- Господин городовой, подите сюды! До вас опять похабник припёрси! – перекрывая возражения, звонко прокричал «таможенник».
Матвею недвусмысленно указали отойти вправо и не задерживать толпу, и так сплошной затор. Он пожал плечами, взял коня под уздцы и послушно направился куда велено. «Родня» переглянулась и потопала за ним.
- Не слышали? Местные свободны, - буркнул Быков.
- Слышали, не глухие. Постоим да и дальше пойдём, а то чё-то умаялись, - в своей манере отозвалась Яга.
- А я сказал, валите давайте! – угрожающе зашептал Матвей. И даже кулаком потряс, для наглядности.
Ага, впечатлил, держи карман! Кузька с матерью переглянулись и дружно фыркнули.
- Сивко, ну хоть ты будь поумней! – потеряв всякое терпение, воззвал Мотя. – Шевели копытами, живо! Потом я вас найду, обещаю. Объясни ты этим баранам, вдруг им опасно со мной находиться? Они ж тоже ничего не знают, а мало ли всех пришлых тут велено на месте казнить без суда и следствия?!
- Дядя Мотя, ты как хочешь, но мы всё равно не уйдём!
(«О. Снова «дядя?»)
- А с чего бы это такие подозрения?
Он резко развернулся на незнакомый голос и увидел перед собой низкорослого хрупкого парня в забавном одеянии: широченный шёлковый халат перехвачен чёрным поясом, к ногам словно две скамейки примотаны, а на голове вообще порнография – длинный, до лопаток, красный колпак с помпоном. На завязочках.
- Говорю же, я по вашим обычаям не спец, вдруг да у вас в столице расизм процветает, или боитесь, что я заразный, - пожал плечами Быков.
- А он не заразный, честно-честно! – вякнул сзади Кузька.
Парнишка лукаво улыбнулся и приставил ко лбу два пальца. – Камуто Хировато!
- Ээ… сочувствую, - осторожно отозвался Матвей. – Но я здесь ни при чём. Я только приехал, стража подтвердит!
«Буратино» расхохотался, отчего его и без того узкие глаза превратились в щёлочки.
- Штирлиц, вы провалили задание! Это моё имя!!
- В смысле??
- В прямом! Сколько лет работаю с попаданцами, и каждый, ну каждый, только так реагирует! Ни одного исключения! Бедная моя мама, эх…
Он вытер глаза широким рукавом и слегка поклонился, прижав руки к груди.
- Приветствую пришельца в славном городе Едрит-Мадрите! Можете называть меня Каму-кун. А то так и будете ржать, как лошадь…
- Спасибо, но я вообще-то стою молчу, - не удержался Матвей. Сивко за его спиной согласно фыркнул – и я, мол, тоже. А вот вы! – А вот вы… Японский городовой! – вдруг осенило его. – Блин-компот, а я-то сразу не допёр! Офигеть!
Тревога за свою дальнейшую судьбу как-то разом ослабла: не верилось, что этот смешливый «гномик» на самом деле – непримиримый и грозный истребитель попаданцев.
- Быков Матвей Сергеевич, сокращайте как хотите.
- Рад познакомиться!
Городовой отвёл Мотю ещё подальше в сторону, к своей будке. Она притулилась сразу за забором и была обставлена весьма скромно, в духе того самого японского минимализма. Каму-кун посадил Быкова заполнять обязательную анкету и попутно стал активно расспрашивать о его здешних приключениях. «Для третьего сборника рассказов, народ обожает читать про попаданцев!» Матвей отвечал кратко – ему хотелось побыстрей разделаться с формальностями и, коль никто его арестовывать и уличать во всех сказявских бедах не собирается, свалить, наконец, в город. Причём не достопримечательностями любоваться, а нормальный постоялый двор найти, налопаться как следует да и задрыхнуть. И Кузька с матерью уже замаялись его ждать…
Городовой оказался человеком проницательным и тактичным. Особо задерживать его не стал и даже посоветовал хорошую и недорогую гостиницу неподалёку – да, в городе эти заведения назывались вполне современно.
Взглянув на часы – к изумлению Моти, тоже исключительно современные, как раз японские и очень дорогие – Каму-кун объявил, что его рабочий день закончен, и любезно предложил проводить их до места. Путники с энтузиазмом закивали. Дорогой Матвей успел скорешиться с «господином начальником» и удовлетворить в отношении него своё собственное любопытство. Выяснилось, к примеру, что Кам – единственный на всю округу натуральный японец, больше таких, как он, в Сказяви нет. Женат, естественно, на русской, и очень счастлив в браке. Жена – умница-красавица, ласковая и послушная, звереет только тогда, когда он случайно коверкает её имя. Такое, увы, иногда бывает, и тогда Прасковья, пользуясь своим подавляющим превосходством в весе, напоминает благоверному, что она именно Праша, ну или Прашечка, без вариантов и лишних букв. Часы – да, конечно, самые что ни на есть японские, попаданец подарил, прикольный был пацан. Хотя все похабники, как их тут называют, люди весёлые. Иной раз подолгу в столице живут, но потом всё равно исчезают – не иначе, на родину возвращаются. Стало быть, волноваться незачем, и он, Матвей, вернётся. Это правильно, что он сюда пришёл. Молва не врёт, помочь ему может только Хрен, причём Главный. Он действительно самый умный в Сказяви. Помимо него, есть у них ещё два Хрена, тому родня, но интеллектом куда скромнее: один старый уже, наполовину в маразме (по прозванью Лысый), а второй, Хрен-с-горы, наоборот, мелкий ещё. Поумнеет, когда подрастёт, то есть не раньше, чем лет через десять-пятнадцать, пока он Главному не конкурент.
- Попасть к нему можно запросто, больших очередей на приём нет. Почему? Так простой народ с ним связываться не хочет; говорят, он настолько мудрёные советы даёт, что без поллитры не разберёшься. Ну а с поллитрой, сам понимаешь, они уже всё по-своему делают. Что ты хочешь, суеверий всяких глупых даже в столице предостаточно. Лично я Хрена крепко уважаю, голова-мужик! Так что ты не тяни, завтра с утра приходи на Главную площадь, тебе её любой укажет. Ума палата – самая высокая, в ней Хрен и заседает. Сейчас уже поздно, приёмные часы закончились… Ох, ты ж! Совсем забыл! – хлопнул себя по лбу городовой. – Мы же с Прашечкой на «Дурь-два» идём! Ну, в Ёперный театр, премьера сегодня, сам автор выступать будет. Побежал я!
- А гостиница?..
- Да вот она, пришли как раз! – отмахнулся японский городовой и, сверкая «скамейками», стремительно понёсся дальше по улице. Видать, «ласковая и послушная» Прашечка сильно не любила, когда её благоверный задерживался с работы…
- А что такое «Дурь-два»? – глядя ему вслед, спросил Кузька.
Матвей собрался ответить, что понятия не имеет, но тут зацепил взглядом стоящий неподалёку большой рекламный щит. В сказявских реалиях он наверняка назывался как-то по-другому, но смысл был тот же: завлечь и втюхать. Грамотным - расписать, неграмотным – разрисовать, чтоб впечатлились и заставили прочесть, куда надобно бечь за очередным чудом. Данное рекламное место явно принадлежало Ёперному театру.
- Спектакля «три в одном»! Купил билетик раз, сходил целых три! День первый – «Дурь: Начало», режиссёр – Первая голова Змея Горыныча. День второй – «Дурь: Восстание телег», режиссёр – вторая голова Змея Горыныча. День третий – «Дурь: Первая кровь» (еротика, детям до 16-ти вход запрещён!), режиссёр – третья голова Змея Горыныча. В конце каждой спектакли – встреча с автором! Спешите!!
- То-то он так понёсся, - завистливо вздохнул Кузька. – Я бы тоже хотел на бешеные телеги посмотреть…
- Успеешь ещё, - Матвей привычно потрепал его по голове, и мальчишка не стал отстраняться. – Вместе сходим, думаю, другие постановки тут не менее дурацкие… в смысле, достойные. А сейчас надо поскорей заселяться, ужинать и спать. Возражения есть? Возражений нет!
Гостиница «У бабки и дедки» была небольшая, но уютная, и что немаловажно – с собственной парковкой, то есть конюшней. Свободные номера имелись, и они привычно заняли две соседние комнаты. Дальше всё строго по плану: сытный ужин и по кроватям, с одним только «лирическим» отступлением на скорую помывку и постирушку. Яга, ухмыляясь, предложила Моте поручить стирку ей и была с возмущением отвергнута.
- Свои трусы никому не доверю!
- Эх, жестокий ты мужик, Быков! Лишил меня главного женского удовольствия. Теперича и не засну с расстройства… Ну дай хоть носки понюхать!
«Вот же язва!»
- Не отвяжешься – дам!
- Молчу-молчу… Изверг.
Богатырский сон сморил Матвея сразу после меткого попадания головы в подушку. И продлился он… увы, в очередной раз совсем недолго. И всё из-за Яги!
К сожалению, её печаль о трусах была здесь совершенно ни при чём...
- Мотя, вставай! Мотенька… Да проснись ты, зараза!! Ну, пожалуйста…
Быков резко сел на кровати и затряс головой, одновременно пытаясь унять сердцебиение. Нет, это уже ни в какие ворота не лезет! Ему как раз такой сон снился, про женщину-мечту, а тут… Женщина-язва с очередной напастью. Клопы их там, что ли, закусали?
Матвей остервенело потёр глаза и рявкнул на Ягу, которая, похоже, вознамерилась придать ему ускорение и самолично вытащить из-под одеяла. А у него трусы сушатся!
- Чего случилось-то?? Говори нормально!
- Бабайка опять к Кузе пришёл… Только ты его прогнать сможешь… Мотенька, что хочешь для тебя сделаю, только помоги!
Само собой, Матвей толком ничего не понял. Но встревожился. Судя по голосу, Яга была сейчас на грани истерики, что было ей не свойственно. Значит, дело и вправду серьёзное. Неужели кто-то вломился к ним комнату и обижает ребёнка?!
Мотя поспешно нырнул в штаны, обуваться не стал, зато прихватил попавшую на глаза колченогую табуретку – мало ли в кого швырнуть потребуется. Ногой распахнул дверь в соседнюю комнату… И невольно замер на пороге.
Полная луна висела над самым окном, освещая сжавшегося в уголке кровати Кузьку. Мальчишка трясся и беззвучно рыдал от страха, глядя на медленно подступающее к нему чудовище. Вообще-то на Мотин вкус это было скорее чудо-юдо, только не в перьях, а в шерсти. Выглядело оно скорее несуразно, чем страшно: ну, когти, ну, зубы – так в земных ужастиках они куда внушительнее. То ли мультяшный мутант, то ли сильно заросший и вконец охамевший медведь-шатун.
Но бедный рыжик земных фильмов не смотрел и буквально оцепенел от ужаса. Маленький беззащитный кролик перед удавом… У Матвея аж сердце ёкнуло от жалости.
В следующую секунду табуретка прицельно полетела в голову страшилища. И… с грохотом врезалась в пол, не встретив никакого сопротивления.
- Что за?!
- Так морок это, Мотенька, - тихо всхлипнула за спиной Яга. – Каждый месяц хоть раз к нему приходит, пугает, окаянный, а я сделать ничего не могу…
- А я? Ты сказала…
- Да, ты – можешь. Один только способ есть Бабайку прогнать - глупый, но всегда действует…
- Какой? Пасть ему порвать? Мехом внутрь вывернуть? Так это я запросто, это я с удовольствием!
- Нет, Матвей, ему ничего не сделается. Это же морок… Тебе надо…
- Ну, говори уже, чего мнёшься!! – разозлился Быков. – Хочешь, чтобы сын от страха заикой стал?!
- Поцелуй меня…
Матвей резко развернулся, едва сдерживая зуд в кулаках. Тут с её ребёнком такое творится, а эта дурная баба!..
«Дурная баба», оказывается, тоже умела плакать молча. Выходит, никакая это не идиотская шутка… Додумывать мысль Мотя не стал. Рывком подтянул к себе женщину, облапал, за что подвернулось, и сделал то, о чём она попросила. От злости – на ситуацию, на неё и на себя заодно – поцелуй получился не слишком нежный. Скорее даже грубый. Матвей смял безропотные мягкие губы, втянул в себя, едва не прихватывая зубами, язык по-хозяйски вторгся на сданную без боя территорию…
Как-то незаметно злость иссякла. Завоеватель увлёкся, а потом и вовсе перестал думать о посторонних вещах. Даже о Кузьке. Потерялся во времени, наслаждаясь податливым мягким телом в своих руках, запахом, вкусом... Какая сладкая...
Женщина опомнилась первая. Зашевелилась, попыталась отстраниться, вывернуться из его объятий. Смешная. Кто ей даст?! Матвей недовольно замычал и снова потянулся к её губам.
Соображалка включилась резко, как лампочка. Быков распахнул глаза и в полном офигении уставился на растрёпанную, запыхавшуюся Ягу.
- Что за?..
Умный вопрос, да. Окстись, Мотя, это всё та же язва с крючковатым носом и тощенькими мочальными косами, забыл?! Ну и пусть фигура под балахонистым сарафаном оказались неожиданно приятной на ощупь, пусть от этого поцелуя у тебя только чудом не снесло крышу… Но… Это же она! Ведь так?
- Ппрости…
Кажется, они сказали это одновременно. И так же дружно обернулись на нетвёрдый тонкий голосок.
- Мам… А чего это вы делаете?
- Кузенька!!
Женщина рванулась к сыну, Матвей плюхнулся на кровать следом за ней и обнял их обоих разом.
- Сынок, ты как, в порядке?? А куда чудо-юдо подевалось?
- Какое чудо?
- Да это дядя Мотя шутит, не обращай внимания, - сделала «страшные» глаза Яга. – Помнишь, я говорила, бывает, что ты во сне повизгиваешь, как свинка? Наверное, снится, что ты поросёночком стал и по двору бегаешь, хи-хи-хи… А Матвей-то этого не знал, вот и зашёл посмотреть, в чём дело. Я ему всё обсказала, тебя разбудила, чтобы другие постояльцы на нас не нажаловались. А сейчас быстренько на другой бочок – и спать!
- А вдруг мне опять свинки приснятся?
- Во второй раз не приснятся, уж поверь мне. Давай, закрывай глазки и спи! Дядя Мотя уже уходит…
- Дядя Мотя ждёт тётю Мотю у себя, с объяснениями, - с нажимом сказал тот.
Яга поняла, что отвертеться не получится, и со вздохом кивнула.
Уходя, Матвей слышал сонный голос Кузьки, который пытался выяснить у матери, на самом деле они целовались, или это тоже ему приснилось. Ухмыльнулся и не стал ждать «правдивого» ответа, и так всё понятно.
Яга пришла довольно скоро. Матвей только успел натянуть футболку, заправить постель и слегка привести в порядок растрёпанные мысли. Именно что слегка… Вот почему бурно обрадовался, увидев в её руках поднос с запотевшим стеклянным графином, парой толстых ломтей ржаного хлеба и миской солёных огурцов. Как кстати!
Стопок тоже было две. Не дожидаясь Моти, женщина набулькала себе духмяной «слезы» до самых краёв, выдохнула в сторону и залпом выпила. Даже не поморщилась! Под уважительным взглядом Быкова с хрустом откусила от огурца и только тогда тяжело плюхнулась на единственную табуретку.
Матвей последовал её примеру, сцапал с подноса «бутерброд» с огурцом и снова устроился на кровати.
Помолчали.
- Ну что, не знаешь, с чего начать? Давай с главного, что ли. С какого перепугу к Кузьке это чмо лохматое является? Что он такого сделал, кому насолил? Ведь дитё ещё совсем, ума нет, ну, нахулиганил, так что, за это на него этакую пакость насылать надо? Тем более каждый месяц… Так ведь и чокнуться недолго!
- В этом ему повезло, - вздохнула Яга. – Нервенная система устойчивая. Как исчезнет Бабайка, Кузенька у меня быстро отрубается и наутро уже ничего не помнит. Зато я помню… Сама не знаю, как не поседела ещё, смотреть, как он убивается.
- Да с чего напасть-то такая?! Сглазил вас, что ли, кто?
Она горько улыбнулась и наконец подняла голову, оторвав взгляд от наполовину раскрошенной горбушки.
- В точку, Матвей. Сглазил.
- И кто этот будущий покойник?
Кузькина мать неожиданно расхохоталась.
- Спасибо, Матвеюшка! Да только ему все угрозы давно до одного места. Потому как он покойник и есть, своими же собственными стараниями. Злыдень Проклятович Гадин, известный в прошлом чёрный колдун. Ну и по совместительству мой муж.
Мотина челюсть немедленно понеслась в направлении пола.
Матвею недвусмысленно указали отойти вправо и не задерживать толпу, и так сплошной затор. Он пожал плечами, взял коня под уздцы и послушно направился куда велено. «Родня» переглянулась и потопала за ним.
- Не слышали? Местные свободны, - буркнул Быков.
- Слышали, не глухие. Постоим да и дальше пойдём, а то чё-то умаялись, - в своей манере отозвалась Яга.
- А я сказал, валите давайте! – угрожающе зашептал Матвей. И даже кулаком потряс, для наглядности.
Ага, впечатлил, держи карман! Кузька с матерью переглянулись и дружно фыркнули.
- Сивко, ну хоть ты будь поумней! – потеряв всякое терпение, воззвал Мотя. – Шевели копытами, живо! Потом я вас найду, обещаю. Объясни ты этим баранам, вдруг им опасно со мной находиться? Они ж тоже ничего не знают, а мало ли всех пришлых тут велено на месте казнить без суда и следствия?!
- Дядя Мотя, ты как хочешь, но мы всё равно не уйдём!
(«О. Снова «дядя?»)
- А с чего бы это такие подозрения?
Он резко развернулся на незнакомый голос и увидел перед собой низкорослого хрупкого парня в забавном одеянии: широченный шёлковый халат перехвачен чёрным поясом, к ногам словно две скамейки примотаны, а на голове вообще порнография – длинный, до лопаток, красный колпак с помпоном. На завязочках.
- Говорю же, я по вашим обычаям не спец, вдруг да у вас в столице расизм процветает, или боитесь, что я заразный, - пожал плечами Быков.
- А он не заразный, честно-честно! – вякнул сзади Кузька.
Парнишка лукаво улыбнулся и приставил ко лбу два пальца. – Камуто Хировато!
- Ээ… сочувствую, - осторожно отозвался Матвей. – Но я здесь ни при чём. Я только приехал, стража подтвердит!
«Буратино» расхохотался, отчего его и без того узкие глаза превратились в щёлочки.
- Штирлиц, вы провалили задание! Это моё имя!!
- В смысле??
- В прямом! Сколько лет работаю с попаданцами, и каждый, ну каждый, только так реагирует! Ни одного исключения! Бедная моя мама, эх…
Он вытер глаза широким рукавом и слегка поклонился, прижав руки к груди.
- Приветствую пришельца в славном городе Едрит-Мадрите! Можете называть меня Каму-кун. А то так и будете ржать, как лошадь…
- Спасибо, но я вообще-то стою молчу, - не удержался Матвей. Сивко за его спиной согласно фыркнул – и я, мол, тоже. А вот вы! – А вот вы… Японский городовой! – вдруг осенило его. – Блин-компот, а я-то сразу не допёр! Офигеть!
Тревога за свою дальнейшую судьбу как-то разом ослабла: не верилось, что этот смешливый «гномик» на самом деле – непримиримый и грозный истребитель попаданцев.
- Быков Матвей Сергеевич, сокращайте как хотите.
- Рад познакомиться!
Городовой отвёл Мотю ещё подальше в сторону, к своей будке. Она притулилась сразу за забором и была обставлена весьма скромно, в духе того самого японского минимализма. Каму-кун посадил Быкова заполнять обязательную анкету и попутно стал активно расспрашивать о его здешних приключениях. «Для третьего сборника рассказов, народ обожает читать про попаданцев!» Матвей отвечал кратко – ему хотелось побыстрей разделаться с формальностями и, коль никто его арестовывать и уличать во всех сказявских бедах не собирается, свалить, наконец, в город. Причём не достопримечательностями любоваться, а нормальный постоялый двор найти, налопаться как следует да и задрыхнуть. И Кузька с матерью уже замаялись его ждать…
Городовой оказался человеком проницательным и тактичным. Особо задерживать его не стал и даже посоветовал хорошую и недорогую гостиницу неподалёку – да, в городе эти заведения назывались вполне современно.
Взглянув на часы – к изумлению Моти, тоже исключительно современные, как раз японские и очень дорогие – Каму-кун объявил, что его рабочий день закончен, и любезно предложил проводить их до места. Путники с энтузиазмом закивали. Дорогой Матвей успел скорешиться с «господином начальником» и удовлетворить в отношении него своё собственное любопытство. Выяснилось, к примеру, что Кам – единственный на всю округу натуральный японец, больше таких, как он, в Сказяви нет. Женат, естественно, на русской, и очень счастлив в браке. Жена – умница-красавица, ласковая и послушная, звереет только тогда, когда он случайно коверкает её имя. Такое, увы, иногда бывает, и тогда Прасковья, пользуясь своим подавляющим превосходством в весе, напоминает благоверному, что она именно Праша, ну или Прашечка, без вариантов и лишних букв. Часы – да, конечно, самые что ни на есть японские, попаданец подарил, прикольный был пацан. Хотя все похабники, как их тут называют, люди весёлые. Иной раз подолгу в столице живут, но потом всё равно исчезают – не иначе, на родину возвращаются. Стало быть, волноваться незачем, и он, Матвей, вернётся. Это правильно, что он сюда пришёл. Молва не врёт, помочь ему может только Хрен, причём Главный. Он действительно самый умный в Сказяви. Помимо него, есть у них ещё два Хрена, тому родня, но интеллектом куда скромнее: один старый уже, наполовину в маразме (по прозванью Лысый), а второй, Хрен-с-горы, наоборот, мелкий ещё. Поумнеет, когда подрастёт, то есть не раньше, чем лет через десять-пятнадцать, пока он Главному не конкурент.
- Попасть к нему можно запросто, больших очередей на приём нет. Почему? Так простой народ с ним связываться не хочет; говорят, он настолько мудрёные советы даёт, что без поллитры не разберёшься. Ну а с поллитрой, сам понимаешь, они уже всё по-своему делают. Что ты хочешь, суеверий всяких глупых даже в столице предостаточно. Лично я Хрена крепко уважаю, голова-мужик! Так что ты не тяни, завтра с утра приходи на Главную площадь, тебе её любой укажет. Ума палата – самая высокая, в ней Хрен и заседает. Сейчас уже поздно, приёмные часы закончились… Ох, ты ж! Совсем забыл! – хлопнул себя по лбу городовой. – Мы же с Прашечкой на «Дурь-два» идём! Ну, в Ёперный театр, премьера сегодня, сам автор выступать будет. Побежал я!
- А гостиница?..
- Да вот она, пришли как раз! – отмахнулся японский городовой и, сверкая «скамейками», стремительно понёсся дальше по улице. Видать, «ласковая и послушная» Прашечка сильно не любила, когда её благоверный задерживался с работы…
- А что такое «Дурь-два»? – глядя ему вслед, спросил Кузька.
Матвей собрался ответить, что понятия не имеет, но тут зацепил взглядом стоящий неподалёку большой рекламный щит. В сказявских реалиях он наверняка назывался как-то по-другому, но смысл был тот же: завлечь и втюхать. Грамотным - расписать, неграмотным – разрисовать, чтоб впечатлились и заставили прочесть, куда надобно бечь за очередным чудом. Данное рекламное место явно принадлежало Ёперному театру.
- Спектакля «три в одном»! Купил билетик раз, сходил целых три! День первый – «Дурь: Начало», режиссёр – Первая голова Змея Горыныча. День второй – «Дурь: Восстание телег», режиссёр – вторая голова Змея Горыныча. День третий – «Дурь: Первая кровь» (еротика, детям до 16-ти вход запрещён!), режиссёр – третья голова Змея Горыныча. В конце каждой спектакли – встреча с автором! Спешите!!
- То-то он так понёсся, - завистливо вздохнул Кузька. – Я бы тоже хотел на бешеные телеги посмотреть…
- Успеешь ещё, - Матвей привычно потрепал его по голове, и мальчишка не стал отстраняться. – Вместе сходим, думаю, другие постановки тут не менее дурацкие… в смысле, достойные. А сейчас надо поскорей заселяться, ужинать и спать. Возражения есть? Возражений нет!
Гостиница «У бабки и дедки» была небольшая, но уютная, и что немаловажно – с собственной парковкой, то есть конюшней. Свободные номера имелись, и они привычно заняли две соседние комнаты. Дальше всё строго по плану: сытный ужин и по кроватям, с одним только «лирическим» отступлением на скорую помывку и постирушку. Яга, ухмыляясь, предложила Моте поручить стирку ей и была с возмущением отвергнута.
- Свои трусы никому не доверю!
- Эх, жестокий ты мужик, Быков! Лишил меня главного женского удовольствия. Теперича и не засну с расстройства… Ну дай хоть носки понюхать!
«Вот же язва!»
- Не отвяжешься – дам!
- Молчу-молчу… Изверг.
Богатырский сон сморил Матвея сразу после меткого попадания головы в подушку. И продлился он… увы, в очередной раз совсем недолго. И всё из-за Яги!
К сожалению, её печаль о трусах была здесь совершенно ни при чём...
- Мотя, вставай! Мотенька… Да проснись ты, зараза!! Ну, пожалуйста…
Быков резко сел на кровати и затряс головой, одновременно пытаясь унять сердцебиение. Нет, это уже ни в какие ворота не лезет! Ему как раз такой сон снился, про женщину-мечту, а тут… Женщина-язва с очередной напастью. Клопы их там, что ли, закусали?
Матвей остервенело потёр глаза и рявкнул на Ягу, которая, похоже, вознамерилась придать ему ускорение и самолично вытащить из-под одеяла. А у него трусы сушатся!
- Чего случилось-то?? Говори нормально!
- Бабайка опять к Кузе пришёл… Только ты его прогнать сможешь… Мотенька, что хочешь для тебя сделаю, только помоги!
Само собой, Матвей толком ничего не понял. Но встревожился. Судя по голосу, Яга была сейчас на грани истерики, что было ей не свойственно. Значит, дело и вправду серьёзное. Неужели кто-то вломился к ним комнату и обижает ребёнка?!
Мотя поспешно нырнул в штаны, обуваться не стал, зато прихватил попавшую на глаза колченогую табуретку – мало ли в кого швырнуть потребуется. Ногой распахнул дверь в соседнюю комнату… И невольно замер на пороге.
Полная луна висела над самым окном, освещая сжавшегося в уголке кровати Кузьку. Мальчишка трясся и беззвучно рыдал от страха, глядя на медленно подступающее к нему чудовище. Вообще-то на Мотин вкус это было скорее чудо-юдо, только не в перьях, а в шерсти. Выглядело оно скорее несуразно, чем страшно: ну, когти, ну, зубы – так в земных ужастиках они куда внушительнее. То ли мультяшный мутант, то ли сильно заросший и вконец охамевший медведь-шатун.
Но бедный рыжик земных фильмов не смотрел и буквально оцепенел от ужаса. Маленький беззащитный кролик перед удавом… У Матвея аж сердце ёкнуло от жалости.
В следующую секунду табуретка прицельно полетела в голову страшилища. И… с грохотом врезалась в пол, не встретив никакого сопротивления.
- Что за?!
- Так морок это, Мотенька, - тихо всхлипнула за спиной Яга. – Каждый месяц хоть раз к нему приходит, пугает, окаянный, а я сделать ничего не могу…
- А я? Ты сказала…
- Да, ты – можешь. Один только способ есть Бабайку прогнать - глупый, но всегда действует…
- Какой? Пасть ему порвать? Мехом внутрь вывернуть? Так это я запросто, это я с удовольствием!
- Нет, Матвей, ему ничего не сделается. Это же морок… Тебе надо…
- Ну, говори уже, чего мнёшься!! – разозлился Быков. – Хочешь, чтобы сын от страха заикой стал?!
- Поцелуй меня…
Матвей резко развернулся, едва сдерживая зуд в кулаках. Тут с её ребёнком такое творится, а эта дурная баба!..
«Дурная баба», оказывается, тоже умела плакать молча. Выходит, никакая это не идиотская шутка… Додумывать мысль Мотя не стал. Рывком подтянул к себе женщину, облапал, за что подвернулось, и сделал то, о чём она попросила. От злости – на ситуацию, на неё и на себя заодно – поцелуй получился не слишком нежный. Скорее даже грубый. Матвей смял безропотные мягкие губы, втянул в себя, едва не прихватывая зубами, язык по-хозяйски вторгся на сданную без боя территорию…
Как-то незаметно злость иссякла. Завоеватель увлёкся, а потом и вовсе перестал думать о посторонних вещах. Даже о Кузьке. Потерялся во времени, наслаждаясь податливым мягким телом в своих руках, запахом, вкусом... Какая сладкая...
Женщина опомнилась первая. Зашевелилась, попыталась отстраниться, вывернуться из его объятий. Смешная. Кто ей даст?! Матвей недовольно замычал и снова потянулся к её губам.
Соображалка включилась резко, как лампочка. Быков распахнул глаза и в полном офигении уставился на растрёпанную, запыхавшуюся Ягу.
- Что за?..
Умный вопрос, да. Окстись, Мотя, это всё та же язва с крючковатым носом и тощенькими мочальными косами, забыл?! Ну и пусть фигура под балахонистым сарафаном оказались неожиданно приятной на ощупь, пусть от этого поцелуя у тебя только чудом не снесло крышу… Но… Это же она! Ведь так?
- Ппрости…
Кажется, они сказали это одновременно. И так же дружно обернулись на нетвёрдый тонкий голосок.
- Мам… А чего это вы делаете?
- Кузенька!!
Женщина рванулась к сыну, Матвей плюхнулся на кровать следом за ней и обнял их обоих разом.
- Сынок, ты как, в порядке?? А куда чудо-юдо подевалось?
- Какое чудо?
- Да это дядя Мотя шутит, не обращай внимания, - сделала «страшные» глаза Яга. – Помнишь, я говорила, бывает, что ты во сне повизгиваешь, как свинка? Наверное, снится, что ты поросёночком стал и по двору бегаешь, хи-хи-хи… А Матвей-то этого не знал, вот и зашёл посмотреть, в чём дело. Я ему всё обсказала, тебя разбудила, чтобы другие постояльцы на нас не нажаловались. А сейчас быстренько на другой бочок – и спать!
- А вдруг мне опять свинки приснятся?
- Во второй раз не приснятся, уж поверь мне. Давай, закрывай глазки и спи! Дядя Мотя уже уходит…
- Дядя Мотя ждёт тётю Мотю у себя, с объяснениями, - с нажимом сказал тот.
Яга поняла, что отвертеться не получится, и со вздохом кивнула.
Уходя, Матвей слышал сонный голос Кузьки, который пытался выяснить у матери, на самом деле они целовались, или это тоже ему приснилось. Ухмыльнулся и не стал ждать «правдивого» ответа, и так всё понятно.
Яга пришла довольно скоро. Матвей только успел натянуть футболку, заправить постель и слегка привести в порядок растрёпанные мысли. Именно что слегка… Вот почему бурно обрадовался, увидев в её руках поднос с запотевшим стеклянным графином, парой толстых ломтей ржаного хлеба и миской солёных огурцов. Как кстати!
Стопок тоже было две. Не дожидаясь Моти, женщина набулькала себе духмяной «слезы» до самых краёв, выдохнула в сторону и залпом выпила. Даже не поморщилась! Под уважительным взглядом Быкова с хрустом откусила от огурца и только тогда тяжело плюхнулась на единственную табуретку.
Матвей последовал её примеру, сцапал с подноса «бутерброд» с огурцом и снова устроился на кровати.
Помолчали.
- Ну что, не знаешь, с чего начать? Давай с главного, что ли. С какого перепугу к Кузьке это чмо лохматое является? Что он такого сделал, кому насолил? Ведь дитё ещё совсем, ума нет, ну, нахулиганил, так что, за это на него этакую пакость насылать надо? Тем более каждый месяц… Так ведь и чокнуться недолго!
- В этом ему повезло, - вздохнула Яга. – Нервенная система устойчивая. Как исчезнет Бабайка, Кузенька у меня быстро отрубается и наутро уже ничего не помнит. Зато я помню… Сама не знаю, как не поседела ещё, смотреть, как он убивается.
- Да с чего напасть-то такая?! Сглазил вас, что ли, кто?
Она горько улыбнулась и наконец подняла голову, оторвав взгляд от наполовину раскрошенной горбушки.
- В точку, Матвей. Сглазил.
- И кто этот будущий покойник?
Кузькина мать неожиданно расхохоталась.
- Спасибо, Матвеюшка! Да только ему все угрозы давно до одного места. Потому как он покойник и есть, своими же собственными стараниями. Злыдень Проклятович Гадин, известный в прошлом чёрный колдун. Ну и по совместительству мой муж.
Мотина челюсть немедленно понеслась в направлении пола.
