~ЧЕРНЫШЕВА НАТА~
~ОГОНЬ НА ЗАКАТЕ~
Он смотрел на женщину, которую любил - трёхмерная фотография передавала всё в мельчайших частностях. Улыбку. Взгляд. Лёгкий наклон головы, руки на тяжёлом плазмогане класса "запятая". Машинку в отряде ласково звали "Рыжиком" - за оранжевые полосы на батарейном блоке. "Запятой", впрочем, охотно величали тоже. Знак препинания? Знак, и ещё какой! Подходи, кому жизнь не мила, запнёшься до смерти.
Он хотел пойти в планетарные картографы, а она училась на врача. Никогда бы они не встретились, даже случайно, где её родной мир, а где его. Война уравняла вероятности, учебка космодесанта - возможности, враг - толкнул в один строй, локоть к локтю.
Четыре с половиною года.
Фотография. Случайный, в общем-то, снимок. Любительский. Сделанный в какой-то наземной миссии, он уже не помнил, в какой.
Яростная в бою, неистовая в любви. Девять лет назад пропала без вести в сражении за локальное пространство Новой России.
Пропавший без вести - не мертвец. Их находят. Иногда - через годы, через десятилетия. Бывает, выносит повреждённый корабль на необитаемые планеты буферной зоны, на планеты, где есть вода, кислород и воздух, где можно выжить, где можно жить. Их находят. Поисковые службы работают на совесть: мы не бросаем своих, как не бросает своих и враг. По негласной договорённости поисковиков никто никогда не трогает, их не дёргают спецслужбы со своими игрищами, а с нарушителями не церемонятся ни враги, ни мы. Должно же быть в Галактике что-то святое.
Он кивнул фотографии. Найдут. Обязательно. Не может быть, чтобы не нашли!
Вот только...
Пальцы побарабанили по конверту. Официальный конверт официального бланка. Если открыть личные сообщения на своём терминале, там будет электронная копия письма из конверта. Стоит ли читать? Ведь всё ясно и так...
За окном летел снег. Косой, сухой, редкий, он вспыхивал яркими искрами на солнечных лучах, пробивающихся из-под плотных облаков на западе. Короткий взгляд на табло метеостанции слева-вверху: минус 21 по Цельсию, слабые осадки, ветер 15м/с, северо-западный... влажность... давление... 17 апреля...
Старая Терра, древняя колыбель Человечества, сорвалась в ледяной век шестьсот лет тому назад и не собиралась из него выбираться. Люди - приспособились. Выжили. Благодаря генетикам, подарившим всем живым существам планеты устойчивость к низким температурам и паранорму пирокинеза.
Долгая, масштабная, кропотливая работа, но она была проведена и благодаря ей планета не превратилась в вымерзший шарик без разума и без жизни. Апрель, весна - "горячие" яблони за окном стоят в цвету, в палисаднике тянут зелёные листочки к негреющему Солнцу "горячие" розы, высаженные ещё прабабушкой. Растения не способны генерировать плазму, как это делают животные и люди, но отдают тепло с непринуждённой лёгкостью, не рассыпаясь стеклянными осколками в суровые зимние ночи.
Юноши-пирокинетики охотно служат в космодесанте. Там их умения востребованы в полной мере: враг уважает доблесть и силу, зовёт выходцев со Старой Терры повелителями огня и не стесняется использовать в бою все возможные средства уничтожения. Космос - равнодушен, безлик и безжалостен, он берёт своё горячей кровью. Ведь невозможно пройти мимо чужого и не задеть его, проверяя на прочность. Лучшей же проверкой во все времена всегда была только война.
Отвлечённый принцип. Врагу - любопытно. Что ты из себя представляешь. Из какой ты стали? Сломаешься или как? Если сломаешься, то что дальше? А если не сломаешься - что? Такая вот раса. Совсем чужие. Разбирают на части просто потому, что им интересно. Если тебе при этом больно - твои проблемы. Если вдруг станет больно им самим - ну что ж, любопытство требует жертвы. Погибший - не справился, проявил слабину или какой-то иной изъян и покинул мир, чтобы сильные стали сильнее. При этом вполне себе антропоморфны и даже случаются иногда перекрёстные браки.
Чёрт знает, что с ними делать - всех разом перестрелять не получается, мирно соседствовать - не получается тем более. Так и живём. Смотрим друг на друга через прорезь прицела, а в перерывах между битвами делимся философией бытия.
Судьбы, человеческие и вражьи, вспыхивают, как искры на ветру - пролетела и погасла, и нет её больше. Но если кто-то пропал без вести, то это ещё не значит, что он умер безоговорочно. Пропавшего без вести можно найти и, бывает, находят. Живым.
Там, за затянутым тучами небом, среди холодных звёзд несутся сквозь пространство скауты поисковых служб. Иногда - наши и вражьи вместе, в одной миссии. Их не трогают спецслужбы, с почтением пропускают военные, на них с надеждой смотрят гражданские. Есть и в космосе что-то святое. Что-то, способное хотя бы в одной плоскости объединить непримиримые стороны.
С улицы донеслись звонкие детские голоса. Открыл окно - в комнату ворвался колючий весенний ветер. За дворовой оградой, тонкой кованой декоративной решёткой не выше пояса взрослому человеку шумело несколько мальчишек второго года обучения. Ровесники сына. А вот он и сам - синяя с алым светоотражателем курточка, шапочка с зелёной полосой.
Последний ребёнок.
Сын той, которую он любил.
Она привычно улыбнулась ему из рамки, как улыбалась все эти долгие, горькие, прожитые в пустоте годы.
Хлопнула входная дверь.
- Па-а! Я дома!
Он спустился вниз, как спускался всегда. Подхватил сына, подбросил к потолку - как его самого подбрасывал когда-то отец, а потом - старший брат. Придёт время, и повзрослевший сын подкинет вверх уже своего ребёнка. На том жизнь стоит, и странно порой встречать тех, кто этого не понимает.
Мальчишка радостно вопил. Вихрастые светлые волосы. Лицо в бледных веснушках. И такой знакомый, такой серый взгляд. Сын отца своего. И матери.
- Па... - несмело начал сын, оказавшись на полу, и тут же умолк.
Он присел на корточки, спросил серьёзно:
- Что стряслось, боец?
Сын мялся, терзал пальцами подол рубашки, потом выдал вдруг мучительное:
- Па, я не мужчина?!
- Кто такое тебе сказал?
Сердитое сопение. И ябедой показаться не хочется, и рассказать хочется. Чтобы получить ответ от того, чьё слово дороже неба.
- Ты трусил?- мальчишка яростно замотал лохматой головой.- Жаловался на товарищей? Перекладывал на девочек свою работу? Бил младших? Нет? Ну, на нет и суда нет.
- Я слышал, что... Что если не любишь драться... Па, я... я.... я не люблю драться, правда. Не люблю. И на военную службу... - замолчал, тряхнул головой и всё же докончил фразу: - не пойду, наверное.
Опустил голову, губы предательски прыгали. Что скажет теперь отец? Военный, с бессчётным количеством орденов и наград, герой, чьё имя внесено на Стелу Памяти Человечества навечно? Назовёт плаксой? Начнёт стыдить?
- Не обязательно быть военным, сынок, - мальчик недоверчиво вскинул голову. - Другие профессии важны не меньше. Ты уже думал, кем станешь?
- Я... я... ещё нет...
- Подумай. Может быть, выучишься на врача. Как мама.
- Мама тоже солдат!
О маме они никогда не говорили в прошедшем времени. Она жива, и всё тут. Потерялась, правда. Но её ищут и обязательно найдут.
- Мама хотела быть врачом. Не получилось. Может быть, получится у тебя. И вот что я скажу тебе, сын, - он поднял указательный палец, подмигнул,- я тоже не люблю драться...
- Ты-ы?! - мальчик рот раскрыл от изумления.- А за что у тебя сразу четыре "солнышка"?! За нелюбовь к дракам, да?
"Солнышко", оно же - Солнечный Крест, высшая награда Человечества, за проявленные доблесть и мужество. И сколько за каждым из них потерь, собственных чудовищных ошибок и горечи... но восьмилетнему мужчине этого пока не понять.
- На войне не дерутся, сын. На войне - сражаются.
- Па, какая разница? Драка есть драка!
- Большая, сын. Очень большая...
Он объяснил разницу, насколько смог, потом они пообедали, потом сын умчался по своим мальчишечьим делам на весь остаток дня, и только вечером, уже в постели, с ладошкой под щекой, сонно спросил:
- Па, а они найдут маму?
- Найдут обязательно.
- Наверное, на Кап-Яр* она прилетит,- рассудительно сказал сын, - оттуда ближе всего к нам. Ты возьмёшь меня с собой, встречать?
- Непременно,- безоговорочная уверенность в голосе, хотя в горле - ком, и нечем дышать. - Возьму обязательно. Спи.
- Спокойной ночи, па...
- Спокойной ночи, сын
Не будет ночь спокойной, прости, малыш. Рядом с фотографией и конвертом, который боязно открыть, потому что так не хочется верить...
_______________________
*Один из действующих гражданских космодромов северного полушария планеты, Капустин Яр, в сокращении - Кап-Яр
Уведомления от поисковых служб приходят с цветными заголовками. Зелёный - поиск увенчался успехом, найдённый жив. Чёрный - понятно. И - синий, для запросов и деловой переписки. Утреннее сообщение сияло чистой небесной синевой.
Женщина, встретившая отца и сына в офисе поисковой службы, не была человеком. Высокая, с белыми, как снег на закате, волосами и зеркальными полосами у висков - аналогом седины. Она рассказала, как, по уточнённым данным, пойдёт поиск, показала трёхмерную карту сектора, где, предположительно, могут быть выброшены после боя повреждённые корабли. Какая схема поиска одобрена и сколько кораблей будет задействовано. Сколько, по предварительным данным, понадобится времени...
От семи до тридцати лет, и это ещё считалось хорошим прогнозом.
Он положил ладони на плечи мальчика:
- Это мой сын. Аркадий.
В нечеловеческих глазах, светлых, с чёрной звёздочкой зрачка, что-то дрогнуло. Женщина коснулась кончиками пальцев его плеча. Всё она, конечно же, поняла. Не первый год в поисковой службе. Он молча кивнул. Голографический проектор сменил карту на логотип службы - золотой трилистник в круге, одинаковый для обеих рас символ Поиска, Надежды и Веры.
- Она же враг! - выпалил сын уже в машине, по дороге домой. - Враг!
- Она - поисковик, прежде всего, - не согласился он.- Наверное, тоже кого-то потеряла. Детей, мужа. Может быть, сестру или брата...
- Маму?- напряжённо спросил мальчик.
- У всех есть матери, - невозмутимо ответил он. - и у врага тоже.
- Она найдёт нашу маму?
- Ты же слышал. От семи до тридцати лет требуется на поиск, где-то в этом интервале - найдёт обязательно. Сектор они определили, по их словам, достаточно точно.
Но не было у него тридцати лет.
Даже семи - не было.
- А свою?- требовательно спросил сын. - Свою маму она найдёт?
Он пожал плечами.
- Может быть.
Что ещё можно было ответить на такой вопрос?
Дорога врезалась в горизонт прямой стрелой, и там, где небо сходилось с землёй, пробивалось сквозь тучи багровое Солнце, заливая мир кровавым светом уходящего дня.
Всё во Вселенной заканчивается закатом. Рано или поздно. Так или иначе. Даже звёзды умирают. Даже само пространство не вечно, и однажды сомкнётся в малую точку снова. Что уже говорить о человеческой жизни.
Век пирокинетика недолог. Плата за чудовищную мощь - короткий срок жизни. Средний возраст носителя пирокинетической паранормы не превышает пятидесяти восьми - шестидесяти лет. Иногда срыв, за которым наступают неизбежное старение и смерть, начинается раньше. Тех, кто уходит до сорока, всё же намного меньше тех, кто дотягивает до шестидесяти пяти и даже, бывает, до семидесяти. Но в его случае, наверное, сказались боевые травмы.
Когда он увидел первую седину на висках? Неделю назад? Две?
Можно не открывать тот конверт. Приговор медицинского центра обжалованию не подлежит - "угнетение пиронейронной сети... дегенеративные возрастные изменения в..." Полтора года. Может быть, два. Максимум - два с половиной. В изумительном случае - три, возможно, если совсем уже повезёт, даже четыре...
Фотография грустно улыбалась ему со стола. "Прости", - кивнул он женщине, которую любил всегда, с самого первого дня, как увидел, и жалел лишь об одном: что встретились они слишком поздно и не там, где, по уму, было бы надо, и как быстро пролетели эти, отмеренные им обоим судьбой, четыре года.
Положил конверт на ладонь. Открыл окно, вдыхая морозный весенний воздух, напоенный ароматом цветущих яблонь. Руки вспыхнули привычным, обжигающе-родным пламенем. Почти угасшая, но ещё не добитая ночью окончательно заря заливала мир буро-синими сумерками.
В общем-то, почти вся эта жизнь была хороша. На острие атаки и в неистовом пламени любви.
Не о чем сожалеть.
Яростный порыв ветра смахнул с ладоней пепел.
А потом пошёл снег.
~ОГОНЬ НА ЗАКАТЕ~
Он смотрел на женщину, которую любил - трёхмерная фотография передавала всё в мельчайших частностях. Улыбку. Взгляд. Лёгкий наклон головы, руки на тяжёлом плазмогане класса "запятая". Машинку в отряде ласково звали "Рыжиком" - за оранжевые полосы на батарейном блоке. "Запятой", впрочем, охотно величали тоже. Знак препинания? Знак, и ещё какой! Подходи, кому жизнь не мила, запнёшься до смерти.
Он хотел пойти в планетарные картографы, а она училась на врача. Никогда бы они не встретились, даже случайно, где её родной мир, а где его. Война уравняла вероятности, учебка космодесанта - возможности, враг - толкнул в один строй, локоть к локтю.
Четыре с половиною года.
Фотография. Случайный, в общем-то, снимок. Любительский. Сделанный в какой-то наземной миссии, он уже не помнил, в какой.
Яростная в бою, неистовая в любви. Девять лет назад пропала без вести в сражении за локальное пространство Новой России.
Пропавший без вести - не мертвец. Их находят. Иногда - через годы, через десятилетия. Бывает, выносит повреждённый корабль на необитаемые планеты буферной зоны, на планеты, где есть вода, кислород и воздух, где можно выжить, где можно жить. Их находят. Поисковые службы работают на совесть: мы не бросаем своих, как не бросает своих и враг. По негласной договорённости поисковиков никто никогда не трогает, их не дёргают спецслужбы со своими игрищами, а с нарушителями не церемонятся ни враги, ни мы. Должно же быть в Галактике что-то святое.
Он кивнул фотографии. Найдут. Обязательно. Не может быть, чтобы не нашли!
Вот только...
Пальцы побарабанили по конверту. Официальный конверт официального бланка. Если открыть личные сообщения на своём терминале, там будет электронная копия письма из конверта. Стоит ли читать? Ведь всё ясно и так...
За окном летел снег. Косой, сухой, редкий, он вспыхивал яркими искрами на солнечных лучах, пробивающихся из-под плотных облаков на западе. Короткий взгляд на табло метеостанции слева-вверху: минус 21 по Цельсию, слабые осадки, ветер 15м/с, северо-западный... влажность... давление... 17 апреля...
Старая Терра, древняя колыбель Человечества, сорвалась в ледяной век шестьсот лет тому назад и не собиралась из него выбираться. Люди - приспособились. Выжили. Благодаря генетикам, подарившим всем живым существам планеты устойчивость к низким температурам и паранорму пирокинеза.
Долгая, масштабная, кропотливая работа, но она была проведена и благодаря ей планета не превратилась в вымерзший шарик без разума и без жизни. Апрель, весна - "горячие" яблони за окном стоят в цвету, в палисаднике тянут зелёные листочки к негреющему Солнцу "горячие" розы, высаженные ещё прабабушкой. Растения не способны генерировать плазму, как это делают животные и люди, но отдают тепло с непринуждённой лёгкостью, не рассыпаясь стеклянными осколками в суровые зимние ночи.
Юноши-пирокинетики охотно служат в космодесанте. Там их умения востребованы в полной мере: враг уважает доблесть и силу, зовёт выходцев со Старой Терры повелителями огня и не стесняется использовать в бою все возможные средства уничтожения. Космос - равнодушен, безлик и безжалостен, он берёт своё горячей кровью. Ведь невозможно пройти мимо чужого и не задеть его, проверяя на прочность. Лучшей же проверкой во все времена всегда была только война.
Отвлечённый принцип. Врагу - любопытно. Что ты из себя представляешь. Из какой ты стали? Сломаешься или как? Если сломаешься, то что дальше? А если не сломаешься - что? Такая вот раса. Совсем чужие. Разбирают на части просто потому, что им интересно. Если тебе при этом больно - твои проблемы. Если вдруг станет больно им самим - ну что ж, любопытство требует жертвы. Погибший - не справился, проявил слабину или какой-то иной изъян и покинул мир, чтобы сильные стали сильнее. При этом вполне себе антропоморфны и даже случаются иногда перекрёстные браки.
Чёрт знает, что с ними делать - всех разом перестрелять не получается, мирно соседствовать - не получается тем более. Так и живём. Смотрим друг на друга через прорезь прицела, а в перерывах между битвами делимся философией бытия.
Судьбы, человеческие и вражьи, вспыхивают, как искры на ветру - пролетела и погасла, и нет её больше. Но если кто-то пропал без вести, то это ещё не значит, что он умер безоговорочно. Пропавшего без вести можно найти и, бывает, находят. Живым.
Там, за затянутым тучами небом, среди холодных звёзд несутся сквозь пространство скауты поисковых служб. Иногда - наши и вражьи вместе, в одной миссии. Их не трогают спецслужбы, с почтением пропускают военные, на них с надеждой смотрят гражданские. Есть и в космосе что-то святое. Что-то, способное хотя бы в одной плоскости объединить непримиримые стороны.
С улицы донеслись звонкие детские голоса. Открыл окно - в комнату ворвался колючий весенний ветер. За дворовой оградой, тонкой кованой декоративной решёткой не выше пояса взрослому человеку шумело несколько мальчишек второго года обучения. Ровесники сына. А вот он и сам - синяя с алым светоотражателем курточка, шапочка с зелёной полосой.
Последний ребёнок.
Сын той, которую он любил.
Она привычно улыбнулась ему из рамки, как улыбалась все эти долгие, горькие, прожитые в пустоте годы.
Хлопнула входная дверь.
- Па-а! Я дома!
Он спустился вниз, как спускался всегда. Подхватил сына, подбросил к потолку - как его самого подбрасывал когда-то отец, а потом - старший брат. Придёт время, и повзрослевший сын подкинет вверх уже своего ребёнка. На том жизнь стоит, и странно порой встречать тех, кто этого не понимает.
Мальчишка радостно вопил. Вихрастые светлые волосы. Лицо в бледных веснушках. И такой знакомый, такой серый взгляд. Сын отца своего. И матери.
- Па... - несмело начал сын, оказавшись на полу, и тут же умолк.
Он присел на корточки, спросил серьёзно:
- Что стряслось, боец?
Сын мялся, терзал пальцами подол рубашки, потом выдал вдруг мучительное:
- Па, я не мужчина?!
- Кто такое тебе сказал?
Сердитое сопение. И ябедой показаться не хочется, и рассказать хочется. Чтобы получить ответ от того, чьё слово дороже неба.
- Ты трусил?- мальчишка яростно замотал лохматой головой.- Жаловался на товарищей? Перекладывал на девочек свою работу? Бил младших? Нет? Ну, на нет и суда нет.
- Я слышал, что... Что если не любишь драться... Па, я... я.... я не люблю драться, правда. Не люблю. И на военную службу... - замолчал, тряхнул головой и всё же докончил фразу: - не пойду, наверное.
Опустил голову, губы предательски прыгали. Что скажет теперь отец? Военный, с бессчётным количеством орденов и наград, герой, чьё имя внесено на Стелу Памяти Человечества навечно? Назовёт плаксой? Начнёт стыдить?
- Не обязательно быть военным, сынок, - мальчик недоверчиво вскинул голову. - Другие профессии важны не меньше. Ты уже думал, кем станешь?
- Я... я... ещё нет...
- Подумай. Может быть, выучишься на врача. Как мама.
- Мама тоже солдат!
О маме они никогда не говорили в прошедшем времени. Она жива, и всё тут. Потерялась, правда. Но её ищут и обязательно найдут.
- Мама хотела быть врачом. Не получилось. Может быть, получится у тебя. И вот что я скажу тебе, сын, - он поднял указательный палец, подмигнул,- я тоже не люблю драться...
- Ты-ы?! - мальчик рот раскрыл от изумления.- А за что у тебя сразу четыре "солнышка"?! За нелюбовь к дракам, да?
"Солнышко", оно же - Солнечный Крест, высшая награда Человечества, за проявленные доблесть и мужество. И сколько за каждым из них потерь, собственных чудовищных ошибок и горечи... но восьмилетнему мужчине этого пока не понять.
- На войне не дерутся, сын. На войне - сражаются.
- Па, какая разница? Драка есть драка!
- Большая, сын. Очень большая...
Он объяснил разницу, насколько смог, потом они пообедали, потом сын умчался по своим мальчишечьим делам на весь остаток дня, и только вечером, уже в постели, с ладошкой под щекой, сонно спросил:
- Па, а они найдут маму?
- Найдут обязательно.
- Наверное, на Кап-Яр* она прилетит,- рассудительно сказал сын, - оттуда ближе всего к нам. Ты возьмёшь меня с собой, встречать?
- Непременно,- безоговорочная уверенность в голосе, хотя в горле - ком, и нечем дышать. - Возьму обязательно. Спи.
- Спокойной ночи, па...
- Спокойной ночи, сын
Не будет ночь спокойной, прости, малыш. Рядом с фотографией и конвертом, который боязно открыть, потому что так не хочется верить...
_______________________
*Один из действующих гражданских космодромов северного полушария планеты, Капустин Яр, в сокращении - Кап-Яр
Уведомления от поисковых служб приходят с цветными заголовками. Зелёный - поиск увенчался успехом, найдённый жив. Чёрный - понятно. И - синий, для запросов и деловой переписки. Утреннее сообщение сияло чистой небесной синевой.
Женщина, встретившая отца и сына в офисе поисковой службы, не была человеком. Высокая, с белыми, как снег на закате, волосами и зеркальными полосами у висков - аналогом седины. Она рассказала, как, по уточнённым данным, пойдёт поиск, показала трёхмерную карту сектора, где, предположительно, могут быть выброшены после боя повреждённые корабли. Какая схема поиска одобрена и сколько кораблей будет задействовано. Сколько, по предварительным данным, понадобится времени...
От семи до тридцати лет, и это ещё считалось хорошим прогнозом.
Он положил ладони на плечи мальчика:
- Это мой сын. Аркадий.
В нечеловеческих глазах, светлых, с чёрной звёздочкой зрачка, что-то дрогнуло. Женщина коснулась кончиками пальцев его плеча. Всё она, конечно же, поняла. Не первый год в поисковой службе. Он молча кивнул. Голографический проектор сменил карту на логотип службы - золотой трилистник в круге, одинаковый для обеих рас символ Поиска, Надежды и Веры.
- Она же враг! - выпалил сын уже в машине, по дороге домой. - Враг!
- Она - поисковик, прежде всего, - не согласился он.- Наверное, тоже кого-то потеряла. Детей, мужа. Может быть, сестру или брата...
- Маму?- напряжённо спросил мальчик.
- У всех есть матери, - невозмутимо ответил он. - и у врага тоже.
- Она найдёт нашу маму?
- Ты же слышал. От семи до тридцати лет требуется на поиск, где-то в этом интервале - найдёт обязательно. Сектор они определили, по их словам, достаточно точно.
Но не было у него тридцати лет.
Даже семи - не было.
- А свою?- требовательно спросил сын. - Свою маму она найдёт?
Он пожал плечами.
- Может быть.
Что ещё можно было ответить на такой вопрос?
Дорога врезалась в горизонт прямой стрелой, и там, где небо сходилось с землёй, пробивалось сквозь тучи багровое Солнце, заливая мир кровавым светом уходящего дня.
Всё во Вселенной заканчивается закатом. Рано или поздно. Так или иначе. Даже звёзды умирают. Даже само пространство не вечно, и однажды сомкнётся в малую точку снова. Что уже говорить о человеческой жизни.
Век пирокинетика недолог. Плата за чудовищную мощь - короткий срок жизни. Средний возраст носителя пирокинетической паранормы не превышает пятидесяти восьми - шестидесяти лет. Иногда срыв, за которым наступают неизбежное старение и смерть, начинается раньше. Тех, кто уходит до сорока, всё же намного меньше тех, кто дотягивает до шестидесяти пяти и даже, бывает, до семидесяти. Но в его случае, наверное, сказались боевые травмы.
Когда он увидел первую седину на висках? Неделю назад? Две?
Можно не открывать тот конверт. Приговор медицинского центра обжалованию не подлежит - "угнетение пиронейронной сети... дегенеративные возрастные изменения в..." Полтора года. Может быть, два. Максимум - два с половиной. В изумительном случае - три, возможно, если совсем уже повезёт, даже четыре...
Фотография грустно улыбалась ему со стола. "Прости", - кивнул он женщине, которую любил всегда, с самого первого дня, как увидел, и жалел лишь об одном: что встретились они слишком поздно и не там, где, по уму, было бы надо, и как быстро пролетели эти, отмеренные им обоим судьбой, четыре года.
Положил конверт на ладонь. Открыл окно, вдыхая морозный весенний воздух, напоенный ароматом цветущих яблонь. Руки вспыхнули привычным, обжигающе-родным пламенем. Почти угасшая, но ещё не добитая ночью окончательно заря заливала мир буро-синими сумерками.
В общем-то, почти вся эта жизнь была хороша. На острие атаки и в неистовом пламени любви.
Не о чем сожалеть.
Яростный порыв ветра смахнул с ладоней пепел.
А потом пошёл снег.
