-Я не знаю, что там считают молодые девушки по вашему мнению. Оно меня не слишком интересует. Я деньги зарабатываю на работе. А то, что сделал со мной тот мужчина - это преступление. И он должен быть наказан.
Она издает какое-то хмыкание.
-Вы можете написать заявление. Мы передадим его в следственный комитет. К вам подъедут его сотрудники.
От того, что сейчас происходит мне тошно. Морально и физически. Но что если я не первая такая? Что если этот урод делает это постоянно? А если его жертвами становятся совсем еще девочки? И все молчат... Глотают это, как горькую пилюлю, боясь за собственные жизни. Нет, я понимаю их страх. Я и сама боюсь. И понимаю, что то, что я делаю сейчас для меня ничем хорошим не кончится. Но... Он должен ответить! Должен!
-Дайте бумагу. Я напишу.
Она выполняет мое требование крайне медленно и неохотно. Я почти желаю ей, чтобы с ней тоже поступили так, как прошлой ночью со мной. Почти. Потому что во мне не столько кровожадности, чтобы пожелать кому-то пройти тот ад, через который прошла я. Чтобы написать заявление, мне приходится задавать ей вопросы, сама она ничего не говорит.
Когда я ставлю подпись, она тянет руку, чтобы забрать листок бумаги.
-Подождите, я сфотографирую то, что написала.
Меня обдает волной злорадства и насмешки. Дескать, фотографируй, дурочка, тебе это ничем не поможет.
Но я все равно делаю фото. То, что она ко мне приходила, зафиксировано. А остальное пусть остается на ее совести. если она у нее есть.
Больше женщина не заполняет никаких бумаг, а наоборот, торопясь, уходит.
Я смеживаю веки и погружаюсь в беспокойный сон, который прерывается приходом врача.
Это мужчина. Он в возрасте. С небольшим животом и сединой на висках. Вот в его взгляде я вижу сострадание. И снова меня посещает желание расплакаться. Но слез нет.
Он приносит из коридора стул и садится рядом с моей кроватью.
-Вот что, матушка, я вам скажу. Что бы ни случилось, жизнь продолжается. А боль... Она не проходит. Она забывается. Так устроена человеческая память. И первое правило любого человека - верить в лучшее.
Он меня не раздражает, даже не смотря на то, что разговор он начал не с медицинской темы. У меня появляется желание выговориться. Выплеснуть всё.
-В лучшее?! - приподнимаю свои перебинтованные запястья, - После такого?
-Эх, матушка. После концентрационных лагерей люди продолжали жить дальше. Любить и верить. Так что...Да, вам нужно верить только в хорошее, тогда вы быстрее поправитесь.
Мне хочется хмыкнуть, но я себя сдерживаю.
-Что со мной? Все очень страшно?
-В физическом плане - не очень. Несколько разрывов во влагалище, небольшое кровотечение, которое остановили еще ночью, гематомы. Запястья, правда, пострадали сильнее. Возможно, останутся рубцы. Но их можно убрать при помощи пластики.
Кто мне будет делать пластику бесплатно? Я с хлеба на воду перебиваюсь. Но вслух этого не говорю.
-А что с... - как же трудно выговорить это! Тем более, мужчине. Чувствую, как заливаюсь краской, - С попой... Там есть разрывы?
Не смею поднять глаз. Как же мучительно стыдно! Будь это Хаитов тысячу раз проклят!
-Не нужно так расстраиваться. Я - врач. И всякое повидал. Нет, там нет ни разрывов, ни трещин.
Какое-то время мы проводим в молчании.
-У меня есть хороший психолог. Я могу попросить ее прийти к вам.
В груди разрастается дыра, Я пока не осознала всего ужаса произошедшего, но пройдет чуть-чуть времени. И я даже не знаю, что со мной будет.
-Да, я... Мне это нужно.
Доктор встает со своего места.
-Как вас зовут? - спрашиваю я.
-Иван Аркадьевич. Решетов. Я ваш лечащий врач.
-Спасибо вам.
Он улыбается. Так тепло. Как папа когда-то. Морщинки собираются в уголках его глаз. После вчерашнего так странно чувствовать доброту. Хоть от кого-то.
-Поправляйтесь, Стефания. И ни о чем плохом не думайте.
Мне бы хотелось. Но навряд ли это возможно.
После ухода врача через какое-то время приходит медсестра, ставит капельницу. И я уплываю в сон.
Просыпаюсь, потому что хочу в туалет. Аккуратно сползаю с кровати и иду из палаты, в коридоре спрашиваю, где то, что мне требуется.
Затем, собираясь выходить из туалета, я чуть замешкалась.
-Какая палата? - моих ушей достиг голос, который надолго врезался мне в память.
Внутри все похолодело. Ужас прошиб меня наподобие взрывной волны от макушки до пят. Но бездействовать мне было нельзя. Никто не собирался восстанавливать справедливость. Сотрудники следственного комитета так до меня и не доехали. Зато Хаитов уже здесь. Только почему сам?
Я выглянула в коридор, прячась за дверью, словно преступницей была я. И заметила широкие спины, обтянутые дорогими пиджаками, которые скрылись в моей палате.
Это был мой шанс на спасение. Я метнулась из туалета, мало представляя себе, что буду делать дальше. Но сейчас на кону была моя жизнь. Если меня схватят, то точно убьют. Плохо соображая, я свернула в один из поворотов и оказалась на лестнице, стала быстро спускаться вниз. Там была дверь, какая-то боковая, на полу были свалены мешки с чем-то для ремонта. Я дернула ее в отчаянии, холодея от мысли, что тут может быть закрыто. Но дверь распахнулась. И я пошла прочь, стараясь двигаться как можно скорее.
За углом я согнулась пополам от резкой боли в животе. Из глаз потекли слезы. Я не переживу, если опять попаду в руки к чудовищу.
-Стой! - услышала я, умирая от страха.
Но сделать что-либо уже было не в моих силах.
Прода от 17.06.2022, 16:37
Глава 7
Стеша
На моей руке смыкаются мужские пальцы, словно капкан. Не вырваться. Да я, наверное, и не смогла бы, потому что боль внизу живота усиливается так, что я вынуждена прижать к нему руку в тщетной попытке остановить. Холодный ветер рвет на мне тонкую больничную ночнушку, под которой я без нижнего белья, поскольку подкладная салфетка, которую мне дали в больнице, упала где-то по дороге. Ничего своего - ни трусов, ни прокладок, у меня не было.
Сжимаюсь сильнее, не зная, что мне делать - звать ли на помощь, вырываться или что-то еще, понимая, что ничего сделать не могу.
Меня остановил молодой мужчина. Может, мой ровесник.
Он делает звонок:
-Нашел, - одно слово, которое ставит точку в моей не слишком длинной жизни.
Вижу, как к нам от другого выхода из здания стремительно приближается Хаитов и его свита. Боль все усиливается, я вжимаю руку в живот. Стою и смотрю, как приближается мой палач. Наверное, надо хотя бы закричать. Но все, на что меня хватает, это закусить нижнюю губу зубами, чтобы подавить стон, который сделает меня еще более жалкой.
Перед глазами темнеет. Группа мужчин уже рядом, так близко, что мне в нос попадает запах Хаитова, которым я сама пропиталась, пока он меня насиловал. К счастью, я все вижу словно через пелену. От боли и непролитых слез.
-Набегалась? - это спрашивает он сам, пристально глядя на меня.
У меня при звуках его голоса начинают позорно стучать зубы. От страха. А может, от холода.
Дальше происходит что-то странное. Чему у меня нет объяснений.
Хаитов снимает с себя пиджак и втискивает меня в свою одежду, вздевая мои руки в рукава.
- В машину ее, - раздается краткий приказ.
И как по волшебству рядом с нами тормозит черный, тонированный джип, на заднее сидение которого меня засовывают как мешок с мукой. Небрежно.
Я не успеваю издать ни звука. Дверцы в салоне хлопают. Щелкает блокировка. Я в ловушке, из которой нет выхода. Пиджак Хаитова буквально жжет мою кожу. Подавляю желание содрать с себя и отшвырнуть мерзкую тряпку.
Я боюсь новой боли, новых страданий. Я бы сейчас выпрыгнула из салона на полном ходу, чтобы избавить себя от дальнейшего. Но даже такой возможности меня лишили. Тот, кто поймал меня, садиться рядом.
Хаитов, видимо, поедет на другой машине.
-Зачем вы меня забрали? Куда везете? - сиплю я.
Мне не отвечают, что вполне предсказуемо. Ни один из трех мужчин, что едут вместе со мной.
Я бы, наверное, сильнее переживала за собственную судьбу, но все мои силы напраалены на то, чтобы не кричать. Так сильно болит внутри. Поэтому просто скрючиваюсь на сиденье. Из глаз текут слезы. Дышу. Просто дышу. А это отнимает остатки физических и моральных сил.
Меня вывезли за город. Я почти жду, что машина свернет в лес. Однако меня привезли к загородному дому, внутрь которого практически занесли. Хаитов ждет меня в гостиной. Я не рассматриваю обстановку, смотрю под ноги. Единственное, что отмечаю - он опять в белой рубашке. Кажется, это мой самый нелюбимый цвет теперь.
Тот, который меня привел, застывает статуей позади меня. Замечаю еще пару мужчин.
-Ты написала заявление. Его нужно забрать. Ты пойдешь в следственный комитет и скажешь, что все, что случилось между нами, было добровольно. Ты сама этого хотела, - он выделяет голосом последнее слово.
Пока он говорит, у меня ощущение, что меня вздернули на дыбу, так меня раздирает от физической боли и несправедливости. Это еще один его способ унизить меня, втоптать в грязь.
-А если нет? - мой голос похож на шелест.
Это, наверное, сомоубийство - говорить ему такое.
-А если нет... - Хаитов приближается вплотную, - Мы продрлжим с того места, на котором мы остановились. Ты мне так и не отсосала.
Не знаю, что последовало бы затем. Возможно, все так бы и случилось, как он обещал. Возможно, он отдал бы меня охране, как обещал вчера.
Только я не Рэмбо и не герой-спартанец. Меня скручивает болевой спазм, от которого я оседаю на пол и ловлю ртом воздух. Оседаю к его идеальным ботинкам. Чего-то более унизительного мой мозг сейчас и представить не может. Перед глазами все плывет. Встать не могу.
И последнее, что слышу, это слова Хаитова:
-Врача вызовите!
Дальше провал. В котором мне хотелось бы задержаться. Однако меня вырывает из беспамятства ватка, смоченная нашатырным спиртом. От вони кашляю, что только усиливает вспышки боли внутри.
- Вы ее зачем из стационара забрали, Дамир Асланович? А если у нее сейчас кровотечение откроется, что вы с ней делать будете? Добьете?
Голос мужской, но незнакомый. Пробую разлепить веки. У меня не выходит.
-Было бы не плохо - а это уже Дамир Асланович включился в беседу, - Если серьезно, эта дура написала заявление об изнасиловании. Самый простой способ все уладить, если она его заберет и скажет, что оговорила меня, чтобы стрясти денег.
-В ближайшие пару дней она никуда не дойдет. А если начнется кровотечение, то и в неближайшие дни -тоже. Так что, если вы хотите решить проблему таким способом, с девушкой следует обращаться аккуратней.
Хаитов ничего не отвечает.
-Стефания, вы меня слышите? - врач все же понял, что я очнулась.
Кое-как открываю глаза.
-Да, - выговариваю, потому что притворяться не получится.
Комната кружится, что вынуждает меня их снова закрыть.
-Я вам сейчас сделаю укол. После него вы уснете. Вам нужно отдохнуть. Когда проснетесь, резких движений не делайте, тяжелое не поднимайте. В идеале - не вставайте. Я приду и назначу необходимое лечение. Вы меня поняли?
-Да.
Он действительно делает мне укол.
Сознание меркнет. И это самое хорошее, из того, что случилось.
Прода от 18.06.2022, 12:45
Глава 8
Стеша
Как оказалось я рано обрадовалась, вместо обычного, глубокого сна я погрузилась в какое-то странное состояние. Я будто спала. Но продолжала чувствовать, что со мной происходит. Хотя пошевелиться была не способна. Запоздало подумала, что меня могли обколоть наркотиками, чтобы вообще делать со мной все, что заблагорассудится. Эта мысль не вызвала ни протеста, ни паники. Мне было безразлично. И это было ненормально. Я не чувствовала больше ни боли, ни тревоги. Меня словно куда-то вез небольшой кораблик, тихо покачивая на волнах.
Так я плавала какое-то время. В одиночестве. Пока матрас рядом со мной не прогнулся под тяжестью чужого тела, а ноздри не защекотал знакомый аромат. Хаитов! Страха не было, чувств вообще не было. Я просто понимала, что он лег возле меня. Глаз открыть я не могла. Впрочем говорить тоже.
Он перевернул меня на спину. И, скорее всего, рассматривал. Во мне чуть шевельнулось негодование. Какое право он имеет на меня смотреть, тем более лежа рядом?
-Красивая девочка Стефания... - раздался задумчивый голос моего мучителя.
Пожалуй, для него я и правда девочка. Мне - 24, ему около 40.
Затем я почувствовала прикосновение мужских пальцев к своей щеке, они очертили контуры моего лица, спустились на шею. Я перестала дышать. Это единственная реакция, которая оказалась мне доступна. Пальцы Хаитова продолжали исследовать мое тело.
-Какая нежная кожа у тебя, Стеша, - раздался его голос возле моего уха, - Ты хоть понимаешь, как действуешь на мужиков?
Пальцы мужчины пробежали по ключицам и опустились ниже. На грудь. Но не сминали, а гладили. Боже, я что - голая? С ним?
Он провел несколько раз подушечками пальцев по холмику, потом накрыл его своей горячей ладонью и дотронулся большим пальцем до соска. Меня бы, наверное, передернуло, но шевелиться я по-прежнему не могла. Все что мне оставалось - это оставаться неподвижной и дышать, надеясь, что все это мне мерещится.
Правда, надежда была довольно призрачной.
Рука Хаитова соскользнула с груди и стала гладить живот.
После сдвинулась на лобок. И остановилась. Там я всегда оставляла прямоугольную полоску волос, все остальное удаляла. Сейчас Хаитов водил пальцами по этой дорожке вверх-вниз, едва прикасаясь.
Внутри все замерло, оборвалось. И снова замерло.
Нет! Пусть не трогает меня!
-Сладкая... киска... Если бы ты не была той, кто есть...
Я ничего не понимала. Кто я? Я уверена, что никогда прежде не встречала этого человека. Я - обычная учительница, разведенная, вынужденная перебраться в другой город из-за постоянных преследований бывшего мужа. Почему Хаитов так себя ведет? До переезда сюда я вела замкнутую жизнь. Родители погибли, утонув, когда поехали кататься на лодке. Мне было шесть. Потом я жила с теткой, которая меня попрекала куском хлеба. И сбежала от нее замуж. Как выяснилось, зря. У меня и такого, как Хаитов, не может быть точек соприкосновения. Им неоткуда взяться.
Но я не могла управлять своим телом, поэтому и спросить ничего не смогла. Я почти ждала, что он снова меня изнасилует, но вместо этого оказалась лежащей на мощной груди, с удивлением слушая, как колотится серце моего врага.
Поразительно, но оно у него было. И даже долбилось в грудную клетку, как бешеное. Щекой я ощущала обнаженную кожу. Вот здесь мой мозг решил, что всё это слишком. И я то ли потеряла сознание, то ли крепко уснула.
Проснулась, когда едва забрезжил рассвет. От того, что было слишком жарко. И нет, все, что было накануне, было взаправду, потому что тяжелая мужская рука прижимала меня к крепкому мужскому торсу. Только я не была голой, как мне привиделось. Я была в футболке. Мужской. И, очевидно, принадлежащей Хаитову. Естественные потребности никто не отменял, поэтому я осторожно выползла из захвата. Мужчина не проснулся.
И огляделась. Комната тоже была мужской. В серо-черно-белых тонах. В ней чувствовался стиль.
