В конце концов выяснилось, что ключи от ворот и от самого особнячка лежат в тайнике за почтовым ящиком. Дверь открыла свекровь и Ева зашла в дом, надеясь хоть немного согреться. Почему-то не включилась ни одна лампа и через анфиладу комнат они прошли освещаемые лишь призрачным лунным светом. В доме было еще холоднее, чем на улице и Ева бежала трусцой, чтобы быстрее выполнить данное мужу обещание.
— Стой!
От неожиданности девушка замерла посреди большого зала. Свекровь, как заправский фокусник, вытащила из рукава бумажку и начала читать какую-то абракадабру. После первых слов сквозь ковер стали проступать огненные линии, под ногами у девушки засветилась пентаграмма. Еве стало жутко. Выйти за круг не получалось, она словно натыкалась на стеклянную стену. Маргарита Гавриловна тоже тряслась от страха, но было видно, что она знает, чего именно боится. Руки с листком дрожали, голос внезапно охрип и напоминал карканье.
— Quod ita sit!!! — просипела вредная старуха. В тот же момент нестерпимым светом вспыхнули люстра и настенные бра. Ева потеряла сознание.
Очнулась от того, что грудь и горло сдавило чем-то тяжелым и горячим. Осторожно приоткрыла глаза и взвизгнула — прямо на ней лежал здоровенный дымчато-серый котяра. Ева замахала руками и зверь соскочил на пол. Потянулся, всем видом демонстрируя, что нисколько не боится незнакомку. Сел «копилочкой», обернув лапы пушистым хвостом.
— Кыш! — Ева махнула рукой.
Кот округлил янтарные глазищи, как бы удивляясь манерам гостьи. В комнате было светло и тепло. Солнечные лучи расчертили пол на неровные прямоугольники. Идиллическую обстановку нарушал запах — отчетливо пованивало горелым. Девушка села и осмотрелась. Из обстановки только камин и ковер с выжженной пентаграммой. «Не приснилось», — поняла Ева. Очень хотелось пить. С трудом поднявшись на ноги, увидела свою сумку. Вытащила бутылку с водой и телефон. Ни одного пропущенного.
— Неужели меня никто не искал? — вопрос был задан не с удивлением, а с отчаянием.
— Почему же никто. Старая карга, что дала твоей свекрови заклинание, искала и нашла. Она подозревала, что история не закончится так... — кот помахал в воздухе левой лапой, вычерчивая странные пассы, — так просто. Приходила проверить, как тут дела. Ну, мы с ней через дверь пообщались.
— А почему через дверь?
— Кто же её пустит без хозяйкиного разрешения?!
— А где хозяйка?
Кот посмотрел на Еву с жалостью, словно на умственно-отсталую.
— Дома хозяйка, где ж ей быть в таком состоянии.
— А что с ней, болеет? — девушка сразу понизила голос до едва слышного шёпота.
— Ага. Головушкой она, похоже, тогось... Скорбная.
— Я тоже тогось, скорбная. Мало того, что с котом разговариваю, он мне ещё и отвечает.
Кот прикрыл лапой пасть и захихикал. Ева подобрала сумку и пошла к выходу.
— Э, стой, ты куда?
— Домой, куда же ещё.
— Вот дурочка. Ты уже дома.
— Тогда к врачу. Я, наверное, вчера сильно стукнулась головой. Галлюцинации, и все такое.
— Сама ты кот и галлюцинация, — зверь решил всерьёз обидеться, но передумал. Врача можешь сюда вызвать. И тебе пока лучше за дверь не выходить.
— Что значит «пока лучше не выходить»? Почему ты не кот? То есть, если ты не кот, то кто ты тогда?
— Ладно. Только не ори слишком сильно, хорошо? Если совсем припечет, ори шепотом, ты умеешь, пять минут назад пищала, как мышка, — с этими словами котяра перевернулся через голову, встряхнулся и на его месте оказалась здоровенная дамочка лет сорока — сорока пяти с косой и в горчичном трикотажном платье . Ева не завизжала только потому, что у неё пропал голос.
— Ты... Вы...
— Давай на ты. Попозже выпьем бражки на брудершафт, лады? Разница в возрасте у нас немаленькая, хоть сразу и не скажешь, но я против церемонии разводить. Не боись, бражка отличная, сама варила.
— Ты кто?!
— Я дух этого дома.
— Домовой что ли?
— Не совсем. Я создание иного порядка.
— Какого иного?
— Долго объяснять, да и головой ты все-таки стукнулась. Поговорим на эту философскую тему попозже, а? Давай лучше обсудим, как нам дальше жить. Во-первых, я тебя никуда отсюда не выпущу пока ты не разведешься...
— Интересно, как это я буду разводится не выходя из дома.
— Обыкновенно. Заявление подашь через сайт госуслуги.
— Я не собираюсь бросать мужа. Я его люблю. И хоть как запирай двери, все равно сбегу. Вот вызову врача, скажу, что меня держат в заложниках...
— Ага, кто тебя держит-то? Кот? — дамочка захохотала густым басом, — Лучше о другом подумай. Поедешь в свою съемную квартиру, там тебя точно прикончит свекровь. А муженек не защитит, ему мамочка дороже.
Ответить Еве было нечего, хотя поверить, что Алик знал о планах Маргариты Гавриловны, она не могла.
— Итак, ты разводишься, ищешь приличного мужика, обзаводишься парой прелестных малюток и можешь делать, что хочешь.
— Выходить из дома можно будет только после пары малюток? На мужика тоже заявление на сайте госуслуг оставим? И вообще, имя у тебя есть? Как к тебе обращаться?
— Зови Лукерьей.
— А если я не хочу пару малюток?
— Зря.
— Дети — это счастье? — тон у Евы был ироничный.
— Ну, мне казалось, что девушка без своего жилья будет рада получить в собственность небольшой исторический особнячок в центре Санкт-Петербурга.
— В смысле?
— В коромысле. Не поняла, на дарственной поддельная подпись что ли? Хотя тогда заклинание не сработало бы, — Лукерья полезла за пазуху, вытащила что-то вроде обтянутого шелком пенала, а из него несколько листков бумаги.
— Твои закорючки?
— Мои, — девушка принялась судорожно соображать, как автограф оказался на документах.
— Ну и что за сказочку тебе рассказали, чтобы ты поставила здесь, — создание иного порядка потрясло листком, — подпись?
— Вспомнила! Алик на днях взял телефон в кредит, я подписала бумажки, что не возражаю.
— Дааааа... Наивности тебе многовато. Ну, ничо, это пройдет, — Лукерья деловито спрятала документы обратно. Щелчком пальцев разожгла камин и поставила на огонь маленький котелок. Буквально через минуту сняла, проверила пальцем же температуру содержимого и протянула посудину Еве.
— Пей.
— Не буду! Ты бы еще туда ногу немытую сунула. И вообще, может, ты меня отравить хочешь.
— Не логично. Смысл мне тогда был следить, чтобы ты не окочурилась, пока действие заклинания не закончится?
— Откуда я знаю, что у вас за привычки? Может, тебе за каждый собственноручно организованный труп деньги платят. Вот привела в чувство и тогось, за вознаграждение выпишешь путевку на тот свет. Тьфу, слово дурацкое, «тогось», — Ева передразнила интонацию собеседницы. — Где ты его взяла?
— Где взяла, там больше нету. Ладно, не кривляйся, пей. Это чтобы последствий от ритуала не осталось. Палец чистый. Я не только температуру проверяла, но и состав, чтобы никаких левых ингредиентов Зойка туда не насовала.
— Кто эта Зойка?
— Мадам Зои, — Лукерья усмехнулась. — Это она мне тебя подогнала. Сейчас все расскажу, только сначала лекарство.
Ева взяла котелок в руки. Варево было похоже на тыквенный суп, пахло летом, нагретой солнцем малиной и немножко смолой. Она сделала маленький глоточек и поняла, что вкуса у этого лекарства нет. Совсем. Выпила залпом и всем своим видом показала, что ждет объяснений.
— Эту землю Петр I пожаловал одному из своих соратников. Был небогатый дворянин Белинский, а стал влиятельный вельможа. Отстроил дом, обзавелся хозяйством. Женился, пошли детишки. Петербургская усадьба досталась в наследство младшему сыну, Фролу. Парень был неглупый, звезд, правда, с неба не хватал. Жизнь его катилась, словно по колее — образование, служба Отечеству, свадьба, дети, дела домашние. Ничто беды не предвещало. — Лукерья пожала плечами.
— А потом глянулся этот дом купцу Симакину. Казалось бы, где этот купчишка, а где Фрол Белинский. Да судьба распорядилась иначе. Пришел торгаш проклятый сначала свататься к старшей дочери. Она красавица первая в столице была, приданое богатое, особняк — в числе недвижимости, что за ней отец давал. Ему отказали, негоже дворянке за простого мещанина идти. Ну, купец и затаил злобу. Оболгали Фрола перед императором, под монастырь подвели, чинов лишили. Симакин при бооольших деньгах был, да со связями, нутро негодяйское... — тётка отчетливо скрипнула зубами. — Сгубил всю семью, дочку украл. Пропала она. Про Белинских забыли скоренько, дом стал родовым купеческим гнездом. Правда, революционерам Симакинское отродье пришлось не по вкусу. Вымели отсюда поганой метлой. Вроде в лагерях все сгинули. Остался дом без хозяев. Да радовалась я недолго. Оказывается, что ежели хозяев в доме нет, то дух дома за сто лет выветривается. Как стало время совсем поджимать, пришлось искать новых владельцев. Кого попало не возьмешь — начнут тут все ломать-перестраивать. Показаться, опять же, можно не всем. Некоторые котов не любят. В общем, намаялась я... Пришлось к Зойке на поклон идти. Тут твоя свекровь подвернулась, обратилась к мадам с заказом тебя извести. Хочет страховку за твою жизнь получить. Ну и ей кажется, что сыночек слишком тебя любит. В общем, мне ты по всем параметрам подходишь. Строительной почесухи нет?
— Какой-какой почесухи?
— Строительной. Тут отломать, тут достроить, двери перенести, старую лепнину отбить, новую наклеить. Не хочется?
— Пока нет. Я вообще ремонты не люблю. Сказку ты сочинила правдоподобную. Только чем докажешь?
— А тебе мало было горящего ковра под ногами?
— Алик не такой.
— Пошли к твоей свекрови, послушаем, о чем они говорят? В соседней с Маргариткой квартире у меня знакомый домовой хозяйничает, Антип. Он нас пустит.
— А как же «пока выходить нельзя»?
— Со мной можно.
— А вдруг сбегу?
— Далеко не убежишь, — Лукерья сказала это с улыбочкой, но Еве стало не по себе.
Утро в лагере началось не с кофе и не с чая. В большом горшке заварили травки-цветочки. Запах Савве понравился, на вкус оказалось еще лучше и он попросил добавки. С блинами и вареньем напиток пошел на ура. Княгиня снова заплела ему косу и «княжеская дочка» отправилась упражняться в стрельбе из лука. Через 15 минут под шумок удалось скрыться из поля зрения «односельчан». Савва сел в тойоту и поехал в детективное агентство, куда не попал вчера. Но сначала он собирался заскочить в торговый центр.
Его появление в отделе мужского белья вызвало фурор. Обслуживать Савву кинулся старший менеджер. За пять минут «блондинка» наслушалась о себе столько комплиментов, сколько среднестатистическая женщина не слышит за всю жизнь. Забрав покупки, Савва снова сел за руль. Распаковав трусы, нашел записку от пораженного в самое сердце продавца. Там был номер телефона и совершенно непристойное предложение. В отличии от остальных, менеджер Анатолий гендерную принадлежность «блондинки» определил правильно. «За штанами пока не пойду. Не будем вводить общественность в заблуждение и провоцировать драки», — он справился с желанием вернуться в магазин, чтобы отвесить пару оплеух Толику и разодранная на мелкие клочки записка улетела в ноябрьскую грязь. С непередаваемым наслаждением натянув трусы, Савва достал ворованную помаду и накрасил губы, в надежде, что это усилит маскировку. «Главное, не привыкать», — он посмотрелся в зеркало заднего вида. Княжна за рулем тойоты и без помады выглядела вызывающе, а уж с полыхающими красными губами это был совершенный оксюморон.
В детективном агентстве, состоявшем из бывшего следака Константиныча, студента-юриста и немолодой секретарши, Савву ждали, но узнать смогли не сразу.
— Что случилось?
— На меня вчера напали в спортивном клубе, — и он коротко пересказал события с того момента, как зашел в душевую до своего приезда к реконструкторам.
— Пугали. Вряд ли тебя демонстративно грохнули бы в душевой. Наставили бы синяков, может, сломали пару ребер и челюсть. Думаю, дело в особняке, — Константиныч задумчиво побарабанил пальцами по столу. — Ладно, с этим разберемся позже. Есть где пересидеть?
Савва кивнул.
— Теперь о деле. Предположения подтвердились. Ты действительно имеешь право на этот дом, других наследников нет, — с этими словами детектив положил на стол довольно пухлую папку. — Отец с матерью погибли, когда тебе было два года.
В кабинете повисла тишина. Савва потрясенно молчал.
— Это документы по усыновлению, — Константиныч вытащил из папки несколько листков, зажатых скрепкой, и положил их перед Саввой.
— Это метрики родителей и данные о прадеде и прабабке, свидетельства о смерти и о реабилитации, — на стол легла следующая пачечка. — Как вражеские элементы, они были репрессированы. Захочешь — можешь съездить на могилы, найти будет несложно. А вот с бумагами на дом что-то странное. Его реально отсудить, как наследство. В нескольких архивах покопались, Глеб проверил все юридические моменты, получается, он «ничейный», фактически принадлежит прежним хозяевам, Симакиным. Но дом нехороший. Какие организации туда не пытались въехать, сразу начинались проблемы — то пожар, то потоп. Хуже всего пришлось сотрудникам ГАИ. Несколько раз пытались влезть воры, уже не знаю, что искали в пустом здании. Двое в дурке, один умер от сердечного приступа. Который преставился, был рецидивистом, промышлял грабежом. Здоров, как бык, никаких жалоб. На территорию даже подростки не лезут, что вообще странно.
— Я на этот дом не претендую и не претендовал. Все-таки, давайте продолжим, надо разобраться, что происходит.
— Заявление в полицию написать не хочешь?
— Не хочу.
Все документы Савва сфоткал и отправил себе на емайл. Папку засунул под душегрею.
— Позвоню завтра, надеюсь, что-то прояснится, — «княжна» достала помаду из кармана, подкрасила губы, поправила съехавший кокошник и пошла к выходу.
У реконструкторов он был через час. В толпу не пошел, присел у пруда на скамейке. Наконец-то пазл из обрывков фраз и недоговоренностей сложился. Вот ему лет десять, он смотрит фильм про приемного ребенка. А потом говорит маме, что он сбежал бы искать своих настоящих родителей. Мать бледнеет, но улыбается. Вот ему тринадцать, отец рассказывает, что кровные узы очень важны. Савва с ним соглашается и добавляет, что только у родных по крови людей может быть настоящая семья. Иван Антонович пытается сказать, что это не всегда так, но он упирается и начинает доказывать свою точку зрения. Отец улыбается, треплет его по голове, в глазах грусть. «Как хорошо, что я не сказал им, что собираюсь к Новому году подарить родословную, они бы окончательно поседели», — Савва достал телефон и принялся за отчет Константиныча. Хватило часа, чтобы понять — детские кошмары были отголосками аварии, в которой он потерял родителей.
Те, кого он позже будет звать мамой и папой, тоже приехали отдыхать в Гурзуф и встреча на горной дороге была словно подстроена судьбой. Своих детей у Титовых быть не могло из-за мужа. Они смирились, решив жить для себя. Их машина подъехала через несколько минут после того, как перевернулся автобус с туристами. Пока ждали медиков, помогали раненым. Ольга Владимировна взяла перепуганного малыша на руки и не смогла отпустить. С курорта они вернулись с сыном. Нет, они честно искали родственников Саввы, мама плакала, что придется его отдать, папа обещал, что уговорит разрешить его навещать, но мальчик никому, кроме них, не был нужен.
— Стой!
От неожиданности девушка замерла посреди большого зала. Свекровь, как заправский фокусник, вытащила из рукава бумажку и начала читать какую-то абракадабру. После первых слов сквозь ковер стали проступать огненные линии, под ногами у девушки засветилась пентаграмма. Еве стало жутко. Выйти за круг не получалось, она словно натыкалась на стеклянную стену. Маргарита Гавриловна тоже тряслась от страха, но было видно, что она знает, чего именно боится. Руки с листком дрожали, голос внезапно охрип и напоминал карканье.
— Quod ita sit!!! — просипела вредная старуха. В тот же момент нестерпимым светом вспыхнули люстра и настенные бра. Ева потеряла сознание.
***
Очнулась от того, что грудь и горло сдавило чем-то тяжелым и горячим. Осторожно приоткрыла глаза и взвизгнула — прямо на ней лежал здоровенный дымчато-серый котяра. Ева замахала руками и зверь соскочил на пол. Потянулся, всем видом демонстрируя, что нисколько не боится незнакомку. Сел «копилочкой», обернув лапы пушистым хвостом.
— Кыш! — Ева махнула рукой.
Кот округлил янтарные глазищи, как бы удивляясь манерам гостьи. В комнате было светло и тепло. Солнечные лучи расчертили пол на неровные прямоугольники. Идиллическую обстановку нарушал запах — отчетливо пованивало горелым. Девушка села и осмотрелась. Из обстановки только камин и ковер с выжженной пентаграммой. «Не приснилось», — поняла Ева. Очень хотелось пить. С трудом поднявшись на ноги, увидела свою сумку. Вытащила бутылку с водой и телефон. Ни одного пропущенного.
— Неужели меня никто не искал? — вопрос был задан не с удивлением, а с отчаянием.
— Почему же никто. Старая карга, что дала твоей свекрови заклинание, искала и нашла. Она подозревала, что история не закончится так... — кот помахал в воздухе левой лапой, вычерчивая странные пассы, — так просто. Приходила проверить, как тут дела. Ну, мы с ней через дверь пообщались.
— А почему через дверь?
— Кто же её пустит без хозяйкиного разрешения?!
— А где хозяйка?
Кот посмотрел на Еву с жалостью, словно на умственно-отсталую.
— Дома хозяйка, где ж ей быть в таком состоянии.
— А что с ней, болеет? — девушка сразу понизила голос до едва слышного шёпота.
— Ага. Головушкой она, похоже, тогось... Скорбная.
— Я тоже тогось, скорбная. Мало того, что с котом разговариваю, он мне ещё и отвечает.
Кот прикрыл лапой пасть и захихикал. Ева подобрала сумку и пошла к выходу.
— Э, стой, ты куда?
— Домой, куда же ещё.
— Вот дурочка. Ты уже дома.
— Тогда к врачу. Я, наверное, вчера сильно стукнулась головой. Галлюцинации, и все такое.
— Сама ты кот и галлюцинация, — зверь решил всерьёз обидеться, но передумал. Врача можешь сюда вызвать. И тебе пока лучше за дверь не выходить.
— Что значит «пока лучше не выходить»? Почему ты не кот? То есть, если ты не кот, то кто ты тогда?
— Ладно. Только не ори слишком сильно, хорошо? Если совсем припечет, ори шепотом, ты умеешь, пять минут назад пищала, как мышка, — с этими словами котяра перевернулся через голову, встряхнулся и на его месте оказалась здоровенная дамочка лет сорока — сорока пяти с косой и в горчичном трикотажном платье . Ева не завизжала только потому, что у неё пропал голос.
— Ты... Вы...
— Давай на ты. Попозже выпьем бражки на брудершафт, лады? Разница в возрасте у нас немаленькая, хоть сразу и не скажешь, но я против церемонии разводить. Не боись, бражка отличная, сама варила.
— Ты кто?!
— Я дух этого дома.
— Домовой что ли?
— Не совсем. Я создание иного порядка.
— Какого иного?
— Долго объяснять, да и головой ты все-таки стукнулась. Поговорим на эту философскую тему попозже, а? Давай лучше обсудим, как нам дальше жить. Во-первых, я тебя никуда отсюда не выпущу пока ты не разведешься...
— Интересно, как это я буду разводится не выходя из дома.
— Обыкновенно. Заявление подашь через сайт госуслуги.
— Я не собираюсь бросать мужа. Я его люблю. И хоть как запирай двери, все равно сбегу. Вот вызову врача, скажу, что меня держат в заложниках...
— Ага, кто тебя держит-то? Кот? — дамочка захохотала густым басом, — Лучше о другом подумай. Поедешь в свою съемную квартиру, там тебя точно прикончит свекровь. А муженек не защитит, ему мамочка дороже.
Ответить Еве было нечего, хотя поверить, что Алик знал о планах Маргариты Гавриловны, она не могла.
— Итак, ты разводишься, ищешь приличного мужика, обзаводишься парой прелестных малюток и можешь делать, что хочешь.
— Выходить из дома можно будет только после пары малюток? На мужика тоже заявление на сайте госуслуг оставим? И вообще, имя у тебя есть? Как к тебе обращаться?
— Зови Лукерьей.
— А если я не хочу пару малюток?
— Зря.
— Дети — это счастье? — тон у Евы был ироничный.
— Ну, мне казалось, что девушка без своего жилья будет рада получить в собственность небольшой исторический особнячок в центре Санкт-Петербурга.
— В смысле?
— В коромысле. Не поняла, на дарственной поддельная подпись что ли? Хотя тогда заклинание не сработало бы, — Лукерья полезла за пазуху, вытащила что-то вроде обтянутого шелком пенала, а из него несколько листков бумаги.
— Твои закорючки?
— Мои, — девушка принялась судорожно соображать, как автограф оказался на документах.
— Ну и что за сказочку тебе рассказали, чтобы ты поставила здесь, — создание иного порядка потрясло листком, — подпись?
— Вспомнила! Алик на днях взял телефон в кредит, я подписала бумажки, что не возражаю.
— Дааааа... Наивности тебе многовато. Ну, ничо, это пройдет, — Лукерья деловито спрятала документы обратно. Щелчком пальцев разожгла камин и поставила на огонь маленький котелок. Буквально через минуту сняла, проверила пальцем же температуру содержимого и протянула посудину Еве.
— Пей.
— Не буду! Ты бы еще туда ногу немытую сунула. И вообще, может, ты меня отравить хочешь.
— Не логично. Смысл мне тогда был следить, чтобы ты не окочурилась, пока действие заклинания не закончится?
— Откуда я знаю, что у вас за привычки? Может, тебе за каждый собственноручно организованный труп деньги платят. Вот привела в чувство и тогось, за вознаграждение выпишешь путевку на тот свет. Тьфу, слово дурацкое, «тогось», — Ева передразнила интонацию собеседницы. — Где ты его взяла?
— Где взяла, там больше нету. Ладно, не кривляйся, пей. Это чтобы последствий от ритуала не осталось. Палец чистый. Я не только температуру проверяла, но и состав, чтобы никаких левых ингредиентов Зойка туда не насовала.
— Кто эта Зойка?
— Мадам Зои, — Лукерья усмехнулась. — Это она мне тебя подогнала. Сейчас все расскажу, только сначала лекарство.
Ева взяла котелок в руки. Варево было похоже на тыквенный суп, пахло летом, нагретой солнцем малиной и немножко смолой. Она сделала маленький глоточек и поняла, что вкуса у этого лекарства нет. Совсем. Выпила залпом и всем своим видом показала, что ждет объяснений.
— Эту землю Петр I пожаловал одному из своих соратников. Был небогатый дворянин Белинский, а стал влиятельный вельможа. Отстроил дом, обзавелся хозяйством. Женился, пошли детишки. Петербургская усадьба досталась в наследство младшему сыну, Фролу. Парень был неглупый, звезд, правда, с неба не хватал. Жизнь его катилась, словно по колее — образование, служба Отечеству, свадьба, дети, дела домашние. Ничто беды не предвещало. — Лукерья пожала плечами.
— А потом глянулся этот дом купцу Симакину. Казалось бы, где этот купчишка, а где Фрол Белинский. Да судьба распорядилась иначе. Пришел торгаш проклятый сначала свататься к старшей дочери. Она красавица первая в столице была, приданое богатое, особняк — в числе недвижимости, что за ней отец давал. Ему отказали, негоже дворянке за простого мещанина идти. Ну, купец и затаил злобу. Оболгали Фрола перед императором, под монастырь подвели, чинов лишили. Симакин при бооольших деньгах был, да со связями, нутро негодяйское... — тётка отчетливо скрипнула зубами. — Сгубил всю семью, дочку украл. Пропала она. Про Белинских забыли скоренько, дом стал родовым купеческим гнездом. Правда, революционерам Симакинское отродье пришлось не по вкусу. Вымели отсюда поганой метлой. Вроде в лагерях все сгинули. Остался дом без хозяев. Да радовалась я недолго. Оказывается, что ежели хозяев в доме нет, то дух дома за сто лет выветривается. Как стало время совсем поджимать, пришлось искать новых владельцев. Кого попало не возьмешь — начнут тут все ломать-перестраивать. Показаться, опять же, можно не всем. Некоторые котов не любят. В общем, намаялась я... Пришлось к Зойке на поклон идти. Тут твоя свекровь подвернулась, обратилась к мадам с заказом тебя извести. Хочет страховку за твою жизнь получить. Ну и ей кажется, что сыночек слишком тебя любит. В общем, мне ты по всем параметрам подходишь. Строительной почесухи нет?
— Какой-какой почесухи?
— Строительной. Тут отломать, тут достроить, двери перенести, старую лепнину отбить, новую наклеить. Не хочется?
— Пока нет. Я вообще ремонты не люблю. Сказку ты сочинила правдоподобную. Только чем докажешь?
— А тебе мало было горящего ковра под ногами?
— Алик не такой.
— Пошли к твоей свекрови, послушаем, о чем они говорят? В соседней с Маргариткой квартире у меня знакомый домовой хозяйничает, Антип. Он нас пустит.
— А как же «пока выходить нельзя»?
— Со мной можно.
— А вдруг сбегу?
— Далеко не убежишь, — Лукерья сказала это с улыбочкой, но Еве стало не по себе.
***
Утро в лагере началось не с кофе и не с чая. В большом горшке заварили травки-цветочки. Запах Савве понравился, на вкус оказалось еще лучше и он попросил добавки. С блинами и вареньем напиток пошел на ура. Княгиня снова заплела ему косу и «княжеская дочка» отправилась упражняться в стрельбе из лука. Через 15 минут под шумок удалось скрыться из поля зрения «односельчан». Савва сел в тойоту и поехал в детективное агентство, куда не попал вчера. Но сначала он собирался заскочить в торговый центр.
Его появление в отделе мужского белья вызвало фурор. Обслуживать Савву кинулся старший менеджер. За пять минут «блондинка» наслушалась о себе столько комплиментов, сколько среднестатистическая женщина не слышит за всю жизнь. Забрав покупки, Савва снова сел за руль. Распаковав трусы, нашел записку от пораженного в самое сердце продавца. Там был номер телефона и совершенно непристойное предложение. В отличии от остальных, менеджер Анатолий гендерную принадлежность «блондинки» определил правильно. «За штанами пока не пойду. Не будем вводить общественность в заблуждение и провоцировать драки», — он справился с желанием вернуться в магазин, чтобы отвесить пару оплеух Толику и разодранная на мелкие клочки записка улетела в ноябрьскую грязь. С непередаваемым наслаждением натянув трусы, Савва достал ворованную помаду и накрасил губы, в надежде, что это усилит маскировку. «Главное, не привыкать», — он посмотрелся в зеркало заднего вида. Княжна за рулем тойоты и без помады выглядела вызывающе, а уж с полыхающими красными губами это был совершенный оксюморон.
В детективном агентстве, состоявшем из бывшего следака Константиныча, студента-юриста и немолодой секретарши, Савву ждали, но узнать смогли не сразу.
— Что случилось?
— На меня вчера напали в спортивном клубе, — и он коротко пересказал события с того момента, как зашел в душевую до своего приезда к реконструкторам.
— Пугали. Вряд ли тебя демонстративно грохнули бы в душевой. Наставили бы синяков, может, сломали пару ребер и челюсть. Думаю, дело в особняке, — Константиныч задумчиво побарабанил пальцами по столу. — Ладно, с этим разберемся позже. Есть где пересидеть?
Савва кивнул.
— Теперь о деле. Предположения подтвердились. Ты действительно имеешь право на этот дом, других наследников нет, — с этими словами детектив положил на стол довольно пухлую папку. — Отец с матерью погибли, когда тебе было два года.
В кабинете повисла тишина. Савва потрясенно молчал.
— Это документы по усыновлению, — Константиныч вытащил из папки несколько листков, зажатых скрепкой, и положил их перед Саввой.
— Это метрики родителей и данные о прадеде и прабабке, свидетельства о смерти и о реабилитации, — на стол легла следующая пачечка. — Как вражеские элементы, они были репрессированы. Захочешь — можешь съездить на могилы, найти будет несложно. А вот с бумагами на дом что-то странное. Его реально отсудить, как наследство. В нескольких архивах покопались, Глеб проверил все юридические моменты, получается, он «ничейный», фактически принадлежит прежним хозяевам, Симакиным. Но дом нехороший. Какие организации туда не пытались въехать, сразу начинались проблемы — то пожар, то потоп. Хуже всего пришлось сотрудникам ГАИ. Несколько раз пытались влезть воры, уже не знаю, что искали в пустом здании. Двое в дурке, один умер от сердечного приступа. Который преставился, был рецидивистом, промышлял грабежом. Здоров, как бык, никаких жалоб. На территорию даже подростки не лезут, что вообще странно.
— Я на этот дом не претендую и не претендовал. Все-таки, давайте продолжим, надо разобраться, что происходит.
— Заявление в полицию написать не хочешь?
— Не хочу.
Все документы Савва сфоткал и отправил себе на емайл. Папку засунул под душегрею.
— Позвоню завтра, надеюсь, что-то прояснится, — «княжна» достала помаду из кармана, подкрасила губы, поправила съехавший кокошник и пошла к выходу.
У реконструкторов он был через час. В толпу не пошел, присел у пруда на скамейке. Наконец-то пазл из обрывков фраз и недоговоренностей сложился. Вот ему лет десять, он смотрит фильм про приемного ребенка. А потом говорит маме, что он сбежал бы искать своих настоящих родителей. Мать бледнеет, но улыбается. Вот ему тринадцать, отец рассказывает, что кровные узы очень важны. Савва с ним соглашается и добавляет, что только у родных по крови людей может быть настоящая семья. Иван Антонович пытается сказать, что это не всегда так, но он упирается и начинает доказывать свою точку зрения. Отец улыбается, треплет его по голове, в глазах грусть. «Как хорошо, что я не сказал им, что собираюсь к Новому году подарить родословную, они бы окончательно поседели», — Савва достал телефон и принялся за отчет Константиныча. Хватило часа, чтобы понять — детские кошмары были отголосками аварии, в которой он потерял родителей.
Те, кого он позже будет звать мамой и папой, тоже приехали отдыхать в Гурзуф и встреча на горной дороге была словно подстроена судьбой. Своих детей у Титовых быть не могло из-за мужа. Они смирились, решив жить для себя. Их машина подъехала через несколько минут после того, как перевернулся автобус с туристами. Пока ждали медиков, помогали раненым. Ольга Владимировна взяла перепуганного малыша на руки и не смогла отпустить. С курорта они вернулись с сыном. Нет, они честно искали родственников Саввы, мама плакала, что придется его отдать, папа обещал, что уговорит разрешить его навещать, но мальчик никому, кроме них, не был нужен.
