От судьбы не спрячешься
– Ух ты, какая!
Ляна даже из любопытства не оглянулась, продолжая самозабвенно танцевать. Вряд ли говорят про неё – ведь сейчас все до одной девушки на площади кажутся красавицами, загадочными и оттого более притягательными. Да и парни не отстают, стремясь перещеголять друг друга яркими нарядами. Как и положено на карнавале, почти все в масках – лаконичных и роскошных, узких и скрывающих лица целиком. Лишь немногие явились с открытой скучной физиономией. Сама Ляна тоже без маски, но уж скучной её при всём желании не назвать! Тонкие изящные узоры и крошечные сверкающие камушки, приклеенные к коже безопасным клеем, делают её лицо не только эффектным, но и совершенно неузнаваемым. А ещё дорогущие цветные линзы – как же они ей идут! Где-то там, в маленькой одинокой квартирке, осталась тихая и неприметная помощница ворчливого архивариуса. Вместо неё кружится по площади прекрасная, изменчивая как волна и неуловимая как ветер чаровница в развевающемся бирюзовом платье и прозрачном покрывале на распущенных русых волосах. Узкий, под старину, обруч с височными кольцами украшают мелкие зелёные самоцветы, но им не соперничать с яркостью колдовских ярко-зелёных глаз. И даже крупный изумруд в единственном кольце на тонком девичьем пальце кажется лишь бледным отражением этих пленительных глаз. Молодых, задорных, зовущих… Впрочем, сама Ляна сознательно никого никуда звать не собирается – ни в круг, ни тем более на поцелуйные скамейки. Здесь и сейчас она счастлива тем, что её давняя мечта осуществилась. Она танцует на главной площади в ночь Всех Стихий! И никто на неё не смотрит косо, не осуждает, не запрещает… Потому что здесь все такие – весёлые и чуточку бесшабашные. Или не чуточку. Непривычная, пьянящая, волшебная атмосфера!
И какая разница, что на дорогой карнавальный наряд Ляне пришлось копить несколько месяцев. Копить, экономя на ужинах, отказывая себе в приятных мелочах и развлечениях, которых в большом городе всегда предостаточно. Подумаешь! Ради ночи Всех Стихий можно и большим пожертвовать, она того стоит!
Да, любят в народе этот праздник. Его принято отмечать непременно на улице, среди толпы, весело и открыто забавляясь и флиртуя, скрывая лица, но не намерения. Утащить танцевать понравившуюся девчонку? Запросто! Девушка против и вместо танца наградит оплеухой? Не тушуйся и хватай следующую, глядишь, она посговорчивей будет! Без драк, знамо дело, тоже не обходилось, но махали кулаками не всерьёз, а так, для пущего веселья. И целовались на специальных поцелуйных местах – выкрашенных в красный скамейках по углам площади, тоже не всерьёз, даже строгие родители позволяли подросшим чадам такую вольность. Но – только сегодня, в другой день лучше было на таких шалостях не попадаться…
А ещё любят ночь Всех Стихий за внутреннее ощущение свободы – и это несмотря на строгий запрет принимать в толпе свой стихийный облик. Зато рядиться можно кем угодно – любым зверем, любой стихией прикинуться. Заманчиво? Ещё как! Разумеется, сначала многие считали идею карнавала едва ли не святотатством, демонстративной изменой собственной, данной Изначальной стихии, но постепенно традиция прижилась и полюбилась наравне с древним праздником Новолетия. Эту короткую «измену» своей стихии оправдывали как раз тем, что, по замыслу Изначальной, нет и не может быть стихий бесполезных или чем-то отличных от других – все равны, все одинаково ей угодны и любимы. Огорчается Изначальная, что её дети-стихии порой ссорятся, конфликтуют друг с другом, не желая понять непохожих на них самих, взглянуть на мир чужими глазами. Вот для этого и придумали карнавал, эта возможность – измениться и посмотреть вокруг иначе – и легла в основу праздника. А не просто нашли лишний повод для безделья, как считали некоторые узколобые стихийники.
Сама Ляна эту идею горячо поддерживала и за возможность пустить пыль в глаза в переносном смысле ухватилась со всем энтузиазмом молодости. Потому что в прямом смысле… увы и ах, хвастаться ей было абсолютно нечем. Не её это вина, такая уж уродилась – кривобокоодарённая, как насмешливо выражался старший брат Ураган. Сам он, не в пример ей, всегда был силён, талантлив и закономерно успешен. Отличник в учёбе, продолжатель отцовского дела, бывший завидный жених, а ныне любимый муж столь же сильной, красивой и успешной Искрины. Сын у них недавно родился – как минимум, многообещающий. И младший брат Веян, хоть и не такой сильный, как Ураган, взамен всегда брал усидчивостью и старанием и в своём институте по праву считался одним из лучших студентов.
Сама же Ляна с детства чувствовала себя в семье… нет, не изгоем, конечно. Никто её в открытую стихийным обликом не попрекал, не стыдил за слабость и не сравнивал с братьями. А смысл? Чем наградила Изначальная, с тем и жить. Другое дело, что слабосилки в семье известных в крае воздушников рождались крайне редко. Детьми у них принято было гордиться и даже хвастаться, ставить в пример отпрыскам других, не столь успешных родов. И вдруг такое разочарование… Вместо сильного воздушного потока – едва заметный сквознячок, да ещё и грязный, вернее, пыльный. Неохотно признаёт её родная воздушная стихия, словно пытается выпихнуть никчёмную из своей вотчины к каменникам, родичам по матери. Так ведь и там её вторая ипостась вызывает одни презрительные насмешки. Словом, не удалась у Шквала и Хризолиты дочка, даром что пригожая и нравом спокойная. Неперспективная невеста. С этим всеобщим мнением Ляна, а вернее Пыляна, и росла.
Выросла и, к почти явной радости родни, покинула семейное гнездо. Затерялась в большом городе и начала самостоятельную жизнь. Удачно устроилась на работу в архив – уж кто-кто, а она не боялась такой «пыльной» работы. Зарплаты и данных родителями подъёмных хватало на аренду маленькой квартирки неподалёку от архива и скромную, без особых запросов, жизнь. Ляну устраивало, Ляна привычная – неприхотливая и не капризная.
– Мало таких нынче, ох, мало, – высказался как-то в своей манере её начальник, дядька Корунд. – Одобряю тебя, Пылянка, не вертихвостка ты, серьёзная девка, вежливая, уважительная. Жаль, внук мой маловат ещё, а то бы сосватал вас.
Ляна тогда сдержанно улыбнулась комплименту и сделала вид, что поверила. Болтливая уборщица, с которой они иногда вместе обедали, ещё за первую совместную трапезу радостно просветила новенькую насчёт каждого работника, благо их набиралось едва ли десяток. И то, что у Корунда старший внук чуть старше неё возрастом и холост, Ляна тогда же и узнала. Не обиделась, конечно, на слова начальника, давно отучилась на правду обижаться. Была бы сильна – так не Корунд, другие вперёд него бы сосватали, и жизнь у неё сейчас была бы совсем другая. Да ведь не только в силе дело, не все стихийники на ней зациклены. Ту же Позёмку, единственную подружку детства, взял в жёны искренне влюблённый в неё парень, сильный и богатый. На её старшую сестру, куда более завидную невесту, не польстился, отмахнулся от увещеваний – зачем, мол, рисковать будущими наследниками, вдруг такими же слабыми уродятся. Сердцем выбрал и сумел на своём настоять. Повезло Позёмке! И не только с мужем. Главным делом, с родителями повезло, они всех своих детей одинаково любили.
А она, Ляна, по-прежнему никому не нужна и не интересна... Ну и пусть.
– Потанцуем, красавица?
Кажется, Ляна уже слышала этот голос, но вопрос, без сомнения, адресован именно ей. Высокий симпатичный парень в алом костюме с узкой маской и модном белокуром парике задорно улыбается и протягивает руку. Не хватает и тащит, как иные разгорячённые кавалеры, а терпеливо ждёт ответа – воспитанный попался. Как сказала бы легкомысленная сослуживица Яшма, надо брать!
Ляна после секундной заминки кивнула головой, и через миг закружилась по площади новая пара. Один танец, другой, третий – уже не такой быстрый, под плавную красивую мелодию. До чего же хорошо! И словно стало вокруг ещё больше разлитого в воздухе волшебства. Не прежнего, безудержно-весёлого, а более тихого, нежного, пронзительного. Как робкое ещё, неуверенное предчувствие счастья… Сбудется ли оно? Ляна боялась загадывать, очень боялась. Но против воли всё глубже тонула в глубоких зелёных глазах незнакомца. Настоящих зелёных, а не как у неё. Хорошо, что цветные линзы только входят в моду и их мало кто носит. Свой, природный цвет глаз у Ляны – скучный серый. На фоне тёмно-русых, в материнскую родню, волос смотрится интересно, но – скучно. Во всяком случае, никто не пытался убедить её в обратном. Что сказал бы этот красивый парень, увидев Ляну-обычную? В сером форменном платье, гладко причёсанную… Никакую. Разительный контраст с нынешней загадочной чаровницей! Прошёл бы небось мимо и даже головы не повернул. Ничего, она ещё успеет об этом попечалиться, а сейчас нельзя, ещё целых полночи впереди! И этот самый парень настойчиво ловит её взгляд, заботливо угощает разгорячённую танцем девушку медовым квасом и отгоняет от неё других кавалеров. Один раз чуть не упустил – Ляна аж взвизгнула, когда её подхватил незнакомый дюжий детина и резво потащил к поцелуйной скамейке. Но не донёс – зеленоглазый вместе с каким-то парнем в костюме волка догнал и отобрал «добычу», когда похититель отчего-то споткнулся на ровном месте и повалился под ноги танцующим.
– Поймал!
Ляна открыла зажмуренные от испуга глаза и покрепче обняла спасителя за шею.
– Уфф, думала, он меня в лепёшку раздавит…
– Что ты, о светоч моего сердца! Я бы этого не допустил!
Её на руках донесли до ближайшей свободной скамьи. По лицу парня было видно, что ему хочется устроить девушку на собственных коленях, но после едва заметной заминки Ляна всё же оказалась усажена по-приличному.
– А в качестве награды за спасение я требую…
«Поцелуй?!» – заполошно подумала Ляна и пригляделась к скамейке – никак красная! Но нет, к счастью (или к сожалению), это была самая обычная скамейка для тех, кто хочет ненадолго отдохнуть от танцев.
– Сказать своё имя! Ты ведь светница, да? Или каменница?
Лучше б поцеловал…
Называть своё имя во время карнавала было совершенно необязательно. Хочешь остаться для случайных знакомых загадкой – пожалуйста, твоё право. Но врать, выдумывая или присваивая себе чужое имя, считалось даже не дурным тоном, а запредельным свинством. Вот потому Ляна сейчас так растерялась.
– Какая разница! Зачем тебе?
– Может, посвататься хочу!
– Дурак ты! – невольно вырвалось у неё, но парень, не обидевшись, расхохотался.
– Не отрицаю, от любви глупеют! Позволь официально представиться – Сиян. Жених хоть куда: из уважаемой семьи, мы занимаемся разработкой и производством самодвижущихся экипажей и кораблей. Меня прочат отцовым преемником, и вовсе не за красивые глаза. Словом, экземпляр я в целом положительный, о недостатках сама узнаешь в процессе общения… Если захочешь встретиться со мной снова. Я – хочу. Что скажешь?
Ляна потрясённо молчала. Не верилось, что он это всерьёз говорит, но… А вдруг? У неё нет никакого опыта в сердечных делах, но ведь у подруги так и было – любовь вспыхнула сразу, с первой встречи. Причём взаимная. Значит, Сиян (какое красивое имя!) мог так скоро в неё влюбиться? А она? Что она чувствует к нему?..
– Надеюсь, обо мне задумалась?
Парню видно, надоело ждать, но повторять вопрос он не стал. Вместо этого медленно склонился к её лицу, продолжая смотреть в глаза… А вот Ляна малодушно зажмурилась и потому могла сейчас только чувствовать. Тёплое дыхание на губах, осторожное прикосновение чужих губ, горячая мужская рука на шее под волосами – кожа там моментально покрылась мурашками. Но вот движения губ становятся настойчивее, объятия крепче, дыхания Ляне не хватает – хочется и не хочется вырваться на свободу, все её чувства в смятении… И вдруг над ухом:
– А ну, живо маску меняй!
Ляна в недоумении хлопает глазами, но давешний парень в волчьей маске уже нырнул в толпу, бросив на скамейку рядом с Сияном аляповатую горбоносую маску во всё лицо. Некрасивую такую. Но Сиян не мешкая меняет на неё свою изящную алую, которую пихает под скамейку.
– На чём мы остановились?
Ляна в ответ только фыркает, скрывая разочарование. И как, интересно, он думает продолжать целоваться с таким огромным носом? Вот же… шутник.
– Лучше скажи, что это сейчас такое было, положительный экземпляр!
Сиян неожиданно замялся, то ли не зная, как лучше объяснить этот нелепый эпизод, то ли пытаясь поубедительнее соврать. А потом глянул через её плечо и заметно вздрогнул. Ляна не успела обернуться – к ним подошли трое крепких хмурых парней. Нарядных, но слегка потрёпанных, словно они уже поучаствовали в дружеской потасовке (или не словно, или не совсем дружеской) и горели желанием продолжить.
– Может, этот? – один из них кивнул на замершего Сияна.
– Выручи… – почти беззвучно шепнул он.
И Ляна неожиданно для себя выпалила:
– Что вам надо от моего жениха?! Думаете, раз он немой, можно задирать? Вот я на вас папе пожалуюсь!
И ногой топнула. Капризно так, как девочка с первого этажа, когда мама сказала, что не купит ей вон ту дорогую куклу.
Парни переглянулись. Тот, что слева, примиряюще выставил перед собой ладонь и буркнул что-то в духе «не шуми, обознались». Ляна проводила глазами их широкие спины и повернулась к начавшему отмирать «жениху».
– Тебя искали?
– Меня.
– Может, в охрану сообщить?
– Нет-нет, это наше… ээ… семейное дело. Справимся.
– Конкуренты, что ли? Ладно, не говори. Надеюсь, они больше к нам не подойдут, но на всякий случай громко не пой и не смейся, – посоветовала Ляна. – Раз уж ты временно немой. Сама не знаю, почему это ляпнула…
– Спасибо! Это как раз то, что надо! Спасительница моя!
Сиян в порыве благодарности попытался её поцеловать, но чуть не оцарапал своим жутким носом и со вздохом отстранился.
– Ну что, я совсем всё испортил или дашь мне возможность исправиться? Потанцуем ещё?
– С удовольствием!
– Какая отходчивая девушка, повезло мне…
Они протанцевали почти до рассвета. Романтическое настроение было слегка подпорчено, у Ляны – видом нелепой маски вместо красивого лица кавалера, у Сияна – невозможностью расслабиться и разговаривать без оглядки (те трое ещё пару раз мелькали среди толпы). Но всё же праздник, все всякого сомнения, удался.
Усталые, но довольные, они медленно шли, держась за руки, по направлению к дому Ляны – Сиян настоял, что проводит её. Так же неторопливо, словно нехотя, ночная тьма уступала место серому утреннему сумраку. Новый день обещал быть пасмурным, но это никого не расстраивало, горожане честно собирались отсыпаться до самого вечера. Не все, конечно, но многие. Площадь осталась далеко позади: усталые музыканты играли из последних сил, без прежнего задора плясали лишь самые молодые и стойкие. Влюблённые оккупировали поцелуйные скамейки и уже не столько целовались, сколько дремали в обнимку, дожидаясь рассвета. Волшебство ночи таяло на глазах, но обычный суетный день ещё не вступил в свои права. Ляна наслаждалась этой недолгой предутренней тишиной, знакомыми, ещё укрытыми сумраком улицами с тёмными окнами домов и теплом крепкой мужской ладони. Непривычное ощущение близости влюблённого парня согревало лучше нарядного красного кафтана, который он, не спрашивая, набросил на её плечи.
– Ух ты, какая!
Ляна даже из любопытства не оглянулась, продолжая самозабвенно танцевать. Вряд ли говорят про неё – ведь сейчас все до одной девушки на площади кажутся красавицами, загадочными и оттого более притягательными. Да и парни не отстают, стремясь перещеголять друг друга яркими нарядами. Как и положено на карнавале, почти все в масках – лаконичных и роскошных, узких и скрывающих лица целиком. Лишь немногие явились с открытой скучной физиономией. Сама Ляна тоже без маски, но уж скучной её при всём желании не назвать! Тонкие изящные узоры и крошечные сверкающие камушки, приклеенные к коже безопасным клеем, делают её лицо не только эффектным, но и совершенно неузнаваемым. А ещё дорогущие цветные линзы – как же они ей идут! Где-то там, в маленькой одинокой квартирке, осталась тихая и неприметная помощница ворчливого архивариуса. Вместо неё кружится по площади прекрасная, изменчивая как волна и неуловимая как ветер чаровница в развевающемся бирюзовом платье и прозрачном покрывале на распущенных русых волосах. Узкий, под старину, обруч с височными кольцами украшают мелкие зелёные самоцветы, но им не соперничать с яркостью колдовских ярко-зелёных глаз. И даже крупный изумруд в единственном кольце на тонком девичьем пальце кажется лишь бледным отражением этих пленительных глаз. Молодых, задорных, зовущих… Впрочем, сама Ляна сознательно никого никуда звать не собирается – ни в круг, ни тем более на поцелуйные скамейки. Здесь и сейчас она счастлива тем, что её давняя мечта осуществилась. Она танцует на главной площади в ночь Всех Стихий! И никто на неё не смотрит косо, не осуждает, не запрещает… Потому что здесь все такие – весёлые и чуточку бесшабашные. Или не чуточку. Непривычная, пьянящая, волшебная атмосфера!
И какая разница, что на дорогой карнавальный наряд Ляне пришлось копить несколько месяцев. Копить, экономя на ужинах, отказывая себе в приятных мелочах и развлечениях, которых в большом городе всегда предостаточно. Подумаешь! Ради ночи Всех Стихий можно и большим пожертвовать, она того стоит!
Да, любят в народе этот праздник. Его принято отмечать непременно на улице, среди толпы, весело и открыто забавляясь и флиртуя, скрывая лица, но не намерения. Утащить танцевать понравившуюся девчонку? Запросто! Девушка против и вместо танца наградит оплеухой? Не тушуйся и хватай следующую, глядишь, она посговорчивей будет! Без драк, знамо дело, тоже не обходилось, но махали кулаками не всерьёз, а так, для пущего веселья. И целовались на специальных поцелуйных местах – выкрашенных в красный скамейках по углам площади, тоже не всерьёз, даже строгие родители позволяли подросшим чадам такую вольность. Но – только сегодня, в другой день лучше было на таких шалостях не попадаться…
А ещё любят ночь Всех Стихий за внутреннее ощущение свободы – и это несмотря на строгий запрет принимать в толпе свой стихийный облик. Зато рядиться можно кем угодно – любым зверем, любой стихией прикинуться. Заманчиво? Ещё как! Разумеется, сначала многие считали идею карнавала едва ли не святотатством, демонстративной изменой собственной, данной Изначальной стихии, но постепенно традиция прижилась и полюбилась наравне с древним праздником Новолетия. Эту короткую «измену» своей стихии оправдывали как раз тем, что, по замыслу Изначальной, нет и не может быть стихий бесполезных или чем-то отличных от других – все равны, все одинаково ей угодны и любимы. Огорчается Изначальная, что её дети-стихии порой ссорятся, конфликтуют друг с другом, не желая понять непохожих на них самих, взглянуть на мир чужими глазами. Вот для этого и придумали карнавал, эта возможность – измениться и посмотреть вокруг иначе – и легла в основу праздника. А не просто нашли лишний повод для безделья, как считали некоторые узколобые стихийники.
Сама Ляна эту идею горячо поддерживала и за возможность пустить пыль в глаза в переносном смысле ухватилась со всем энтузиазмом молодости. Потому что в прямом смысле… увы и ах, хвастаться ей было абсолютно нечем. Не её это вина, такая уж уродилась – кривобокоодарённая, как насмешливо выражался старший брат Ураган. Сам он, не в пример ей, всегда был силён, талантлив и закономерно успешен. Отличник в учёбе, продолжатель отцовского дела, бывший завидный жених, а ныне любимый муж столь же сильной, красивой и успешной Искрины. Сын у них недавно родился – как минимум, многообещающий. И младший брат Веян, хоть и не такой сильный, как Ураган, взамен всегда брал усидчивостью и старанием и в своём институте по праву считался одним из лучших студентов.
Сама же Ляна с детства чувствовала себя в семье… нет, не изгоем, конечно. Никто её в открытую стихийным обликом не попрекал, не стыдил за слабость и не сравнивал с братьями. А смысл? Чем наградила Изначальная, с тем и жить. Другое дело, что слабосилки в семье известных в крае воздушников рождались крайне редко. Детьми у них принято было гордиться и даже хвастаться, ставить в пример отпрыскам других, не столь успешных родов. И вдруг такое разочарование… Вместо сильного воздушного потока – едва заметный сквознячок, да ещё и грязный, вернее, пыльный. Неохотно признаёт её родная воздушная стихия, словно пытается выпихнуть никчёмную из своей вотчины к каменникам, родичам по матери. Так ведь и там её вторая ипостась вызывает одни презрительные насмешки. Словом, не удалась у Шквала и Хризолиты дочка, даром что пригожая и нравом спокойная. Неперспективная невеста. С этим всеобщим мнением Ляна, а вернее Пыляна, и росла.
Выросла и, к почти явной радости родни, покинула семейное гнездо. Затерялась в большом городе и начала самостоятельную жизнь. Удачно устроилась на работу в архив – уж кто-кто, а она не боялась такой «пыльной» работы. Зарплаты и данных родителями подъёмных хватало на аренду маленькой квартирки неподалёку от архива и скромную, без особых запросов, жизнь. Ляну устраивало, Ляна привычная – неприхотливая и не капризная.
– Мало таких нынче, ох, мало, – высказался как-то в своей манере её начальник, дядька Корунд. – Одобряю тебя, Пылянка, не вертихвостка ты, серьёзная девка, вежливая, уважительная. Жаль, внук мой маловат ещё, а то бы сосватал вас.
Ляна тогда сдержанно улыбнулась комплименту и сделала вид, что поверила. Болтливая уборщица, с которой они иногда вместе обедали, ещё за первую совместную трапезу радостно просветила новенькую насчёт каждого работника, благо их набиралось едва ли десяток. И то, что у Корунда старший внук чуть старше неё возрастом и холост, Ляна тогда же и узнала. Не обиделась, конечно, на слова начальника, давно отучилась на правду обижаться. Была бы сильна – так не Корунд, другие вперёд него бы сосватали, и жизнь у неё сейчас была бы совсем другая. Да ведь не только в силе дело, не все стихийники на ней зациклены. Ту же Позёмку, единственную подружку детства, взял в жёны искренне влюблённый в неё парень, сильный и богатый. На её старшую сестру, куда более завидную невесту, не польстился, отмахнулся от увещеваний – зачем, мол, рисковать будущими наследниками, вдруг такими же слабыми уродятся. Сердцем выбрал и сумел на своём настоять. Повезло Позёмке! И не только с мужем. Главным делом, с родителями повезло, они всех своих детей одинаково любили.
А она, Ляна, по-прежнему никому не нужна и не интересна... Ну и пусть.
– Потанцуем, красавица?
Кажется, Ляна уже слышала этот голос, но вопрос, без сомнения, адресован именно ей. Высокий симпатичный парень в алом костюме с узкой маской и модном белокуром парике задорно улыбается и протягивает руку. Не хватает и тащит, как иные разгорячённые кавалеры, а терпеливо ждёт ответа – воспитанный попался. Как сказала бы легкомысленная сослуживица Яшма, надо брать!
Ляна после секундной заминки кивнула головой, и через миг закружилась по площади новая пара. Один танец, другой, третий – уже не такой быстрый, под плавную красивую мелодию. До чего же хорошо! И словно стало вокруг ещё больше разлитого в воздухе волшебства. Не прежнего, безудержно-весёлого, а более тихого, нежного, пронзительного. Как робкое ещё, неуверенное предчувствие счастья… Сбудется ли оно? Ляна боялась загадывать, очень боялась. Но против воли всё глубже тонула в глубоких зелёных глазах незнакомца. Настоящих зелёных, а не как у неё. Хорошо, что цветные линзы только входят в моду и их мало кто носит. Свой, природный цвет глаз у Ляны – скучный серый. На фоне тёмно-русых, в материнскую родню, волос смотрится интересно, но – скучно. Во всяком случае, никто не пытался убедить её в обратном. Что сказал бы этот красивый парень, увидев Ляну-обычную? В сером форменном платье, гладко причёсанную… Никакую. Разительный контраст с нынешней загадочной чаровницей! Прошёл бы небось мимо и даже головы не повернул. Ничего, она ещё успеет об этом попечалиться, а сейчас нельзя, ещё целых полночи впереди! И этот самый парень настойчиво ловит её взгляд, заботливо угощает разгорячённую танцем девушку медовым квасом и отгоняет от неё других кавалеров. Один раз чуть не упустил – Ляна аж взвизгнула, когда её подхватил незнакомый дюжий детина и резво потащил к поцелуйной скамейке. Но не донёс – зеленоглазый вместе с каким-то парнем в костюме волка догнал и отобрал «добычу», когда похититель отчего-то споткнулся на ровном месте и повалился под ноги танцующим.
– Поймал!
Ляна открыла зажмуренные от испуга глаза и покрепче обняла спасителя за шею.
– Уфф, думала, он меня в лепёшку раздавит…
– Что ты, о светоч моего сердца! Я бы этого не допустил!
Её на руках донесли до ближайшей свободной скамьи. По лицу парня было видно, что ему хочется устроить девушку на собственных коленях, но после едва заметной заминки Ляна всё же оказалась усажена по-приличному.
– А в качестве награды за спасение я требую…
«Поцелуй?!» – заполошно подумала Ляна и пригляделась к скамейке – никак красная! Но нет, к счастью (или к сожалению), это была самая обычная скамейка для тех, кто хочет ненадолго отдохнуть от танцев.
– Сказать своё имя! Ты ведь светница, да? Или каменница?
Лучше б поцеловал…
Называть своё имя во время карнавала было совершенно необязательно. Хочешь остаться для случайных знакомых загадкой – пожалуйста, твоё право. Но врать, выдумывая или присваивая себе чужое имя, считалось даже не дурным тоном, а запредельным свинством. Вот потому Ляна сейчас так растерялась.
– Какая разница! Зачем тебе?
– Может, посвататься хочу!
– Дурак ты! – невольно вырвалось у неё, но парень, не обидевшись, расхохотался.
– Не отрицаю, от любви глупеют! Позволь официально представиться – Сиян. Жених хоть куда: из уважаемой семьи, мы занимаемся разработкой и производством самодвижущихся экипажей и кораблей. Меня прочат отцовым преемником, и вовсе не за красивые глаза. Словом, экземпляр я в целом положительный, о недостатках сама узнаешь в процессе общения… Если захочешь встретиться со мной снова. Я – хочу. Что скажешь?
Ляна потрясённо молчала. Не верилось, что он это всерьёз говорит, но… А вдруг? У неё нет никакого опыта в сердечных делах, но ведь у подруги так и было – любовь вспыхнула сразу, с первой встречи. Причём взаимная. Значит, Сиян (какое красивое имя!) мог так скоро в неё влюбиться? А она? Что она чувствует к нему?..
– Надеюсь, обо мне задумалась?
Парню видно, надоело ждать, но повторять вопрос он не стал. Вместо этого медленно склонился к её лицу, продолжая смотреть в глаза… А вот Ляна малодушно зажмурилась и потому могла сейчас только чувствовать. Тёплое дыхание на губах, осторожное прикосновение чужих губ, горячая мужская рука на шее под волосами – кожа там моментально покрылась мурашками. Но вот движения губ становятся настойчивее, объятия крепче, дыхания Ляне не хватает – хочется и не хочется вырваться на свободу, все её чувства в смятении… И вдруг над ухом:
– А ну, живо маску меняй!
Ляна в недоумении хлопает глазами, но давешний парень в волчьей маске уже нырнул в толпу, бросив на скамейку рядом с Сияном аляповатую горбоносую маску во всё лицо. Некрасивую такую. Но Сиян не мешкая меняет на неё свою изящную алую, которую пихает под скамейку.
– На чём мы остановились?
Ляна в ответ только фыркает, скрывая разочарование. И как, интересно, он думает продолжать целоваться с таким огромным носом? Вот же… шутник.
– Лучше скажи, что это сейчас такое было, положительный экземпляр!
Сиян неожиданно замялся, то ли не зная, как лучше объяснить этот нелепый эпизод, то ли пытаясь поубедительнее соврать. А потом глянул через её плечо и заметно вздрогнул. Ляна не успела обернуться – к ним подошли трое крепких хмурых парней. Нарядных, но слегка потрёпанных, словно они уже поучаствовали в дружеской потасовке (или не словно, или не совсем дружеской) и горели желанием продолжить.
– Может, этот? – один из них кивнул на замершего Сияна.
– Выручи… – почти беззвучно шепнул он.
И Ляна неожиданно для себя выпалила:
– Что вам надо от моего жениха?! Думаете, раз он немой, можно задирать? Вот я на вас папе пожалуюсь!
И ногой топнула. Капризно так, как девочка с первого этажа, когда мама сказала, что не купит ей вон ту дорогую куклу.
Парни переглянулись. Тот, что слева, примиряюще выставил перед собой ладонь и буркнул что-то в духе «не шуми, обознались». Ляна проводила глазами их широкие спины и повернулась к начавшему отмирать «жениху».
– Тебя искали?
– Меня.
– Может, в охрану сообщить?
– Нет-нет, это наше… ээ… семейное дело. Справимся.
– Конкуренты, что ли? Ладно, не говори. Надеюсь, они больше к нам не подойдут, но на всякий случай громко не пой и не смейся, – посоветовала Ляна. – Раз уж ты временно немой. Сама не знаю, почему это ляпнула…
– Спасибо! Это как раз то, что надо! Спасительница моя!
Сиян в порыве благодарности попытался её поцеловать, но чуть не оцарапал своим жутким носом и со вздохом отстранился.
– Ну что, я совсем всё испортил или дашь мне возможность исправиться? Потанцуем ещё?
– С удовольствием!
– Какая отходчивая девушка, повезло мне…
Они протанцевали почти до рассвета. Романтическое настроение было слегка подпорчено, у Ляны – видом нелепой маски вместо красивого лица кавалера, у Сияна – невозможностью расслабиться и разговаривать без оглядки (те трое ещё пару раз мелькали среди толпы). Но всё же праздник, все всякого сомнения, удался.
Усталые, но довольные, они медленно шли, держась за руки, по направлению к дому Ляны – Сиян настоял, что проводит её. Так же неторопливо, словно нехотя, ночная тьма уступала место серому утреннему сумраку. Новый день обещал быть пасмурным, но это никого не расстраивало, горожане честно собирались отсыпаться до самого вечера. Не все, конечно, но многие. Площадь осталась далеко позади: усталые музыканты играли из последних сил, без прежнего задора плясали лишь самые молодые и стойкие. Влюблённые оккупировали поцелуйные скамейки и уже не столько целовались, сколько дремали в обнимку, дожидаясь рассвета. Волшебство ночи таяло на глазах, но обычный суетный день ещё не вступил в свои права. Ляна наслаждалась этой недолгой предутренней тишиной, знакомыми, ещё укрытыми сумраком улицами с тёмными окнами домов и теплом крепкой мужской ладони. Непривычное ощущение близости влюблённого парня согревало лучше нарядного красного кафтана, который он, не спрашивая, набросил на её плечи.
