ЧЕРНЫШЕВА НАТА
ДОЧЬ КНЯЖЕСКАЯ-4
За окном истошно заорала курица.
Снесла яичко не простое, а золотое. Куриную душу её в потроха!
Болела голова. Болела так сильно, что перед глазами плыла багряная кисея, не давая толком рассмотреть комнату. Что комната, вне всяких сомнений. Стены… окна… потолок.
Где я?
Старое зеркало-трюмо, темный лак поверхностей подзеркальной тумбочки. Обои в веселенький цветочек, и рыжие, колышущиеся, солнечные пятна на стене. Довольно поздно... и откуда, откуда в памяти знание, что солнце именно на этой стене означает полдень?
Полдень.
Снизу поднимался дразнящий, вкусный запах свежепожаренных оладий. Наверное, ещё и с вареньем.
Что-то было не так. Что-то отчётливо шло не так!
Кто я?
Вокруг – моя комната. Прежняя комната в прежней жизни. Бабушкин дом, Геленджик. Так что, мне всё приснилось, что ли?! Скала Парус… другой мир. Зелёное солнце, Жемчужное Взморье. сЧай…
Я – Хрийзтема Браниславна, внебрачная дочь князя Сиреневого Берега и Стража Грани Земли. Я – маг Жизни… И я… что-то… сделала недавно. Что-то важное. Правильное.
А всё вокруг — за то, что мне приснилось и это.
Заткнётся эта тупая курица когда-нибудь или не заткнётся?!
Оголтелое кудах-тах-тах внезапно исчезло, будто его выключили или отрезали. Хотя как можно отрезать звук? Короткий болезненный рывок памяти: можно. Можно, если знаешь… знаешь… стихию… стихию знаешь… Какую?
Хрийз поднялась с мятой постели, подошла к зеркалу. Долго всматривалась в отражение. Да, она видела — себя. В роскошной ночной рубашке, смутно знакомой, узнаваемой, и в то же время чужой. Атласную белоснежность ткани не могли скрыть полностью пятна и грязь. Шёлк струился сквозь пальцы подобно мягчайшей невесомой пыли.
Да, это я. Я, Хрийзтема. Маг Жизни…
Вот только собственной магической силы, к которой уже привыкла настолько, что перестала практически замечать, сейчас не могла ощутить вообще. Уроки Кота Твердича не исчезли из памяти. Исчезла основа. Сама возможность контролировать что-либо в магическом диапазоне.
Может быть, это временно? Может быть, не навсегда?
Где я?
Солнечный свет, льющийся из окна, не содержал ни намёка на зелень. Жёлтое, золотое, давно забытое сияние. Вспомнилось, как тяжело привыкала к зелёному солнцу там. Теперь приходилось привыкать к жёлтому солнцу здесь.
Глаза! Если всё приснилось, если вся жизнь и борьба – игра подсознания, причудливые тени сонного царства, то глаза не должны быть синими! Изначальный цвет своих глаз Хрийз не помнила, помнила только, что они не были синими. Синие – подарила Сихар, восстанавливая зрение.
Из зеркала смотрела на Хрийз синеглазая девушка.
Не приснилось.
Так что же, чёрт возьми, произошло?! Где я?!
Она поспешно озиралась, узнавая и не узнавая знакомые стены. Земля, Геленджик… и в то же время… Мебель стоит не так, плакат с белокурой девицей и драконом, подпись – «Игра престолов». Что, по той книге сняли фильм?! С ума сойти, но... но… но…
Школьные тетрадки на столе. Математика… седьмой класс…
Седьмой? Я ещё и в прошлое попала?!
Но Канч сТруви говорил, что время течёт от прошлого к будущему во всех мирах. Может быть, с разной скоростью, но направление не меняется. Нельзя попасть в то, что уже свершилось когда-то. Оно свершилось. Окаменело навечно, с места не сдвинешь. Изменить можно только будущее. Меняя настоящее, меняешь будущее. Будущее формируется в настоящем, а прошлое — гранитная скала с высеченными на ней скрижалями, и даже если эту скалу разрушить, на её месте встанет новая, точно такая же.
«А как же путешествия во времени?» — наивно спросила тогда Хрийз.
«Сказки, — отмахнулся старый неумерший. – Путешествовать во времени можно всего лишь в одном направлении – вперёд. От рождения до смерти, и только так».
Хрийз перевернула тетрадку, чтобы прочитать фамилию на титульном листе. То есть, попыталась перевернуть. Пальцы прошли насквозь, не стронув лёгкую бумагу с места.
Хрийз не поверила собственным глазам. Поднесла руку к лицу – вот же они, пальцы! С обломанными ногтями, со скверно зажившей царапиной, с заусеницей, чёрт возьми, на мизинце. И если прикусить хотя бы один палец зубами, будет больно! Но эти, такие живые, реальные, способные ощутить боль, руки не могли сдвинуть тетрадный лист. Они проходили насквозь – через любой предмет. Шкаф, стену, пол. Они ничего не могли. Ни поднять, ни перевернуть, ни толкнуть – ничего!
Хрийз в ужасе заметалась по комнате. Память приходила к ней болезненными толчками. Память об Алой Цитадели. О последней битве за собственный мир. Третий Мир Двуединой Империи, мир магии и зелёного солнца, оказывается, давно уже стал её миром, а она и не заметила. Теперь, чётко вспомнив, что последняя Опора ужасного Третерумка разрушена, и Потерянные Земли, начавшие войну за доступ к перекрытому выходу в их империю, остались с носом, Хрийз испытала злое удовлетворение. Мир спасён, со врагом, лишившимся надежды на помощь извне, как-нибудь разберутся.
Девнарш Рахсим — свободен.
сЧай… Стальчк тБови, правитель Островов… свободен тоже…
Долг дочери правителя исполнен так, как и не снилось, — с лихвой. Это ли не счастье?
Но счастье не снимало вопроса, что делать дальше.
Существование в призрачной форме казалось форменной насмешкой судьбы. Язык не поворачивался сказать «спасибо» за то, что не убило насовсем, истинной смертью.
Хрийз помнила.
Помнила, как встала в Подножие Опоры. Как напитала адово творение врага магией Жизни, отпуская в мир для нового рождения заточённые души. И как оно всё рухнуло, разлетелось на слабые, быстро тающие искры, — навсегда.
Нет больше Алой Цитадели.
Не вернётся Третерумк в Сосновую Бухту.
Ни один ребёнок Третьего Мира больше не умрёт в муках, напитывая энергией своей души вражеские артефакты.
Но жить призраком, не способным ни на что… даже бумагу со стола сдвинуть… Ужас скручивал душу в тугой ком отчаяния и боли. Нет! Не надо! Не хочу!
Отчаяние, тёмное и страшное поднялось откуда-то из глубины души и смыло чёрной волной сознание.
Когда девушка пришла в себя, то обнаружила, что, во-первых, в комнате стало темнее – солнце ушло на закат. А сама комната... Целыми в ней остались только стены. Как будто в центре случился взрыв, разметавший, поломавший и разорвавший всё. Зеркало уцелело, но пошло трещинами.
Хрийз медленно, как зачарованная, подошла к нему. Осколки и обомки должны были бы ранить босые ноги, но они проходили сквозь плоть, не причиняя вреда. Ни холодно от них не было, ни жарко. Как будто их не было вообще…
Зеркало отразило в полный размер. Стааший уже привычным синеглазый взгляд, сорочку ниже колена, руки, бессильно сжатые кулаки. Трещина разделила туловище и голову, и от этого зрелища обдало жарким ужасом. Ужас вновь взбаламутил черноту в сознании.
— Нет! – отчаянно закричала Хрийз. – Не хочу!
Боролась с собой и удержалась, пройдя по самой грани. Ещё немного, и снова настиг бы провал… и новые разрушения? Что это происходит с ней такое? Что это?! Выбросы силы? Или что-то другое?
Как же страшно!
Хрийз села на подоконник, обхватила коленки руками. По щекам потекла горячая влага. Как же странно ощущать себя человеком во всём. Вплоть до мелочей, вроде шершавой, треснувшей краски деревянного подоконника под босыми ступнями. И в то же время понимать, что ты призрак. Или как это точнее назвать. Наверняка есть у высших магов умные слова для такого вот состояния. Энергетический слепок души… нет, не совсем то. Вот же… не прочла до конца ту книгу, где как раз описывались различные типы призраков. Кому-то из них можно было помочь вернуться в тело из плоти и крови, можно! Хрийз помнила точно, что читала именно об этом. Но вот как именно это делалось, она не помнила. Не дочитала потому что.
И никто не поможет.
Мама… бабушка… нет, мама… она же Страж Грани Земли, она бы почувствовала и пришла бы. Но раз её до сих пор нет, значит, здесь она больше не живёт. А она вообще живёт? Может, её убили давно!
Третий мир я спасла, поняла Хрийз.
Теперь, похоже, предстояло спасти Землю.
Сумерки пришли неспешно, жемчужные, светлые, наполненные запахами близкого моря и цветущего шиповника. Хрийз всё так же сидела на подоконнике, знакомом до последней трещинки подоконнике её собственной комнаты из той, другой, утраченной, казалось бы, навсегда, жизни. Не получалось у неё думать «мой дом». Вообще. Её дом остался в Сосновой Бухте. А здесь, судя по рабочему столу ученика седьмого класса, давно уже жили другие люди.
Если, конечно, это вообще Земля и вообще Геленджик. Унести через распадающийся портал могло ведь куда угодно. А чем ближе миры друг к другу, тем больше в них сходства. «Я не хочу!» — в отчаянии думала Хрийз. – «Не хочу – вот так! Я хочу вернуться! Ведь зачем-то же я не умерла насовсем, значит, я могу, могу вернуться!»
сЧай…
Мысли о нём причиняли такую боль, что мутилось сознание.
Дверь открылась со знакомым полускрипом. Хрийз вскинула голову, разглядывая вошедшего.
Девочка. Худенькая, со смешными косичками, на конце каждой косички – резинка с висюльками, пластиковыми, конечно же. И что-то было в ней не то… А потом Хрийз поняла, что. Девочка сильно хромала, но почему-то не было при ней трости. И какой умник догадался поселить хромую на второй этаж?! Впрочем, охрометь она могла недавно, а покидать свою комнату – отказаться наотрез…
Некоторое время девчонка рассматривала разгром в полном изумлении. Потом перевела взгляд на Хрийз, и стало понятно, что гостью она прекрасно видит.
— Ты меня видишь? – быстро спросила Хрийз. – Я здесь! Извини за комнату, случайно получилось…
Но девочка переступила через порог и взялась убираться. Медленно, методично, со скрупулёзной тщательностью. Задела незваную гостью рукой, когда положила на подоконник несколько учебников. Судя по реакции – даже не поморщилась! – не только не видит, но и не чувствует.
Как плохо!
Хрийз с ума сходила от ужаса происходящего. Она понимала, что если дать ужасу волю, всё снова окончится взрывом Силы. И девочка, живущая теперь в её бывшей комнате, может погибнуть. Легко. Она же обычный ребёнок, или?...
Хрийз старательно стала рассматривать ауру. Что-то было не так, чем-то напоминало… да Дахар же напоминало! Маскировка, маска, может быть, сеть или вуаль отрицания… под которой суть. Только суть девочки не жуткая серость мёртвого, типичная для проводников Смерти, а… А какая? Не понять. Стихия или изначальная Сила? Не понять…
И почему никто не пришёл на грохот? Такие разрушения невозможны без шума; почему никто не пришёл? Или приходили? Или что?
Девочка очистила свой стол, вздохнула, грустно оглядывая поле деятельности. Да уж. Чтобы полноценно всё вычистить, уйдёт несколько дней. А учёбу никто не отменял…
Хрийз тихонько встала, подошла.
Девочка грызла ручку, раздумывая над задачей. Стандартная задача, про поезда и скорость.
— Что же ты делаешь! — не выдержала Хрийз. — Что ж ты за чушь пишешь?!
Девочка подняла голову. Услышала?!
— Чушь? — хмыкнула она. — А что тогда не чушь?
— Ты меня слышишь? — яростная надежда пронизала все существо княжны — насквозь.
— Ну.
Ледяное девочкино спокойствие поражало. Как будто она… уже общалась вот так… с кем-то потусторонним… Но Хрийз решила обдумать эту мысль позже. Сейчас требовалось как можно скорее навести мост!
— Давай задачу решать?
— Давай.
Через время девочка спросила насмешливо:
— Слышь, внутренний голос. Почему у тебя двадцать девять плюс девять равняется тридцати?
— А чему еще-то? — изумилась Хрийз.
— Например, тридцати восьми.
— С чего вдруг? Девять плюс девять равно десять!
— Ага. Уже. Восемнадцать, мое глупое второе я. Восемнадцать!
— Десять, — сердито огрызнулась Хрий и добавила: — И вовсе я не твое второе я. Я — это я. Хрийзтема.
— Карина, — назвалась девочка, откладывая в сторону учебник с тетрадью.
Она смотрела куда-то в угол, из чего Хрийз сделала вывод, что Карина её только слышит, но не видит. И потому можно было забраться на стол с ногами, можно было теми ногами болтать — видимую форму они имели только для владелицы. Дико было смотреть, как ступня, задевая край стула, проходит насквозь. Не получая ни синяка ни боли. Насквозь. Как в дурных фильмах и сказках.
— Почему ты не боишься меня, Карина? — спросила Хрийз. — Ты каждый день общаешься с голосами?
— Почти, — кивнула та. — Я же сумасшедшая.
Но ни грамма безумия не было в ее больших, карих глазах. Ехидные чертенята, а под ними — давняя, застарелая боль.
— С кем еще ты разговариваешь, Карина? — спросила Хрийз осторожно.
— Есть тут… один… уклончиво сообщила девочка. — Приходит вечером, в темноте, и… Сама увидишь. Если для меня он — голос, то для тебя будет человек, верно?
— Не знаю, — честно призналась Хрийз.
— Это ты здесь погром устроила? – строго спросила Карина.
И снова – взгляд мимо. Не видит. Но слышит, слышит, слышит…
— Прости, — виновато выговорила Хрийз. – Случайно вышло.
— Случа-а-айно, — ехидно протянула девочка. – А прибраться – лапки?
Хрийз посмотрела на свои руки. Руки как руки, полностью ощущаются, как руки, если ущипнуть, будет больно. Но пальц ы проходят сквозь учебник как нож сквозь масло! Не задерживаются.
— Мои лапки, Карина, ничего не могут сделать, — со вздохом сообщила она. – Даже бумажку поднять. Я бы рада прибраться, я умею. Но не могу…
— Грустно, — спокойно подытожила девочка. – Но разрушить же ты как-то смогла? Смогла разрушить, сможешь и собрать.
Хрийз молчала, обдумывая услышанное. Прожитое и пережитое увело её от собственного детства очень далеко. Она забыла, каково это, быть ребёнком. И потому не могла понять, Карина – обычная девочка или всё-таки с нею что-то не так? Такое спокойствие, оно нормально для её возраста? Сколько ей лет? Шестнадцать? Пятнадцать?
В дверь бухнуло:
— Карька! — донесся из-за створок сердитый женский голос: — Снова заперлась?! Открывай немедленно!
— Тётушка, — с сарказмом сообщила Карина. — Любимая. Пойду открою, не то хуже будет.
— Не надо, — быстро сказала Хрийз, но ее уже не услышали.
Тетушка ворвалась в комнату ураганом. Маленькая, худенькая, юбка в меленький цветочек мела подолом пол. Карине сходу было вывалено, какая она бессовестная и как забывает вовремя принимать лекарства, да еще запирает двери своей комнаты, и – Боже! Что здесь за погром?! Как ты могла…
Переполох, крики, вопли, параллельно яростная уборка, расколотое зеркало выволокли в коридор, чтобы потом выбросить. Под конец феерического урагана были предъявлены таблетки, вместе со стаканом воды. Карина послушно выпила их, потом позволила довести себя до постели. Тетя заботливо подоткнула по краям покрывало, пожелала приятных снов…
Что-то тут происходило не то. Не то и не так, но у Хрийз не хватало ума постичь происходящее. Слишком мало она пока видела, чтобы делать какие-то выводы.
— Она правда меня любит, — тихим сонным голосом выговорила Карина. — И я люблю ее… Но она психиатру моему верит, а он — упырь в белом халате, я так думаю. Почему мне так плохо от его лечения? Должно же быть наоборот… наоборот…
Девочка уснула. Хрийз осторожно присела на кровать, в ногах.
Врач-упырь, говорите? Одного такого знаем. Но — тот упырь хирург… и здесь ему делать абсолютно нечего.
ДОЧЬ КНЯЖЕСКАЯ-4
ГЛАВА 1
За окном истошно заорала курица.
Снесла яичко не простое, а золотое. Куриную душу её в потроха!
Болела голова. Болела так сильно, что перед глазами плыла багряная кисея, не давая толком рассмотреть комнату. Что комната, вне всяких сомнений. Стены… окна… потолок.
Где я?
Старое зеркало-трюмо, темный лак поверхностей подзеркальной тумбочки. Обои в веселенький цветочек, и рыжие, колышущиеся, солнечные пятна на стене. Довольно поздно... и откуда, откуда в памяти знание, что солнце именно на этой стене означает полдень?
Полдень.
Снизу поднимался дразнящий, вкусный запах свежепожаренных оладий. Наверное, ещё и с вареньем.
Что-то было не так. Что-то отчётливо шло не так!
Кто я?
Вокруг – моя комната. Прежняя комната в прежней жизни. Бабушкин дом, Геленджик. Так что, мне всё приснилось, что ли?! Скала Парус… другой мир. Зелёное солнце, Жемчужное Взморье. сЧай…
Я – Хрийзтема Браниславна, внебрачная дочь князя Сиреневого Берега и Стража Грани Земли. Я – маг Жизни… И я… что-то… сделала недавно. Что-то важное. Правильное.
А всё вокруг — за то, что мне приснилось и это.
Заткнётся эта тупая курица когда-нибудь или не заткнётся?!
Оголтелое кудах-тах-тах внезапно исчезло, будто его выключили или отрезали. Хотя как можно отрезать звук? Короткий болезненный рывок памяти: можно. Можно, если знаешь… знаешь… стихию… стихию знаешь… Какую?
Хрийз поднялась с мятой постели, подошла к зеркалу. Долго всматривалась в отражение. Да, она видела — себя. В роскошной ночной рубашке, смутно знакомой, узнаваемой, и в то же время чужой. Атласную белоснежность ткани не могли скрыть полностью пятна и грязь. Шёлк струился сквозь пальцы подобно мягчайшей невесомой пыли.
Да, это я. Я, Хрийзтема. Маг Жизни…
Вот только собственной магической силы, к которой уже привыкла настолько, что перестала практически замечать, сейчас не могла ощутить вообще. Уроки Кота Твердича не исчезли из памяти. Исчезла основа. Сама возможность контролировать что-либо в магическом диапазоне.
Может быть, это временно? Может быть, не навсегда?
Где я?
Солнечный свет, льющийся из окна, не содержал ни намёка на зелень. Жёлтое, золотое, давно забытое сияние. Вспомнилось, как тяжело привыкала к зелёному солнцу там. Теперь приходилось привыкать к жёлтому солнцу здесь.
Глаза! Если всё приснилось, если вся жизнь и борьба – игра подсознания, причудливые тени сонного царства, то глаза не должны быть синими! Изначальный цвет своих глаз Хрийз не помнила, помнила только, что они не были синими. Синие – подарила Сихар, восстанавливая зрение.
Из зеркала смотрела на Хрийз синеглазая девушка.
Не приснилось.
Так что же, чёрт возьми, произошло?! Где я?!
Она поспешно озиралась, узнавая и не узнавая знакомые стены. Земля, Геленджик… и в то же время… Мебель стоит не так, плакат с белокурой девицей и драконом, подпись – «Игра престолов». Что, по той книге сняли фильм?! С ума сойти, но... но… но…
Школьные тетрадки на столе. Математика… седьмой класс…
Седьмой? Я ещё и в прошлое попала?!
Но Канч сТруви говорил, что время течёт от прошлого к будущему во всех мирах. Может быть, с разной скоростью, но направление не меняется. Нельзя попасть в то, что уже свершилось когда-то. Оно свершилось. Окаменело навечно, с места не сдвинешь. Изменить можно только будущее. Меняя настоящее, меняешь будущее. Будущее формируется в настоящем, а прошлое — гранитная скала с высеченными на ней скрижалями, и даже если эту скалу разрушить, на её месте встанет новая, точно такая же.
«А как же путешествия во времени?» — наивно спросила тогда Хрийз.
«Сказки, — отмахнулся старый неумерший. – Путешествовать во времени можно всего лишь в одном направлении – вперёд. От рождения до смерти, и только так».
Хрийз перевернула тетрадку, чтобы прочитать фамилию на титульном листе. То есть, попыталась перевернуть. Пальцы прошли насквозь, не стронув лёгкую бумагу с места.
Хрийз не поверила собственным глазам. Поднесла руку к лицу – вот же они, пальцы! С обломанными ногтями, со скверно зажившей царапиной, с заусеницей, чёрт возьми, на мизинце. И если прикусить хотя бы один палец зубами, будет больно! Но эти, такие живые, реальные, способные ощутить боль, руки не могли сдвинуть тетрадный лист. Они проходили насквозь – через любой предмет. Шкаф, стену, пол. Они ничего не могли. Ни поднять, ни перевернуть, ни толкнуть – ничего!
Хрийз в ужасе заметалась по комнате. Память приходила к ней болезненными толчками. Память об Алой Цитадели. О последней битве за собственный мир. Третий Мир Двуединой Империи, мир магии и зелёного солнца, оказывается, давно уже стал её миром, а она и не заметила. Теперь, чётко вспомнив, что последняя Опора ужасного Третерумка разрушена, и Потерянные Земли, начавшие войну за доступ к перекрытому выходу в их империю, остались с носом, Хрийз испытала злое удовлетворение. Мир спасён, со врагом, лишившимся надежды на помощь извне, как-нибудь разберутся.
Девнарш Рахсим — свободен.
сЧай… Стальчк тБови, правитель Островов… свободен тоже…
Долг дочери правителя исполнен так, как и не снилось, — с лихвой. Это ли не счастье?
Но счастье не снимало вопроса, что делать дальше.
Существование в призрачной форме казалось форменной насмешкой судьбы. Язык не поворачивался сказать «спасибо» за то, что не убило насовсем, истинной смертью.
Хрийз помнила.
Помнила, как встала в Подножие Опоры. Как напитала адово творение врага магией Жизни, отпуская в мир для нового рождения заточённые души. И как оно всё рухнуло, разлетелось на слабые, быстро тающие искры, — навсегда.
Нет больше Алой Цитадели.
Не вернётся Третерумк в Сосновую Бухту.
Ни один ребёнок Третьего Мира больше не умрёт в муках, напитывая энергией своей души вражеские артефакты.
Но жить призраком, не способным ни на что… даже бумагу со стола сдвинуть… Ужас скручивал душу в тугой ком отчаяния и боли. Нет! Не надо! Не хочу!
Отчаяние, тёмное и страшное поднялось откуда-то из глубины души и смыло чёрной волной сознание.
Когда девушка пришла в себя, то обнаружила, что, во-первых, в комнате стало темнее – солнце ушло на закат. А сама комната... Целыми в ней остались только стены. Как будто в центре случился взрыв, разметавший, поломавший и разорвавший всё. Зеркало уцелело, но пошло трещинами.
Хрийз медленно, как зачарованная, подошла к нему. Осколки и обомки должны были бы ранить босые ноги, но они проходили сквозь плоть, не причиняя вреда. Ни холодно от них не было, ни жарко. Как будто их не было вообще…
Зеркало отразило в полный размер. Стааший уже привычным синеглазый взгляд, сорочку ниже колена, руки, бессильно сжатые кулаки. Трещина разделила туловище и голову, и от этого зрелища обдало жарким ужасом. Ужас вновь взбаламутил черноту в сознании.
— Нет! – отчаянно закричала Хрийз. – Не хочу!
Боролась с собой и удержалась, пройдя по самой грани. Ещё немного, и снова настиг бы провал… и новые разрушения? Что это происходит с ней такое? Что это?! Выбросы силы? Или что-то другое?
Как же страшно!
Хрийз села на подоконник, обхватила коленки руками. По щекам потекла горячая влага. Как же странно ощущать себя человеком во всём. Вплоть до мелочей, вроде шершавой, треснувшей краски деревянного подоконника под босыми ступнями. И в то же время понимать, что ты призрак. Или как это точнее назвать. Наверняка есть у высших магов умные слова для такого вот состояния. Энергетический слепок души… нет, не совсем то. Вот же… не прочла до конца ту книгу, где как раз описывались различные типы призраков. Кому-то из них можно было помочь вернуться в тело из плоти и крови, можно! Хрийз помнила точно, что читала именно об этом. Но вот как именно это делалось, она не помнила. Не дочитала потому что.
И никто не поможет.
Мама… бабушка… нет, мама… она же Страж Грани Земли, она бы почувствовала и пришла бы. Но раз её до сих пор нет, значит, здесь она больше не живёт. А она вообще живёт? Может, её убили давно!
Третий мир я спасла, поняла Хрийз.
Теперь, похоже, предстояло спасти Землю.
***
Сумерки пришли неспешно, жемчужные, светлые, наполненные запахами близкого моря и цветущего шиповника. Хрийз всё так же сидела на подоконнике, знакомом до последней трещинки подоконнике её собственной комнаты из той, другой, утраченной, казалось бы, навсегда, жизни. Не получалось у неё думать «мой дом». Вообще. Её дом остался в Сосновой Бухте. А здесь, судя по рабочему столу ученика седьмого класса, давно уже жили другие люди.
Если, конечно, это вообще Земля и вообще Геленджик. Унести через распадающийся портал могло ведь куда угодно. А чем ближе миры друг к другу, тем больше в них сходства. «Я не хочу!» — в отчаянии думала Хрийз. – «Не хочу – вот так! Я хочу вернуться! Ведь зачем-то же я не умерла насовсем, значит, я могу, могу вернуться!»
сЧай…
Мысли о нём причиняли такую боль, что мутилось сознание.
Дверь открылась со знакомым полускрипом. Хрийз вскинула голову, разглядывая вошедшего.
Девочка. Худенькая, со смешными косичками, на конце каждой косички – резинка с висюльками, пластиковыми, конечно же. И что-то было в ней не то… А потом Хрийз поняла, что. Девочка сильно хромала, но почему-то не было при ней трости. И какой умник догадался поселить хромую на второй этаж?! Впрочем, охрометь она могла недавно, а покидать свою комнату – отказаться наотрез…
Некоторое время девчонка рассматривала разгром в полном изумлении. Потом перевела взгляд на Хрийз, и стало понятно, что гостью она прекрасно видит.
— Ты меня видишь? – быстро спросила Хрийз. – Я здесь! Извини за комнату, случайно получилось…
Но девочка переступила через порог и взялась убираться. Медленно, методично, со скрупулёзной тщательностью. Задела незваную гостью рукой, когда положила на подоконник несколько учебников. Судя по реакции – даже не поморщилась! – не только не видит, но и не чувствует.
Как плохо!
Хрийз с ума сходила от ужаса происходящего. Она понимала, что если дать ужасу волю, всё снова окончится взрывом Силы. И девочка, живущая теперь в её бывшей комнате, может погибнуть. Легко. Она же обычный ребёнок, или?...
Хрийз старательно стала рассматривать ауру. Что-то было не так, чем-то напоминало… да Дахар же напоминало! Маскировка, маска, может быть, сеть или вуаль отрицания… под которой суть. Только суть девочки не жуткая серость мёртвого, типичная для проводников Смерти, а… А какая? Не понять. Стихия или изначальная Сила? Не понять…
И почему никто не пришёл на грохот? Такие разрушения невозможны без шума; почему никто не пришёл? Или приходили? Или что?
Девочка очистила свой стол, вздохнула, грустно оглядывая поле деятельности. Да уж. Чтобы полноценно всё вычистить, уйдёт несколько дней. А учёбу никто не отменял…
Хрийз тихонько встала, подошла.
Девочка грызла ручку, раздумывая над задачей. Стандартная задача, про поезда и скорость.
— Что же ты делаешь! — не выдержала Хрийз. — Что ж ты за чушь пишешь?!
Девочка подняла голову. Услышала?!
— Чушь? — хмыкнула она. — А что тогда не чушь?
— Ты меня слышишь? — яростная надежда пронизала все существо княжны — насквозь.
— Ну.
Ледяное девочкино спокойствие поражало. Как будто она… уже общалась вот так… с кем-то потусторонним… Но Хрийз решила обдумать эту мысль позже. Сейчас требовалось как можно скорее навести мост!
— Давай задачу решать?
— Давай.
Через время девочка спросила насмешливо:
— Слышь, внутренний голос. Почему у тебя двадцать девять плюс девять равняется тридцати?
— А чему еще-то? — изумилась Хрийз.
— Например, тридцати восьми.
— С чего вдруг? Девять плюс девять равно десять!
— Ага. Уже. Восемнадцать, мое глупое второе я. Восемнадцать!
— Десять, — сердито огрызнулась Хрий и добавила: — И вовсе я не твое второе я. Я — это я. Хрийзтема.
— Карина, — назвалась девочка, откладывая в сторону учебник с тетрадью.
Она смотрела куда-то в угол, из чего Хрийз сделала вывод, что Карина её только слышит, но не видит. И потому можно было забраться на стол с ногами, можно было теми ногами болтать — видимую форму они имели только для владелицы. Дико было смотреть, как ступня, задевая край стула, проходит насквозь. Не получая ни синяка ни боли. Насквозь. Как в дурных фильмах и сказках.
— Почему ты не боишься меня, Карина? — спросила Хрийз. — Ты каждый день общаешься с голосами?
— Почти, — кивнула та. — Я же сумасшедшая.
Но ни грамма безумия не было в ее больших, карих глазах. Ехидные чертенята, а под ними — давняя, застарелая боль.
— С кем еще ты разговариваешь, Карина? — спросила Хрийз осторожно.
— Есть тут… один… уклончиво сообщила девочка. — Приходит вечером, в темноте, и… Сама увидишь. Если для меня он — голос, то для тебя будет человек, верно?
— Не знаю, — честно призналась Хрийз.
— Это ты здесь погром устроила? – строго спросила Карина.
И снова – взгляд мимо. Не видит. Но слышит, слышит, слышит…
— Прости, — виновато выговорила Хрийз. – Случайно вышло.
— Случа-а-айно, — ехидно протянула девочка. – А прибраться – лапки?
Хрийз посмотрела на свои руки. Руки как руки, полностью ощущаются, как руки, если ущипнуть, будет больно. Но пальц ы проходят сквозь учебник как нож сквозь масло! Не задерживаются.
— Мои лапки, Карина, ничего не могут сделать, — со вздохом сообщила она. – Даже бумажку поднять. Я бы рада прибраться, я умею. Но не могу…
— Грустно, — спокойно подытожила девочка. – Но разрушить же ты как-то смогла? Смогла разрушить, сможешь и собрать.
Хрийз молчала, обдумывая услышанное. Прожитое и пережитое увело её от собственного детства очень далеко. Она забыла, каково это, быть ребёнком. И потому не могла понять, Карина – обычная девочка или всё-таки с нею что-то не так? Такое спокойствие, оно нормально для её возраста? Сколько ей лет? Шестнадцать? Пятнадцать?
В дверь бухнуло:
— Карька! — донесся из-за створок сердитый женский голос: — Снова заперлась?! Открывай немедленно!
— Тётушка, — с сарказмом сообщила Карина. — Любимая. Пойду открою, не то хуже будет.
— Не надо, — быстро сказала Хрийз, но ее уже не услышали.
Тетушка ворвалась в комнату ураганом. Маленькая, худенькая, юбка в меленький цветочек мела подолом пол. Карине сходу было вывалено, какая она бессовестная и как забывает вовремя принимать лекарства, да еще запирает двери своей комнаты, и – Боже! Что здесь за погром?! Как ты могла…
Переполох, крики, вопли, параллельно яростная уборка, расколотое зеркало выволокли в коридор, чтобы потом выбросить. Под конец феерического урагана были предъявлены таблетки, вместе со стаканом воды. Карина послушно выпила их, потом позволила довести себя до постели. Тетя заботливо подоткнула по краям покрывало, пожелала приятных снов…
Что-то тут происходило не то. Не то и не так, но у Хрийз не хватало ума постичь происходящее. Слишком мало она пока видела, чтобы делать какие-то выводы.
— Она правда меня любит, — тихим сонным голосом выговорила Карина. — И я люблю ее… Но она психиатру моему верит, а он — упырь в белом халате, я так думаю. Почему мне так плохо от его лечения? Должно же быть наоборот… наоборот…
Девочка уснула. Хрийз осторожно присела на кровать, в ногах.
Врач-упырь, говорите? Одного такого знаем. Но — тот упырь хирург… и здесь ему делать абсолютно нечего.
