Зал был круглый и очень большой, а посередине располагались большие, просторные кабинки с матовыми стеклами: маникюрная, педикюрная, помещение для массажа, солярий, салон тату, косметические кабинки и несколько парикмахерских комнат. В самом центре салона, за матовыми стеклами, был небольшой бассейн, окруженный искусственными пальмами, в котором бурлила вода.
Там Ингу все приветствовали, и было видно, что она частый гость.
—Значит так, как мы решили вчера, — сказала она и указала пальцем на меня, — тебе чистку лица и разные масочки. Да, Лара, на, почитай, выучи, что понравится. — И протянула мне тетрадку. — А тебе, — она обратилась к Аньке, — моднейшую стрижку, покраситься в рыжий цвет и навестить визажиста. Себе я сделаю, как обычно: маникюр, педикюр, ну и все остальное.
Мне ужасно захотелось узнать про все остальное, но ко мне подошел косметолог, и мы удалились в другую комнату.
Когда мне на лицо положили очищающую маску, я достала тетрадку, которую дала Инга, и прочитала:
Идиосинкразия — непереносимость. Вообще термин медицинский, но употреблять можно везде и всюду. Например: «У меня к дуракам идиосинкразия!»
Да, полезное слово. Теперь я знаю, что у меня к Инге.
Трансцендентальный — отвлеченный, абстрактный, академический, мысленный, умозрительный, умственный, теоретический.
Метафизический — примерно то же самое, что и трансцендентальный.. Термин хорош для ответана вопрос, суть которого ты не поняла. Например, так:
—«Как вы относитесь к схоластике?
—В метафизическом смысле?
Схоластика — средневековое философское течение.
Эзотерика — тайное учение.
Трюизм — общеизвестное мнение или высказывание. Типичный пример трюизма — «Волга впадает в Каспийское море».
И еще множество таких слов и их определения.
«Боже мой, какой бред», — почему-то сразу подумала я.
Какой нормальный человек будет изъясняться на таком языке?
Я убедилась, что Инга не просто дура, а полная дура, и закрыла тетрадку.
У косметолога я была впервые. Мне очень понравилось.
Потом, когда надо мной закончили колдовать, я перешла в зал, где Аньке делали суперприческу.
Часов в одиннадцать нам принесли завтрак: два яйца, бекон, два тоста с маслом, чай.
Я съела только два яйца и выпила кружку чая без сахара.
Все-таки новую жизнь начала!
К обеду Аньке наконец-то сделали новую стрижку и перекрасили в рыжий цвет, добавив темно-красных прядок.
—Слушай, Инга, а почему ты решила, что для Аньки рыжий цвет самый лучший? — спросила я.
—Может, он и не самый лучший, но, по крайней мере, редкий. Это у вас там, — сказала она с ударением на «там» и указала пальцем выше головы, — блондинки на вес золота, а у нас каждая первая блондинка. И причем натуральная.
—Значит, я тут буду в цене, — предположила я.
—Поживем-увидим, — ответила Инга и подула на ногти.
После салона мы поехали по магазинам покупать Аньке школьные платьица и заколочки «я у мамы дурочка».
Анька очень долго капризничала, примерила, наверное, с сотню разных глупых юбочек и топиков и, в конце концов, купила всего одну рыженькую юбочку в горошек и черную маечку с открытыми плечами.
—Ну а сейчас давайте пообедаем в каком-нибудь ресторане, — предложила Инга. — Может, с кем-нибудь и познакомимся.
Выбранный нами ресторан назывался «Хабор», а что означает этот хабор, я, к сожалению, сказать не могу.
Потому что я в английском ни бум-бум. Мы с Анькой в школе немецкий учили.
Но перспектива познакомиться с мужчиной, который говорит только на английском, лично меня совершенно не пугала.
Мы уселись за стол, и к нам подошел официант.
Что заказала себе Инга, я не поняла. Она много раз повторяла слово «паста». Мне оставалось только надеяться, что она не предложит эту пасту нам.
Поэтому, когда официант посмотрел на меня, а потом на ручку с блокнотом, которые находилась у него в руках, я смело сказала:
—Салат энд кофи.
—OK, сЭлад энд кофе. Вот абаут ю? — спросил он у Аньки.
Анька кивала и показывала пальцем на меня.
—Девочки, вы что, не знаете английского? — с ужасом в глазах спросила Инга.
—Почему не знаем? — возразила я. — Яочень хорошо знаю английский. Меня, видишь, официант понял. Я попросила салат и кофе, и он мне сейчас его принесет.
—Я тоже знаю, — сказала Анька, — йес, но, о’кей, плиз, бэби комон и ноу проблэм.
—И все? — опять спросила Инга, и ее глаза округлились, став размером с пятирублевые монетки советского образца.
—Этого достаточно, поверь мне, — ответила Анька, посмотрела на официанта и опять показала пальцем на меня.
—Сэлад энд кофе? — решил он поиграть в угадайку.
—Йеееесс, — громко сказала Анька, — и с оксфордским акцентом повторила: — Сэлад энд кофе, плиз. — И уже обращаясь к Инге: — Английский — очень простой язык!
Когда официант скрылся, Инга прикрылась салфеткой и шепотом спросила:
—И с таким английским вы собираетесь клеить местных мужиков?
—Чего ты шепчешь, — удивилась Анька, — тут же все равно по-русски никто не понимает.
—У любви свой язык, — решила соригинальничать я.
Инга взялась за голову.
—Нет никакого языка у любви! У вас ничего не получится, если вы в английском ни бельмеса.
—Как это не получится? Спорим? — сказала Анька и встала. — Вон там, видишь, сидят два мужика. Я сейчас пойду и как минимум проговорю с ними полчаса или до тех пор, пока нам не принесут еду.
—О чем ты с ними будешь говорить? Господи, я думала, что ты умней. — Инга театрально закрыла лицо руками, показывая, что она в полном шоке. — Мужчины не настолько глупы, как ты думаешь!
—Да, мы знаем! Они еще глупей, чем мы думаем, — вставила я свои пять копеек.
—Нет, дорогуша, ты ошибаешься. Для того чтобы понравиться мужчине, ты должна по крайней мере за полчаса общения хоть десять минут потратить на то, чтобы похвалить его, его маму, его одежду, его собаку...
—Так он ведь там без собаки сидит, — удивилась я и опять посмотрела в ту сторону, где сидели двое незнакомцев.
—У-у-у, — не выдержала Инга. — Идите, идите к ним. Я очень хочу посмотреть, что у вас получится.
Я резко встала, сказала «хык» и, взяв Аньку под руку, направилась к соседнему столику.
—Как будет «здрасьте» по-английски? — тихо спросила у меня Анька.
—Не помню, — так же тихо ответила я.
Когда мы подошли к столику, где сидели мужчины, Анька сделала лицо китайской фарфоровой куклы, подняла правую руку и помахала им. Я несколько раз кивнула и улыбнулась.
Мужчины ничего не понимали и только глупо улыбались.
—Туристо, — наконец вспомнила я английский.
—А-а-а, — обрадовался один из мужчин и, протянув мне руку, сказал: — Иво.
Второй тоже решил включиться в беседу:
—Алесандро.
—Лора, — ответила я, — а это Анна.
—О, Лора, Анна!
Они смотрели на нас и улыбались.
Но у меня почему-то было такое впечатление, как будто это не мы не понимаем по-английски, а они.
—Э-э... — попытался взять инициативу на себя Иво, но Алесандро его перебил и изрек:
—Che cosa?..
Мы с Анькой переглянулись.
—Чего? — спросила я. — Какая коза? Ты что-нибудь поняла?
Анька замотала головой:
—Мы русские. Ферштэйн?
В тот момент мужчины были похожи на небольшой вычислительный центр, который после нескольких алгебраических операций и обмена информацией запищал, задымился и выдал ошибку. Они опять посмотрели на нас и улыбнулись своей неповторимой наитупейшей улыбкой.
—Вод-ка. Прос-ти-тут-ки, — вдруг вспомнила Анька, чем славится наша родина.
—Руссо? — догадался Алесандро.
—Да, руссо, Путин, коммунизм, — обрадовалась Анька, что ее, наконец-то, поняли.
—Э-э... — опять что-то попытался сказать Иво, но этот гад Алесандро его опять перебил и громко сказал:
—Итальяно. — И слегка наклонил голову.
Я вздохнула, а Анька закатила глаза и сказала:
—Итальянцы, мать их!.. Бай-бай! — И, взяв меня за руку, повела к Инге.
—Ну как? Не получилось? — спросила Инга и хихикнула.
—Конечно не получилось. Они на английском совсем говорить не умеют, — возмущалась Анька.
—Они иностранцы, — добавила я.
—Да вы что? И откуда? — опять поинтересовалась Инга.
—Да итальянцы, блин.
—Шурик и Ваня, — уточнила я.
—Обожаю итальянцев, — сказала Инга и встала из-за стола. — Ждите меня здесь, никуда не уходите.
Она подошла к иностранцам, присела за их столик, они о чем-то болтали, что-то показывали на пальцах, смеялись. Потом она попросила официанта принести ее заказ за этот столик, затем начала что-то доставать из сумочки, и они смеялись, нет, они гоготали на весь ресторан.
Мы с Анькой ели свой салат, пили кофе и исподлобья следили за Ингой и ее новыми товарищами.
—Вот как это у нее получается? — спросила Анька.
—Это врожденное, — ответила я и вздохнула.
—Знаешь, мне кажется, если мы во всем будем ее слушаться, то через пару месяцев точно будем носить колечко на безымянном пальце.
—Я готова не только ее слушаться. Я готова быть ее рабыней, только чтоб в ближайшее время услышать марш Мендельсона.
—Я тоже, — ответила Анька.
Инга еще немного посидела с иностранцами, потом они обменялись телефонами, и подруга вернулась к нашему столику.
—Вы уже рассчитались?
—Нет, — промямлили мы.
Она попросила счет и так, совсем невзначай сказала:
—Заплатите только за себя. За меня уже заплачено, — она еще раз бросила взгляд на итальяшек и улыбнулась.
После ресторана мы поехали к Инге.
—Расскажи, что мы станем делать дальше, — попросила Анька.
—Значит так. Пока вы будете учить английский, я познакомлю вас с русскими мужчинами. Чтобы время зря не тратить.
—А где ты нас познакомишь?
—У нас есть русское сообщество. Раз в неделю мы встречаемся в одном клубе. Там только русские. Если не напиваться до усрачки, то это довольно скучная компания, а если прийти и тяпнуть пару стопочек водки, то все будут казаться милашками.
—А свободные мужики там есть?
—Есть. Целых три штуки! Одного зовут Геннадий. Раньше работал переводчиком, сейчас перебирает бумажки в каком-то офисе. Сразу говорю: даже не подходите. С виду очень приятный и симпатичный, на самом деле тоже вполне безобидный, но НИ-КА-КОЙ, — произнесла она по слогам.
—В каком смысле? Импотент? — спросила я.
—Почему сразу импотент? Нет, с этим у него все о’кей. Просто он балбес. Ничего не имеет и не хочет иметь в жизни. Или ждет, что все это упадет с неба. А такого не бывает.
—Понятно, — кивнула Анька, — давай дальше.
—Второй — Сергей. Ну что я могу о нем сказать? Умный он. Очень. И дом имеет, и тачка классная. И работа супер. За таким не пропадешь. Но у него есть один маленький недостаток.
—Наверное, он гей. Потому что у нормального человека не может быть столько положительных качеств, — предположила я.
—Нет, никакой он не гей. Он — еврей. Вы антисемитки?
—Нет, — ответили мы с Анькой хором.
—Ну и отлично. Он вообще-то не обрезанный, насколько я знаю.
—Ты с ним спала? — спросила я.
—Нет, конечно, бог с тобой. Запомните одно правило: нельзя спасть с мужиком, который знаком с твоим мужем.
—Нам еще до этого правила ехать и ехать, — вздохнула Анька.
—Да, это точно, — согласилась Инга. — Итак, на чем мы там остановились... да, Сергей.
—А почему это недостаток? — не поняла Анька.
—Потому что. Вот скажи мне, кто жена у бегемота?
Анька задумалась.
—Бегемотиха, наверное.
—Правильно, а крокодил кого себе выберет?
—Крокодилиху.
—Правильно. А еврей женится только на еврейке. Понятно?
—Так мы не еврейки с Анькой, — тихо сказала я и скосила глаза на свой нос, — хотя нос у меня жидовский!
—Твой нос тебе не поможет.
—Понятно, этот экземпляр нам не по зубам. И что, нет совсем никаких шансов?
—Ну почему нет? История знает несколько случаев спаривания еврея и не еврейки. Шанс всегда есть. Правда, мизерный.
—Ладно, третий кто? — спросила Анька.
—Третий — Альберт.
—О, нет. Только не Альберт, — простонала Анька.
—В чем дело? Вы знакомы? — удивилась Инга.
—У Аньки аллергия на Альбертов, — объяснила я. — Нельзя ли этого Альберта сразу задушить?
—Зачем? Он самый классный. Спокойный, уравновешенный, обеспеченный. И работа у него отличная: он почти всегда в командировках.
—Чем же это так здорово? — спросила я.
—Вот выйдешь замуж — поймешь, — ответила Инга. — Он, между прочим, доктор наук. И как раз в таком возрасте, что готов жениться хоть завтра. Время поджимает. Он постоянно ищет кого-то. Хочет иметь детей. Но он...
—Гей? — опять попыталась угадать я.
—Нет, — уже крикнула Инга. — Не гей он. Что у тебя за манечка такая?
—Она просто мечтает иметь друга-гея, — объяснила Анька.
—Зачем тебе это?
—Да что ты слушаешь ее! — обиделась я.
На самом деле это была правда.
Я всегда мечтала иметь друга-гея, чтобы он жил со своим бойфрендом по соседству. Утром он бы заезжал ко мне на своей машине, обязательно подправлял мне прическу и ругал, если бы я была без макияжа.
Потом мы бы мчались на его «BMW-Z3» за покупками. По дороге болтали бы о всякой чепухе, сигналили проезжающим машинам и во всю глотку распевали песни Элтона Джона и Принца.
Он бы мне говорил: «Выглядишь сегодня чудесно», я бы, не смущаясь, отвечала: «Спасибо». Или: «Что-то мне сегодня, подружка, не нравится, как ты выглядишь. Давай я тебе помассирую плечи» — и делал бы мне легкий массаж...
Он бы слушал со мной Колю Баскова. Он бы не курил в моем присутствии, а когда я просила бы его помочь мне приготовить ужин, он бы говорил: «Ну конечно, сядь, отдохни, я все сделаю сам», бежал на кухню и жарил рыбкув божественном соусе. Я совсем не против, чтоб он был итальянцем. Тогда бы мы с ним часами упражнялись в итальянском, он бы пел мне голосом Тото Кутуньо «Donna, donna mia» и вместо рыбы готовил спагетти с сыром.
—Все это враки! Так что там с ним не так? — я попыталась сменить тему.
—Он — еврей! — решила угадать Анька.
—И не еврей, и не гей. Он нормальный мужик, только он... большой ребенок. Рассеянный с улицы Бассейной. Про него столько анекдотов ходит! — ответила Инга и закатила глаза.
—Расскажи хоть один, — попросила я.
—Один раз он проверял уровень масла в своей старенькой машинке и забыл закрыть капот. Так и поехал на работу.
—Ну и что тут такого? — удивилась Анька. — Я даже не знаю, где этот капот открывается и закрывается.
—Нет, ты не поняла. Он его полностью открыл, понимаешь? Поднял к лобовому стеклу и так и поехал.
—Как же он дорогу видел?
—Он смотрел в щель между капотом и корпусом и только минут через пять понял, что ему не очень удобно ехать. Остановился, вышел из машины и лишь тогда увидел, что капот открыт.
—Ну, это не смертельно, — вынесла свой приговор Анька.
—А если бы тебе пришлось выбирать, когo из этих троих ты бы выбрала? — спросила я у Инги.
—Альберта, конечно.
—Из-за командировок? — поинтересовалась выбором я.
—В большей части да.
—Все понятно. И когда мы их увидим?
—Послезавтра. В понедельник.
Вечером мы с Анькой сидели, опустив ноги в бассейн, и болтали о кандидатах.
—Значит так, — сказала Анька, — давай сразу договоримся, что к Альберту я даже не подхожу. Вообще. Потому что я точно знаю, что если я подойду, меня сразу на него стошнит.
—Ага, и притянет, как к магниту.
—Тоже вполне вероятно.
—А может, это твоя судьба?
—Что «это»?
—Имя Альберт. Скажу честно, меня от самого имени уже коробит.
—Ладно, тебе и от Эдуарда было плохо. Целых три года.
—И два месяца...
—Все, хватит хандрить. У нас послезавтра очень ответственный день. Пойду поработаю немного. Я за роман уже неделю не садилась. Может, хоть что-нибудь напишу... Вдруг меня посетит вдохновение?
Там Ингу все приветствовали, и было видно, что она частый гость.
—Значит так, как мы решили вчера, — сказала она и указала пальцем на меня, — тебе чистку лица и разные масочки. Да, Лара, на, почитай, выучи, что понравится. — И протянула мне тетрадку. — А тебе, — она обратилась к Аньке, — моднейшую стрижку, покраситься в рыжий цвет и навестить визажиста. Себе я сделаю, как обычно: маникюр, педикюр, ну и все остальное.
Мне ужасно захотелось узнать про все остальное, но ко мне подошел косметолог, и мы удалились в другую комнату.
Когда мне на лицо положили очищающую маску, я достала тетрадку, которую дала Инга, и прочитала:
Идиосинкразия — непереносимость. Вообще термин медицинский, но употреблять можно везде и всюду. Например: «У меня к дуракам идиосинкразия!»
Да, полезное слово. Теперь я знаю, что у меня к Инге.
Трансцендентальный — отвлеченный, абстрактный, академический, мысленный, умозрительный, умственный, теоретический.
Метафизический — примерно то же самое, что и трансцендентальный.. Термин хорош для ответана вопрос, суть которого ты не поняла. Например, так:
—«Как вы относитесь к схоластике?
—В метафизическом смысле?
Схоластика — средневековое философское течение.
Эзотерика — тайное учение.
Трюизм — общеизвестное мнение или высказывание. Типичный пример трюизма — «Волга впадает в Каспийское море».
И еще множество таких слов и их определения.
«Боже мой, какой бред», — почему-то сразу подумала я.
Какой нормальный человек будет изъясняться на таком языке?
Я убедилась, что Инга не просто дура, а полная дура, и закрыла тетрадку.
У косметолога я была впервые. Мне очень понравилось.
Потом, когда надо мной закончили колдовать, я перешла в зал, где Аньке делали суперприческу.
Часов в одиннадцать нам принесли завтрак: два яйца, бекон, два тоста с маслом, чай.
Я съела только два яйца и выпила кружку чая без сахара.
Все-таки новую жизнь начала!
К обеду Аньке наконец-то сделали новую стрижку и перекрасили в рыжий цвет, добавив темно-красных прядок.
—Слушай, Инга, а почему ты решила, что для Аньки рыжий цвет самый лучший? — спросила я.
—Может, он и не самый лучший, но, по крайней мере, редкий. Это у вас там, — сказала она с ударением на «там» и указала пальцем выше головы, — блондинки на вес золота, а у нас каждая первая блондинка. И причем натуральная.
—Значит, я тут буду в цене, — предположила я.
—Поживем-увидим, — ответила Инга и подула на ногти.
После салона мы поехали по магазинам покупать Аньке школьные платьица и заколочки «я у мамы дурочка».
Анька очень долго капризничала, примерила, наверное, с сотню разных глупых юбочек и топиков и, в конце концов, купила всего одну рыженькую юбочку в горошек и черную маечку с открытыми плечами.
—Ну а сейчас давайте пообедаем в каком-нибудь ресторане, — предложила Инга. — Может, с кем-нибудь и познакомимся.
Выбранный нами ресторан назывался «Хабор», а что означает этот хабор, я, к сожалению, сказать не могу.
Потому что я в английском ни бум-бум. Мы с Анькой в школе немецкий учили.
Но перспектива познакомиться с мужчиной, который говорит только на английском, лично меня совершенно не пугала.
Мы уселись за стол, и к нам подошел официант.
Что заказала себе Инга, я не поняла. Она много раз повторяла слово «паста». Мне оставалось только надеяться, что она не предложит эту пасту нам.
Поэтому, когда официант посмотрел на меня, а потом на ручку с блокнотом, которые находилась у него в руках, я смело сказала:
—Салат энд кофи.
—OK, сЭлад энд кофе. Вот абаут ю? — спросил он у Аньки.
Анька кивала и показывала пальцем на меня.
—Девочки, вы что, не знаете английского? — с ужасом в глазах спросила Инга.
—Почему не знаем? — возразила я. — Яочень хорошо знаю английский. Меня, видишь, официант понял. Я попросила салат и кофе, и он мне сейчас его принесет.
—Я тоже знаю, — сказала Анька, — йес, но, о’кей, плиз, бэби комон и ноу проблэм.
—И все? — опять спросила Инга, и ее глаза округлились, став размером с пятирублевые монетки советского образца.
—Этого достаточно, поверь мне, — ответила Анька, посмотрела на официанта и опять показала пальцем на меня.
—Сэлад энд кофе? — решил он поиграть в угадайку.
—Йеееесс, — громко сказала Анька, — и с оксфордским акцентом повторила: — Сэлад энд кофе, плиз. — И уже обращаясь к Инге: — Английский — очень простой язык!
Когда официант скрылся, Инга прикрылась салфеткой и шепотом спросила:
—И с таким английским вы собираетесь клеить местных мужиков?
—Чего ты шепчешь, — удивилась Анька, — тут же все равно по-русски никто не понимает.
—У любви свой язык, — решила соригинальничать я.
Инга взялась за голову.
—Нет никакого языка у любви! У вас ничего не получится, если вы в английском ни бельмеса.
—Как это не получится? Спорим? — сказала Анька и встала. — Вон там, видишь, сидят два мужика. Я сейчас пойду и как минимум проговорю с ними полчаса или до тех пор, пока нам не принесут еду.
—О чем ты с ними будешь говорить? Господи, я думала, что ты умней. — Инга театрально закрыла лицо руками, показывая, что она в полном шоке. — Мужчины не настолько глупы, как ты думаешь!
—Да, мы знаем! Они еще глупей, чем мы думаем, — вставила я свои пять копеек.
—Нет, дорогуша, ты ошибаешься. Для того чтобы понравиться мужчине, ты должна по крайней мере за полчаса общения хоть десять минут потратить на то, чтобы похвалить его, его маму, его одежду, его собаку...
—Так он ведь там без собаки сидит, — удивилась я и опять посмотрела в ту сторону, где сидели двое незнакомцев.
—У-у-у, — не выдержала Инга. — Идите, идите к ним. Я очень хочу посмотреть, что у вас получится.
Я резко встала, сказала «хык» и, взяв Аньку под руку, направилась к соседнему столику.
—Как будет «здрасьте» по-английски? — тихо спросила у меня Анька.
—Не помню, — так же тихо ответила я.
Когда мы подошли к столику, где сидели мужчины, Анька сделала лицо китайской фарфоровой куклы, подняла правую руку и помахала им. Я несколько раз кивнула и улыбнулась.
Мужчины ничего не понимали и только глупо улыбались.
—Туристо, — наконец вспомнила я английский.
—А-а-а, — обрадовался один из мужчин и, протянув мне руку, сказал: — Иво.
Второй тоже решил включиться в беседу:
—Алесандро.
—Лора, — ответила я, — а это Анна.
—О, Лора, Анна!
Они смотрели на нас и улыбались.
Но у меня почему-то было такое впечатление, как будто это не мы не понимаем по-английски, а они.
—Э-э... — попытался взять инициативу на себя Иво, но Алесандро его перебил и изрек:
—Che cosa?..
Мы с Анькой переглянулись.
—Чего? — спросила я. — Какая коза? Ты что-нибудь поняла?
Анька замотала головой:
—Мы русские. Ферштэйн?
В тот момент мужчины были похожи на небольшой вычислительный центр, который после нескольких алгебраических операций и обмена информацией запищал, задымился и выдал ошибку. Они опять посмотрели на нас и улыбнулись своей неповторимой наитупейшей улыбкой.
—Вод-ка. Прос-ти-тут-ки, — вдруг вспомнила Анька, чем славится наша родина.
—Руссо? — догадался Алесандро.
—Да, руссо, Путин, коммунизм, — обрадовалась Анька, что ее, наконец-то, поняли.
—Э-э... — опять что-то попытался сказать Иво, но этот гад Алесандро его опять перебил и громко сказал:
—Итальяно. — И слегка наклонил голову.
Я вздохнула, а Анька закатила глаза и сказала:
—Итальянцы, мать их!.. Бай-бай! — И, взяв меня за руку, повела к Инге.
—Ну как? Не получилось? — спросила Инга и хихикнула.
—Конечно не получилось. Они на английском совсем говорить не умеют, — возмущалась Анька.
—Они иностранцы, — добавила я.
—Да вы что? И откуда? — опять поинтересовалась Инга.
—Да итальянцы, блин.
—Шурик и Ваня, — уточнила я.
—Обожаю итальянцев, — сказала Инга и встала из-за стола. — Ждите меня здесь, никуда не уходите.
Она подошла к иностранцам, присела за их столик, они о чем-то болтали, что-то показывали на пальцах, смеялись. Потом она попросила официанта принести ее заказ за этот столик, затем начала что-то доставать из сумочки, и они смеялись, нет, они гоготали на весь ресторан.
Мы с Анькой ели свой салат, пили кофе и исподлобья следили за Ингой и ее новыми товарищами.
—Вот как это у нее получается? — спросила Анька.
—Это врожденное, — ответила я и вздохнула.
—Знаешь, мне кажется, если мы во всем будем ее слушаться, то через пару месяцев точно будем носить колечко на безымянном пальце.
—Я готова не только ее слушаться. Я готова быть ее рабыней, только чтоб в ближайшее время услышать марш Мендельсона.
—Я тоже, — ответила Анька.
Инга еще немного посидела с иностранцами, потом они обменялись телефонами, и подруга вернулась к нашему столику.
—Вы уже рассчитались?
—Нет, — промямлили мы.
Она попросила счет и так, совсем невзначай сказала:
—Заплатите только за себя. За меня уже заплачено, — она еще раз бросила взгляд на итальяшек и улыбнулась.
После ресторана мы поехали к Инге.
—Расскажи, что мы станем делать дальше, — попросила Анька.
—Значит так. Пока вы будете учить английский, я познакомлю вас с русскими мужчинами. Чтобы время зря не тратить.
—А где ты нас познакомишь?
—У нас есть русское сообщество. Раз в неделю мы встречаемся в одном клубе. Там только русские. Если не напиваться до усрачки, то это довольно скучная компания, а если прийти и тяпнуть пару стопочек водки, то все будут казаться милашками.
—А свободные мужики там есть?
—Есть. Целых три штуки! Одного зовут Геннадий. Раньше работал переводчиком, сейчас перебирает бумажки в каком-то офисе. Сразу говорю: даже не подходите. С виду очень приятный и симпатичный, на самом деле тоже вполне безобидный, но НИ-КА-КОЙ, — произнесла она по слогам.
—В каком смысле? Импотент? — спросила я.
—Почему сразу импотент? Нет, с этим у него все о’кей. Просто он балбес. Ничего не имеет и не хочет иметь в жизни. Или ждет, что все это упадет с неба. А такого не бывает.
—Понятно, — кивнула Анька, — давай дальше.
—Второй — Сергей. Ну что я могу о нем сказать? Умный он. Очень. И дом имеет, и тачка классная. И работа супер. За таким не пропадешь. Но у него есть один маленький недостаток.
—Наверное, он гей. Потому что у нормального человека не может быть столько положительных качеств, — предположила я.
—Нет, никакой он не гей. Он — еврей. Вы антисемитки?
—Нет, — ответили мы с Анькой хором.
—Ну и отлично. Он вообще-то не обрезанный, насколько я знаю.
—Ты с ним спала? — спросила я.
—Нет, конечно, бог с тобой. Запомните одно правило: нельзя спасть с мужиком, который знаком с твоим мужем.
—Нам еще до этого правила ехать и ехать, — вздохнула Анька.
—Да, это точно, — согласилась Инга. — Итак, на чем мы там остановились... да, Сергей.
—А почему это недостаток? — не поняла Анька.
—Потому что. Вот скажи мне, кто жена у бегемота?
Анька задумалась.
—Бегемотиха, наверное.
—Правильно, а крокодил кого себе выберет?
—Крокодилиху.
—Правильно. А еврей женится только на еврейке. Понятно?
—Так мы не еврейки с Анькой, — тихо сказала я и скосила глаза на свой нос, — хотя нос у меня жидовский!
—Твой нос тебе не поможет.
—Понятно, этот экземпляр нам не по зубам. И что, нет совсем никаких шансов?
—Ну почему нет? История знает несколько случаев спаривания еврея и не еврейки. Шанс всегда есть. Правда, мизерный.
—Ладно, третий кто? — спросила Анька.
—Третий — Альберт.
—О, нет. Только не Альберт, — простонала Анька.
—В чем дело? Вы знакомы? — удивилась Инга.
—У Аньки аллергия на Альбертов, — объяснила я. — Нельзя ли этого Альберта сразу задушить?
—Зачем? Он самый классный. Спокойный, уравновешенный, обеспеченный. И работа у него отличная: он почти всегда в командировках.
—Чем же это так здорово? — спросила я.
—Вот выйдешь замуж — поймешь, — ответила Инга. — Он, между прочим, доктор наук. И как раз в таком возрасте, что готов жениться хоть завтра. Время поджимает. Он постоянно ищет кого-то. Хочет иметь детей. Но он...
—Гей? — опять попыталась угадать я.
—Нет, — уже крикнула Инга. — Не гей он. Что у тебя за манечка такая?
—Она просто мечтает иметь друга-гея, — объяснила Анька.
—Зачем тебе это?
—Да что ты слушаешь ее! — обиделась я.
На самом деле это была правда.
Я всегда мечтала иметь друга-гея, чтобы он жил со своим бойфрендом по соседству. Утром он бы заезжал ко мне на своей машине, обязательно подправлял мне прическу и ругал, если бы я была без макияжа.
Потом мы бы мчались на его «BMW-Z3» за покупками. По дороге болтали бы о всякой чепухе, сигналили проезжающим машинам и во всю глотку распевали песни Элтона Джона и Принца.
Он бы мне говорил: «Выглядишь сегодня чудесно», я бы, не смущаясь, отвечала: «Спасибо». Или: «Что-то мне сегодня, подружка, не нравится, как ты выглядишь. Давай я тебе помассирую плечи» — и делал бы мне легкий массаж...
Он бы слушал со мной Колю Баскова. Он бы не курил в моем присутствии, а когда я просила бы его помочь мне приготовить ужин, он бы говорил: «Ну конечно, сядь, отдохни, я все сделаю сам», бежал на кухню и жарил рыбкув божественном соусе. Я совсем не против, чтоб он был итальянцем. Тогда бы мы с ним часами упражнялись в итальянском, он бы пел мне голосом Тото Кутуньо «Donna, donna mia» и вместо рыбы готовил спагетти с сыром.
—Все это враки! Так что там с ним не так? — я попыталась сменить тему.
—Он — еврей! — решила угадать Анька.
—И не еврей, и не гей. Он нормальный мужик, только он... большой ребенок. Рассеянный с улицы Бассейной. Про него столько анекдотов ходит! — ответила Инга и закатила глаза.
—Расскажи хоть один, — попросила я.
—Один раз он проверял уровень масла в своей старенькой машинке и забыл закрыть капот. Так и поехал на работу.
—Ну и что тут такого? — удивилась Анька. — Я даже не знаю, где этот капот открывается и закрывается.
—Нет, ты не поняла. Он его полностью открыл, понимаешь? Поднял к лобовому стеклу и так и поехал.
—Как же он дорогу видел?
—Он смотрел в щель между капотом и корпусом и только минут через пять понял, что ему не очень удобно ехать. Остановился, вышел из машины и лишь тогда увидел, что капот открыт.
—Ну, это не смертельно, — вынесла свой приговор Анька.
—А если бы тебе пришлось выбирать, когo из этих троих ты бы выбрала? — спросила я у Инги.
—Альберта, конечно.
—Из-за командировок? — поинтересовалась выбором я.
—В большей части да.
—Все понятно. И когда мы их увидим?
—Послезавтра. В понедельник.
Вечером мы с Анькой сидели, опустив ноги в бассейн, и болтали о кандидатах.
—Значит так, — сказала Анька, — давай сразу договоримся, что к Альберту я даже не подхожу. Вообще. Потому что я точно знаю, что если я подойду, меня сразу на него стошнит.
—Ага, и притянет, как к магниту.
—Тоже вполне вероятно.
—А может, это твоя судьба?
—Что «это»?
—Имя Альберт. Скажу честно, меня от самого имени уже коробит.
—Ладно, тебе и от Эдуарда было плохо. Целых три года.
—И два месяца...
—Все, хватит хандрить. У нас послезавтра очень ответственный день. Пойду поработаю немного. Я за роман уже неделю не садилась. Может, хоть что-нибудь напишу... Вдруг меня посетит вдохновение?
