ххх
Беда созрела и упала ледяным камнем в один из тихих осенних вечеров, наполненных холодной синевой остывающего неба и грибными запахами прелой листвы.
К GVS Аркадии подошёл очередной транзитный транспортник. Он направлялся к Сиреневому Шару, очень удачно. У Шара собирался флот для броска за дальние рубежи Внеземелья. Амбициозный проект Звёздной Разведки, который готовили много лет. Отец Алёны пойдёт пилотом на один из этих кораблей. Его работа, дело всей его жизни, отчасти и сам проект - тоже его. Он не мог, не хотел, не собирался отказываться, хотя знал, на что подписывается. Когда и если флот вернётся обратно, на планетах Внеземелья пройдёт столько лет, что звездоходов будут встречать даже не правнуки, а совсем уже дальние потомки. Связь почти мгновенна, время в прыжках теряют лишь корабли из-за их большой массы...
Ян Скобелев понимал это прекрасно. И потому звал с собой дочь, единственного человека, к которому был глубоко привязан.
Транспортник отправится месяца через два: возьмёт на борт желающих улететь с Аркадии.
- Надо лететь, - сказала Алёна решительно, и, обведя всех взглядом, повторила , горько и жёстко:
- Я должна лететь.
- Ты же обещала родить ребёнка прежде, чем...- начала было мама, и умолкла.
- Я оставлю донорский материал, - быстро сказала Алёна. - Так ведь тоже можно.
Тишина. Мама отвернулась, уставилась невидящим взглядом в слепой прямоугольник окна. Андрейке всех было жалко, и Алёну и маму. Папа молчал.
- Ну, что вы все! - у Алёны сдали вдруг нервы. - Мы об этом говорили раньше, и не один раз! Мы же всё обговаривали! Что же у вас лица сейчас... похоронные! Как будто я вас режу...
Она не выдержала, вскочила. Ахнуло дверью, дробью рассыпались быстрые шаги по лестнице наверх, в спальную. Андрейка почти увидел, как сестра падает на кровать и давится слезами.
- Андрей, - тихо сказала мама. - Я не отпущу её!
- Глупо, - устало сказал папа. - Она права, мы это уже обсуждали много раз. Ей двадцать шесть. Она вправе решать сама.
- Не твоя дочка, вот сердце-то и не болит! - не выдержала мама, заламывая пальцы.
Папа лишь вздохнул. Он понимал, что мама сказала так не со зла. Об Андрейке они оба словно забыли
- Ты же сама знаешь, Алёна не просто хороший пилот, она - лучшая из лучших. Гены берут своё, нравится нам это или нет. Что ты хочешь от неё? Ребёнок, которого ты от неё требуешь, не привяжет её к дому всё равно. Рождённый летать не будет ползать. Лучше отпусти, пока не поздно...
- Как я отпущу её, как?!
- А не отпустишь - как? - тихо спросил папа.
Мама стиснула руки. И промолчала.
ххх
Андрейка тайком бегал в Лабораторию, проверял кота. Эмбрион, судя по показаниям контрольной панели, развивался нормально. Искут Андрейка припрятал, но хитро, рядом с действующими аппаратами. В ряду с пустыми он бы сразу бросился в глаза.
На душе, что называется, кошки скребли. Рано или поздно преступление вскроется, и что тогда скажет папа? К страху перед наказанием примешивалось отчаяние: Андрейка понимал, что не сможет провести роды самостоятельно. Требовались инструменты, профессиональные навыки, время. Одно дело заскочить на миг, сменить фильтры да ввести питательный раствор. Совсем другое извлечь из аппарата живое существо. Такое не скроешь, как ни старайся. Разве что папа снова уедет в Густавбург. Но... когда он уедет?
ххх
Алёна с папой сидели на лавочке, под старой яблоней, и тихо разговаривали. Их хорошо было видно сквозь прозрачный вечер: Алёна горбилась, зажимая ладони коленями, папа касался ладонью её плеча, утешая.
- Я не могу остаться, - говорила сестра с отчаянием. - Я отца только в записи видела... Я... хочу... ходить через пространство, как он, и вместе с ним. Это - моё, моя... судьба, страсть, призвание, не знаю, как ещё назвать. Я люблю летать!
- Тогда лети, - мягко сказал папа.
Андрейка подошёл к ним, прижался к Алёне - боком, плечом, головой. Она обняла его, прижала к себе. Выговорила с болью:
- Я... я вас всех очень люблю.
- Если останешься, это тоже будет правильно, - ответил папа.
Ветра не было, стояла тёплая, приправленная осенней горчинкой тишина. И в этой тишине тонко и надломлено прозвучал голос Алёны:
- Я не могу подвести отца. Я не могу... его... предать...
- Что бы ты ни решила, девочка, - вздохнул папа, - тебе придётся нелегко. Но ты справишься, я в тебя верю...
Боль напоила вечер белёсым туманом. Синее око мёртвой Лазурной глядело сквозь ветви с безмолвным сочувствием.
ххх
Папа методично проверял аппараты, один за другим. Менял фильтры, вводил питательные вещества. Скоро все выжившие козлята родятся, то-то прибавится забот в яслях. Андрейка потерянно молчал. Может быть, всё обойдётся, может быть, папа не станет заглядывать в нижний ряд, правый угол. В прошлый раз не заглянул!
- Чёрт возьми, - сказал папа, внимательно изучая контрольную информацию на панели. - Похоже, и этого мы вскоре потеряем...
- Пап... - Андрейка почти решился. - Папа, я...
- И здесь тоже, - не слушая, говорил папа, изучая контрольную панель соседнего искута. - Что за неудача такая, хотел бы я знать. А это? Эт-то ещё что такое?!
У Андрейки взорвалась в животе ледяная бомба. Всё. Конец.
- Ах ты, паршивец.. - задумчиво выговорил папа. - Ну-ка пошли, в кабинет.
В кабинете время словно застыло, схваченное морозной наледью. Папа прошёлся туда-сюда перед столом, и с каждым его шагом Андрейка опускал голову всё ниже.
- Я тебя слушаю.
Лучше бы выругал, накричал. Тогда хоть ясно было бы, чего ждать. Но вот так, сдержанно, негромко... Андрейке захотелось умереть и воскреснуть дня через два.
Вместо этого пришлось рассказывать.
- Значит, ты посчитал, что умнее всех на свете, - тихим, но страшным по оттенку голосом начал отец.
- Нет, - вскинулся Андрейка. - Я просто хотел кота...
- Аппарат искусственной утробы - не детская игрушка! - Отец хлестнул ладонью по столу, и Андрейка снова опустил голову. - Сегодня ты заложил в него эмбрион кота без спросу, а завтра? Чем зарядишь его завтра? Эмбрионом крокодила, тираннозавра? Гнилопадной пиявки?! Гнилопадные пиявки, эндемик Аркадии, хищники с внешним пищеварением, красивые и смертоносные твари. При укусе пиявка впрыскивает в тело жертвы пищеварительный сок, растворяющий ткани почти мгновенно. Если повезёт, лишишься ноги или руки за пару секунд. А если не повезёт, оставшуюся от тебя жижу отправят в крематорий в закрытом гробу.
- Не ожидал! Вот уж этого - не ожидал! Значит, так, сын. Значит, так. Сейчас пойдёшь и погасишь эту свою... химеру...
- Но, папа! - задохнулся Андрейка. - Он же живой уже!
- И что?
В глаза брызнула внезапная радуга от повисших на ресницах едких слёз. Еле вморгнул их обратно, но губы дрожали.
- Пап, он живой, - прошептал Андрейка упрямо. - Он же живой уже. У него уже голова есть, и хвост. И лапки...
Отец рухнул в кресло поставил локти на стол, уткнул указательные пальцы в виски как пистолеты.
- Иди и делай, что я тебе сказал, - голос отца звучал зло, по-чужому. - Ты примешь наказание и усвоишь урок. И чтобы никогда больше, никогда! Никогда не прикасатлся к искутам без моего контроля.
- Папа!..
Всё! Разговор окончен. Сгинь с глаз моих, охламон...
ххх
Андрейка долго стоял перед тихо гудящим аппаратом. Приложить ладонь, отдать голосом команду. Искут начнёт цикл самоочищения: содержимое околоплодной сумки вскипит и обратится в гомогенную жидкую массу, которую надо будет слить в специальный контейнер и упаковать для дальнейшей утилизации. Переложить аппарат на тележку, отвести в стерилизационный бокс и включить программу глубокой обработки. На всё про всё от силы полчаса; может быть, минут сорок.
Щёки жгло.
"Я не могу. Я должен слушать отца..."
Андрейка осторожно вытянул искут со стеллажа. Не такой уж он и тяжёлый, можно унести в руках. Понятно почему, котёнок ведь не лошадь, он маленький, он после родов будет не больше ладони, смешной слепыш с голыми лапками. Шёрстка на лапках у него нарастёт потом...
Андрейка намеренно пошёл через чёрный ход, там начинались заросли древнего, как первое поселение, шиповника. Шиповник отчаянно старался превратиться в дерево и немало в том преуспел. За этакими зарослями могут в сумерках и не заметить. И всё же Андрейка едва не попался.
Вовремя услышал голоса, безжалостно обдираясь, всунулся в самую середину колючего куста, и замер там неподвижно.
- Ты бы хоть у меня спросил, Андрей, - расстроено говорила мама, её каблучки звонко стучали о покрытие дорожки. - Ты со своим последним проектом совсем обезумел, дальше терминала своего ничего не видишь!
- Ты не понимаешь, насколько важна наша работа...
- Понимаю, Андрей! Понимаю! Но ты наказал сына как нерадивого ассистента. Так нельзя! Он не ассистент, он твой сын.
Они прошли совсем рядом. Сквозь частокол колючих ветвей проплыл тонкий светлый силуэт мамы и вслед за нею проследовала тёмная массивная тень отца. В свете вечерних фонарей они казались пришельцами из непонятно чьего сна.
- Он так и не вернул искут на место, негодяй, - возмущённо сказал папа. - Я проверял!
- Лучше бы ты проверил, вернулся ли в дом сам Андрей...
- Куда он денется, - сердито буркнул отец. Шоркающий звук, словно в раздражении поддели носком камешек.
- Вся твоя работа не будет стоить ничего, если ты потеряешь сына, - твёрдо заявила мама. - Оставь ему котёнка! Что тебе стоит?
- Он наверняка уже его погасил...
- Если бы погасил, то давным-давно вернулся бы. Сидит где-нибудь в ухоронке и плачет над своим зверёнышем. Думает, куда бы его спрятать от тебя...
Андрейка сильно вздрогнул. У мамы удивительная способность видеть всех насквозь, стоило бы о ней помнить.
- Это всё ты! - вспылил папа. - Это ты его разбаловала! Потакаешь ему во всём. Ты хоть понимаешь, что он натворил? Он инициировал искут на полный цикл! Счастье ещё, что всего лишь эмбрионом кота! А если бы ему хватило ума поиграть со своим собственным биоматериалом? Ты можешь себе это представить? А я могу. Легко! Хочешь нянчить внуков, искалеченных дурным энтузиазмом двенадцатилетнего сопляка?!
Ответа мамы, Андрейка, как ни напрягал слух, различить уже не смог. Но её фраза: "если ты потеряешь сына", засела в мозгу гнойной занозой. Не "если", а "когда"!
Андрейка выдрался из шиповника. Постоял немного, вдыхая сырой, приправленный осенней стылостью воздух. И двинулся к лошадям.
Снежик обрадовался ночной прогулке. Летел вихрем, белой стрелой, вдоль реки к узкой полоске заката. Андрейка придерживал перед собой ящик искута, следил, чтобы тот не свалился на полном скаку. Бешеная пустота в душе и сумасшедшая скачка в никуда.
Андрейка не видел и не замечал ничего вокруг. Когда конь вдруг отчаянным ржанием взвился на дыбы, Андрейка не успел даже "мама" крикнуть. Он вылетел из седла, но, даже ничего не соображая от испуга, успел прижать к себе искут и тем уберёг его от удара о землю.
Но аппарат вывалился из ослабевших рук. И заскользил по влажной траве вниз, вниз, к кромке обрыва, где и канул в темноту. За обрывом слабо плеснуло. Андрейка уронил голову и потерял сознание.
ххх
Сквозь ватную тишину сочились больничные запахи. Принудительная вентиляция работала на совесть, но характерную смесь озона, лекарств, неприятностей невозможно вытравить полностью, как ни старайся. Андрейка не открывал глаз, потому что незачем было. Он сильно повредил себе спину при падении, и доктор запрещал даже садиться. Временно, разумеется. Прогноз давали благоприятный.
Толку, правда, с того... Две недели врачи продержали без сознания. Две окаянных недели! Фатальный срок.
- Спишь, герой? - папин голос.
Папе сегодня впервые разрешили навестить больного. Лучше бы не разрешали!
- Не спишь, я же вижу...
Андрейка промолчал.
- Задал ты нам угля, дружок.
Андрейка упрямо молчал.
- Ну-ка, погляди, что я тебе принёс. Точнее, кого...
Смотреть не хотелось. Но любопытство всё же пересилило упрямство: в папином голосе было что-то. В общем, глаза открылись сами собой.
- Ой, - задохнулся Андрейка. - Ой!
Папа держал в руках небольшой бокс с прозрачными стенками. Там, на мягкой подстилке, спал, вытянувшись под встроенной в крышку тепловой лампой крупный, в ладонь, новорождённый котёнок. Почти такой, каким строил его виртуальный процессор модели. Вот только шёрстка была не серая, а тёмно-красная, цвета переспевшей вишни.
- Надо было начать с самки, - сказал папа. - Самка может вынашивать клонированное потомство и присматривать за ним. Этакий живой искут с опцией кормления. Года через два у тебя был бы целый выводок этих пушистых паразитов.
Кошачий малыш сладко зевнул и потянулся, выпуская крохотные, светло-красные коготки. Потом перевернулся кверху пузиком, раскинул лапки, вспискнул и снова уснул.
- Какую породу ты взял за основу?
- Мэйн-кун, - объяснил Андрейка. - Они пушистые и полосатые...
- В общем-то, похож. Только с шерстью ты напортачил, сынок. Красных котов не бывает. Даже мэйн-кунов.
Потом Андрейка узнает, как папа насел на спасателей, требуя найти потерянный аппарат. И как командир, услышав, что в искуте не младенец, а всего лишь биоинженерный конструкт, продолжать поиски отказался наотрез. Помощь отряда нужна прежде всего людям, а свои игрушки ищите сами. И папа с Алёной искали сами. Нашли вниз по течению, на песчаном островке посередине русла.
- А насчёт собаки ты подумай, - сказал папа. - Хорошая пастушеская собака нам пригодится. Но! Собирать её будешь только под моим контролем!
- Да, пап, - серьёзно пообещал Андрейка. - Конечно, пап!
- Давай пять... охламон.
Андрейка с готовностью протянул руку, и папа пожал её. Крепко, по-взрослому. И тогда Андрейка не выдержал, расплакался как девчонка. Хотя казалось, с чего бы? Ведь всё окончилось хорошо...
ххх
Пришло время уезжать Алёне. Она просила не провожать её до MVS:
- Лишние проводы, долгие слёзы...
Андрейка подозревал, что она попросту боится отступить. Что расклеится самым постыдным образом и останется на Аркадии, уже навсегда.
Алёна уходила с одной сумкой, остальной багаж был отправлен на MVS раньше. Из-за отсутствия громоздких контейнеров казалось, будто Алёна уходит в обычный рейс и через десяток дней вернётся, как возвращалась всегда. Не хотелось верить, что на самом деле она уходит навсегда. Чувства бунтовали.
- Погоди! - вскинулся Андрейка уже у машины. - Алёна, подожди!
Он метнулся домой, - врачи давно уже разрешили ему не только ходить, но и бегать, - и какое-то время истошно искал Усатого-Полосатого. Нашёл на кухне. В игривом пушистом колобке на смешных лапках уже нельзя было узнать прежнего беспомощного слепыша. Рос он как сумасшедший.
Андрейка подхватил котёнка под мягкое полосатое брюшко и побежал к сестре.
- Вот, возьми! Возьми его с собой!
- Да ты что! - испугалась Алёна. - Андрейка!
- У меня есть записи, - торопливо сказал Андрейка, аккуратно отцепляя от рубашки остренькие коготки. - Я выращу других. Алёна, - добавил он совсем тихо, - мы ведь больше никогда не увидимся...
