядом и сразу отвернулся, сделав из бокала несколько больших глотков, а потом поставил его на стол – как припечатал.
- Вода – это источник жизни, - сказал он не совсем понятно. – Вода придает сил и помогает душе удержаться на земле. Пей.
Я послушно сделала глоток, хотя пить совсем не хотелось.
- Значит, в «Седьмых небесах» был только апельсиновый сок? – спросил Кош Невмертич, усаживаясь по ту сторону стола, напротив меня.
- Честное слово, - сказала я глухо. - Вы же знаете, я не пью. Алкоголь вредно влияет…
- Тонус мышц понижается, и дыхания не хватит, - закончил за меня ректор. – А если в апельсиновый сок подлить водки?
- Но я не подливала…
- Да, это сделали за тебя. Тот самый мужчина, с которым ты так мило флиртовала возле барной стойки, и с которым потом сбежала, когда подожгла клуб.
- Не флиртовала! – я дернулась, и полотенце опасно поползло вниз, но я успела его подхватить. – И не сбегала! Он меня увел, когда Царёв бегал там с огнетушителем! Я и не видела, кто это! А вы бы увидели, если бы вам всю физиономию пеной залепило?!
- Спокойно, только спокойно, - он перегнулся через стол и погладил меня по руке.
Это прикосновение совсем меня не успокоило. Наоборот, теперь я сидела, как на иголках, распаляясь всё сильнее.
- А если бы и флиртовала?! – спросила я с вызовом. – И сбежала? Вам бы не понравилось?
Ректор бросил на меня быстрый и пронзительный взгляд, и чуть заметно усмехнулся, погладив ножку бокала. Я ждала, что мне ответят, но Кош Невмертич молчал, погрузившись в раздумья.
- Сами-то себя ни в чем не ограничиваете, - сквозь зубы процедила я. – А духи, между прочим, отвратительные.
- Какие духи? – спросил он, очнувшись. – Ты о чем, Краснова?
- О том! – почти зарычала я. – Вы пропахли этими дурацкими духами насквозь! Меня тошнит! – и я демонстративно зажала нос.
Кош Невмертич засмеялся, а я смотрела на него почти с ненавистью. Смеётся! Ему смешно, видите ли!
Ректор вдруг прекратил смеяться и сказал небрежно:
- Мадагаскарская ваниль, жасмин, мёд, цитрусовые и сандал. Брендовые и дорогие духи. Согласен с тобой - слишком сладкие, как на мой вкус. Но матери нравится. Только их и признаёт.
- Матери? – переспросила я, помедлив.
- Да, ей, - Кош Невмертич облокотился о стол, снисходительно поглядывая на меня. – Представь, у меня есть мать. А ты думала, я из яйца вылупился?
Мне стало неуютно и жарко. Но жарко не от злости, а от стыда. Повела себя, как ревнивая жена. Хотя я и не жена, и… никто, собственно.
- Василиса, - позвал ректор очень серьезно, и я посмотрела на него исподлобья. – Проясним ситуацию.
Он потер подбородок, а я молчала, ожидая, что же услышу.
- Пока ситуация такова, - начал Кош Невмертич, - что ты – студентка «Ивы», и тебе необходимо доучиться, получить диплом. Это сейчас – самое главное. Не надо пылать всякий раз, когда от меня пахнет духами. Не надо думать, что тебе запрещено флиртовать или общаться со сверстниками. Никто не запрещает тебе посещать ночные клубы. Никто не ограничивает твоей свободы, но ты – слишком ценный экземпляр, чтобы оставлять тебя без охраны. Поэтому я прошу отставить сумасбродства и не делать ничего мне назло.
Я покраснела, как рак, потому что он будто прочитал мои мысли. Но зачем говорить со мной так, словно ему безразлично, что я делаю и с кем провожу свободное время?.. Мне разрешается флиртовать?.. Это после всего, что было? После того, как он спас меня от магического огня, после того, как сказал, что я – единственная, как поцеловал…
- Но вы сказали, что будете ждать меня! – я вскочила и едва не потеряла полотенце.
- То, что я сказал – это мое дело, - ответил Кош Невмертич сухо и отвел глаза. – Твоя главная задача – закончить институт. Остальное… Поживём – увидим, Краснова.
- Четыре года! – крикнула я, и слезы так и брызнули – от злости и беспомощности. – Вы предлагаете мне четыре года относиться к вам, только как к преподавателю?!
- Только так, - он скрестил на груди руки с самым непримиримым видом. В уголке рта залегла глубокая морщинка, и Кош Невмертич мгновенно стал незнакомым, чужим и далеким. – Ты – моя студентка. Пока ты студентка – думаешь только об учебе.
- Тогда я переведусь в другой институт…
- Василиса! Не глупи! – вот и ректор вышел из себя, и мы обменялись гневными взглядами. – Только в «Иве» мы сможем раскрыть твой талант, - заговорил он спокойнее. – Нигде тебе не будет уделяться столько внимания, а тебе нужно внимание. Именно – внимание. Нет ни одного пособия, ни одной методички на тему «Как воспитывать Жар-птицу». Мы все – я, Барбара Збыславовна, Соловей, остальные преподаватели – изучаем тебя, изобретаем преподавательские методики на ходу, боимся тебе навредить. Никто не станет так заботиться о тебе, можешь мне поверить. Тебя будут пытаться использовать. Тебя, твой талант, твою силу… Это важно. Пойми. И доверься нам.
- А вам? – дерзко спросила я. – Вам лично я могу довериться?
Лицо его смягчилось, и жесткая морщинка в углу рта разгладилась.
- Можешь, - ответил он коротко.
Мы помолчали, и ректор добавил:
– Я очень надеюсь на твое доверие.
Нужны мне были его надежды на моё доверие!
- Почему теперь вы ведете себя со мной, как папочка?! – я сделала шаг по направлению к нему. - Я не ребенок, и вы уже не раз…
- Я – не папочка, - отчеканил он, и серые глаза стали холодными, как лёд. – Я – ваш преподаватель, барышня Краснова. Что было раньше – то было и быльём поросло. У вас впереди четыре учебных года и ни минуты размышления о глупостях. А теперь – марш в постель.
От этих слов я встрепенулась, потому что прозвучали они двусмысленно, но Кош Невмертич тут же развеял мои надежды.
- Уже почти три часа, а вы до сих пор не спите, - он указал на настенные часы. – Птенчикам пора в гнёздышко. Особенно после таких волнений.
- Но я не хочу спать!
- Вижу, что по-хорошему вы никак не понимаете, - произнес ректор и прищелкнул пальцами.
Меня словно подхватил невидимый вихрь и вмиг вытолкал из кухни, подпнув воздушным потоком на второй этаж, к спальне. Когда я обернулась и открыла рот, чтобы запротестовать, то задохнулась от ледяного порыва ветра прямо в лицо и проглотила все слова, закашлявшись.
- Спокойной ночи, - донеслось до меня из кухни. – Надеюсь, вы проявите благоразумие!
Мне пришлось просидеть полторы недели в доме на Гагаринской. Это больше походило на заточение, потому что Кош Невмертич настоятельно просил не встречаться с родителями и бабушкой, не созваниваться с однокурсниками и друзьями, и не выходить на улицу.
Разумеется, я подчинилась. После того, как он распекал меня за глупый поход в «Седьмые небеса», мне, вообще, хотелось запереться на месяц и никого не видеть. Особенно ректора.
Но я и так видела его очень редко – чаще всего, когда он уже выходил на улицу, где его ждали Трофим и «Лексус».
Я получала сухие и однообразные инструкции: «молчать-сидеть-смирно-не-совершать-глупостей», - и оставалась одна.
- На время, - ректор похлопал по нагрудному карману. – Целее будет. А вам советую успокоиться, подумать о своем поведении и начать читать учебники. Ваши вещи в коробке, на кухонном столе. Доброго дня.
Звякнул колокольчик на входной двери, и я осталась одна.
Первым делом захотелось выскочить на крыльцо и крикнуть вслед ректору что-нибудь обидное, а потом сбежать. Но я тут же одумалась. Всё верно, Вася. Тебе говорили – сидеть и не высовываться, а ты решила прогуляться. Вот и получила…
Нападение.
Наверняка, это Морелли устроила. Недаром она со своим котярой притащилась в клуб…
Я поплелась в кухню, где на столе обнаружила большую картонную коробку, заклеенную скотчем. Вооружившись ножом, я вскрыла коробку и обнаружила внутри стопку новеньких учебников, еще пахнущих типографской краской. Я просмотрела их без особого интереса, задержавшись на толстенном фолианте, на обложке которого красовалась надпись «Основы магии ближнего боя».
О ближнем бое что-то говорил тот, со скрипучим голосом…
Я со вздохом отложила учебник. Что ж, может, этот ближний бой и в самом деле стоящая штука. Хотя синяк ректору я поставила безо всякой магии.
В коробке лежали яблоки в пластиковом контейнере, серебряные ложки и хрустальное блюдечко, и еще… Я вытащила что-то, завернутое в тонкую ткань, а когда сняла ее – солнце весело заиграло на янтарных камешках, которыми был украшен кокошник. В прошлом году на уроки потаенной магии я надевала кокошник сестры – из жемчуга.
«Тебе нужен кокошник из янтаря», - вспомнила я слова Елены.
И вот – я его получила. Как прощальный подарок. Мне захотелось немного пореветь. Мы с сестрой не ладили с самого детства. Я завидовала ей – Ленку все хвалили. Она была красавица, и умница, и серьезная, и одаренная, а я… ходячая бомба и рассадник проблем. Но оказалось, что сестра завидовала мне – моему обыкновенному, неволшебному детству, моей свободе…
Голова опять разболелась, и я вдруг поняла, как меня мучает жажда. Открыв холодильник, я обнаружила шесть бутылок с родниковой водой, выстроенных в ряд на нижней полке. Я усмотрела в этом насмешку со стороны ректора, но тут же выпила бутылку и потянулась за другой.
До вечера я прошаталась по дому Коша Невмертича в самом дурном расположении духа. Было отчаянно скучно, особенно без телефона. К тому же, чувствовала я себя отвратительно – как никогда раньше. И ругала Царёва, который притащил меня в клуб, где даже апельсиновый сок – поганый.
Я прождала возвращения ректора до полуночи, но он не появился. Пришлось лечь спать, и больше всего это напоминало те дни, когда ректор прятал меня от итальянской ведьмы джанары. А от кого он прятал меня теперь?..
Задремав, я видела во сне ночной клуб, истошно орущую девицу, танцующую канкан, и «охранника», который настоятельно предлагал шампанского. Он протягивал мне бокал за бокалом, а я отшвыривала их, и когда проснулась, всё ещё слышала хрустальный звон разбивающегося стекла.
Нет, это не звон стекла… Это звенит дверной колокольчик. Кто-то пришел. Сердце забилось глупо и радостно, а я замерла, ожидая, что сейчас раздадутся шаги по лестнице, а потом – мимо моей комнаты, когда Кош Невмертич пойдет в спальню. Вдруг он решит заглянуть ко мне?
Но в доме было тихо, и никто не поднимался по лестнице. И в кухню никто не заходил.
А может, это не ректор? Кто-то пробрался в дом, чтобы похитить меня или… проникнуть в Особую тюрьму?
Я откинула одеяло, вскочила и, крадучись, подошла к двери, высунув нос в коридор.
Пусто.
Стараясь ступать бесшумно, я прошла к лестнице, спустилась и остановилась в темноте, на предпоследней ступеньке. Свет был включен только в прихожей – маленький настенный светильник. На полке для обуви сидел Кош Невмертич, поставив локти на колени и задумчиво глядя в стену.
Затаив дыханье, я наблюдала за ним. Ректор вздохнул, а потом наклонил голову, взъерошив волосы, и опять уставился в стену. В этот момент он показался мне таким одиноким, что в груди защемило, и я сделала шаг вперед, потом ещё один, и оказалась в полосе света.
Кош Невмертич посмотрел на меня и откинулся спиной на стену, прислонившись затылком и не сводя с меня глаз. Синяк, оставленный мною, уже позеленел и побледнел, как будто прошло несколько дней, а не несколько часов.
- Что-то случилось? – спросила я робко.
- Ничего, - ответил ректор. – Иди спать.
Говорил он со мной на удивление мягко, и перестал «выкать» - только я не знала, к худу это или к добру.
- А вы что здесь сидите? – я сделала ещё шаг вперед, и теперь стояла совсем рядом с ним. – Почему сами спать не идёте? Уже поздно…
- Какая заботливая, - усмехнулся Кош Невмертич.
Я почувствовала запах вина и… дорогих женских духов. Ваниль и жасмин с примесью чего-то холодного, тяжелого. Как будто змея притаилась в цветочной клумбе…
И как змея в моей душе зашевелилась обида – жгучая, яростная.
Пришел пьяный, пропах духами… А обещал ждать!..
- Напились? – спросила я презрительно.
- Совсем чуть-чуть выпил, - ответил ректор, глядя на меня как-то странно – и насмешливо, и грустно, и… с нежностью.
С нежностью? После того, как нежничал с какой-то дамочкой?..
- Не похоже, что чуть-чуть, - бросила я и пошла обратно к лестнице. – Градус ощутим!
Я не успела подняться и на две ступеньки, когда меня схватили за плечи и развернули, и я оказалась прижатой лицом к груди господина ректора. Он обнял меня так крепко, что я чуть не задохнулась. В любое другое время я была бы на седьмом небе от счастья, но сейчас ванильно-жасминовый аромат заткнул мне нос и горло, не оставив счастливых переживаний. Наоборот, это бесило, и я принялась вырываться, замолотив ректора кулаками в бока:
- А ну, пустите!
Он тут же отпустил меня, и я, отшатнувшись, налетела на перила.
- Ругал меня, а сам!.. Пьяный!.. – крикнула я, а злость захлёстывала всё сильнее.
- Спокойно, Краснова! – предостерег Кош Невмертич, но я уже вспыхнула.
Первым загорелся пиджак ректора, а потом - обои в прихожей. Я испуганно шарахнулась, отступив в кухню, и тут же затлели кухонные полотенца – белоснежные, отглаженные, они чернели на глазах.
Кош Невмертич сорвал пиджак и бросил его на пол, а потом что-то противно запищало, и с потолка брызнула ледяная вода. Я взвизгнула, пытаясь прикрыться, но это совсем не помогло.
Начавшийся пожар был погашен в минуту, а мы с ректором стояли в коридоре, промокшие до нитки. Кош Невмертич подставил лицо водяным струям и закрыл глаза, будто наслаждаясь ледяным водопадом. Я прикрывала голову растопыренными пальцами и таращилась на ректора, дрожа от холода и стуча зубами.
- Прикольно, - сказал вдруг он и хохотнул.
Я открыла рот от удивления. Слышать такие словечки от ректора – это было как-то странно. Очень странно. Он прищелкнул пальцами, и поток воды сразу прекратился.
- Иди в ванную, - велел ректор. – Сначала под горячий душ, а потом переоденься, а то простынешь.
- А вы?.. – пробормотала я, выстукивая зубами ритм в стиле трэбл-рила.
- А я потоп устраню, - он повел руками, указывая на лужу, затопившую весь коридор. – Пожарником поработал, теперь водолазом поработаю.
- Тоже простынете…
- Ничего, мне на холодке полезно, - усмехнулся Кош Невмертич. – Иди уже, Василиса Огнеопасная.
Я пулей промчалась в ванную и залезла под горячий душ, ругая себя самыми распоследними словами. Опять отличилась! Опять устроила поджог! Но ректор тоже хорош!.. Пришел от одной, полез обниматься к другой!..
Согревшись, я поздно сообразила, что не взяла ничего из одежды. Футболка, в которой я рассекала по квартире Коша Невмертича, промокла, и мне пришлось завернуться в полотенце.
Когда я выглянула из ванной, все следы моего преступления были уничтожены – остались только подпалины на обоях, а пол был сухой, и даже ковёр весело топорщил ворсинки.
- Как похмелье? – донесся до меня из кухни голос ректора. – Ела что-нибудь?
Я заглянула в кухню, высунувшись из-за косяка.
Кош Невмертич – босиком и в халате стоял перед холодильником, изучая его содержимое.
- Не хочу, - ответила я мрачно.
- Иди сюда, - позвал он, доставая бутылку с водой и разливая по двум бокалам.
- Почему вы все время пьете воду? – спросила я, выйдя из-за косяка и осторожно усевшись на высокий стул, чтобы не потерять полотенце.
Ректор мазнул по мне взглядом и сразу отвернулся, сделав из бокала несколько больших глотков, а потом поставил его на стол – как припечатал.
- Вода – это источник жизни, - сказал он не совсем понятно. – Вода придает сил и помогает душе удержаться на земле. Пей.
Я послушно сделала глоток, хотя пить совсем не хотелось.
- Значит, в «Седьмых небесах» был только апельсиновый сок? – спросил Кош Невмертич, усаживаясь по ту сторону стола, напротив меня.
- Честное слово, - сказала я глухо. - Вы же знаете, я не пью. Алкоголь вредно влияет…
- Тонус мышц понижается, и дыхания не хватит, - закончил за меня ректор. – А если в апельсиновый сок подлить водки?
- Но я не подливала…
- Да, это сделали за тебя. Тот самый мужчина, с которым ты так мило флиртовала возле барной стойки, и с которым потом сбежала, когда подожгла клуб.
- Не флиртовала! – я дернулась, и полотенце опасно поползло вниз, но я успела его подхватить. – И не сбегала! Он меня увел, когда Царёв бегал там с огнетушителем! Я и не видела, кто это! А вы бы увидели, если бы вам всю физиономию пеной залепило?!
- Спокойно, только спокойно, - он перегнулся через стол и погладил меня по руке.
Это прикосновение совсем меня не успокоило. Наоборот, теперь я сидела, как на иголках, распаляясь всё сильнее.
- А если бы и флиртовала?! – спросила я с вызовом. – И сбежала? Вам бы не понравилось?
Ректор бросил на меня быстрый и пронзительный взгляд, и чуть заметно усмехнулся, погладив ножку бокала. Я ждала, что мне ответят, но Кош Невмертич молчал, погрузившись в раздумья.
- Сами-то себя ни в чем не ограничиваете, - сквозь зубы процедила я. – А духи, между прочим, отвратительные.
- Какие духи? – спросил он, очнувшись. – Ты о чем, Краснова?
- О том! – почти зарычала я. – Вы пропахли этими дурацкими духами насквозь! Меня тошнит! – и я демонстративно зажала нос.
Кош Невмертич засмеялся, а я смотрела на него почти с ненавистью. Смеётся! Ему смешно, видите ли!
Ректор вдруг прекратил смеяться и сказал небрежно:
- Мадагаскарская ваниль, жасмин, мёд, цитрусовые и сандал. Брендовые и дорогие духи. Согласен с тобой - слишком сладкие, как на мой вкус. Но матери нравится. Только их и признаёт.
- Матери? – переспросила я, помедлив.
- Да, ей, - Кош Невмертич облокотился о стол, снисходительно поглядывая на меня. – Представь, у меня есть мать. А ты думала, я из яйца вылупился?
Мне стало неуютно и жарко. Но жарко не от злости, а от стыда. Повела себя, как ревнивая жена. Хотя я и не жена, и… никто, собственно.
- Василиса, - позвал ректор очень серьезно, и я посмотрела на него исподлобья. – Проясним ситуацию.
Он потер подбородок, а я молчала, ожидая, что же услышу.
- Пока ситуация такова, - начал Кош Невмертич, - что ты – студентка «Ивы», и тебе необходимо доучиться, получить диплом. Это сейчас – самое главное. Не надо пылать всякий раз, когда от меня пахнет духами. Не надо думать, что тебе запрещено флиртовать или общаться со сверстниками. Никто не запрещает тебе посещать ночные клубы. Никто не ограничивает твоей свободы, но ты – слишком ценный экземпляр, чтобы оставлять тебя без охраны. Поэтому я прошу отставить сумасбродства и не делать ничего мне назло.
Я покраснела, как рак, потому что он будто прочитал мои мысли. Но зачем говорить со мной так, словно ему безразлично, что я делаю и с кем провожу свободное время?.. Мне разрешается флиртовать?.. Это после всего, что было? После того, как он спас меня от магического огня, после того, как сказал, что я – единственная, как поцеловал…
- Но вы сказали, что будете ждать меня! – я вскочила и едва не потеряла полотенце.
- То, что я сказал – это мое дело, - ответил Кош Невмертич сухо и отвел глаза. – Твоя главная задача – закончить институт. Остальное… Поживём – увидим, Краснова.
- Четыре года! – крикнула я, и слезы так и брызнули – от злости и беспомощности. – Вы предлагаете мне четыре года относиться к вам, только как к преподавателю?!
- Только так, - он скрестил на груди руки с самым непримиримым видом. В уголке рта залегла глубокая морщинка, и Кош Невмертич мгновенно стал незнакомым, чужим и далеким. – Ты – моя студентка. Пока ты студентка – думаешь только об учебе.
- Тогда я переведусь в другой институт…
- Василиса! Не глупи! – вот и ректор вышел из себя, и мы обменялись гневными взглядами. – Только в «Иве» мы сможем раскрыть твой талант, - заговорил он спокойнее. – Нигде тебе не будет уделяться столько внимания, а тебе нужно внимание. Именно – внимание. Нет ни одного пособия, ни одной методички на тему «Как воспитывать Жар-птицу». Мы все – я, Барбара Збыславовна, Соловей, остальные преподаватели – изучаем тебя, изобретаем преподавательские методики на ходу, боимся тебе навредить. Никто не станет так заботиться о тебе, можешь мне поверить. Тебя будут пытаться использовать. Тебя, твой талант, твою силу… Это важно. Пойми. И доверься нам.
- А вам? – дерзко спросила я. – Вам лично я могу довериться?
Лицо его смягчилось, и жесткая морщинка в углу рта разгладилась.
- Можешь, - ответил он коротко.
Мы помолчали, и ректор добавил:
– Я очень надеюсь на твое доверие.
Нужны мне были его надежды на моё доверие!
- Почему теперь вы ведете себя со мной, как папочка?! – я сделала шаг по направлению к нему. - Я не ребенок, и вы уже не раз…
- Я – не папочка, - отчеканил он, и серые глаза стали холодными, как лёд. – Я – ваш преподаватель, барышня Краснова. Что было раньше – то было и быльём поросло. У вас впереди четыре учебных года и ни минуты размышления о глупостях. А теперь – марш в постель.
От этих слов я встрепенулась, потому что прозвучали они двусмысленно, но Кош Невмертич тут же развеял мои надежды.
- Уже почти три часа, а вы до сих пор не спите, - он указал на настенные часы. – Птенчикам пора в гнёздышко. Особенно после таких волнений.
- Но я не хочу спать!
- Вижу, что по-хорошему вы никак не понимаете, - произнес ректор и прищелкнул пальцами.
Меня словно подхватил невидимый вихрь и вмиг вытолкал из кухни, подпнув воздушным потоком на второй этаж, к спальне. Когда я обернулась и открыла рот, чтобы запротестовать, то задохнулась от ледяного порыва ветра прямо в лицо и проглотила все слова, закашлявшись.
- Спокойной ночи, - донеслось до меня из кухни. – Надеюсь, вы проявите благоразумие!
Глава 3
Мне пришлось просидеть полторы недели в доме на Гагаринской. Это больше походило на заточение, потому что Кош Невмертич настоятельно просил не встречаться с родителями и бабушкой, не созваниваться с однокурсниками и друзьями, и не выходить на улицу.
Разумеется, я подчинилась. После того, как он распекал меня за глупый поход в «Седьмые небеса», мне, вообще, хотелось запереться на месяц и никого не видеть. Особенно ректора.
Но я и так видела его очень редко – чаще всего, когда он уже выходил на улицу, где его ждали Трофим и «Лексус».
Я получала сухие и однообразные инструкции: «молчать-сидеть-смирно-не-совершать-глупостей», - и оставалась одна.
