—Поверь мне, что яичница с салом тебе тоже очень понравится, — добавил Сергей и предложил мне стул.
Я присела и продолжила читать:
—...все это поглощало три четверти его доходов.... Да, не густо ты зарабатываешь, — заметила я.
— Это старая информация. Мне давно повысили зарплату, — сказал он и усмехнулся.
—Ладно, верим на слово... Остальное тратилось на тонкого сукна полукафтанье, бархатные штаны и такие же туфли, что составляло праздничный его наряд, а в будни он щеголял в камзоле из дешевого, но весьма добротного сукна.
Сергей похлопал себя руками по карманам и засмеялся.
—...При нем находились ключница, коей перевалило за сорок...
Я вопросительно посмотрела на Сергея и ждала объяснений.
—Это моя служанка. Только что ушла. Вы с ней разминулись.
Я кивнула в знак того, что верю, и продолжила читать:
—....племянница, коей не исполнилось и двадцати, и слуга для домашних дел и полевых работ, умевший и лошадь седлать, и с садовыми ножницами обращаться.
—Племянницу пришлось оставить на родине, а садовник есть. Приходит убирать сад раз в неделю. Если хочешь, я тебя с ним познакомлю в субботу.
—....Возраст нашего идальго приближался к пятидесяти годам; был он крепкого сложения, телом сухопар, лицом худощав, любитель вставать спозаранку и заядлый охотник.
—Вот тут вранье. Мне всего сорок два, — возразил Сергей и сел на стул рядом со мной.
—Ну и про любителя вставать спозаранку Сервантес тоже наврал, — заметила я.
—Только чтоб чуть-чуть приукрасить мою личность, — объяснил Сергей. — Я думаю, на сегодня тебе достаточно информации обо мне. Идем готовить спагетти?
Мы прошли на кухню. На столе были все необходимые продукты: лук, помидоры, спагетти и говяжий фарш. Именно эти продукты и нужны были для блюда, рецепт которого я вычитала в Интернете.
—Давай я нарежу лук, — предложил Сергей.
Через полчаса мы сидели на кухне за столом и ели спагетти. Блюдо получилось очень вкусным, Сергей несколько раз меня похвалил, потом поместил грязные тарелки в посудомоечную машину и предложил мне перейти в гостиную. В этой комнате был большой угловой диван, маленький журнальный столик, на котором были разложены нарды, а в углу стоял рояль. Именно рояль, а не пианино.
—Ты играешь? — спросила я у Сергея и кивнула в сторону инструмента.
—Да. И еще пою.
Он сел за рояль и сыграл мелодию из кинофильма «Шербургские зонтики», потом спросил у меня:
—Какая твоя самая любимая песня?
—«Чистые пруды», — ответила я.
Он попытался подобрать эту мелодию, но ему не удалось. Тогда он запел, подыгрывая себе, какой-то романс.
Он пел красиво, без фальши, но мне почему-то было немного смешно. Я держалась, как могла, чтобы не засмеяться, и, когда он закончил завывать и предложил мне сыграть в нарды, я очень обрадовалась.
В нарды я умела играть. Каждые выходные, когда стояла теплая погода, я тренировалась с папой на балконе, а зимой мы с ним упражнялись на кухне, частенько после воскресного семейного ужина.
Мы уселись на пол. Сергей три раза проиграл, все время мотал головой: мол, как же так — снова с азартом бросался в бой и опять проигрывал.
Проведенный с ним вечер был очень насыщенным, и грустить мне не приходилось, но очень хотелось кроме разговоров чего-то большего. Хотя бы поцелуев. Однако часов в одиннадцать, когда нарды были разложены, наверное, в двадцатый раз, я сказала Сергею, что мне пора ехать домой.
Очень хотелось предложить ему поехать на эти выходные с Альбертом и Анькой к океану, но я все боялась затронуть эту тему.
Открывая для меня дверцу машины, он вдруг сказал:
—Альберт предложил мне поехать к океану в субботу. Ты не будешь возражать, если я присоединюсь к вам?
Я улыбнулась.
—Я буду очень рада этому. Ты мне очень нравишься.
Сергей не ожидал вот такого признания, он засмущался, сначала тоже хотел что-то ответить, но, видимо, потом передумал. Увидев в машине на сиденье стопку листов, он без разрешения взял их и, обращаясь ко мне, сказал:
—Спасибо. Давно хотел почитать твои рассказы.
Я вздохнула.
Прощались мы очень сухо, без поцелуев, без объятий и пожатий рук.
Около двенадцати я приехала домой. Анька ожидала меня в гостиной. Она пила чай с конфетами и смотрела телевизор. Увидев меня, она сразу принялась расспрашивать:
—Ну как? Целовались? Может, уже это... того?..
—Нет, — сухо ответила я. — Ни этого, ни того.
—Что, вообще ничего? А что делали-то?
—Сначала готовили макароны, потом пели песни и играли в нарды, — изложила я всю программу и присела на диван в гостиной.
—Да уж. Романтикой не пахнет. А что хоть пели? — спросила она и почесала макушку.
—«Выхожу один я на доро-о-огу», — затянула я. — И еще: «Вам не понять, вам не понять, вам не понять моей печали».
Анька с ужасом в глазах слушала, как я пою, вернее, как я пытаюсь спеть.
—А что это?
—Романсы!
—Ой, как все запущено! — сказала она. — Он тебе точно нравится?
—Ань, я уже не знаю. Ничего не знаю. Спать хочу. Жрать хочу. Рвать и метать хочу.
—Да, я вижу, ты не в себе. Вот же поганец. Пригласил даму домой, заставил ее готовить макароны, потом пытал ее романсами... извращенец какой-то!
Я кивнула.
—Но все равно, если он будет четвертым в этой стране, кто предложит тебе руку и сердце, не вздумай ему отказывать.
—Откажу, — уверенно сказала я и отпила чай из Анькиной чашки.
—Нет. Не позволю. Чтобы отказать такому мужчине, нужны веские причины, — сказала Анька и отобрала у меня чашку с чаем.
—Какие? Какие тебе нужны причины?
—Ну… там… живая свекровь… или… брат-дебил…
—Ой, насмешила. Разве это причины? Все намного хуже.
Анька со страхом в глазах ждала от меня откровений.
—Он импотент, — тихо сказала я.
Анька ахнула и прикрыла рот рукой.
—Не может быть! — сказала она шепотом.
—Увы, это так.
—Как? Совсем? — она все еще не верила моим словам.
—Абсолютно, — ответила я спокойно и добавила: — Пойдем спать.
Она все еще прикрывала рот ладонью, как будто боялась, что сейчас скажет что-то неприличное.
Я подошла к ней, погладила ее по голове и сказала:
—Только я тебя умоляю. Никто об этом не должен знать. Ты понимаешь? Никто. И не вздумай даже Альберту говорить. А не то я тебя просто убью!
Оставив подругу наедине со своими мыслями, я пошла в себе в комнату.
Женщина и Волшебник
На сцене двое: женщина лет тридцати–сорока и мужчина средних лет, одет в расписной шелковый халат.
—Привет. Ты кто?
—Волшебник.
—Настоящий?
—Конечно!
—А где твоя волшебная палочка?
—Э... Этими палочками даже мои родители не пользовались. Только дед с бабкой. Прогресс, деточка. Слышала такое слово?
—Ну и чем же ты машешь, чтоб желание исполнилось?
—Хм... Ничем не машу...
—А как же ты желания исполняешь?
—Какие желания?
—Ну ты и тормоз! Ты волшебник?
—Да.
—А волшебники должны исполнять желания. Вот давай попробуем. Я хочу стать красивой длинноногой блондинкой, чтоб все мужчины оборачивались мне вслед и присвистывали от моей красоты. Понял? Давай, исполняй.
—А как?
—Слушай, что-то ты тупишь? Ты кто?
—Волшебник.
—Как же ты исполняешь желания?
—Я просто представляю себе то, что нужно, и желание исполняется.
—Ах вот как! М-да... Действительно прогресс налицо. Ну хорошо. Вот посмотри на меня. Кто я? Опиши.
—Ты здоровенная, некрасивая, пышнотелая брюнетка не первой свежести, с большими бедрами, с маленькими сиськами, длинным носом и пустой головой
—Ну спасибо, чувак...
—Разве я соврал?
—Да нет. Но можно было как-то помягче, что ли.
—Как, например?
—Ну, например: высокая, статная брюнетка бальзаковского возраста с отчетливой талией, эффектной, необычной внешностью. Немного ветреная.
—Х-хорошо. Пусть будет так.
—А теперь представь меня красивой длинноногой блондинкой с тремя высшими образованиями.
—Какими?
—Ну давай возьмем МГУ, МГИМО и ГИТИС. Всегда мечтала стать актрисой, дипломатом и журналисткой в одном флаконе.
—Многовато.
—Да ладно! Тебе ведь не надо за меня учиться. Только представь, и все.
—Хорошо, попробую.
—Ну?
—Не получается!
—Волшебник хренов...
—Сейчас еще попробую... Нет. Не получается. МГУ не влезает.
—Хорошо. Убери его к черту.
—И МГИМО тоже.
—Вот блин! Хорошо, убирай и МГИМО. ГИТИС хоть влезает?
—Да, цирковое отделение.
—Боже! Ну хорошо. Оставь хотя бы это! И быстрей!
—Готово.
Волшебник исчезает.
Прохожий присвистывает и говорит:
—Эй, красотка, мы с тобой раньше не встречались?
Красивая белая лошадь стучит правым копытом и женским голосом отвечает:
—Встречались. На арене цирка.
День тридцать седьмой
Утром в дверь тихонько постучали, и на пороге появилась Анька со стаканом апельсинового сока в руках.
—Я не спала всю ночь, — тихо сказала она и присела ко мне на кровать. — И вот что я решила: ну его в баню, мое обещание. Я сегодня же поеду и пересплю с Альбертом. А то… выйду за него замуж, а он тоже окажется импотентом. И что мне тогда делать?
Я вздохнула: мол, делай, как считаешь нужным.
—А вы… сколько раз пытались? — спросила подруга у меня шепотом, как будто в комнате был еще кто-то, кто мог подслушать наш разговор.
—В том-то и дело, что не пытались, — ответила я спокойно.
—Ка-а-ак не пытались? — опешила Анька. — Не поняла!
Я пожала плечами:
—Ань, я спать еще хочу. Только шесть утра! Какого черта ты меня так рано разбудила?
—Ты — черствая! Как ты можешь спать, когда…
—Когда что? Что такого вообще произошло? — спросила я у нее и поудобней улеглась на кровати.
—Ну ты даешь! Твоя лучшая подруга выходит замуж, возможно за импотента, а ты так спокойно спишь и еще и красивые сны видишь! Где твоя совесть?
—Да с чего ты взяла, что он импотент?
—Ну, Сергей же… того. Может, тут, в Африке, радиация сильная? — предположила Анька и отпила из стакана.
—Вообще-то, насчет Сергея я не уверена, — шепотом сказала я. — Я вот тут тоже ночью думала… Может, у него просто не было настроения… Или он вчера был не расположен к сексу? Да и говорят, что не только у нас, у женщин, есть ПМС. У мужчин тоже есть.
—Нет, — возразила мне Анька, — импотента видно издалека. Я, кстати, сразу заметила, что он… того… этого… Просто говорить тебе не хотела.
—Ладно, давай закроем эту тему. Сергей с нами едет к океану. Ему Альберт предложил.
Анька с удивлением посмотрела на меня.
—То есть ты все-таки будешь продолжать с ним отношения? — спросила она, потом задумалась, сделала несколько глоточков из стакана и добавила: — А ты знаешь, медицина сейчас ого-го! Всякие там «Виагры» есть, так что… все не так страшно, как кажется на первый взгляд. — Потом подруга опять подумала и предложила: — А может, ты все-таки выберешь Гену… или Марка… ну да, Заира, конечно, не стоит, — и она махнула рукой, дескать, Заир даже при таком стечении обстоятельств не подходит. — Да, вчера он опять прислал тебе цветочки.
—А колечко? — с возмущением спросилая.
—Только цветочки. Лор, что… он… вообще никакой был вчера?
—Кто? — не поняла я.
—Сергей!
Я вздохнула:
—Вообще никакой. Он даже пальцем до меня не дотронулся. Даже когда прощались, представляешь? Полный импотент.
Глаза у Аньки стали увеличиваться, а зрачки расширялись, как надувная лодка, которую накачивали электрическим насосом. Но потом она вдруг облегченно вздохнула и, допив сок, изрекла:
—Ты дура, Лора. Ты — дура!
Я сделала вид, что не услышала ее последнюю фразу.
—Хорошо, что я вчера не позвонила Альберту. Я три раза набирала его номер, чтоб сообщить эту ужасную новость, которую ты, как оказалась, просто придумала. Возле меня где-то ходит ангел, который не позволил мне сделать непоправимое. Ты только представь себе, что было бы, если бы о Сергее пошли такие слухи! — воскликнула Анька и подняла руки вверх.
—Ему полезно. В следующий раз, когда он пригласит девушку к себе домой, он не будет петь свои ужасные романсы и заставлять готовить макароны, а сразу займется делом! Мы вчера с ним пообщались, и все… на сегодня никаких планов… Ань, я такая злая…
—Ну, не знаю… — пожала плечами подруга.
—Вот и я не знаю, что делать. Застрелиться хочется.
—Вот этого не надо. Подождем до вечера. Хорошо?
Я кивнула. Анька накрыла меня одеялом и, затворяя за собой дверь, предложила:
—Нет никакого настроения никуда идти. Давай сегодня останемся дома?
—Давай, тем более что мне надо срочно встретиться с Лорентом по поводу твоего свадебного платья. Осталось меньше трех недель. Надо срочно что-то думать.
Анька кивнула и вышла из комнаты.
Я еще немного полежала, покрутилась, потом пошла на кухню и начала готовить завтрак.
Анька не заставила себя долго ждать, мы позавтракали, я позвонила Лоренту, и через полчаса мой друг-гей сидел в гостиной.
Анька тоже решила к нам присоединиться, но она меня очень раздражала. Во-первых, тем, что даже приблизительно не представляла, какое свадебное платье хочет. Во-вторых, она несколько раз закатывала глаза и на русском сообщала мне: «Какая несправедливость! Ну почему он голубой?» В-третьих, на все эскизы платьев, нарисованных Лорентом, она отвечала ему: «Хат, бат…», что в переводе на нормальный язык означало: «Полный отпад, но…» И после этого она мне тихонько на русском говорила: «Кошмар», «Ужас», «Я вам что, девственница?»
Дело мы решили следующим образом. Яотобрала у Лорента блокнот и стала рисовать фасон по частям:
—Так, платье короткое или длинное?
—Длинное, конечно, — ответила Анька.
—Талия где?
Анька пожала плечами и стала искать свою талию.
—Объясняю для особо умных, которые в девятом классе не пошли учиться в УПК на швею-мотористку, а мыли посуду, обучаясь кулинарному искусству. Вот если бы ты имела третий разряд швеи, ты бы знала, что талия бывает не только на теле, а еще и на одежде. Она может быть ярко выраженной, слабо выраженной, заниженной, завышенной, и вообще… платье может быть без талии. Теперь нам надо решить, какую хочешь ты.
—Нормальную, вот тут. — И Анька уперла руки в боки.
—Отлично! — Я нарисовала длинное платье с талией. — Теперь что мы будем делать с грудью?
Анька опять посмотрела на меня с испугом. А Лорент отобрал у меня блокнот и приготовился рисовать дальше сам.
Он взялся двумя руками за свою грудь и спросил:
—This?
Анька вздохнула и ответила ему:
—Вис, — но посмотрела на меня и добавила: — Вот гад, он еще и дразнится!
Еще минут через пятнадцать эскиз свадебного платья был готов, и мы отправились к другу Лорента, который мог предложить помощь в выборе материала, а также мог и пошить это злосчастное платье.
Друг Лорента оказался, естественно, тоже голубым. Да и имя у него было сизое: Майкл.
Он снял с Аньки все мерки, посмотрел на наш эскиз, три раза вздохнул и нарисовал другое платье, взглянув на которое, Анька ахнула и сказала:
—Е-е-е-ес!
Друзья-геи были очень довольны, что угодили девушке-дурочке, мы выпили по чашечке кофе, обсудили с ними, какой будет букет в руках у невесты и что будет у нее на голове.
Лорент предложил какие-то искусственные белые цветочки типа ромашек, но Майкл замотал головой, сказал свое увесистое «No» и вытащил из кладовки какую-то жеваную шляпу. Он сказал, что обошьет ей какой-то парчой, приделает несколько ромашек, и все будет «very cool».
Мы с Анькой не совсем понимали, что означает «кул», но радостно кивали.
В офис я поехала с Анькой.
Там я выполнила небольшую работу, еще раз распечатала свои рассказы, к пяти часам отвезла Аньку к Альберту и поехала домой.
Я присела и продолжила читать:
—...все это поглощало три четверти его доходов.... Да, не густо ты зарабатываешь, — заметила я.
— Это старая информация. Мне давно повысили зарплату, — сказал он и усмехнулся.
—Ладно, верим на слово... Остальное тратилось на тонкого сукна полукафтанье, бархатные штаны и такие же туфли, что составляло праздничный его наряд, а в будни он щеголял в камзоле из дешевого, но весьма добротного сукна.
Сергей похлопал себя руками по карманам и засмеялся.
—...При нем находились ключница, коей перевалило за сорок...
Я вопросительно посмотрела на Сергея и ждала объяснений.
—Это моя служанка. Только что ушла. Вы с ней разминулись.
Я кивнула в знак того, что верю, и продолжила читать:
—....племянница, коей не исполнилось и двадцати, и слуга для домашних дел и полевых работ, умевший и лошадь седлать, и с садовыми ножницами обращаться.
—Племянницу пришлось оставить на родине, а садовник есть. Приходит убирать сад раз в неделю. Если хочешь, я тебя с ним познакомлю в субботу.
—....Возраст нашего идальго приближался к пятидесяти годам; был он крепкого сложения, телом сухопар, лицом худощав, любитель вставать спозаранку и заядлый охотник.
—Вот тут вранье. Мне всего сорок два, — возразил Сергей и сел на стул рядом со мной.
—Ну и про любителя вставать спозаранку Сервантес тоже наврал, — заметила я.
—Только чтоб чуть-чуть приукрасить мою личность, — объяснил Сергей. — Я думаю, на сегодня тебе достаточно информации обо мне. Идем готовить спагетти?
Мы прошли на кухню. На столе были все необходимые продукты: лук, помидоры, спагетти и говяжий фарш. Именно эти продукты и нужны были для блюда, рецепт которого я вычитала в Интернете.
—Давай я нарежу лук, — предложил Сергей.
Через полчаса мы сидели на кухне за столом и ели спагетти. Блюдо получилось очень вкусным, Сергей несколько раз меня похвалил, потом поместил грязные тарелки в посудомоечную машину и предложил мне перейти в гостиную. В этой комнате был большой угловой диван, маленький журнальный столик, на котором были разложены нарды, а в углу стоял рояль. Именно рояль, а не пианино.
—Ты играешь? — спросила я у Сергея и кивнула в сторону инструмента.
—Да. И еще пою.
Он сел за рояль и сыграл мелодию из кинофильма «Шербургские зонтики», потом спросил у меня:
—Какая твоя самая любимая песня?
—«Чистые пруды», — ответила я.
Он попытался подобрать эту мелодию, но ему не удалось. Тогда он запел, подыгрывая себе, какой-то романс.
Он пел красиво, без фальши, но мне почему-то было немного смешно. Я держалась, как могла, чтобы не засмеяться, и, когда он закончил завывать и предложил мне сыграть в нарды, я очень обрадовалась.
В нарды я умела играть. Каждые выходные, когда стояла теплая погода, я тренировалась с папой на балконе, а зимой мы с ним упражнялись на кухне, частенько после воскресного семейного ужина.
Мы уселись на пол. Сергей три раза проиграл, все время мотал головой: мол, как же так — снова с азартом бросался в бой и опять проигрывал.
Проведенный с ним вечер был очень насыщенным, и грустить мне не приходилось, но очень хотелось кроме разговоров чего-то большего. Хотя бы поцелуев. Однако часов в одиннадцать, когда нарды были разложены, наверное, в двадцатый раз, я сказала Сергею, что мне пора ехать домой.
Очень хотелось предложить ему поехать на эти выходные с Альбертом и Анькой к океану, но я все боялась затронуть эту тему.
Открывая для меня дверцу машины, он вдруг сказал:
—Альберт предложил мне поехать к океану в субботу. Ты не будешь возражать, если я присоединюсь к вам?
Я улыбнулась.
—Я буду очень рада этому. Ты мне очень нравишься.
Сергей не ожидал вот такого признания, он засмущался, сначала тоже хотел что-то ответить, но, видимо, потом передумал. Увидев в машине на сиденье стопку листов, он без разрешения взял их и, обращаясь ко мне, сказал:
—Спасибо. Давно хотел почитать твои рассказы.
Я вздохнула.
Прощались мы очень сухо, без поцелуев, без объятий и пожатий рук.
Около двенадцати я приехала домой. Анька ожидала меня в гостиной. Она пила чай с конфетами и смотрела телевизор. Увидев меня, она сразу принялась расспрашивать:
—Ну как? Целовались? Может, уже это... того?..
—Нет, — сухо ответила я. — Ни этого, ни того.
—Что, вообще ничего? А что делали-то?
—Сначала готовили макароны, потом пели песни и играли в нарды, — изложила я всю программу и присела на диван в гостиной.
—Да уж. Романтикой не пахнет. А что хоть пели? — спросила она и почесала макушку.
—«Выхожу один я на доро-о-огу», — затянула я. — И еще: «Вам не понять, вам не понять, вам не понять моей печали».
Анька с ужасом в глазах слушала, как я пою, вернее, как я пытаюсь спеть.
—А что это?
—Романсы!
—Ой, как все запущено! — сказала она. — Он тебе точно нравится?
—Ань, я уже не знаю. Ничего не знаю. Спать хочу. Жрать хочу. Рвать и метать хочу.
—Да, я вижу, ты не в себе. Вот же поганец. Пригласил даму домой, заставил ее готовить макароны, потом пытал ее романсами... извращенец какой-то!
Я кивнула.
—Но все равно, если он будет четвертым в этой стране, кто предложит тебе руку и сердце, не вздумай ему отказывать.
—Откажу, — уверенно сказала я и отпила чай из Анькиной чашки.
—Нет. Не позволю. Чтобы отказать такому мужчине, нужны веские причины, — сказала Анька и отобрала у меня чашку с чаем.
—Какие? Какие тебе нужны причины?
—Ну… там… живая свекровь… или… брат-дебил…
—Ой, насмешила. Разве это причины? Все намного хуже.
Анька со страхом в глазах ждала от меня откровений.
—Он импотент, — тихо сказала я.
Анька ахнула и прикрыла рот рукой.
—Не может быть! — сказала она шепотом.
—Увы, это так.
—Как? Совсем? — она все еще не верила моим словам.
—Абсолютно, — ответила я спокойно и добавила: — Пойдем спать.
Она все еще прикрывала рот ладонью, как будто боялась, что сейчас скажет что-то неприличное.
Я подошла к ней, погладила ее по голове и сказала:
—Только я тебя умоляю. Никто об этом не должен знать. Ты понимаешь? Никто. И не вздумай даже Альберту говорить. А не то я тебя просто убью!
Оставив подругу наедине со своими мыслями, я пошла в себе в комнату.
Женщина и Волшебник
На сцене двое: женщина лет тридцати–сорока и мужчина средних лет, одет в расписной шелковый халат.
—Привет. Ты кто?
—Волшебник.
—Настоящий?
—Конечно!
—А где твоя волшебная палочка?
—Э... Этими палочками даже мои родители не пользовались. Только дед с бабкой. Прогресс, деточка. Слышала такое слово?
—Ну и чем же ты машешь, чтоб желание исполнилось?
—Хм... Ничем не машу...
—А как же ты желания исполняешь?
—Какие желания?
—Ну ты и тормоз! Ты волшебник?
—Да.
—А волшебники должны исполнять желания. Вот давай попробуем. Я хочу стать красивой длинноногой блондинкой, чтоб все мужчины оборачивались мне вслед и присвистывали от моей красоты. Понял? Давай, исполняй.
—А как?
—Слушай, что-то ты тупишь? Ты кто?
—Волшебник.
—Как же ты исполняешь желания?
—Я просто представляю себе то, что нужно, и желание исполняется.
—Ах вот как! М-да... Действительно прогресс налицо. Ну хорошо. Вот посмотри на меня. Кто я? Опиши.
—Ты здоровенная, некрасивая, пышнотелая брюнетка не первой свежести, с большими бедрами, с маленькими сиськами, длинным носом и пустой головой
—Ну спасибо, чувак...
—Разве я соврал?
—Да нет. Но можно было как-то помягче, что ли.
—Как, например?
—Ну, например: высокая, статная брюнетка бальзаковского возраста с отчетливой талией, эффектной, необычной внешностью. Немного ветреная.
—Х-хорошо. Пусть будет так.
—А теперь представь меня красивой длинноногой блондинкой с тремя высшими образованиями.
—Какими?
—Ну давай возьмем МГУ, МГИМО и ГИТИС. Всегда мечтала стать актрисой, дипломатом и журналисткой в одном флаконе.
—Многовато.
—Да ладно! Тебе ведь не надо за меня учиться. Только представь, и все.
—Хорошо, попробую.
—Ну?
—Не получается!
—Волшебник хренов...
—Сейчас еще попробую... Нет. Не получается. МГУ не влезает.
—Хорошо. Убери его к черту.
—И МГИМО тоже.
—Вот блин! Хорошо, убирай и МГИМО. ГИТИС хоть влезает?
—Да, цирковое отделение.
—Боже! Ну хорошо. Оставь хотя бы это! И быстрей!
—Готово.
Волшебник исчезает.
Прохожий присвистывает и говорит:
—Эй, красотка, мы с тобой раньше не встречались?
Красивая белая лошадь стучит правым копытом и женским голосом отвечает:
—Встречались. На арене цирка.
День тридцать седьмой
Утром в дверь тихонько постучали, и на пороге появилась Анька со стаканом апельсинового сока в руках.
—Я не спала всю ночь, — тихо сказала она и присела ко мне на кровать. — И вот что я решила: ну его в баню, мое обещание. Я сегодня же поеду и пересплю с Альбертом. А то… выйду за него замуж, а он тоже окажется импотентом. И что мне тогда делать?
Я вздохнула: мол, делай, как считаешь нужным.
—А вы… сколько раз пытались? — спросила подруга у меня шепотом, как будто в комнате был еще кто-то, кто мог подслушать наш разговор.
—В том-то и дело, что не пытались, — ответила я спокойно.
—Ка-а-ак не пытались? — опешила Анька. — Не поняла!
Я пожала плечами:
—Ань, я спать еще хочу. Только шесть утра! Какого черта ты меня так рано разбудила?
—Ты — черствая! Как ты можешь спать, когда…
—Когда что? Что такого вообще произошло? — спросила я у нее и поудобней улеглась на кровати.
—Ну ты даешь! Твоя лучшая подруга выходит замуж, возможно за импотента, а ты так спокойно спишь и еще и красивые сны видишь! Где твоя совесть?
—Да с чего ты взяла, что он импотент?
—Ну, Сергей же… того. Может, тут, в Африке, радиация сильная? — предположила Анька и отпила из стакана.
—Вообще-то, насчет Сергея я не уверена, — шепотом сказала я. — Я вот тут тоже ночью думала… Может, у него просто не было настроения… Или он вчера был не расположен к сексу? Да и говорят, что не только у нас, у женщин, есть ПМС. У мужчин тоже есть.
—Нет, — возразила мне Анька, — импотента видно издалека. Я, кстати, сразу заметила, что он… того… этого… Просто говорить тебе не хотела.
—Ладно, давай закроем эту тему. Сергей с нами едет к океану. Ему Альберт предложил.
Анька с удивлением посмотрела на меня.
—То есть ты все-таки будешь продолжать с ним отношения? — спросила она, потом задумалась, сделала несколько глоточков из стакана и добавила: — А ты знаешь, медицина сейчас ого-го! Всякие там «Виагры» есть, так что… все не так страшно, как кажется на первый взгляд. — Потом подруга опять подумала и предложила: — А может, ты все-таки выберешь Гену… или Марка… ну да, Заира, конечно, не стоит, — и она махнула рукой, дескать, Заир даже при таком стечении обстоятельств не подходит. — Да, вчера он опять прислал тебе цветочки.
—А колечко? — с возмущением спросилая.
—Только цветочки. Лор, что… он… вообще никакой был вчера?
—Кто? — не поняла я.
—Сергей!
Я вздохнула:
—Вообще никакой. Он даже пальцем до меня не дотронулся. Даже когда прощались, представляешь? Полный импотент.
Глаза у Аньки стали увеличиваться, а зрачки расширялись, как надувная лодка, которую накачивали электрическим насосом. Но потом она вдруг облегченно вздохнула и, допив сок, изрекла:
—Ты дура, Лора. Ты — дура!
Я сделала вид, что не услышала ее последнюю фразу.
—Хорошо, что я вчера не позвонила Альберту. Я три раза набирала его номер, чтоб сообщить эту ужасную новость, которую ты, как оказалась, просто придумала. Возле меня где-то ходит ангел, который не позволил мне сделать непоправимое. Ты только представь себе, что было бы, если бы о Сергее пошли такие слухи! — воскликнула Анька и подняла руки вверх.
—Ему полезно. В следующий раз, когда он пригласит девушку к себе домой, он не будет петь свои ужасные романсы и заставлять готовить макароны, а сразу займется делом! Мы вчера с ним пообщались, и все… на сегодня никаких планов… Ань, я такая злая…
—Ну, не знаю… — пожала плечами подруга.
—Вот и я не знаю, что делать. Застрелиться хочется.
—Вот этого не надо. Подождем до вечера. Хорошо?
Я кивнула. Анька накрыла меня одеялом и, затворяя за собой дверь, предложила:
—Нет никакого настроения никуда идти. Давай сегодня останемся дома?
—Давай, тем более что мне надо срочно встретиться с Лорентом по поводу твоего свадебного платья. Осталось меньше трех недель. Надо срочно что-то думать.
Анька кивнула и вышла из комнаты.
Я еще немного полежала, покрутилась, потом пошла на кухню и начала готовить завтрак.
Анька не заставила себя долго ждать, мы позавтракали, я позвонила Лоренту, и через полчаса мой друг-гей сидел в гостиной.
Анька тоже решила к нам присоединиться, но она меня очень раздражала. Во-первых, тем, что даже приблизительно не представляла, какое свадебное платье хочет. Во-вторых, она несколько раз закатывала глаза и на русском сообщала мне: «Какая несправедливость! Ну почему он голубой?» В-третьих, на все эскизы платьев, нарисованных Лорентом, она отвечала ему: «Хат, бат…», что в переводе на нормальный язык означало: «Полный отпад, но…» И после этого она мне тихонько на русском говорила: «Кошмар», «Ужас», «Я вам что, девственница?»
Дело мы решили следующим образом. Яотобрала у Лорента блокнот и стала рисовать фасон по частям:
—Так, платье короткое или длинное?
—Длинное, конечно, — ответила Анька.
—Талия где?
Анька пожала плечами и стала искать свою талию.
—Объясняю для особо умных, которые в девятом классе не пошли учиться в УПК на швею-мотористку, а мыли посуду, обучаясь кулинарному искусству. Вот если бы ты имела третий разряд швеи, ты бы знала, что талия бывает не только на теле, а еще и на одежде. Она может быть ярко выраженной, слабо выраженной, заниженной, завышенной, и вообще… платье может быть без талии. Теперь нам надо решить, какую хочешь ты.
—Нормальную, вот тут. — И Анька уперла руки в боки.
—Отлично! — Я нарисовала длинное платье с талией. — Теперь что мы будем делать с грудью?
Анька опять посмотрела на меня с испугом. А Лорент отобрал у меня блокнот и приготовился рисовать дальше сам.
Он взялся двумя руками за свою грудь и спросил:
—This?
Анька вздохнула и ответила ему:
—Вис, — но посмотрела на меня и добавила: — Вот гад, он еще и дразнится!
Еще минут через пятнадцать эскиз свадебного платья был готов, и мы отправились к другу Лорента, который мог предложить помощь в выборе материала, а также мог и пошить это злосчастное платье.
Друг Лорента оказался, естественно, тоже голубым. Да и имя у него было сизое: Майкл.
Он снял с Аньки все мерки, посмотрел на наш эскиз, три раза вздохнул и нарисовал другое платье, взглянув на которое, Анька ахнула и сказала:
—Е-е-е-ес!
Друзья-геи были очень довольны, что угодили девушке-дурочке, мы выпили по чашечке кофе, обсудили с ними, какой будет букет в руках у невесты и что будет у нее на голове.
Лорент предложил какие-то искусственные белые цветочки типа ромашек, но Майкл замотал головой, сказал свое увесистое «No» и вытащил из кладовки какую-то жеваную шляпу. Он сказал, что обошьет ей какой-то парчой, приделает несколько ромашек, и все будет «very cool».
Мы с Анькой не совсем понимали, что означает «кул», но радостно кивали.
В офис я поехала с Анькой.
Там я выполнила небольшую работу, еще раз распечатала свои рассказы, к пяти часам отвезла Аньку к Альберту и поехала домой.
