Марья присела в ответном приветствии. Изба сверкнула стеклянными окнами и быстро-быстро стала перебирать лапами, привставая на пальцах, делая шаги то назад, то вперёд и иногда подпрыгивая.
– Джигу выучила. Теперь гусли-самогуды требует. Считает, что без аккомпанемента вся красота танца пропадает, – снисходительно сказала Яга.
Самое удивительное, что при всех движениях лап деревянная часть волшебного существа всегда располагалась исключительно параллельно земле. Как это было возможно, понять Марья не могла, но это только увеличивало её восхищение. Тем временем избушка, закончив выплясывать, встала на одно колено. Марья захлопала в ладоши.
– Потрясающе! Ты потрясающая изба!
Марья погладила нижнее бревнышко танцорши, которое оказалось тёплым и приятным на ощупь. Потом с неохотой повернулась к бабе Яге. Признавать превосходство соперницы не хотелось, но чувство справедливости победило:
– Она у вас замечательная.
Яга, явно довольная произведённым на Марью впечатлением, произнесла:
– Чай волшбе-то я не только по книжкам училась! Пока её такую вырастила, да воспитала, да выучила, семь потов сошло, семь рубашек сносилось, семь...
Тут Марья поняла, откуда – а точнее: от кого – у её мужа появилась страсть к инвентаризации по итогам проделанной работы.
4. Марья Моревна vs. баба Яга. Раунд второй
Вполуха слушая отчёт бабы Яги о количестве изношенной одежды в ходе масштабной селекционной и тренерской работы, Марья оглядела двор. Иван-царевич стоял поодаль и уже не отбивался, а обнимался с большим лохматым чёрным псом и почесывал ему мощную шею.
Яга замолчала. Перечислив Марье все этапы работы над парусностью, остойчивостью и скороходностью своей избушки, она умилённо наблюдала за объятиями Ивана и собаки. Марья нахмурилась: «Дождалась ты спасителя, Марьюшка... Эх, как бы теперь в печку бабы Яги не угодить! В качестве основного праздничного блюда. Чует моё сердце, если так дело пойдёт, останется Ванечка одиноким вдовцом во цвете лет». В печь Марье определённо не хотелось. Насчёт Ванечкиного одиночества она собиралась поразмышлять.
Яга тем временем спохватилась и пригласила гостей в дом. Но не успела Марья подойти к лесенке, на её взгляд, весьма ненадёжной, как баба Яга распевно произнесла:
– Избушка, избушка... алле-ап!
Изба дёрнулась, ловким боковым движением отбросила подальше от себя так не понравившуюся Марье лесенку и аккуратно, вытягивая и распластывая лапы, опустилась деревянным основанием на землю.
– Это называется «шпагат», – с гордостью пояснила Яга. – Только для самых дорогих гостей! – Яга ласково глянула на Ивана и с вызовом – на Марью. Марья стиснула зубы, а Иван-царевич сделал вид, что ничего не понял.
Избушка пошевелила ногой, намекая, что шпагат шпагатом, но лапы ей вовсе не для этого дадены. Яга, а за ней Марья с ещё более ароматным – теперь и из-за общения с псом – Ванечкой поспешили зайти в избу, легко преодолев выскобленный до белизны высокий порог.
Сначала хозяйка и гости попали в небольшие тёмные сени, которые в этом варианте избы были внутри, а не снаружи бревенчатых стен. Хотя, может, это были не сени, а чулан – Марья не очень хорошо разбиралась в устройстве избушек на курьих ножках. В самой избе было на удивление просторно и светло. В центре комнаты находилась большая белёная печь. У печи, прислонившись к её необъятному боку, стояли кочерга и подозрительного вида лопата – Марья, глянув на неё, вздрогнула – а с просторной печной лежанки на пришедших сердито зашипел огромный чёрный кот с зелёными, горящими злобой глазами.
Яга коту сказала:
– Василий, не барагозь! – а в сторону гостей добавила: – Вы не бойтесь его, он, когда не доспит, всегда такой!
– Так я ведь и не бою... – начал было говорить Иван, но натолкнувшись на насмешливый взгляд жены, затих и сделал шаг в сторону Яги.
На лице Яги появилось страдальческое выражение, и она заявила:
– Тебе бы помыться с дорожки, Ванюшень... – и так же, как Иван, замолчала, отчего-то испуганно уставившись в глаза Марьи.
А ведь Марья ничего и не делала, только глаза прищурила, да брови нахмурила, да кулаки сжала, да ногой топнула. А больше ничего!
– Я тоже думаю, что ему первому мыться, – Марья решила на этот раз конфликт замять и согласиться с бабой Ягой, ибо в закрытом помещении находиться рядом с Иваном-царевичем было невероятно... нестерпимо. – Баньку Ягусину найдёшь, чай, Ванюшенька? А чистое исподнее тебе Ягуся даст, правда? Наверняка, случайно завалялось. Да как раз твоего размерчика. Случайно.
Яга гордо вскинула голову и, не говоря ни слова, нырнула за цветастую занавеску, отделявшую часть комнаты за печкой. Кот проводил хозяйку насмешливым взглядом, фыркнул, потом мягко спрыгнул с лежанки и, по дуге обходя Ивана, пошел к Марье. Та опасливо смотрела за его передвижением. Кот был красив, огромен и суров.
– Ты мняуу нравишшшься, – вдруг промурлыкал котяра человеческим голосом, а Марья, не ожидавшая этого, вздрогнула. – Не тоу, чтоу эта! – Кот пренебрежительно повернул голову в сторону занавески и выразительно фыркнул. – «Ваунюшшша», «косааатик», тьфу! – Кот зафырчал. – А от негоу сссобакой поссстоянно пахнет. А иссс картоучных игррр он только в «дурака» и моужет. Ты уверена, что он «Иван-цссаревич», а не «Иван-дурак»?
Иван на эти слова зашипел не хуже кота, но слова бранного в ответ не произнёс, покосившись на оскаленную морду и воинственно поднятую лапу своего критика. Кот отвернулся от Ивана, обошёл Марью кругом и встал столбиком, зацепившись когтями за ткань Марьиного платья.
– Ваусилий.
Марья поняла, что ей представились.
– Марья Моревна, приятно познакомиться.
– Мняу тоже. – Кот прислушался к чему-то, важно кивнул Марье: – Увидимсяу! – Он с треском отцепился от окончательно испорченной Марьиной одежды, встал на все четыре лапы и не спеша прошествовал куда-то в глубину комнаты.
Иван посмотрел вслед коту, вздохнул и поёжился. Через несколько мгновений из-под широкой лавки раздался тонкий мышиный писк, а потом довольное кошачье урчание.
Некоторое время в избе слышалось лишь аппетитное хрумканье, да странное потрескивание и сердитый шёпот из того угла, куда удалилась баба Яга. Иван-царевич переминался с ноги на ногу, поглядывая то на занавеску, то на задумавшуюся о чем-то жену. Видя, что на него не обращают внимания, он осторожно понюхал свой рукав, нахмурился, понюхал ещё раз, пробормотал: «Собакой... Помыться... Попробовали бы сами, побегали: сначала за зайцем по оврагам, потом за уткой по болотам... Потом в желтке весь изгваздался. А бой смертный? А победа великая над супостатом и изувером? А жены спасение? Чистенького им подавай... Вот женщины!..» Он покосился в сторону лавки, под которой чавкал и урчал Василий. «Женщины и коты!»
Из-за занавески появилась Яга с аккуратной стопочкой одежды. Иван перестал бурчать, а Марья с любопытством принялась разглядывать отглаженный мужской кафтан. Алый, с золотой вышивкой по высокому вороту, с золотыми галунами на груди и аксамитовыми кантиками по разрезным рукавам, он, празднично переливаясь, свисал с плеча Яги. Марья покачала головой, узнав любимую мужнину одёжку, и подумала: «Да, «хитрость» у Ванюши была многоходовая. С развлечением, проживанием, пропитанием, стиркой и глажкой. Просто операция «Всё Включено». Удивительно, как это он про жену вспомнил, да про смерть Кощееву не забыл?» Тем временем красный, как рак, Иван выхватил своё бельишко из рук Яги, сорвал кафтан с её плеча и, не оглядываясь на дам, выскочил из избы. Яга проводила царевича долгим тоскливым взглядом. Марья, это заметившая, только усмехнулась. «Ихь либе дихь, Мэри, говоришь?»
– Ну что? – баба Яга с вызовом глянула на Марью, волнение Яги выдавали яркий румянец и дрожавшие руки. – Чего пялишься?
Марья устало опустилась на лавку. День у неё был длинный и заканчиваться – вот, леший побери – никак не хотел.
– Вот какая ты баба Яга, а? Ягуся ты и есть Ягуся... Всё не по протоколу. Ты сначала напои, накорми, а потом разговоры разговаривай и о делах наших скорбных того... калякай. А то Ивана-царевича моего привечаешь, а меня отлучаешь. Или больно тебе приглянулся, муж-то мой законный?
Яга почти задохнулась от возмущения:
– Может, тебя, девка наглая, и спать уложить? Тоже мне «законная жена»! Думаешь, я не знаю, чем все Премудрые да Прекрасные в хоромах Кощеевых занимаются? Небось, и Костюшкой звала, и миловалась с рожей этой злодейской, да подушки его пуховые обминала, да перинку пробова...
Не ожидавшая такого выпада, Марья сначала опешила, но потом в ней взыграла жгучая ревность. «Это кто это его «Костюшкой» звал?» Моревна забыла об усталости, о ноющей пояснице, вскочила на ноги и руки в кулаки сжала.
– Я занималась? Я миловалась? Подушки ей пригрезились! Перина! А откуда ты знаешь, что Кощей с пленницами делает, а? Ты что ль сама на перины его пуховые метила, да не вышло? Поиграл Кощей с тобой, да и бросил? Теперь досада да завидки берут? Оттого чужих мужей с пути сбиваешь? Сама... сама ты... Баба Яга!
Яга набрала воздуху в грудь, собираясь ответить, но вдруг обмякла и отвернулась.
– Полюбила я Ванюшу. Хороший он у тебя. Добрый, ласковый. Не то, что супостат костлявый... Эх!
– Всёууу? Накричалисссь? Наболталисссь? Поделилисссь? – сидевший на подоконнике Василий смотрел в окошко и лениво потягивался. – А там Ваньку вашего убиваюууут...
5. Марья Моревна versus. Part. 3
Во дворе творилось гнусное поругание и полное непотребство. Голый Иван-царевич с дрыном в руках крутился вокруг своей оси, обороняясь от высокого худого и широкоплечего мужчины с большим мечом. Мужчина ловко с ним управлялся, то держа меч двумя руками за рукоять, то, хитрым и неизвестным доселе Марье приёмом перехватывая одной рукой лезвие меча почти посередине. Мужчины дрались на длинной дистанции, молча и сосредоточенно. Одно было понятно даже неопытному наблюдателю – дрын в руках Ивана укорачивался неотвратимо и вскоре обещал превратиться в небольшую горку щепок. Меч второго бойца, разумеется, совсем не страдал.
Немножко полюбовавшись чёткими отработанными движениями мечника и крупным красивым обнаженным телом мужа, Марья закричала:
– Перестаньте!
Ей вторила Яга, которая тоже первую минуту не выдавала своего присутствия:
– Прекратите сейчас же, или я избушку на вас натравлю! – И отвечая на недоумевающий взгляд Марьи, пояснила: – Затопчет!
Иван, не переставая внимательно отслеживать движения противника, заявил:
– Он первый начал! Я этого мужика даже не знаю.
Мечник не говорил ни слова, только словно ястреб следил за Иваном. Марья поняла, что мужчина готовится нанести её мужу смертельный удар. Яга поняла это тоже. Они переглянулись и рявкнули хором:
– Изверг, прекрати сейчас же!!!
От их крика избушка плюхнулась на землю, некрасиво разбросав ноги. Пёс, всё это время весело скакавший вокруг сражающихся, трусливо поджал хвост и побежал прятаться. С ближайших к поляне деревьев взлетели птицы. Василий, держа распушенный хвост трубой, выскочил на улицу. Иван в изумлении открыл рот и опустил руку с остатками палки.
Марья видела, что спокойным и уравновешенным в этой ситуации остался только адресат их с Ягусей крика – Кощей. Марья также видела, что меч свой изверг вовсе не опустил, что готовится нанести последний удар и что, если не произойдёт чуда, через мгновение она останется вдовой... Девушка бросилась между мужчинами, закрывая собой Ивана.
Меч свистнул рядом с ухом Марьи – Кощей удар удержать уже не смог, но направление его в последнее мгновение изменил. Иван оттолкнул жену в сторону и, приговаривая: «Куда ты лезешь? Да что б я за бабскою спиной от ворога хоронился?», с голыми руками кинулся на Кощея. Тот откинул меч и стоял, опустив голову и тяжело дыша. Иван налетел на Кощея словно кочет, яростный и бесстрашный, пусть и с голым задом. С налёту, не понимая ещё, что противник не отвечает, Иван размахнулся и кулаком богатырским ударил стоящего столбом Кощея. Три раза. Три прямых голову. После первого удара Кощей только покачнулся, после второго покачнулся да поморщился. После третьего – опустился на одно колено. Иван размахнулся для четвёртого... но со спины к нему подошла Яга и громко, в самое ухо, отвлекая от чрезвычайно увлекательного занятия, произнесла:
–Ты его этим не убьёшь.
– Не покалечишь даже, – грустно добавила Марья, которая сидела там, куда её отбросил Иван, у поленницы, прямо на траве. – Я столько ваз да горшков о голову его чугунную перебила, не сосчитать.
– А я отравить отравою страшною, смертельною, пыталась... – Яга села на берёзовый чурбачок, поставила локоток на коленку и оперлась на него подбородком. Выражение лица у неё стало печально-задумчивым.
– И не единожды пыталась, – подал голос Кощей, присаживаясь на землю поближе к Марье.
Посреди двора стоять остался только Иван-царевич, до которого не сразу дошло, что стоит он гол как сокол и из одежды на нём одна борода. Богатырь попытался ладонями прикрыть самое срамное: ведь одно дело перед бабами без портков щеголять, а совсем другое – перед врагом самым драгоценным отсвечивать. Но попытавшись прикрыться, Иван зашипел от боли – кулак, которым в запале бил он Кощея, разжимался с трудом, и на травушку зелёную, Ягой пестованную, три раза за лето щипанную, с кулака стекали капли крови.
– Я ж говорю, голова у него чугунная, – без капли сочувствия к мужу сказала Марья.
Яга же вскочила со своей берёзовой колоды и запричитала:
– Ванюшенька, бедненький мой, пойдём, я тебя полечу, раны обмою, перевязку сделаю...
Она подхватила Ивана под локоток и потащила его в сторону бани. Иван на жену оглядывался, но Яге не сопротивлялся.
Хлопнула дверь баньки. Марья да Кощей сидели молча, отвернувшись друг от друга. Вскоре из укрытия, которым служила грядка репы с чрезвычайно густой ботвой, вылез чёрный пёс. Заметив сидящего Кощея, он, высунув розовый язык и распластав большие уши по ветру, радостно бросился на своего любимца. То, что Кощей именно собачий любимец, Марья поняла сразу, ибо пёс, повизгивая от восторга, повалил Кощея на спину и принялся вылизывать его лицо. Кощей только глаза и успел рукой прикрыть. «До чего ж я люблю кошек», – подумала Марья, разглядывая эту идиллию и вспоминая вежливого и не слюнявого Василия.
– Ну, перестань Полкан, перестань, хороший! – наконец взмолился душегубец Земель Русских и легко отодвинул от себя собаку. – Сидеть!
Полкан послушно сел с ним рядом. Марья сверкнула взглядом в сторону Кощея. «И этот на подворье у бабы Яги, как дома. Вот мужики!» Кощей перехватил гневный девичий взгляд и понял его правильно:
– Да я давно уже... всё. Она потому и злится, и об игле кому ни попадя рассказывает. Ваньку вот твоего привечала-научала. Да и сама меня травить пыталась. Но я-то ни при чём! Уж года три, как ни при чём. Эх, вы ба... – но увидев, как опять засверкали Марьины глаза, Кощей быстро исправился: – Эх вы, женщины!
Марья ничего не ответила. А что ей было говорить? И сказать нечего: родного мужа чужая тётка голого в баню увела, любимый о чувствах к той же тётке рассказывает... Только на косе удавиться осталось, иль вон в сине море-окиян кинуться. «И сия пучина поглотила ея... Интересно, сколько отсюда до Лукоморья?»
– Джигу выучила. Теперь гусли-самогуды требует. Считает, что без аккомпанемента вся красота танца пропадает, – снисходительно сказала Яга.
Самое удивительное, что при всех движениях лап деревянная часть волшебного существа всегда располагалась исключительно параллельно земле. Как это было возможно, понять Марья не могла, но это только увеличивало её восхищение. Тем временем избушка, закончив выплясывать, встала на одно колено. Марья захлопала в ладоши.
– Потрясающе! Ты потрясающая изба!
Марья погладила нижнее бревнышко танцорши, которое оказалось тёплым и приятным на ощупь. Потом с неохотой повернулась к бабе Яге. Признавать превосходство соперницы не хотелось, но чувство справедливости победило:
– Она у вас замечательная.
Яга, явно довольная произведённым на Марью впечатлением, произнесла:
– Чай волшбе-то я не только по книжкам училась! Пока её такую вырастила, да воспитала, да выучила, семь потов сошло, семь рубашек сносилось, семь...
Тут Марья поняла, откуда – а точнее: от кого – у её мужа появилась страсть к инвентаризации по итогам проделанной работы.
4. Марья Моревна vs. баба Яга. Раунд второй
Вполуха слушая отчёт бабы Яги о количестве изношенной одежды в ходе масштабной селекционной и тренерской работы, Марья оглядела двор. Иван-царевич стоял поодаль и уже не отбивался, а обнимался с большим лохматым чёрным псом и почесывал ему мощную шею.
Яга замолчала. Перечислив Марье все этапы работы над парусностью, остойчивостью и скороходностью своей избушки, она умилённо наблюдала за объятиями Ивана и собаки. Марья нахмурилась: «Дождалась ты спасителя, Марьюшка... Эх, как бы теперь в печку бабы Яги не угодить! В качестве основного праздничного блюда. Чует моё сердце, если так дело пойдёт, останется Ванечка одиноким вдовцом во цвете лет». В печь Марье определённо не хотелось. Насчёт Ванечкиного одиночества она собиралась поразмышлять.
Яга тем временем спохватилась и пригласила гостей в дом. Но не успела Марья подойти к лесенке, на её взгляд, весьма ненадёжной, как баба Яга распевно произнесла:
– Избушка, избушка... алле-ап!
Изба дёрнулась, ловким боковым движением отбросила подальше от себя так не понравившуюся Марье лесенку и аккуратно, вытягивая и распластывая лапы, опустилась деревянным основанием на землю.
– Это называется «шпагат», – с гордостью пояснила Яга. – Только для самых дорогих гостей! – Яга ласково глянула на Ивана и с вызовом – на Марью. Марья стиснула зубы, а Иван-царевич сделал вид, что ничего не понял.
Избушка пошевелила ногой, намекая, что шпагат шпагатом, но лапы ей вовсе не для этого дадены. Яга, а за ней Марья с ещё более ароматным – теперь и из-за общения с псом – Ванечкой поспешили зайти в избу, легко преодолев выскобленный до белизны высокий порог.
Сначала хозяйка и гости попали в небольшие тёмные сени, которые в этом варианте избы были внутри, а не снаружи бревенчатых стен. Хотя, может, это были не сени, а чулан – Марья не очень хорошо разбиралась в устройстве избушек на курьих ножках. В самой избе было на удивление просторно и светло. В центре комнаты находилась большая белёная печь. У печи, прислонившись к её необъятному боку, стояли кочерга и подозрительного вида лопата – Марья, глянув на неё, вздрогнула – а с просторной печной лежанки на пришедших сердито зашипел огромный чёрный кот с зелёными, горящими злобой глазами.
Яга коту сказала:
– Василий, не барагозь! – а в сторону гостей добавила: – Вы не бойтесь его, он, когда не доспит, всегда такой!
– Так я ведь и не бою... – начал было говорить Иван, но натолкнувшись на насмешливый взгляд жены, затих и сделал шаг в сторону Яги.
На лице Яги появилось страдальческое выражение, и она заявила:
– Тебе бы помыться с дорожки, Ванюшень... – и так же, как Иван, замолчала, отчего-то испуганно уставившись в глаза Марьи.
А ведь Марья ничего и не делала, только глаза прищурила, да брови нахмурила, да кулаки сжала, да ногой топнула. А больше ничего!
– Я тоже думаю, что ему первому мыться, – Марья решила на этот раз конфликт замять и согласиться с бабой Ягой, ибо в закрытом помещении находиться рядом с Иваном-царевичем было невероятно... нестерпимо. – Баньку Ягусину найдёшь, чай, Ванюшенька? А чистое исподнее тебе Ягуся даст, правда? Наверняка, случайно завалялось. Да как раз твоего размерчика. Случайно.
Яга гордо вскинула голову и, не говоря ни слова, нырнула за цветастую занавеску, отделявшую часть комнаты за печкой. Кот проводил хозяйку насмешливым взглядом, фыркнул, потом мягко спрыгнул с лежанки и, по дуге обходя Ивана, пошел к Марье. Та опасливо смотрела за его передвижением. Кот был красив, огромен и суров.
– Ты мняуу нравишшшься, – вдруг промурлыкал котяра человеческим голосом, а Марья, не ожидавшая этого, вздрогнула. – Не тоу, чтоу эта! – Кот пренебрежительно повернул голову в сторону занавески и выразительно фыркнул. – «Ваунюшшша», «косааатик», тьфу! – Кот зафырчал. – А от негоу сссобакой поссстоянно пахнет. А иссс картоучных игррр он только в «дурака» и моужет. Ты уверена, что он «Иван-цссаревич», а не «Иван-дурак»?
Иван на эти слова зашипел не хуже кота, но слова бранного в ответ не произнёс, покосившись на оскаленную морду и воинственно поднятую лапу своего критика. Кот отвернулся от Ивана, обошёл Марью кругом и встал столбиком, зацепившись когтями за ткань Марьиного платья.
– Ваусилий.
Марья поняла, что ей представились.
– Марья Моревна, приятно познакомиться.
– Мняу тоже. – Кот прислушался к чему-то, важно кивнул Марье: – Увидимсяу! – Он с треском отцепился от окончательно испорченной Марьиной одежды, встал на все четыре лапы и не спеша прошествовал куда-то в глубину комнаты.
Иван посмотрел вслед коту, вздохнул и поёжился. Через несколько мгновений из-под широкой лавки раздался тонкий мышиный писк, а потом довольное кошачье урчание.
Некоторое время в избе слышалось лишь аппетитное хрумканье, да странное потрескивание и сердитый шёпот из того угла, куда удалилась баба Яга. Иван-царевич переминался с ноги на ногу, поглядывая то на занавеску, то на задумавшуюся о чем-то жену. Видя, что на него не обращают внимания, он осторожно понюхал свой рукав, нахмурился, понюхал ещё раз, пробормотал: «Собакой... Помыться... Попробовали бы сами, побегали: сначала за зайцем по оврагам, потом за уткой по болотам... Потом в желтке весь изгваздался. А бой смертный? А победа великая над супостатом и изувером? А жены спасение? Чистенького им подавай... Вот женщины!..» Он покосился в сторону лавки, под которой чавкал и урчал Василий. «Женщины и коты!»
Из-за занавески появилась Яга с аккуратной стопочкой одежды. Иван перестал бурчать, а Марья с любопытством принялась разглядывать отглаженный мужской кафтан. Алый, с золотой вышивкой по высокому вороту, с золотыми галунами на груди и аксамитовыми кантиками по разрезным рукавам, он, празднично переливаясь, свисал с плеча Яги. Марья покачала головой, узнав любимую мужнину одёжку, и подумала: «Да, «хитрость» у Ванюши была многоходовая. С развлечением, проживанием, пропитанием, стиркой и глажкой. Просто операция «Всё Включено». Удивительно, как это он про жену вспомнил, да про смерть Кощееву не забыл?» Тем временем красный, как рак, Иван выхватил своё бельишко из рук Яги, сорвал кафтан с её плеча и, не оглядываясь на дам, выскочил из избы. Яга проводила царевича долгим тоскливым взглядом. Марья, это заметившая, только усмехнулась. «Ихь либе дихь, Мэри, говоришь?»
– Ну что? – баба Яга с вызовом глянула на Марью, волнение Яги выдавали яркий румянец и дрожавшие руки. – Чего пялишься?
Марья устало опустилась на лавку. День у неё был длинный и заканчиваться – вот, леший побери – никак не хотел.
– Вот какая ты баба Яга, а? Ягуся ты и есть Ягуся... Всё не по протоколу. Ты сначала напои, накорми, а потом разговоры разговаривай и о делах наших скорбных того... калякай. А то Ивана-царевича моего привечаешь, а меня отлучаешь. Или больно тебе приглянулся, муж-то мой законный?
Яга почти задохнулась от возмущения:
– Может, тебя, девка наглая, и спать уложить? Тоже мне «законная жена»! Думаешь, я не знаю, чем все Премудрые да Прекрасные в хоромах Кощеевых занимаются? Небось, и Костюшкой звала, и миловалась с рожей этой злодейской, да подушки его пуховые обминала, да перинку пробова...
Не ожидавшая такого выпада, Марья сначала опешила, но потом в ней взыграла жгучая ревность. «Это кто это его «Костюшкой» звал?» Моревна забыла об усталости, о ноющей пояснице, вскочила на ноги и руки в кулаки сжала.
– Я занималась? Я миловалась? Подушки ей пригрезились! Перина! А откуда ты знаешь, что Кощей с пленницами делает, а? Ты что ль сама на перины его пуховые метила, да не вышло? Поиграл Кощей с тобой, да и бросил? Теперь досада да завидки берут? Оттого чужих мужей с пути сбиваешь? Сама... сама ты... Баба Яга!
Яга набрала воздуху в грудь, собираясь ответить, но вдруг обмякла и отвернулась.
– Полюбила я Ванюшу. Хороший он у тебя. Добрый, ласковый. Не то, что супостат костлявый... Эх!
– Всёууу? Накричалисссь? Наболталисссь? Поделилисссь? – сидевший на подоконнике Василий смотрел в окошко и лениво потягивался. – А там Ваньку вашего убиваюууут...
5. Марья Моревна versus. Part. 3
Во дворе творилось гнусное поругание и полное непотребство. Голый Иван-царевич с дрыном в руках крутился вокруг своей оси, обороняясь от высокого худого и широкоплечего мужчины с большим мечом. Мужчина ловко с ним управлялся, то держа меч двумя руками за рукоять, то, хитрым и неизвестным доселе Марье приёмом перехватывая одной рукой лезвие меча почти посередине. Мужчины дрались на длинной дистанции, молча и сосредоточенно. Одно было понятно даже неопытному наблюдателю – дрын в руках Ивана укорачивался неотвратимо и вскоре обещал превратиться в небольшую горку щепок. Меч второго бойца, разумеется, совсем не страдал.
Немножко полюбовавшись чёткими отработанными движениями мечника и крупным красивым обнаженным телом мужа, Марья закричала:
– Перестаньте!
Ей вторила Яга, которая тоже первую минуту не выдавала своего присутствия:
– Прекратите сейчас же, или я избушку на вас натравлю! – И отвечая на недоумевающий взгляд Марьи, пояснила: – Затопчет!
Иван, не переставая внимательно отслеживать движения противника, заявил:
– Он первый начал! Я этого мужика даже не знаю.
Мечник не говорил ни слова, только словно ястреб следил за Иваном. Марья поняла, что мужчина готовится нанести её мужу смертельный удар. Яга поняла это тоже. Они переглянулись и рявкнули хором:
– Изверг, прекрати сейчас же!!!
От их крика избушка плюхнулась на землю, некрасиво разбросав ноги. Пёс, всё это время весело скакавший вокруг сражающихся, трусливо поджал хвост и побежал прятаться. С ближайших к поляне деревьев взлетели птицы. Василий, держа распушенный хвост трубой, выскочил на улицу. Иван в изумлении открыл рот и опустил руку с остатками палки.
Марья видела, что спокойным и уравновешенным в этой ситуации остался только адресат их с Ягусей крика – Кощей. Марья также видела, что меч свой изверг вовсе не опустил, что готовится нанести последний удар и что, если не произойдёт чуда, через мгновение она останется вдовой... Девушка бросилась между мужчинами, закрывая собой Ивана.
Меч свистнул рядом с ухом Марьи – Кощей удар удержать уже не смог, но направление его в последнее мгновение изменил. Иван оттолкнул жену в сторону и, приговаривая: «Куда ты лезешь? Да что б я за бабскою спиной от ворога хоронился?», с голыми руками кинулся на Кощея. Тот откинул меч и стоял, опустив голову и тяжело дыша. Иван налетел на Кощея словно кочет, яростный и бесстрашный, пусть и с голым задом. С налёту, не понимая ещё, что противник не отвечает, Иван размахнулся и кулаком богатырским ударил стоящего столбом Кощея. Три раза. Три прямых голову. После первого удара Кощей только покачнулся, после второго покачнулся да поморщился. После третьего – опустился на одно колено. Иван размахнулся для четвёртого... но со спины к нему подошла Яга и громко, в самое ухо, отвлекая от чрезвычайно увлекательного занятия, произнесла:
–Ты его этим не убьёшь.
– Не покалечишь даже, – грустно добавила Марья, которая сидела там, куда её отбросил Иван, у поленницы, прямо на траве. – Я столько ваз да горшков о голову его чугунную перебила, не сосчитать.
– А я отравить отравою страшною, смертельною, пыталась... – Яга села на берёзовый чурбачок, поставила локоток на коленку и оперлась на него подбородком. Выражение лица у неё стало печально-задумчивым.
– И не единожды пыталась, – подал голос Кощей, присаживаясь на землю поближе к Марье.
Посреди двора стоять остался только Иван-царевич, до которого не сразу дошло, что стоит он гол как сокол и из одежды на нём одна борода. Богатырь попытался ладонями прикрыть самое срамное: ведь одно дело перед бабами без портков щеголять, а совсем другое – перед врагом самым драгоценным отсвечивать. Но попытавшись прикрыться, Иван зашипел от боли – кулак, которым в запале бил он Кощея, разжимался с трудом, и на травушку зелёную, Ягой пестованную, три раза за лето щипанную, с кулака стекали капли крови.
– Я ж говорю, голова у него чугунная, – без капли сочувствия к мужу сказала Марья.
Яга же вскочила со своей берёзовой колоды и запричитала:
– Ванюшенька, бедненький мой, пойдём, я тебя полечу, раны обмою, перевязку сделаю...
Она подхватила Ивана под локоток и потащила его в сторону бани. Иван на жену оглядывался, но Яге не сопротивлялся.
Хлопнула дверь баньки. Марья да Кощей сидели молча, отвернувшись друг от друга. Вскоре из укрытия, которым служила грядка репы с чрезвычайно густой ботвой, вылез чёрный пёс. Заметив сидящего Кощея, он, высунув розовый язык и распластав большие уши по ветру, радостно бросился на своего любимца. То, что Кощей именно собачий любимец, Марья поняла сразу, ибо пёс, повизгивая от восторга, повалил Кощея на спину и принялся вылизывать его лицо. Кощей только глаза и успел рукой прикрыть. «До чего ж я люблю кошек», – подумала Марья, разглядывая эту идиллию и вспоминая вежливого и не слюнявого Василия.
– Ну, перестань Полкан, перестань, хороший! – наконец взмолился душегубец Земель Русских и легко отодвинул от себя собаку. – Сидеть!
Полкан послушно сел с ним рядом. Марья сверкнула взглядом в сторону Кощея. «И этот на подворье у бабы Яги, как дома. Вот мужики!» Кощей перехватил гневный девичий взгляд и понял его правильно:
– Да я давно уже... всё. Она потому и злится, и об игле кому ни попадя рассказывает. Ваньку вот твоего привечала-научала. Да и сама меня травить пыталась. Но я-то ни при чём! Уж года три, как ни при чём. Эх, вы ба... – но увидев, как опять засверкали Марьины глаза, Кощей быстро исправился: – Эх вы, женщины!
Марья ничего не ответила. А что ей было говорить? И сказать нечего: родного мужа чужая тётка голого в баню увела, любимый о чувствах к той же тётке рассказывает... Только на косе удавиться осталось, иль вон в сине море-окиян кинуться. «И сия пучина поглотила ея... Интересно, сколько отсюда до Лукоморья?»
