Глава 1
Ливень только что кончился, и воды кругом хватало. После затяжных дождей дорогу развезло. Небольшой юркий внедорожник то и дело нырял в заполненные до краев глубокие ямы, но упрямо пробирался через колдобины вперед.
Путешественников было двое.
За рулем сидел худощавый парень лет двадцати пяти, по обличью швиден: короткие белесые волосы, светлые глаза, очень бледная кожа и россыпь неярких веснушек. Почти бесцветные брови только добавляли его лицу мягкости. Время от времени он то чуть слышно напевал что-то, то насвистывал. Дорога требовала внимания, но водитель успевал и поглядывать по сторонам, и выбирать путь поровнее. При взгляде за окно на его лице появлялось искреннее, почти восторженное любопытство, а когда он смотрел на товарища, любопытство сменялось тревогой.
Его спутник пребывал в крайне подавленном настроении. Он развалился на сидении, рассеянно уставившись в никуда, и чем дальше, тем его лицо становилось все мрачнее и мрачнее. Крепкий, холеный, с усами, бородкой и копной длинных пепельных кудрей, он выглядел старше и представительнее товарища. Уже довольно долго он молчал, а если водитель пытался отвлечь его от тяжелых мыслей, цедил в ответ по пол слова сквозь зубы.
- Смотри мне, самоход не покалечь, - не удержался он после очередной рытвины. - На родине чинить его будет некому.
Водитель улыбнулся и ответил с заметным мягким выговором:
- Это не страшно. Ты же знаешь, я со всем справляюсь сам. И с машинами тоже... то есть, пардон... ох, в смысле не пардон, а прощения просим... в общем, с самоходами, - вконец запутавшись, водитель торопливо закончил. - Не беспокойтесь, светлый княжич, довезу вас в лучшем виде.
- И давно мы с тобой на вы? - удивился княжич.
- На родине, - водитель сделал особый упор на этом слове, - я всего лишь верный холоп своего господина. Веду себя сообразно.
- Калина, хватит издеваться, - сердито буркнул княжич и отвернулся.
Калина пожал плечами с самой невинной усмешкой. Но, взглянув на угрюмую гримасу своего спутника, нахмурился:
- Да не переживай ты так. Знаю я, как себя вести. Я зря, что ли, зубрил уклад? Я тебя не подведу.
- Надеюсь.
- Не надейся, Финист. Просто будь уверен.
Княжич прикрыл глаза, отвернулся, тяжело вздохнул и медленно выдохнул.
- Не волнуйся, - бодро проговорил Калина, бросив на товарища обеспокоенный взгляд. - Это я вроде как в гостях, а ты домой возвращаешься.
- Домой? Скажешь тоже... - княжич скривился и нервно покусал губы. - Домой... Худо мне там было, Калина. Так худо, что не описать. И думаю, вряд ли там что-нибудь изменилось с тех пор.
Калина покачал головой:
- Ошибаешься. Много чего изменилось. Твой отец одряхлел. Твои братья выросли...
- И моя мать умерла... Да, я помню, - княжич Финист печально покачал головой. - Я понимаю, что отец не вечен, что рано или поздно пришлось бы вернуться. Так что я не волнуюсь. Но и радоваться тут нечему. Если бы ты со мной не поехал, совсем тошно было бы.
- Я ж не могу бросить своего друга, с которым полсвета вместе исколесили, - улыбнулся голубоглазый Калина. - Только видит бог, на той половине света дороги были получше...
- Согласен, - кивнул княжич. - У нас, знаешь ли, просто смотрят на эти вещи. Если тебе надо, доберешься и по такой дороге. Если же не хочешь, значит, не очень-то и надо. К тому же наши самоходы не такие хрупкие, как этот...
Он снова примолк на полуслове и рассеянно уставился в окно.
- Финист, а ты мог не возвращаться?
- Не мог, - буркнул тот.
- Почему?
- Потому что пришел посольский вызов. Отец за десять лет меня ни разу не позвал. А тут засуетилось посольство, значит все серьезно. Скорее всего, отец болен и уже ни на что не в силах повлиять. Как я могу не вернуться? От моего желания больше ничего не зависит. Я наследник. На мне теперь родовые земли.
Калина неопределенно скривился:
- Грустно. Вот так разом со свободой распрощаться... Я бы не смог.
- У меня нет выбора, - спокойно ответил княжич Финист.
- А ты не преувеличиваешь? Что такого страшного произойдет с родовыми землями, если не ты, а какой-нибудь другой родич унаследует их?
Финист покачал головой:
- Еще чего! Если я отрекусь, родня перегрызется. Только кровавой смуты и внутриродовой розни мне не хватало.
- Так уж сразу и рознь? - недоверчиво рассмеялся Калина.
Княжич стал еще серьезнее и назидательно, с расстановкой проговорил:
- Неопределенность в наследных делах, Калина, чревата страшными последствиями. И не только для княжеской семьи. Все в княжестве должны твердо знать, что есть хозяин, который в нужное время придет, всех рассудит и все расставит по местам. Иначе люди теряют почву под ногами, и до беды недалеко.
- Не согласен! - твердо заявил Калина. - Кто бы ни приходил рассуживать, расставлять все по местам надо сразу, самим, а не по чьей-то указке.
Княжич хмыкнул:
- Мы с тобой, должно быть, о разном говорим. Лично я - о народе Невской Славии.
- Люди везде одинаковы, Финист.
- Люди? Отдельные люди пожалуй. А вот стаи человеческие сильно различаются. Особенно те, что по разные стороны Большой Стены, - отрезал княжич.
У Калины явно было особое мнение по этому вопросу, но продолжать спор он не стал, только усмехнулся:
- Поживем - увидим. Но что мне в тебе нравится, Финист, так это ясность мысли и твердость духа... Слушай, а как же теперь наши задумки? Мы ж осенью собирались в горы. А у тебя на уме только государственные дела.
- Горы, горы... - мечтательно вздохнул Финист. - Ты прости меня, Калина, о горах придется забыть. Я славно прижился в Юропии, но я не хочу, чтобы княжество разодрали на части из-за того, что альпийские отели мне нравятся больше, чем отцовское поместье...
- Хоп! - воскликнул Калина и протянул руку. - С вас штрафной, княжич!
- За что это?
- За отели!
- Ну, гостиницы, - раздраженно поправился Финист.
- Не "ну", а гони талер!
- Я ж с тебя за "машину" не взял!
- Мне простительно. Я швиден-полукровка, вырос на чужбине, свой второй родной язык знаю неважно. А тебе, чистокровному славичу, стыдно на родимой земле чужеземными словами бросаться, - выкрутился Калина и на всякий случай еще раз протянул руку. - Давай, давай, раскошеливайся.
- Как же, разбежался. Ты мне еще за "пардон" должен. Так что квиты, - отрезал Финист.
- О-кей, - Калина разочарованно надул щеки.
Финист хмыкнул и протянул ладонь.
Калина обиженно застонал, но княжич, не говоря ни слова, звонко прищелкнул пальцами. Калина запустил руку в нагрудный карман кожаной куртки, вынул монету и положил на ладонь Финиста. Тот, не глядя, убрал монету к себе и примирительно сказал:
- Ну-ну, не дуйся. Не будешь же ты отрицать, что счет в мою пользу. Даже с поправкой на твое нелегкое детство на чужбине.
Калина промолчал и словно в отместку направил самоход в глубокую колдобину. Финист едва успел схватиться за поручень над боковым стеклом и замысловато выругался.
- Повтори-ка, - угрюмо произнес Калина.
- Что повторить?
- Вот то самое, что только что сказал.
- Зачем? - удивился Финист.
- Для обогащения моего словарного запаса.
Финист весело рассмеялся, но вдруг замолчал и положил ладонь на локоть Калины:
- Остановись.
- Что случилось?
- Дорожный дозор.
- Ну вот, не хватало еще... - тоскливо пробормотал Калина. - Опять самострелами в затылок тыкать будут...
- Не будут, - возразил Финист.
Калина недоверчиво поджал губы:
- Да? С чего бы вдруг им этого не делать? Думаешь, этим дармоедам получить на лапу не хочется? Так сколько можно?! У меня уже талеры на исходе!
- Мы больше ничего никому давать не будем, - покачал головой Финист. - Это имело смысл только вблизи Большой Стены и в пограничных волостях. Мы уже почти в столице, и больше нет смысла таиться.
Самоход затормозил рядом с двумя дозорными в мышино-серых мундирах и легких байковых шлемах.
- Какие чудные шапчонки-то! - усмехнулся Калина, разглядывая служивых. - И кто только им такие пошил?
- А ты не скалься, - строго сказал Финист. - Нечего смеяться над представителями княжеской власти.
Один из дозорных шагнул к водительской двери.
Калина опустил стекло.
Вороненое дуло самострела уперлось в висок Калины в следующее же мгновение.
- Руки на руль! Второй - а ну, вылезай!
Финист, не спеша, выбрался из самохода. Там его уже ждал другой дозорный.
- Лицом к самоходу, руки на крышу!
Финист коротко вздохнул и повиновался.
Первый дозорный со всяческими предосторожностями тем временем извлекал наружу Калину. Скоро Калина и Финист уже смотрели друг на друга, упираясь ладонями в крышу самохода.
- Представители княжеской власти не очень изобретательны в своих приемах, - улыбнулся Калина другу и тут же болезненно поморщился, получив тычок в спину дулом самострела.
Финист с досадой поджал губы. Покосившись на знаки различия дозорных, он обратился к тому, который занимался Калиной:
- Десятник, а вы бумаги наши проверить не хотите? А то мало ли что...
Тычок дулом в поясницу достался уже княжичу.
Однако, повинуясь кивку начальника, второй дозорный принялся охлопывать Финиста в поисках карманов.
Наконец, на свет было извлечено удостоверение в прозрачном оболочнике и передано в руки старшему дозора. Тот с презрительной миной вчитался, но тут же побледнел и хватанул воздух.
- Отставить!.. - просипел он напарнику. - Отставить!.. Опусти оружие, болван!
Ничего не понимающий дозорный послушно отступил назад. По растерянному выражению его лица было ясно: подобное поведение десятнику несвойственно.
- Ну и? - прогибаясь и потирая поясницу, осведомился Финист. - И какого же, позвольте узнать, рожна надо размахивать оружием, даже не удосужившись проверить, кого остановили?
- Виноват! - пролепетал десятник, возвращая Финисту удостоверение. Из-под байкового шлема по вискам дозорного заструился пот.
- Имя? Личный номер? - рявкнул Финист.
Перепуганный дозорный сделал несколько судорожных вдохов, прежде чем вскинул руку в воинском приветствии и выпалил:
- Десятник Радим, светлый князь! Личный номер пятьсот восемь, Ижорский дорожный караульный полк.
- Угу, - невесело кивнул Финист. - Ну, во-первых, я еще не князь. А во-вторых... Это что ж, вас целых пятьсот восемь наглецов...
- Семьсот четыре, … светлый княжич! - отчеканил десятник Радим.
- И все семьсот четыре вот так, не разбираясь, в нарушение устава дорожной службы... - угрожающе начал Финист.
Десятник, однако, уже взял себя в руки и посмел даже перебить княжича:
- Виноват! Чрезвычайный режим, господин! Усиление бдительности! Есть распоряжение действовать предельно жестко... Особенно, если самоход чужеземный.
- И в чем же причина такой прыти?
- Не могу знать, господин! - отчеканил Радим, но потом сверкнул глазами в сторону своего напарника и, понизив голос, сообщил. - Позавчера было совершено покушение на кого-то из княжеской семьи...
- Вот как? - нахмурился Финист. - Что значит "на кого-то"?
- Нам не сообщали. Слухи, господин. Но приказ был: чужеземцев досматривать с пристрастьем.
- Там хоть все живы-то? - подал голос Калина.
Десятник бросил на Калину суровый взгляд и процедил:
- Нам не сообщали.
- Ладно, - вздохнул Финист. - Там разберемся. Калина, садись справа. Ты не знаешь улиц Усть-Ижорска. Я сам поведу.
Глава 2
- Есть хочется... - тоскливо сказал самый маленький из детей, худенький рыжеволосый мальчуган.
- А ты спать вон ложись, - со злостью буркнул паренек лет пятнадцати. - Глядишь, каша приснится. Может даже с маслом.
Никто не засмеялся. А рыжий мальчик сжался и тихо заплакал.
- Май, не трави младших! - строго сказал старый учитель.
- А что он ноет? - огрызнулся парнишка.
- Ох, наказать бы тебя!..
Паренек встал, пожал плечами:
- Как скажете, учитель. Могу наносить воды...
- Сядь, Май, - вздохнул учитель. - Что такое с тобой сегодня? Ты просто несносен. Ты ведь моя правая рука, а ведешь себя недостойно...
- Накажите меня. Я могу наносить воды. Прямо сейчас, - упрямо повторил паренек.
- Что ты привязался к воде? Не нужна нам вода. Ее и так вдоволь. Просто успокой Пчёлку.
Май надул щеки и шумно выдохнул. Скорчив брезгливую гримасу, он опустился на свое место, пододвинулся к рыжему мальчугану, положил руку на его дрожащее плечо. Малыш сразу же подобрался, торопливо зашмыгал носом, стараясь взять себя в руки. Май несколько секунд смотрел на его отчаянные попытки успокоиться, потом порывисто обнял и прижал к себе, зашептал что-то ему на ухо. Пчёлка горько заревел, обхватив Мая ручонками, но удивительно быстро унялся.
Учитель с облегчением перевел дух. Он очень страдал, когда в их общем доме дети не ладили друг с другом. Май был парень с норовом, ему ничего не стоило сказать какую-нибудь резкость или обидно съязвить. Правда, за время, пока Май жил в приюте, он хотя бы научился просить прощения у товарищей. Но сам он носил в сердце какую-то горькую обиду. Похоже, он никого не собирался прощать. И не хотел никому ни о чем рассказывать. Даже Пчёлке, который ни на шаг не отходил от своего нового старшего друга.
Старый учитель не лукавил: Май действительно стал его правой рукой. Мальчик был уже почти взрослый, смышленый и старательный. Уже несколько месяцев Май один справлялся со всей мужской работой по хозяйству. Носил воду с родника, пилил и колол дрова, латал дырявую крышу. Поначалу ему приходилось тяжело: к такой работе Май был не приучен. Да и ни к какой другой тоже. По всему было видно: вырос в богатом доме, не зная простых земных забот. Но у старого учителя на этот случай был в запасе проверенный воспитательный прием. Он разом взвалил на юношу все то, с чем давно уже не мог справиться сам. К чести Мая, он хоть и глотал украдкой слезы, ни разу не пожаловался, и постепенно у него стало получаться все, за что он брался.
Дети сидели голодными уже третий день. Учитель, как мог, растягивал запасы в надежде, что попечители приюта вспомнят о сиротах. Но, как видно, в столице происходило что-то из ряда вон выходящее. Учитель пытался на днях попасть на прием к чиновнику, поставленному во главе попечительского совета. Хотел попросить наладить должное снабжение приюта. Но куда там, на порог не пустили. Сказали, всё записано, всё учтено, когда руки у начальства дойдут, всё решат, всё доставят, не бегайте и не путайтесь под ногами со всякой своей ерундой...
Старик с грустью вспоминал совсем недавнее прошлое, когда заботами усть-ижорского приюта ведала княгиня Роса. Не по должности, не по обязательству, просто от сердца доброго эта женщина одна делала для детей столько, сколько теперь не мог сделать целый попечительский совет из дюжины ленивых дармоедов. Раньше и запасы в приюте не переводились, одежда на детях не успевала изнашиваться, книг было в достатке. Но умерла княгиня несколько лет назад, и приютские дети, считай, ещё раз осиротели.
Зарядили дожди, и крыша старого приюта протекла сразу в нескольких местах. Голодный Май целый день провел на крыше под проливным дождём, перекрывая дыры. Теперь на детей хотя бы не лилась вода. Перебравшись в самую сухую комнату, воспитанники вместе с учителем собирались уже вторую ночь провести, лежа на сдвинутых вместе кроватях и согревая друг друга.
Старик взял кривую кочергу и принялся шуровать в печке.
- Ну вот, все и прогорело, - сообщил он. - Садитесь поближе друг к дружке. Сейчас станет холоднее.
