Читать порой приходится с упаковкой бумажнух платочков, так накаляются страсти в историях. Но когда-то давно я была поражена, узнав, что писатель и сам зачастую не может сдержать эмоций, так сильно он чувствует свой собственный драматический эпизод. Буквально вживается в своих же героев.
Честно скажу, я тоже пускала слезу. Не считая мурашек, мои глаза были на мокром месте, на вскидку, трижды, пока я писала Железного Аспида.

Первый раз – когда главный герой рассказывал другу, как пожертвовал жизнью любимой ради общего блага империи:

Наэль была в пятистах милях от нас.
- Тридцать секунд, Джур. Уходим.
Я начал отстыковку, шлюз удалял кислород из фильтра.
- Нет! – он задыхался, а я мог не дышать совсем. – Успеет, Эй...
- Не успеет. Выйди из фильтра.
Давление падало. Десять секунд.
- Ты ублюдок, она же тебя любит!
- И я ее!
- Видимо, недоста...
Он потерял сознание. На исходе восьмой секунды мы отстыковались. На исходе девятой – в шлюз ворвалась... голограмма Наэль.
Теперь я знаю точно, насколько именно недостаточно я ее любил. На одну секунду. На во-о-от столечко, Шима. Я... был готов для нее на все – но до разумного предела. Ее цифровой образ рассыпался у меня в руках.
Не могу вспомнить, что я чувствовал. Там, у шлюза, во мне пульсировала только ее боль. В рубке она потеснилась для боли Джура. Его, ее. Не моя.


Второй раз – когда другой герой прощается со смертельно раненой девушкой, которая храбрится, но не заслуживает умирать в одиночестве.

- Теперь сделай... укол... - прошептала Чесс, когда Бритц вытащил её из кресла.
- А шею свернуть?
- Передумала. Страшно. Я лучше так... подожду.
Укол подействовал. Резь в животе отупела. Чесс даже смогла приподняться на локте.
- Ну и как тебя развлечь, пока ты еще здесь? - эзер присел рядом на полу. Он отвел её руку от раны и оставил в своей. - Не зажимай, так быстрее.
Чесс успокаивал его ровный тон. Так быстрее. Надо перестать думать о смерти.
- Так что там... с булавками? С пирсингом после каждой линьки.
Кай наклонился к ней и поцеловал. Чесс не была уверена, но кажется, так и целуют последний раз в жизни. Шарик звякнул о зубы.
- Это была первая линька, - поморщилась она. - А где вторая и третья?
- Не думаю, что у тебя осталось на это время.
Чесс слабо хохотнула. Попыталась снова прижать руку к животу, но вовремя опомнилась.
- Пара минут ещё есть. Вряд ли эзерам нужно больше.
- Думаешь, я настолько психопат?
- Время уходит, - она приподнялась из последних сил, чтобы притянуть эзера за ворот и упасть навзничь уже вместе с ним. - Давай, а после свернешь мне шею.
- Обязательно.
Он разрезал её комбинезон снизу вверх. Удобней и быстрей, чем возиться с застёжками. Время уходило.


В третий раз – в эпизоде, где главная героиня казнит главного героя:

Самина молча покинула трибуну. Она шла к пропасти. Андроид глядел сквозь её платье, сквозь лицо, сквозь глаза - в никуда. Он уже был не здесь. Девушке пришлось потрудиться, чтобы изловить этот взгляд зрачок-в-зрачок. Проклятый ветер разметал мысли. Песок забирался под ресницы, царапал глаза.
- Чистая победа, - кивнул ей синтетик. Он произнес беззвучно, Самина прочла по губам.
- Нет.
Она протянула руку и провела своей кровью по его щеке.
- Нет, - повторила девушка. - Ты вел грязную войну, Эйден. Ты запачкал кровью мою победу.
А после отступила и дала знак палачу. Тот наклонил голову синтетика, и придерживая того за плечо, начал вводить иглу.
- Ты сказал однажды, что оторвешь мне голову, если понадобится, - Самина жадно, не моргая, ловила каждый хруст нервизолера. - Так вот, я пошла ещё дальше.
Игла с трудом щелкала сквозь позвонки. Эйден дернулся только на четвертом, на шестом часто и сбивчиво задышал. Пятый щелчок - судороги. Шестой — потеря сознания. Самина помнила, как проделывала то же в горах: тогда она остановилась на седьмом щелчке, а теперь палач загнал иглу до конца. Как только её внешний конец исчез в позвонке, андроид упал на колени у обрыва и уронил голову. Секундой позже девушка приподняла его лицо за подбородок и заглянула в мёртвые глаза.
- Готов, - и отдернула руку.
А потом толкнула его в пропасть.


* * *
Как ни странно, схожий горько-солёный привкус я ощущала, когда писала недавний рассказ «Перечитай». Даже не от самого сюжета, а от того, что для меня стояло ЗА ним. Редактируя в десятый раз, я вдруг поняла, что драма героини – не в том, что на рассвете она отдаст свою жизнь, чтобы убить мужа-вампира. А в том, что при этом она его всё-таки любит. И только поэтому не убьет и сбежит из замка, а умрёт вместе с ним.


В общем… Писатели тоже плачут :)