Ночь укрывала город своим непроглядным иссиня-черным саваном. На небе не было видно ни единой звезды. Тело сковывала медленно убивающая слабость. Столько дней без куска хлеба, без надежды его обрести. Лишь вода была доступна для удовлетворения жажды и для того, чтобы хотя бы ненадолго продлить эту бесшумно ускользающую, словно тень, жизнь. Но это лишь пока... ненадолго.
Поднеся к холодным щекам дрожащие, тонкие, длинные пальцы, Зося Кнущевицкая*, дочь воеводы города Дубно, подумала о матери, которая уже третьи сутки не вставала с постели. Нынче же, судьба матери была в ее руках. В этих дрожащих, слабых руках. Если она не расскажет этому сильному, красивому, но жестокому и упрямому казаку все, что он желал знать, мать погибнет.
Он обещал дать еды, но лишь при условии, что Зося расскажет ему все, что ей известно об обороне крепости, состоянии гарнизона и планах ее отца.
Она прекрасно знала о том, что гарнизон крепости доедает последних крыс, и если казаки будут штурмовать крепость, то измученные голодом солдаты вряд ли смогут обороняться долго. Крепость падет, город будет сдан. Сдан по ее вине.
Казаки отправят штурмовую группу через тайный подземный ход, тот самый ход, через который ее служанка и провела Остапа к ней в покои. Зося надеялась, что он сможет проявить каплю милосердия и спасти ее умирающую от голода мать. О себе она не думала. Очевидно, ее судьба была уже решена.
Когда-то Остап, сын казачьего полковника Тараса Бульбы, говорил, что любит ее. Возможно, он лгал. Зося надеялась, что он говорил ей правду, в его больших красивых карих глазах пылал огонь любви, огонь страсти. Но, быть может, это была лишь похоть, простое вожделение, не имеющее ничего общего с истинной любовью? К подобным взглядам дочь воеводы была привычна: тонкий, гибкий стан, ярко-зеленые глаза и шелковистые каштановые волосы привлекали внимание многих мужчин, к тому же, вкупе с юной прелестью и красотой шло весьма немалое приданое, которым щедро обеспечил ее отец.
С Остапом Зося познакомилась в Киеве, где он учился в Бурсе вместе со своим младшим братом Андрием. Она прекрасно понимала, что не должна продолжать случайное знакомство с тем, с кем им по жизни суждено быть врагами. Малороссы были их врагами, она знала это с самого детства, была наслышана о крутом нраве запорожских казаков, о Сечи, где они жили, об их жестоких, варварских традициях. Но юной девушке сложно было сопротивляться порывам сердца, в молодости многие живут порывами души, а не разума.
Остап был весьма хорош собою, высок и силен. Зося не раз представляла себя в его объятиях, а затем молилась в спальне, подолгу не вставая с колен, перебирая четки в длинных пальцах.
Ей не за что было себя корить. Лишь один, единственный раз их губы соединились в прощальном поцелуе. Первый и последний поцелуй в ее жизни. Казалось, тепло его сочных губ до сих пор грело, и теперь, когда он стоял рядом, здесь, перед ней, Зося вновь ощутила это согревающее тепло. Несмотря ни на что. Несмотря на то, что нынче перед ней был вовсе не тот молодой бурсак, а взрослый мужчина — сильный и крепкий казак, с оселедцем из черных волос, в широких алых шароварах, со сверкающей саблей на поясе. Несмотря на то, что перед ней был смертельный враг, который требовал почти невозможного: предать своего отца, свой народ.
В обмен на жизнь матери, которую Зося обожала. С отцом они никогда не были особо близки, в детстве она видела его очень редко. Казалось, он сожалел о том, что вместо долгожданного сына родилась девочка. Сыновья всегда предпочтительнее, их всегда любят больше. Так уж устроен этот мир. Сын взял бы в руки оружие и защищал бы крепость, город. А что может сделать слабая женщина?
К тому же сейчас, в эту самую минуту она должна принять судьбоносное решение. Решение, которое навсегда изменит ее жизнь. Узнав о предательстве, отец навеки проклянет ее, отречется от дочери. И будет прав.
— Пани, Ваша матушка… — Вошедшая в покои служанка нервно комкала грязный платок в загрубевших руках. — Пани Зося, она зовет Вас, ей сделалось хуже! — Со страхом взглянув на Остапа, дрожащим голосом проговорила она.
Вздрогнув, будто очнувшись от морока, Зося упала на колени и, рыдая, обхватила ноги Остапа:
— Молю тебя, Остап! Спаси матушку! Я скажу тебе… Я расскажу все, что знаю. Я сделаю все, что ты прикажешь.
— Кажи, что знаешь, серденько. Да быстрее. Я спасу твою мать, и тебя спасу. — Остап осторожно поднял ее с колен и усадил на кресло подле изящно инкрустированного столика.
Выхода не было. Зося рассказала обо всем, и даже о готовящемся контрударе. После этого, как и обещал, Остап дал хлеба для матери, но при условии, что первой поест Зося. Удивительно, но есть ей уже совсем не хотелось. Взглянув в окно на небо, она увидела едва заметно мерцающую маленькую звездочку, и ее губ коснулась слабая улыбка. Матушка будет жить, и это главное.
— Куда дывишься? Ты ешь. — Проведя рукой по ее щеке, Остап отломил кусочек хлеба и поднес к ее бледно-розовым губам.
— Там звезда… — тихим голосом ответила Зося.
— Яка звезда? Ты — моя звезда. — Отдав служанке хлеб для старшей пани, Остап пристально посмотрел на нее:
— Хочешь попрощаться с матушкой?
— Попрощаться? — недоуменно переспросила Зося.
— Мы уходим. Ты обещала делать, что я тебе накажу. Ты идешь за мною. — Нахмурился Остап.
— Я теперь твоя пленница? Я больше не увижу ни матушку, ни отца? — По белым щекам Зоси потекли слезы.
— Не плачь, мое серденько. Я же за тобою пришел. Идем, моя кохана. — Твердо взяв ее под руку, он повел Зосю прочь из покоев.
При выходе, Остап резко остановился и сузив большие карие глаза пригрозил ей:
— Ежели удумала меня пидмануть, то пощады не жди. Твои отец с матушкой умрут лютой смертью.
— Я не обманывала тебя, — устало ответила Зося. — Я сказала тебе, все, как есть. А матушка и так может умереть… пусть не теперь, после. Вы нападете на крепость. А со своей судьбой я смирюсь, — обреченно вздохнула она.
Верно ли она поступила? Ведь жизнь матери по прежнему оставалась в опасности, хоть Остап и принес съестные припасы. Но, в ту секунду, когда служанка сообщила ей об ухудшающемся состоянии матушкиного здоровья, у Зоси не оставалось времени для раздумий. А нынче было уже слишком поздно для сожалений.
Когда Остап, повел ее через подземный ход, уводя все дальше и дальше от дома, Зося почувствовала, как душу охватывает леденящий ужас, как отчаяние обвивает тело своими железными цепями, а страх перед неизвестностью мешает двигаться и дышать.
— Не надо, Остап! Прошу, отпусти меня! Я не хочу туда. Пожалуйста, не надо! — из последних сил взмолилась она, понимая, что эти мольбы ни к чему не приведут.
— Ты моя. Мамо с батьком благословят нас, не бойся, кохана. — Улыбнувшись, он успокаивающе провел рукой по ее волосам. — Я крещу тебя в нашу веру.
— Мне оставить Отчизну, веру? — закрыла лицо руками Зося.
— Я — твоя Отчизна. — Не терпящим возражения тоном ответил Остап, и она поняла, что ни мольбы, ни слезы не заставят его передумать.
— Що це таке? У нас так не ходют. Я дам Вам новое платье, пани. — Протянув потемневшую от солнца руку с коротко остриженными ногтями, пожилая женщина коснулась белого кружевного воротника Зоси.
Мельком взглянув на ее ладонь, Зося перевела взгляд на лицо этой женщины. Вероятно, ей было не так много лет, как могло показаться на первый взгляд, но годы, проведенные на малороссийском хуторе оставили свой неизгладимый отпечаток. Было видно, что эта женщина когда-то была весьма красива. Нынче же, лицо пожелтело и покрылось морщинами, некогда яркие алые губы побледнели, только глаза в мелкой сетке морщин все еще сохраняли свой цвет. Большие и карие, они напоминали глаза Остапа, правда, в них не было его страсти и искры, а плескалась лишь затаенная печаль.
Зося поняла, что перед ней стоит его мать. И, что по прошествию многих лет и она станет такой же выцветшей и состарившейся раньше времени. Жизнь на хуторе не способствует сохранению молодости и красоты, целовать ручки ей здесь никто не будет.
Тарас Бульба, отец Остапа и его брата был главой казачьей сотни и обладателем большого земельного владения, которое включало хутор и усадьбу. Забот у его жены хватало всегда, а муж вовсе не баловал ее вниманием, часто надолго оставляя для бражничества, товарищей по оружию и войны. К тому же, его пребывание дома вовсе не означало легкой и радужной для нее жизни, муж бывал жесток и груб, оказывая ласки лишь из милости.
Да и не о такой невестке, скорее всего, она мечтала, если и мечтала о ней вообще. Ведь несчастная женщина прекрасно понимала, что жизнь жены ее старшего, пошедшего нравом в отца сына может оказаться такой же беспросветной, как у нее самой.
С сочувствием посмотрев на Зосю, она взяла ее руку в свою шершавую ладонь, и грустно улыбнувшись, увела в дальнюю комнату их просторной двухэтажной хаты.
Не пытавшаяся противиться Зося покорно пошла за ней. Она понимала, что отныне является лишь трофеем, вещью в руках своих врагов. Как она и предполагала, запорожцы взяли крепость, перебив измученный голодом гарнизон. Они победили, и в этом была ее вина. Да, ее мать осталась жива, ее пощадили. И это был, вероятно, единственный повод для радости, но и это не помогало избавиться от выжигающего огненным пламенем душу чувства вины.
А нынче она пленница Остапа, очередной военный трофей. Его отец лишь презрительно усмехнулся, глядя на нее, и не сказал ни слова. Впрочем, слов она от него и не ждала. Зося чувствовала, что отныне ей всю жизнь придется искупать свою вину перед отцом, перед Отчизной.
— Почто тебе дочь ляха, сынку? Я тебе таку гарну дивчину сыщу. А ляшенка пущай нам служит. Не ждал от тебя, сынку, Андрий баб любит.
— Нет, батько. Любовь моя честная, и дело честное будет. Я крещу ее в нашу веру и сделаю женой. Благослови, батько, родненький! Благослови, Христом богом молю, — склонив голову, Остап опустился перед отцом на колени.
Вздохнув, Тарас снял со стены икону и благословил сына на свадьбу с дочерью врага. Раз уж он того желает, пусть так оно и будет.
— Чему быть, того не миновать. Да вот тильки ты не жалься потом, сынку. Бачили очи, шо куповали. А не будет слухать, так ты ее плетью оходи. Знаем мы этих ляхов.
— Когда брат придет, батько? — вопросительно посмотрел на отца Остап.
Андрий, его младший брат уезжал к родственникам в Рогатин, и совсем скоро должен был вернуться. Остапу не терпелось поскорее поделиться с ним своим счастьем. С самого раннего детства братья были очень дружны, и он был уверен, что Андрий искренне порадуется за него, оценит его добычу по достоинству.
— Скоро придет, сынку. Пущай подывится, какое счастье нам привалило, — усмехнулся Тарас.
Разглядывая белое платье с вышитыми яркими желтыми и красными цветами, Зося невольно улыбнулась и подумала, что больше ей не придется утягиваться в удушающие корсеты, делающие фигуру изящнее и стройнее, но сковывающие движения и мешающие дышать. Теперь можно будет чувствовать себя свободнее. Какая горькая ирония, чувствовать себя свободнее в неволе.
Платье и впрямь выглядело просто, но весьма мило. И завтра ей предстояло его надеть. Матушка Остапа сообщила Зосе о том, что завтра приедет ее младший сын, брат Остапа — Андрий. При упоминании об этом, ее грустные глаза вспыхнули радостью. Зосе показалось, что именно Андрий и является ее любимым сыном, а Остапа больше любит отец. Как бы там ни было, ей предстояло познакомиться с еще одним членом семьи своего хозяина. Семьи, которая вряд ли когда-нибудь станет ей родной.
Вспомнив о матери и преданном ею отце, Зося ощутила новый приступ чувства вины, свинцовым грузом ложащийся на душу. Она была уверена, что Господь не простит ее, да она и сама себя никогда не простит. Увы, прошлого было уже не вернуть, а впереди ждала новая, неведомая жизнь. По щекам предательски потекли слезы, хоть она и не желала показывать свою слабость ни Остапу, ни его родителям. Хотя, возможно, его мать могла бы ее понять, и быть может, даже проявить милосердие.
— Ты опять плачешь, дорогая моя? — нарушил ее невеселые мысли вошедший в горницу Остап. — Не печалься, моя кохана. Иди ко мне. — обняв Зосю за плечи, он притянул ее к себе, коснулся жаркими губами щеки, но попытавшись поцеловать в губы, встретил сопротивление.
Высвободившись из его объятий она отпрянула назад. Зося не желала сдаваться так скоро. Да, нынче Остап был ее хозяином, она принадлежала ему, как военный трофей, как собственность, но и ему следовало знать, что у нее есть гордость, попирать которую она так просто не позволит. Неужто он решил овладеть ею в первую же ночь в неволе?!
— Не боись, не съем тебя, серденько, — негромко рассмеялся Остап. — Мое дело честное. Женюсь на тебе по-перши, а уж опосля станешь моей.
— Я изменила Отчизне, родителям, ты требуешь, чтобы я изменила еще и вере? Я не желаю предавать веру предков, не желаю принимать православие. — Зося глядела на него в упор, без страха, ведь все дурное, что могло произойти, уже случилось.
— Ну так я тебя заставлю, дивчина, — карие глаза Остапа блеснули гневным огнем, большая ладонь сжалась в кулак.
— Я не знаю, как ты это сделаешь, но впрочем, мне уже все равно, — тихо ответила Зося.
Ее сильно клонило в сон, глаза слипались, будто бы вся накопленная за последние дни усталость разом легла на плечи. Единственное, на что еще оставались силы, так это помолиться перед сном. Помолиться о здоровье отца и матушки, попросить у Господа прощения за свои грехи.
— Прошу лишь об одном, — Зося умоляюще посмотрела на него. — Верни мне мои четки, ведь ты забрал их. Пожалуйста, Остап.
Сверкнув глазами, Остап покинул горницу. Спустя пару минут, он вернулся с четками в руках.
— Забирай, — услышала его насмешливый голос Зося, а потом увидела, как бусины из разорванных им четок сверкающими шариками медленно растекаются по цветастому домотканому ковру.
— Ах ты ж сынку, який красавец, дай подывится на тебя! — Тарас заключил в объятия молодого, красивого и высокого юношу с тонкими чертами лица.
Зося поняла, что это и есть Андрий — младший брат Остапа. Братья были чем-то похожи, оба обладали высоким ростом и большими карими глазами, правда, у Андрия черты лица были более утонченными, нежели у брата, выражение лица мягче.
Приветствуя мать, он улыбнулся открытой, искренней улыбкой, крепко обнял ее и поцеловал в смуглую щеку. А сама она лишь беззвучно заплакала, прижавшись к его груди. Вероятно, он был единственным человеком в ее жизни, от которого она, хотя бы изредка видела доброту и любовь. Ведь ни муж, ни даже Остап не были щедры на нежность и ласку.
Остап стоял здесь же, рядом, держа Зосю за руку, хотя ей вовсе не хотелось присутствовать при этой встрече. Нынче, у нее было лишь одно желание: уйти, спрятаться в дальней горнице, которую ей отвели, упасть на постель и вдоволь нарыдаться, без посторонних глаз. Но Остап держал крепко, вырваться и убежать не было ни малейшей возможности.
Поднеся к холодным щекам дрожащие, тонкие, длинные пальцы, Зося Кнущевицкая*, дочь воеводы города Дубно, подумала о матери, которая уже третьи сутки не вставала с постели. Нынче же, судьба матери была в ее руках. В этих дрожащих, слабых руках. Если она не расскажет этому сильному, красивому, но жестокому и упрямому казаку все, что он желал знать, мать погибнет.
Он обещал дать еды, но лишь при условии, что Зося расскажет ему все, что ей известно об обороне крепости, состоянии гарнизона и планах ее отца.
Она прекрасно знала о том, что гарнизон крепости доедает последних крыс, и если казаки будут штурмовать крепость, то измученные голодом солдаты вряд ли смогут обороняться долго. Крепость падет, город будет сдан. Сдан по ее вине.
Казаки отправят штурмовую группу через тайный подземный ход, тот самый ход, через который ее служанка и провела Остапа к ней в покои. Зося надеялась, что он сможет проявить каплю милосердия и спасти ее умирающую от голода мать. О себе она не думала. Очевидно, ее судьба была уже решена.
Когда-то Остап, сын казачьего полковника Тараса Бульбы, говорил, что любит ее. Возможно, он лгал. Зося надеялась, что он говорил ей правду, в его больших красивых карих глазах пылал огонь любви, огонь страсти. Но, быть может, это была лишь похоть, простое вожделение, не имеющее ничего общего с истинной любовью? К подобным взглядам дочь воеводы была привычна: тонкий, гибкий стан, ярко-зеленые глаза и шелковистые каштановые волосы привлекали внимание многих мужчин, к тому же, вкупе с юной прелестью и красотой шло весьма немалое приданое, которым щедро обеспечил ее отец.
С Остапом Зося познакомилась в Киеве, где он учился в Бурсе вместе со своим младшим братом Андрием. Она прекрасно понимала, что не должна продолжать случайное знакомство с тем, с кем им по жизни суждено быть врагами. Малороссы были их врагами, она знала это с самого детства, была наслышана о крутом нраве запорожских казаков, о Сечи, где они жили, об их жестоких, варварских традициях. Но юной девушке сложно было сопротивляться порывам сердца, в молодости многие живут порывами души, а не разума.
Остап был весьма хорош собою, высок и силен. Зося не раз представляла себя в его объятиях, а затем молилась в спальне, подолгу не вставая с колен, перебирая четки в длинных пальцах.
Ей не за что было себя корить. Лишь один, единственный раз их губы соединились в прощальном поцелуе. Первый и последний поцелуй в ее жизни. Казалось, тепло его сочных губ до сих пор грело, и теперь, когда он стоял рядом, здесь, перед ней, Зося вновь ощутила это согревающее тепло. Несмотря ни на что. Несмотря на то, что нынче перед ней был вовсе не тот молодой бурсак, а взрослый мужчина — сильный и крепкий казак, с оселедцем из черных волос, в широких алых шароварах, со сверкающей саблей на поясе. Несмотря на то, что перед ней был смертельный враг, который требовал почти невозможного: предать своего отца, свой народ.
В обмен на жизнь матери, которую Зося обожала. С отцом они никогда не были особо близки, в детстве она видела его очень редко. Казалось, он сожалел о том, что вместо долгожданного сына родилась девочка. Сыновья всегда предпочтительнее, их всегда любят больше. Так уж устроен этот мир. Сын взял бы в руки оружие и защищал бы крепость, город. А что может сделать слабая женщина?
К тому же сейчас, в эту самую минуту она должна принять судьбоносное решение. Решение, которое навсегда изменит ее жизнь. Узнав о предательстве, отец навеки проклянет ее, отречется от дочери. И будет прав.
— Пани, Ваша матушка… — Вошедшая в покои служанка нервно комкала грязный платок в загрубевших руках. — Пани Зося, она зовет Вас, ей сделалось хуже! — Со страхом взглянув на Остапа, дрожащим голосом проговорила она.
Вздрогнув, будто очнувшись от морока, Зося упала на колени и, рыдая, обхватила ноги Остапа:
— Молю тебя, Остап! Спаси матушку! Я скажу тебе… Я расскажу все, что знаю. Я сделаю все, что ты прикажешь.
— Кажи, что знаешь, серденько. Да быстрее. Я спасу твою мать, и тебя спасу. — Остап осторожно поднял ее с колен и усадил на кресло подле изящно инкрустированного столика.
Выхода не было. Зося рассказала обо всем, и даже о готовящемся контрударе. После этого, как и обещал, Остап дал хлеба для матери, но при условии, что первой поест Зося. Удивительно, но есть ей уже совсем не хотелось. Взглянув в окно на небо, она увидела едва заметно мерцающую маленькую звездочку, и ее губ коснулась слабая улыбка. Матушка будет жить, и это главное.
— Куда дывишься? Ты ешь. — Проведя рукой по ее щеке, Остап отломил кусочек хлеба и поднес к ее бледно-розовым губам.
— Там звезда… — тихим голосом ответила Зося.
— Яка звезда? Ты — моя звезда. — Отдав служанке хлеб для старшей пани, Остап пристально посмотрел на нее:
— Хочешь попрощаться с матушкой?
— Попрощаться? — недоуменно переспросила Зося.
— Мы уходим. Ты обещала делать, что я тебе накажу. Ты идешь за мною. — Нахмурился Остап.
— Я теперь твоя пленница? Я больше не увижу ни матушку, ни отца? — По белым щекам Зоси потекли слезы.
— Не плачь, мое серденько. Я же за тобою пришел. Идем, моя кохана. — Твердо взяв ее под руку, он повел Зосю прочь из покоев.
При выходе, Остап резко остановился и сузив большие карие глаза пригрозил ей:
— Ежели удумала меня пидмануть, то пощады не жди. Твои отец с матушкой умрут лютой смертью.
— Я не обманывала тебя, — устало ответила Зося. — Я сказала тебе, все, как есть. А матушка и так может умереть… пусть не теперь, после. Вы нападете на крепость. А со своей судьбой я смирюсь, — обреченно вздохнула она.
Верно ли она поступила? Ведь жизнь матери по прежнему оставалась в опасности, хоть Остап и принес съестные припасы. Но, в ту секунду, когда служанка сообщила ей об ухудшающемся состоянии матушкиного здоровья, у Зоси не оставалось времени для раздумий. А нынче было уже слишком поздно для сожалений.
Когда Остап, повел ее через подземный ход, уводя все дальше и дальше от дома, Зося почувствовала, как душу охватывает леденящий ужас, как отчаяние обвивает тело своими железными цепями, а страх перед неизвестностью мешает двигаться и дышать.
— Не надо, Остап! Прошу, отпусти меня! Я не хочу туда. Пожалуйста, не надо! — из последних сил взмолилась она, понимая, что эти мольбы ни к чему не приведут.
— Ты моя. Мамо с батьком благословят нас, не бойся, кохана. — Улыбнувшись, он успокаивающе провел рукой по ее волосам. — Я крещу тебя в нашу веру.
— Мне оставить Отчизну, веру? — закрыла лицо руками Зося.
— Я — твоя Отчизна. — Не терпящим возражения тоном ответил Остап, и она поняла, что ни мольбы, ни слезы не заставят его передумать.
***
— Що це таке? У нас так не ходют. Я дам Вам новое платье, пани. — Протянув потемневшую от солнца руку с коротко остриженными ногтями, пожилая женщина коснулась белого кружевного воротника Зоси.
Мельком взглянув на ее ладонь, Зося перевела взгляд на лицо этой женщины. Вероятно, ей было не так много лет, как могло показаться на первый взгляд, но годы, проведенные на малороссийском хуторе оставили свой неизгладимый отпечаток. Было видно, что эта женщина когда-то была весьма красива. Нынче же, лицо пожелтело и покрылось морщинами, некогда яркие алые губы побледнели, только глаза в мелкой сетке морщин все еще сохраняли свой цвет. Большие и карие, они напоминали глаза Остапа, правда, в них не было его страсти и искры, а плескалась лишь затаенная печаль.
Зося поняла, что перед ней стоит его мать. И, что по прошествию многих лет и она станет такой же выцветшей и состарившейся раньше времени. Жизнь на хуторе не способствует сохранению молодости и красоты, целовать ручки ей здесь никто не будет.
Тарас Бульба, отец Остапа и его брата был главой казачьей сотни и обладателем большого земельного владения, которое включало хутор и усадьбу. Забот у его жены хватало всегда, а муж вовсе не баловал ее вниманием, часто надолго оставляя для бражничества, товарищей по оружию и войны. К тому же, его пребывание дома вовсе не означало легкой и радужной для нее жизни, муж бывал жесток и груб, оказывая ласки лишь из милости.
Да и не о такой невестке, скорее всего, она мечтала, если и мечтала о ней вообще. Ведь несчастная женщина прекрасно понимала, что жизнь жены ее старшего, пошедшего нравом в отца сына может оказаться такой же беспросветной, как у нее самой.
С сочувствием посмотрев на Зосю, она взяла ее руку в свою шершавую ладонь, и грустно улыбнувшись, увела в дальнюю комнату их просторной двухэтажной хаты.
Не пытавшаяся противиться Зося покорно пошла за ней. Она понимала, что отныне является лишь трофеем, вещью в руках своих врагов. Как она и предполагала, запорожцы взяли крепость, перебив измученный голодом гарнизон. Они победили, и в этом была ее вина. Да, ее мать осталась жива, ее пощадили. И это был, вероятно, единственный повод для радости, но и это не помогало избавиться от выжигающего огненным пламенем душу чувства вины.
А нынче она пленница Остапа, очередной военный трофей. Его отец лишь презрительно усмехнулся, глядя на нее, и не сказал ни слова. Впрочем, слов она от него и не ждала. Зося чувствовала, что отныне ей всю жизнь придется искупать свою вину перед отцом, перед Отчизной.
***
— Почто тебе дочь ляха, сынку? Я тебе таку гарну дивчину сыщу. А ляшенка пущай нам служит. Не ждал от тебя, сынку, Андрий баб любит.
— Нет, батько. Любовь моя честная, и дело честное будет. Я крещу ее в нашу веру и сделаю женой. Благослови, батько, родненький! Благослови, Христом богом молю, — склонив голову, Остап опустился перед отцом на колени.
Вздохнув, Тарас снял со стены икону и благословил сына на свадьбу с дочерью врага. Раз уж он того желает, пусть так оно и будет.
— Чему быть, того не миновать. Да вот тильки ты не жалься потом, сынку. Бачили очи, шо куповали. А не будет слухать, так ты ее плетью оходи. Знаем мы этих ляхов.
— Когда брат придет, батько? — вопросительно посмотрел на отца Остап.
Андрий, его младший брат уезжал к родственникам в Рогатин, и совсем скоро должен был вернуться. Остапу не терпелось поскорее поделиться с ним своим счастьем. С самого раннего детства братья были очень дружны, и он был уверен, что Андрий искренне порадуется за него, оценит его добычу по достоинству.
— Скоро придет, сынку. Пущай подывится, какое счастье нам привалило, — усмехнулся Тарас.
***
Разглядывая белое платье с вышитыми яркими желтыми и красными цветами, Зося невольно улыбнулась и подумала, что больше ей не придется утягиваться в удушающие корсеты, делающие фигуру изящнее и стройнее, но сковывающие движения и мешающие дышать. Теперь можно будет чувствовать себя свободнее. Какая горькая ирония, чувствовать себя свободнее в неволе.
Платье и впрямь выглядело просто, но весьма мило. И завтра ей предстояло его надеть. Матушка Остапа сообщила Зосе о том, что завтра приедет ее младший сын, брат Остапа — Андрий. При упоминании об этом, ее грустные глаза вспыхнули радостью. Зосе показалось, что именно Андрий и является ее любимым сыном, а Остапа больше любит отец. Как бы там ни было, ей предстояло познакомиться с еще одним членом семьи своего хозяина. Семьи, которая вряд ли когда-нибудь станет ей родной.
Вспомнив о матери и преданном ею отце, Зося ощутила новый приступ чувства вины, свинцовым грузом ложащийся на душу. Она была уверена, что Господь не простит ее, да она и сама себя никогда не простит. Увы, прошлого было уже не вернуть, а впереди ждала новая, неведомая жизнь. По щекам предательски потекли слезы, хоть она и не желала показывать свою слабость ни Остапу, ни его родителям. Хотя, возможно, его мать могла бы ее понять, и быть может, даже проявить милосердие.
— Ты опять плачешь, дорогая моя? — нарушил ее невеселые мысли вошедший в горницу Остап. — Не печалься, моя кохана. Иди ко мне. — обняв Зосю за плечи, он притянул ее к себе, коснулся жаркими губами щеки, но попытавшись поцеловать в губы, встретил сопротивление.
Высвободившись из его объятий она отпрянула назад. Зося не желала сдаваться так скоро. Да, нынче Остап был ее хозяином, она принадлежала ему, как военный трофей, как собственность, но и ему следовало знать, что у нее есть гордость, попирать которую она так просто не позволит. Неужто он решил овладеть ею в первую же ночь в неволе?!
— Не боись, не съем тебя, серденько, — негромко рассмеялся Остап. — Мое дело честное. Женюсь на тебе по-перши, а уж опосля станешь моей.
— Я изменила Отчизне, родителям, ты требуешь, чтобы я изменила еще и вере? Я не желаю предавать веру предков, не желаю принимать православие. — Зося глядела на него в упор, без страха, ведь все дурное, что могло произойти, уже случилось.
— Ну так я тебя заставлю, дивчина, — карие глаза Остапа блеснули гневным огнем, большая ладонь сжалась в кулак.
— Я не знаю, как ты это сделаешь, но впрочем, мне уже все равно, — тихо ответила Зося.
Ее сильно клонило в сон, глаза слипались, будто бы вся накопленная за последние дни усталость разом легла на плечи. Единственное, на что еще оставались силы, так это помолиться перед сном. Помолиться о здоровье отца и матушки, попросить у Господа прощения за свои грехи.
— Прошу лишь об одном, — Зося умоляюще посмотрела на него. — Верни мне мои четки, ведь ты забрал их. Пожалуйста, Остап.
Сверкнув глазами, Остап покинул горницу. Спустя пару минут, он вернулся с четками в руках.
— Забирай, — услышала его насмешливый голос Зося, а потом увидела, как бусины из разорванных им четок сверкающими шариками медленно растекаются по цветастому домотканому ковру.
***
— Ах ты ж сынку, який красавец, дай подывится на тебя! — Тарас заключил в объятия молодого, красивого и высокого юношу с тонкими чертами лица.
Зося поняла, что это и есть Андрий — младший брат Остапа. Братья были чем-то похожи, оба обладали высоким ростом и большими карими глазами, правда, у Андрия черты лица были более утонченными, нежели у брата, выражение лица мягче.
Приветствуя мать, он улыбнулся открытой, искренней улыбкой, крепко обнял ее и поцеловал в смуглую щеку. А сама она лишь беззвучно заплакала, прижавшись к его груди. Вероятно, он был единственным человеком в ее жизни, от которого она, хотя бы изредка видела доброту и любовь. Ведь ни муж, ни даже Остап не были щедры на нежность и ласку.
Остап стоял здесь же, рядом, держа Зосю за руку, хотя ей вовсе не хотелось присутствовать при этой встрече. Нынче, у нее было лишь одно желание: уйти, спрятаться в дальней горнице, которую ей отвели, упасть на постель и вдоволь нарыдаться, без посторонних глаз. Но Остап держал крепко, вырваться и убежать не было ни малейшей возможности.
