1
Мадрид. 2003 год.
У каждого человека непременно есть заветная мечта. Маленькая Хисела буквально бредила балетом. Ей было три годика, когда она увидела запись выступления легендарной Марго Фонтейн, и сердечко ее дрогнуло. Балет «Жизель». Еще тогда ее отец с улыбкой сказал, что именно поэтому ей дали такое несовременное имя. Сколько раз Хисела представляла себе, как выйдет на сцену, и тоже будет взлетать над полом, словно пушинка, вызывая гром аплодисментов. Она становилась на мысочки, тщательно повторяя раз за разом все увиденные ранее движения балерины.
– Данте, ты только посмотри на нее, – усмехалась мать, заметив, как старается малышка. – Вбила себе в голову, что непременно должна танцевать.
– Ну и что? – не отрываясь от телевизора, отвечал тот. – Пусть себе играет.
– Похоже, у нее это серьезно.
– Вероника, не говори ерунды. Всего лишь детская прихоть. Скоро она забудет о балете и найдет себе новое занятие.
Прошло некоторое время, но Хисела как, ни странно, продолжала свои упражнения. Она часами изображала фуэте, правда, выходило у нее криво и крайне забавно. Наблюдая все мучения дочери, Вероника пришла к выводу, что стоит, хотя бы узнать мнение со стороны. В один погожий весенний день, мать отвела ее в балетную студию, где их встретила строгого вида дама, и проводила к директрисе. Та лишь мельком взглянула на Хиселу, и покачала головой.
– Боюсь, что ничего не получится. Слишком маленькая.
– Как же так? – удивилась Вероника. – Вы даже не посмотрите на нее? Она так увлеченно танцует дома, что я искренне переживаю за дочь.
– Понимаю, сеньора. Только боюсь, она не справится.
Мать крепко держала девочку за руку, пока беседовала с директрисой. Так что, Хисела никак не могла вырваться, а ведь ей так хотелось показать то, что она умела.
– Дайте нам десять минут.
– Можно и пять, – звонкий голосок ребенка привлек внимание взрослых.
Директриса и Вероника переглянулись. Девочка, недолго думая, выскочила на середину комнаты, и прямо на ковре, в кабинете принялась двигаться, плавно и грациозно. Даже в своих туфельках она напоминала маленькую фею, что неслышно ступала по полу. Черные кудри Хиселы падали на лицо, и все же, она не на мгновение не прерывала своего танца.
– Очень гибкий ребенок, – отметила директриса, когда выступление подошло к концу.
– Вы меня берете? – Хисела дышала с трудом.
– Надо подумать.
– Если хотите, мы придем завтра, – предложила мать, с нежностью глядя на дочь.
– Завтра у меня дела. Лучше в четверг. Из отпуска вернется наш главный преподаватель. Возможно, у девочки появится шанс.
– Благодарю, сеньора, – заулыбалась Хисела.
– Мы непременно придем, – перед уходом, пообещала Вероника.
В четверг они явились в назначенное время. Строгого вида дама проводила их в зал, где занималась группа девочек лет десяти. Все стройные, гибкие, словно веточки и очень худые. Почти прозрачные. Рядом с ними находился мужчина с длинной шеей и лицом пирата. Что-то пиратское в нем явно было, так, по крайней мере, показалось девочке.
– Так ты и есть та самая Хисела? – подошел к ним преподаватель.
Девочка от страха спряталась за спину матери, не в силах посмотреть в глаза этому ужасному человеку. Даже Вероника не сразу поняла, что так могло напугать ее дочь, пока не присмотрелась к мужчине в белой рубашке. Его смуглое лицо с высокими скулами было изуродовано жутким шрамом, отчего правый глаз резко отличался от левого по размеру.
– Простите, она немного смущается, – заговорила Вероника, не зная, как правильно себя вести в данной ситуации.
– Должно быть, ты испугалась? Да?
– Немножко, – пробурчала девочка, вцепившись в платье матери.
– Ну, если твой страх так велик то, наверное, мне не следует тратить на тебя свое драгоценное время, – протянул преподаватель, потирая свой острый подбородок.
– Ничего подобного.
Хисела тотчас вскинула голову и выскочила из своего укрытия. На ней было платье спелой вишни, так что когда она начала танцевать, то юбка красиво двигалась в такт ее движениям. Юные ученицы смотрели на нее с нескрываемым любопытством, о чем-то бурно перешептываясь. Девочка заранее знала, что исполнит партию Жизель, но на свой лад. Конечно, она не могла повторить все эти многочисленные па, зато старалась, как могла передать те жесты, что ей особенно удавались в последние дни.
– Достаточно, – поднял руку «пират».
– Я еще не закончила, – возмутилась Хисела, и ее глаза блеснули недовольством.
– Мне и так все понятно.
– Неужели все плохо? – вздохнула Вероника.
– Как вам сказать? Дело не в том, хорошо или плохо. Я просто не вижу в ней склонности к балету. Да, имеется природная гибкость. Но судя по всему, с возрастом фигура у нее сильно изменится.
– В нашей семье нет людей с лишним весом.
– Возможно, – кивнул преподаватель, подойдя к девочке. – Даже если я возьму ее в свою группу, то это будет сущий ад.
– Пусть так, – сказала Хисела. – Я готова на все, чтобы стать как Марго.
– О ком ты говоришь?
– Она обожает Марго Фонтейн, – пояснила ему Вероника.
– Хм. Это уже интересно. И много ты видела ее выступлений?
– Несколько, – призналась девочка. – Больше всего я люблю «Жизель». Именно ее танец я и пыталась вам показать. Конечно, у меня не выходит как у нее, но я очень старалась.
Преподаватель едва заметно улыбнулся, после чего, взял собеседницу за руку. Хисела смотрела на него с опаской.
– Тебя что-то смущает? – поинтересовался преподаватель.
Та кивнула и указала пальцем на шрам. Мать жестом попыталась показать ей, что это неприлично, но девочка даже не повернулась в ее сторону.
– Шрам.
– Да, он у меня очень давно. Напоминание об одном происшествии.
– О каком? – прямо спросила Хисела.
– Автомобильная авария.
– Дочка, неприлично задавать подобные вопросы, – строго заметила Вероника.
– И что же?
– Моей карьере после этого пришел конец, – ровным тоном произнес преподаватель. – Да и жизнь тоже сильно изменилась.
– Но разве нельзя ничего сделать?
– Наверное, можно. Только мне не хотелось. А шрам… я привык к нему.
– Только он вам не идет, – выпалила девочка.
– Спасибо за прямоту. Многие люди предлагали мне сделать операцию, считая, что он уродует мое лицо.
– И вы отказались? Но почему?
– Когда-нибудь я расскажу тебе об этом, – погладил ее по волосам преподаватель. – Приходите через неделю, я постараюсь записать ее в младшую группу.
Хисела от радости вскрикнула и пылко обняла мужчину в белой рубашке.
– Дядя Пират, оказался совсем не страшным.
– Дочка, – Вероника нахмурилась. – Нельзя так говорить.
– Ах, простите, – девочка отступила назад, продолжая улыбаться. – Я непременно приду, сеньор.
– До встречи, Хисела.
Домой мать и дочь шли в приподнятом настроении. Хисела никак не могла дождаться прихода отца, чтобы поделиться своей новостью. Но, ни в тот день, ни на следующий день, Данте так и не выразил особой радости по поводу будущих уроков в балетной школе.
Дама Марго Фонтейн (англ. Dame Margot Fonteyn), урождённая Маргарет Эвелин Ху?кем (18 мая 1919, Райгит, Англия, Соединённое Королевство Великобритании и Ирландии — 21 февраля 1991, Панама, Панама) — артистка балета, прима-балерина лондонского Королевского балета, постоянная партнёрша Рудольфа Нуреева.
2
Месяц спустя Вероника со слезами на глазах умоляла дочь оставить занятия. Хисела и слышать ничего не хотела. От всех этих растяжек и бесконечных упражнений тело ее дочери покрылось синяками и ссадинами. Она была еще очень маленькой для подобных нагрузок, и мать пыталась ее убедить, что нужно сделать небольшой перерыв, дабы подрасти и набраться сил. Черноволосая и черноглазая Хисела лишь мотала головой, и продолжала ходить в школу, каждый день. Она уверяла, что скоро всему научится и преподаватель непременно оценит ее усидчивость. Минуло еще несколько недель, и Вероника решила лично поговорить с тем самым «пиратом» что внезапно стал для ее дочери главным человеком в жизни. Преподаватель Энрике Мендес был выходцем из богатой семьи, а потому всегда держал дистанцию, прямую спину и данное слово. По слухам, его отец был послом в Венесуэле, заработал целое состояние, и к старости перебрался на Лазурный берег. Почему же его единственный сын и наследник до сих пор обитал в Испании, никто точно сказать не мог.
– Здравствуйте, сеньор Мендес, – постучала в приоткрытую дверь Вероника.
Она знала, что когда дон Энрике ведет занятия лучше не входить без стука, даже если дверь по какой-то причине не заперта. Сухощавый, подтянутый и невероятно гибкий преподаватель обернулся.
– Рад вас видеть, сеньора.
– Я хотела бы поговорить о своей дочери.
– А что с ней?
Группа девочек-подростков сидела на скамеечке, наблюдая за взрослыми.
– Можно ли как-то снизить нагрузки?
– Вряд ли, – ответил сеньор Мендес. – Балет очень жесток и не терпит, если работаешь в полсилы.
– Но она еще ребенок? Ей почти четыре года…
– Понимаю. И хотел бы вам помочь, только у меня другие планы. Я намерен, показать Хиселе, что балет не для нее. Она уже не справляется с тем объемом, что я ей даю. А ведь это еще только начальные азы.
– У нее распухают ноги.
– Знаю. Вы полагаете, что я этого не вижу?
– Так значит, она совсем не способная, – проронила Вероника.
– Кто сказал? Нет, девочка замечательная. Целеустремленная. Просто она не создана для балета. Да, ей хочется танцевать, причем исключительно главные партии, а это, знаете ли, адский труд.
– Что вы предлагаете?
– Просто ждать. И наблюдать.
– Нет ни малейшего шанса, что она станет великой балериной?
– Хотите честно? – дон Энрике провел рукой по своим слегка вьющимся волосам. – Она всегда будет в тени. Седьмая с краю. А если вырастет, в чем лично я не сомневаюсь, то тогда точно ей придется уйти.
Дверь позади них скрипнула, и возникло обиженное лицо Хиселы. Она явно все слышала.
– Дон Пират, вы должны мне помочь! Я же так стараюсь.
– Да, милая. Я ценю твою храбрость и выдержку.
– Вы просто не любите меня, потому и придираетесь, – захныкала девочка, смахивая слезы со щек.
– Доченька, нельзя так говорить, – подошла к ней Вероника.
Сеньор Мендес сделал знак своим воспитанницам, и те, словно стая легкокрылых мотыльков покинула танцкласс.
– Думаю, нам надо поговорить, Хисела.
– Вы решили меня выгнать, да?
– Я не стану, – мужчина взял ее за руку. – Просто я четко вижу, что тебя ждет впереди.
Мать девочки отошла в сторону, чтобы не мешать их беседе. Она полагала, что, быть может, после этого дочь очнется от своих грез и переключится на что-то новое. Дон Энрике слегка сжал руку девочки, после чего заглянул в ее темно-янтарные глаза с длинными ресницами.
– У каждого есть мечта. Но, к сожалению, не все мечты могут стать явью.
– Почему так?
– Я точно не знаю. Полагаю, что какие-то мечты, нужны нам для развития. Как тебе объяснить? Допустим, цветок. Сначала появляется бутон, потом возникает лепесток. Так ведь?
– Верно, – согласилась Хисела.
– И никогда не знаешь, каким будет цветок, когда раскроется. Ни цвет, ни формы его, порой, нельзя угадать.
– Разве если первый лепесток белый, это не означает, что и весь цветок будет таким?
– В том-то и сложность. Белый лепесток лишь предвестник. Он может быть нижным, и оттенять иные, синие или розовые лепестки. Или же просто быть совранным ветром.
– Значит, моя мечта тоже лепесток?
– Как и моя, – грустно улыбнулся сеньор Мендес. – Я тоже мечтал о главных партиях. И у меня были все предпосылки к тому, чтобы завоевать весь мир.
– Все дело в шраме, да? Из-за него вас не взяли в театр?
– Тогда, еще его не было. Я потратил много лет на учебу. Я строил планы. Я принимал участие в нескольких спектаклях. Но судьбе было угодно, чтобы я оставался в тени.
– Почему? Расскажите мне.
– Долгая история. Прости, что вот так, прямо говорю тебе в лицо правду. Прости, что разрушаю твою мечту. Я просто заметил, что ты слишком придирчива к себе, и при таком раскладе, ты сломаешься.
– Как кукла? – после паузы спросила девочка.
– Почти. Ты еще маленькая и вряд ли поймешь меня до конца.
– Мне скоро четыре. И папа говорит, что я достаточно взрослая.
– Правильно, – дон Энрике похлопал ее по плечу. – Для своего папы ты самая умная и талантливая девочка. Уверен, что он в тебя верит.
Собеседница погрустнела.
– Нет. Он с самого начала не одобрил идею с балетом. И все же… разрешите мне остаться. Хотя бы еще на год.
– Я готов с тобой заниматься, хоть десять лет. Просто ты должна понимать, что будет в итоге.
После этого разговора, Хисела притихла на пару дней. Затем, выдала родителям, что останется в школе еще на год, и если не достигнет никаких успехов, то сама оттуда уйдет. Данте поражался ее упрямству, а Вероника с тревогой смотрела на дочь, опасаясь, как бы та не заболела от излишнего усердия.
Через год мало что изменилось. Девочка подросла. Сеньор Мендес даже хвалил ее перед другими девочками из группы, порой ставил в пример. Но главной звездой среди них была, конечно, Флор. Вот ей Господь даровал все то, чего и в помине не наблюдалось у большинства воспитанниц. Тонкая талия, миниатюрная фигура, маленькое лицо, изящные руки и ноги. Она одним своим видом приводила в восторг практически всех от мала до велика, а уж если начинала танцевать, то все буквально замирали от умиления.
– Взгляни, как она двигается, – шептались между собой ее приятельницы.
– Да, Флор талантливая, – вздыхала одна.
– Всего лишь симпатичное лицо, не более, – хмурилась вторая.
– Девочки, лучше следите за собой, – то и дело одергивал их дон Энрике.
Глядя на Флор, маленькая Хисела окончательно поняла, что балет недосягаемая мечта. Не быть ей первой или даже второй. А на меньшее она бы ни за что не согласилась.
– Выглядишь печальной, – сел рядом с ней преподаватель.
– Вы оказались правы.
– Я очень сожалею.
– Уже сейчас заметно, как отличается от нас Флор, – ровным тоном произнесла Хисела. – А дальше и пытаться не стоит… и все же.
– Продолжай.
– Если мне когда-нибудь понадобиться ваша помощь, я могу прийти?
– Непременно, – ласково ответил сеньор Мендес.
3
Мадрид. 2009 год.
К девяти годам Хисела сильно переменилась. Она выросла настолько, что обогнала многих своих ровесниц, к тому же ее фигура намекала на то, что в будущем ей придется соблюдать диету, чтобы не располнеть. Девочка полагала, что в этом она пошла в своего отца, ведь Данте несмотря на сильную загруженность на работе в зубной клинике, всегда страдал от избыточного веса. Расставание с балетом далось Хиселе нелегко. Она и плакала, и переживала. В какой-то момент, мать записала ее на уроки рисования, и она смогла немного отвлечься. Постепенно интерес к рисованию стал крепнуть, так что в итоге, она поступила в художественную школу.
– Вот видишь, ты прекрасно обходишься без балета, – периодически бросал подобные замечания Данте.
Тогда Вероника делала строгое лицо, мол, не трогай ребенка, но муж всякий раз говорил что-то в таком духе. Не потому что намеренно хотел обидеть дочь, а скорее пытался ей показать, что она все-таки обладает каким-то талантом. Хисела не отвечала и почти никак не реагировала. Хотя поначалу, конечно, плакала по ночам, и даже горячо молилась, чтобы Бог помог ей снова стать ученицей дона Энрике.
Мадрид. 2003 год.
У каждого человека непременно есть заветная мечта. Маленькая Хисела буквально бредила балетом. Ей было три годика, когда она увидела запись выступления легендарной Марго Фонтейн, и сердечко ее дрогнуло. Балет «Жизель». Еще тогда ее отец с улыбкой сказал, что именно поэтому ей дали такое несовременное имя. Сколько раз Хисела представляла себе, как выйдет на сцену, и тоже будет взлетать над полом, словно пушинка, вызывая гром аплодисментов. Она становилась на мысочки, тщательно повторяя раз за разом все увиденные ранее движения балерины.
– Данте, ты только посмотри на нее, – усмехалась мать, заметив, как старается малышка. – Вбила себе в голову, что непременно должна танцевать.
– Ну и что? – не отрываясь от телевизора, отвечал тот. – Пусть себе играет.
– Похоже, у нее это серьезно.
– Вероника, не говори ерунды. Всего лишь детская прихоть. Скоро она забудет о балете и найдет себе новое занятие.
Прошло некоторое время, но Хисела как, ни странно, продолжала свои упражнения. Она часами изображала фуэте, правда, выходило у нее криво и крайне забавно. Наблюдая все мучения дочери, Вероника пришла к выводу, что стоит, хотя бы узнать мнение со стороны. В один погожий весенний день, мать отвела ее в балетную студию, где их встретила строгого вида дама, и проводила к директрисе. Та лишь мельком взглянула на Хиселу, и покачала головой.
– Боюсь, что ничего не получится. Слишком маленькая.
– Как же так? – удивилась Вероника. – Вы даже не посмотрите на нее? Она так увлеченно танцует дома, что я искренне переживаю за дочь.
– Понимаю, сеньора. Только боюсь, она не справится.
Мать крепко держала девочку за руку, пока беседовала с директрисой. Так что, Хисела никак не могла вырваться, а ведь ей так хотелось показать то, что она умела.
– Дайте нам десять минут.
– Можно и пять, – звонкий голосок ребенка привлек внимание взрослых.
Директриса и Вероника переглянулись. Девочка, недолго думая, выскочила на середину комнаты, и прямо на ковре, в кабинете принялась двигаться, плавно и грациозно. Даже в своих туфельках она напоминала маленькую фею, что неслышно ступала по полу. Черные кудри Хиселы падали на лицо, и все же, она не на мгновение не прерывала своего танца.
– Очень гибкий ребенок, – отметила директриса, когда выступление подошло к концу.
– Вы меня берете? – Хисела дышала с трудом.
– Надо подумать.
– Если хотите, мы придем завтра, – предложила мать, с нежностью глядя на дочь.
– Завтра у меня дела. Лучше в четверг. Из отпуска вернется наш главный преподаватель. Возможно, у девочки появится шанс.
– Благодарю, сеньора, – заулыбалась Хисела.
– Мы непременно придем, – перед уходом, пообещала Вероника.
В четверг они явились в назначенное время. Строгого вида дама проводила их в зал, где занималась группа девочек лет десяти. Все стройные, гибкие, словно веточки и очень худые. Почти прозрачные. Рядом с ними находился мужчина с длинной шеей и лицом пирата. Что-то пиратское в нем явно было, так, по крайней мере, показалось девочке.
– Так ты и есть та самая Хисела? – подошел к ним преподаватель.
Девочка от страха спряталась за спину матери, не в силах посмотреть в глаза этому ужасному человеку. Даже Вероника не сразу поняла, что так могло напугать ее дочь, пока не присмотрелась к мужчине в белой рубашке. Его смуглое лицо с высокими скулами было изуродовано жутким шрамом, отчего правый глаз резко отличался от левого по размеру.
– Простите, она немного смущается, – заговорила Вероника, не зная, как правильно себя вести в данной ситуации.
– Должно быть, ты испугалась? Да?
– Немножко, – пробурчала девочка, вцепившись в платье матери.
– Ну, если твой страх так велик то, наверное, мне не следует тратить на тебя свое драгоценное время, – протянул преподаватель, потирая свой острый подбородок.
– Ничего подобного.
Хисела тотчас вскинула голову и выскочила из своего укрытия. На ней было платье спелой вишни, так что когда она начала танцевать, то юбка красиво двигалась в такт ее движениям. Юные ученицы смотрели на нее с нескрываемым любопытством, о чем-то бурно перешептываясь. Девочка заранее знала, что исполнит партию Жизель, но на свой лад. Конечно, она не могла повторить все эти многочисленные па, зато старалась, как могла передать те жесты, что ей особенно удавались в последние дни.
– Достаточно, – поднял руку «пират».
– Я еще не закончила, – возмутилась Хисела, и ее глаза блеснули недовольством.
– Мне и так все понятно.
– Неужели все плохо? – вздохнула Вероника.
– Как вам сказать? Дело не в том, хорошо или плохо. Я просто не вижу в ней склонности к балету. Да, имеется природная гибкость. Но судя по всему, с возрастом фигура у нее сильно изменится.
– В нашей семье нет людей с лишним весом.
– Возможно, – кивнул преподаватель, подойдя к девочке. – Даже если я возьму ее в свою группу, то это будет сущий ад.
– Пусть так, – сказала Хисела. – Я готова на все, чтобы стать как Марго.
– О ком ты говоришь?
– Она обожает Марго Фонтейн, – пояснила ему Вероника.
– Хм. Это уже интересно. И много ты видела ее выступлений?
– Несколько, – призналась девочка. – Больше всего я люблю «Жизель». Именно ее танец я и пыталась вам показать. Конечно, у меня не выходит как у нее, но я очень старалась.
Преподаватель едва заметно улыбнулся, после чего, взял собеседницу за руку. Хисела смотрела на него с опаской.
– Тебя что-то смущает? – поинтересовался преподаватель.
Та кивнула и указала пальцем на шрам. Мать жестом попыталась показать ей, что это неприлично, но девочка даже не повернулась в ее сторону.
– Шрам.
– Да, он у меня очень давно. Напоминание об одном происшествии.
– О каком? – прямо спросила Хисела.
– Автомобильная авария.
– Дочка, неприлично задавать подобные вопросы, – строго заметила Вероника.
– И что же?
– Моей карьере после этого пришел конец, – ровным тоном произнес преподаватель. – Да и жизнь тоже сильно изменилась.
– Но разве нельзя ничего сделать?
– Наверное, можно. Только мне не хотелось. А шрам… я привык к нему.
– Только он вам не идет, – выпалила девочка.
– Спасибо за прямоту. Многие люди предлагали мне сделать операцию, считая, что он уродует мое лицо.
– И вы отказались? Но почему?
– Когда-нибудь я расскажу тебе об этом, – погладил ее по волосам преподаватель. – Приходите через неделю, я постараюсь записать ее в младшую группу.
Хисела от радости вскрикнула и пылко обняла мужчину в белой рубашке.
– Дядя Пират, оказался совсем не страшным.
– Дочка, – Вероника нахмурилась. – Нельзя так говорить.
– Ах, простите, – девочка отступила назад, продолжая улыбаться. – Я непременно приду, сеньор.
– До встречи, Хисела.
Домой мать и дочь шли в приподнятом настроении. Хисела никак не могла дождаться прихода отца, чтобы поделиться своей новостью. Но, ни в тот день, ни на следующий день, Данте так и не выразил особой радости по поводу будущих уроков в балетной школе.
Дама Марго Фонтейн (англ. Dame Margot Fonteyn), урождённая Маргарет Эвелин Ху?кем (18 мая 1919, Райгит, Англия, Соединённое Королевство Великобритании и Ирландии — 21 февраля 1991, Панама, Панама) — артистка балета, прима-балерина лондонского Королевского балета, постоянная партнёрша Рудольфа Нуреева.
2
Месяц спустя Вероника со слезами на глазах умоляла дочь оставить занятия. Хисела и слышать ничего не хотела. От всех этих растяжек и бесконечных упражнений тело ее дочери покрылось синяками и ссадинами. Она была еще очень маленькой для подобных нагрузок, и мать пыталась ее убедить, что нужно сделать небольшой перерыв, дабы подрасти и набраться сил. Черноволосая и черноглазая Хисела лишь мотала головой, и продолжала ходить в школу, каждый день. Она уверяла, что скоро всему научится и преподаватель непременно оценит ее усидчивость. Минуло еще несколько недель, и Вероника решила лично поговорить с тем самым «пиратом» что внезапно стал для ее дочери главным человеком в жизни. Преподаватель Энрике Мендес был выходцем из богатой семьи, а потому всегда держал дистанцию, прямую спину и данное слово. По слухам, его отец был послом в Венесуэле, заработал целое состояние, и к старости перебрался на Лазурный берег. Почему же его единственный сын и наследник до сих пор обитал в Испании, никто точно сказать не мог.
– Здравствуйте, сеньор Мендес, – постучала в приоткрытую дверь Вероника.
Она знала, что когда дон Энрике ведет занятия лучше не входить без стука, даже если дверь по какой-то причине не заперта. Сухощавый, подтянутый и невероятно гибкий преподаватель обернулся.
– Рад вас видеть, сеньора.
– Я хотела бы поговорить о своей дочери.
– А что с ней?
Группа девочек-подростков сидела на скамеечке, наблюдая за взрослыми.
– Можно ли как-то снизить нагрузки?
– Вряд ли, – ответил сеньор Мендес. – Балет очень жесток и не терпит, если работаешь в полсилы.
– Но она еще ребенок? Ей почти четыре года…
– Понимаю. И хотел бы вам помочь, только у меня другие планы. Я намерен, показать Хиселе, что балет не для нее. Она уже не справляется с тем объемом, что я ей даю. А ведь это еще только начальные азы.
– У нее распухают ноги.
– Знаю. Вы полагаете, что я этого не вижу?
– Так значит, она совсем не способная, – проронила Вероника.
– Кто сказал? Нет, девочка замечательная. Целеустремленная. Просто она не создана для балета. Да, ей хочется танцевать, причем исключительно главные партии, а это, знаете ли, адский труд.
– Что вы предлагаете?
– Просто ждать. И наблюдать.
– Нет ни малейшего шанса, что она станет великой балериной?
– Хотите честно? – дон Энрике провел рукой по своим слегка вьющимся волосам. – Она всегда будет в тени. Седьмая с краю. А если вырастет, в чем лично я не сомневаюсь, то тогда точно ей придется уйти.
Дверь позади них скрипнула, и возникло обиженное лицо Хиселы. Она явно все слышала.
– Дон Пират, вы должны мне помочь! Я же так стараюсь.
– Да, милая. Я ценю твою храбрость и выдержку.
– Вы просто не любите меня, потому и придираетесь, – захныкала девочка, смахивая слезы со щек.
– Доченька, нельзя так говорить, – подошла к ней Вероника.
Сеньор Мендес сделал знак своим воспитанницам, и те, словно стая легкокрылых мотыльков покинула танцкласс.
– Думаю, нам надо поговорить, Хисела.
– Вы решили меня выгнать, да?
– Я не стану, – мужчина взял ее за руку. – Просто я четко вижу, что тебя ждет впереди.
Мать девочки отошла в сторону, чтобы не мешать их беседе. Она полагала, что, быть может, после этого дочь очнется от своих грез и переключится на что-то новое. Дон Энрике слегка сжал руку девочки, после чего заглянул в ее темно-янтарные глаза с длинными ресницами.
– У каждого есть мечта. Но, к сожалению, не все мечты могут стать явью.
– Почему так?
– Я точно не знаю. Полагаю, что какие-то мечты, нужны нам для развития. Как тебе объяснить? Допустим, цветок. Сначала появляется бутон, потом возникает лепесток. Так ведь?
– Верно, – согласилась Хисела.
– И никогда не знаешь, каким будет цветок, когда раскроется. Ни цвет, ни формы его, порой, нельзя угадать.
– Разве если первый лепесток белый, это не означает, что и весь цветок будет таким?
– В том-то и сложность. Белый лепесток лишь предвестник. Он может быть нижным, и оттенять иные, синие или розовые лепестки. Или же просто быть совранным ветром.
– Значит, моя мечта тоже лепесток?
– Как и моя, – грустно улыбнулся сеньор Мендес. – Я тоже мечтал о главных партиях. И у меня были все предпосылки к тому, чтобы завоевать весь мир.
– Все дело в шраме, да? Из-за него вас не взяли в театр?
– Тогда, еще его не было. Я потратил много лет на учебу. Я строил планы. Я принимал участие в нескольких спектаклях. Но судьбе было угодно, чтобы я оставался в тени.
– Почему? Расскажите мне.
– Долгая история. Прости, что вот так, прямо говорю тебе в лицо правду. Прости, что разрушаю твою мечту. Я просто заметил, что ты слишком придирчива к себе, и при таком раскладе, ты сломаешься.
– Как кукла? – после паузы спросила девочка.
– Почти. Ты еще маленькая и вряд ли поймешь меня до конца.
– Мне скоро четыре. И папа говорит, что я достаточно взрослая.
– Правильно, – дон Энрике похлопал ее по плечу. – Для своего папы ты самая умная и талантливая девочка. Уверен, что он в тебя верит.
Собеседница погрустнела.
– Нет. Он с самого начала не одобрил идею с балетом. И все же… разрешите мне остаться. Хотя бы еще на год.
– Я готов с тобой заниматься, хоть десять лет. Просто ты должна понимать, что будет в итоге.
После этого разговора, Хисела притихла на пару дней. Затем, выдала родителям, что останется в школе еще на год, и если не достигнет никаких успехов, то сама оттуда уйдет. Данте поражался ее упрямству, а Вероника с тревогой смотрела на дочь, опасаясь, как бы та не заболела от излишнего усердия.
Через год мало что изменилось. Девочка подросла. Сеньор Мендес даже хвалил ее перед другими девочками из группы, порой ставил в пример. Но главной звездой среди них была, конечно, Флор. Вот ей Господь даровал все то, чего и в помине не наблюдалось у большинства воспитанниц. Тонкая талия, миниатюрная фигура, маленькое лицо, изящные руки и ноги. Она одним своим видом приводила в восторг практически всех от мала до велика, а уж если начинала танцевать, то все буквально замирали от умиления.
– Взгляни, как она двигается, – шептались между собой ее приятельницы.
– Да, Флор талантливая, – вздыхала одна.
– Всего лишь симпатичное лицо, не более, – хмурилась вторая.
– Девочки, лучше следите за собой, – то и дело одергивал их дон Энрике.
Глядя на Флор, маленькая Хисела окончательно поняла, что балет недосягаемая мечта. Не быть ей первой или даже второй. А на меньшее она бы ни за что не согласилась.
– Выглядишь печальной, – сел рядом с ней преподаватель.
– Вы оказались правы.
– Я очень сожалею.
– Уже сейчас заметно, как отличается от нас Флор, – ровным тоном произнесла Хисела. – А дальше и пытаться не стоит… и все же.
– Продолжай.
– Если мне когда-нибудь понадобиться ваша помощь, я могу прийти?
– Непременно, – ласково ответил сеньор Мендес.
3
Мадрид. 2009 год.
К девяти годам Хисела сильно переменилась. Она выросла настолько, что обогнала многих своих ровесниц, к тому же ее фигура намекала на то, что в будущем ей придется соблюдать диету, чтобы не располнеть. Девочка полагала, что в этом она пошла в своего отца, ведь Данте несмотря на сильную загруженность на работе в зубной клинике, всегда страдал от избыточного веса. Расставание с балетом далось Хиселе нелегко. Она и плакала, и переживала. В какой-то момент, мать записала ее на уроки рисования, и она смогла немного отвлечься. Постепенно интерес к рисованию стал крепнуть, так что в итоге, она поступила в художественную школу.
– Вот видишь, ты прекрасно обходишься без балета, – периодически бросал подобные замечания Данте.
Тогда Вероника делала строгое лицо, мол, не трогай ребенка, но муж всякий раз говорил что-то в таком духе. Не потому что намеренно хотел обидеть дочь, а скорее пытался ей показать, что она все-таки обладает каким-то талантом. Хисела не отвечала и почти никак не реагировала. Хотя поначалу, конечно, плакала по ночам, и даже горячо молилась, чтобы Бог помог ей снова стать ученицей дона Энрике.
