— Да, конечно. Но, я правда не хотела. Я не виновата… я просто…
— Я вас понимаю. — перебила её Софья. — Скажите, вы Питерская? Из других мест бабушки не приезжали?
Ольга удивилась. Второй раз ей задают один и тот же вопрос.
— Ну, вроде нет. Давным-давно какая-то прабабка перебралась в Питер, с тех пор мы тут и живём. Но это давно было. Лет сто пятьдесят назад. А что?
— Аристократкой бабка была?
— Нет вроде, но я не знаю точно. А почему вы спрашиваете?
— Да так. Похожа ты на один портрет. Ладно, иди работай.
Ольга пошла к выходу. Зачем директор вызывала её она так и не поняла. Перед дверью Ольга обернулась к Софье Игоревне, чтобы задать вопрос, но та развернулась в кресле к ней спиной. Ольга посмотрела в зеркало и увидела, как Татьяна подалась вперёд и с удивлением смотрит на директора. Брови Татьяны поползли вверх, глаза широко открылись. Они что знакомы? Хорошо, что Софья Игнатьевна не видела этой пантомимы.
Оставшись одна, Софья ещё немного покрутились в кресле. С этой Ольгой не всё так чисто. Надо покопаться в её родословной. Так, кто бы мог ей помочь? За долгую жизнь Софья обросла связями в разных сферах. Она тусовалась не только среди криминала, но и среди историков, коллекционеров. Где-то у неё завалялся телефон энтузиаста и непризнанного гения — профессора Климова. А не позвонить ли ему? За какую-нибудь книжонку Николаевского времени с автографом автора Климов будет носом землю рыть. Она набрала номер:
— Аркадий Венедиктович, приветствую. Как здоровье? Как внуки?... Ум, дачу ремонтируете? Это хорошо. У меня к вам небольшая просьба. Да, совсем небольшая. Но моя благодарность будет безгранична, вы же знаете. Да, да. Вы давно наметились на ту книженцию. Не могли бы вы проследить родословную одной дамы. Зачем нужно? О, просто женское любопытство. Я вам пришлю.
Переговорив Софья немного успокоилась. Вокруг неё закручивались определенно интересные события. Совсем, как в старые не очень добрые времена. Если бы кто-то решил копнуть прошлое самой Софьи, то был бы очень удивлен тем, какие фортели выписывала эта сдержанная и воспитанная дама.
Софья Ивановна Блювштейн заселилась в московскую гостиницу. Её бывший любовник и подельник, в своё время придумал ловкий способ обогащения, который Софья и намеревалась реализовать. Для этого у неё были все данные: красота, ум, обаяние.
Почистив перышки, она активно взялась за дело, наметившись, как обычно, на ювелиров.
Но в этот раз начинать следовало с врачей. Софья заказала у модистки новое платье, зашла в соседнюю лавку прикупить перчатки, шляпку. В магазине дамского белья приобрела модные в этом сезоне корсет и панталоны. Софья не просто сорила деньгами. Она болтала со скучающими кумушками, завязывала разговоры с белошвейками и лавочниками.
— Ах, вы говорите, что с подагрой нужно к Вышнецкому? Ну, тот, который на соседней улице?
— Да, безупречный доктор. Он и моему мужу помог.
— Мужу? А у моего супруга постоянные головные боли. И память подводит.
— Тогда вам лучше к Тихомирову. Всё что с головой это к нему.
— Ну что вы милочка! Лучший по голове у нас доктор Захаров, Пётр Васильевич. И даже не говорите мне ничего. Только он! Вот давеча брату моей свояченицы, с головой плохо сделалось. Он даже родную жену перестал узнавать. Так вот они сразу к Петру Васильевичу обратились.
— И как? Помог?
— Ну конечно же! Узнавать, правда, Феденька так никого и не узнаёт, зато свояченица спит крепко. Все мигрени прошли. Рекомендую, милочка.
Захаров Пётр Васильевич принимал недалеко от Фонтанки. В огромной квартире располагались не только жилые комнаты доктора, но и смотровая, небольшая операционная и холл, для приёма посетителей. Софья пришла к нему ранним утром, чтобы не пересекаться с другими пациентами.
Она вошла в кабинет, где за широким, основательным столом сидел полный мужчина с густой бородой, переходящей в не менее густую шевелюру. У него на носу красовалось пенсне на золотой цепочке.
— Софья Ивановна, приветствую. Присаживайтесь. Ну-с, на что жалуетесь? Рассказывайте, как на духу, не стесняйтесь. — Пётр Васильевич, указал на удобный стул и скрестил пальцы на объёмном животе.
— Здравствуйте, доктор. Даже не знаю, как сказать. На мужа я жалуюсь. — замялась Софья.
— Хм, интересно. А что у нас с мужем?
— Плохо с ним. Мне вас посоветовали, как лучшего специалиста. — Софья с надеждой посмотрела на мужчину. Доктор довольно улыбнулся и благосклонно кивнул. Софья продолжила. — Понимаете, он стал странно себя вести. — Софья пыталась подобрать слова.
— Хорошо. И как же это проявляется?
— Знаете, он, ни с того ни с сего, начинает кричать, бросаться на меня с кулаками. Или, не узнаёт вовсе. Говорит, что я ему чужая, что знать меня не знает. А ведь, доктор, мы уже пять лет вместе. — заплакала Софья. Она промокнула глаза тоненьким белоснежным платочком. — А вчера стал требовать с меня денег. Говорит, что я ему должна денег за украшения. Я не знаю, как быть, доктор. Помогите, только на вас надежда. — снова заплакала Софья.
— Ну что вы, будет вам, будет. Приводите мужа. Обязательно вам поможем. Это конечно не дёшево, но поверьте, оно того стоит.
— Доктор, мне никаких денег не жалко, только помогите. А если он драться начнёт?
— Не переживайте, дорогая моя. — по отечески улыбнулся Пётр Васильевич. — У нас тут и санитары имеются, не дадим ему глумиться над вами.
Еще немного поплакав и пообещав привести мужа, Софья удалилась. Отличное начало новой жизни.
На следующий день она отправилась в ювелирную лавку, где чувствовала себя, как рыба в воде. По сути, схема была та же, что и раньше, только немного интереснее. Софья болтала с управляющим, мерила множество колье, браслетов, диадем. Она удачно вставляла в беседу имена общих знакомых, влиятельных покровителей и просто известных в городе людей.
— Ах, какая прелесть. Я на ком то уже видела такое же колье. Дайте вспомнить. По-моему… по-моему на балу у князя Дятлова. Кто же это был… — задумалась Софья.
— Елизавета Аркадиевна? — подсказал управляющий.
— Да, конечно! — обрадовалась Софья. — Именно на ней. Пожалуй, я это брать не буду. Что ж мы одинаковые будем? А вот это колечко мне подойдет. Княгиня Дудина умрёт от зависти! Она же не покупала такое? — посмотрела Софья на управляющего.
— Нет, ну что вы. Конечно же нет. Это кольцо у нас в единственном экземпляре.
Выбрав наконец-то перстень с рубином, изумрудный гарнитур и жемчужный браслет с крупными бриллиантами, Софья попросила всё надежно упаковать и прийти за деньгами завтра утром. Она написала адрес доктора, которого давеча посетила, и предупредила, что супруг свободен только утром.
— Через два месяца ждите меня снова. У графа Никешина намечается приём и мне нужно будет подобрать украшения. — обнадежила Софья мужчину.
У неё был талант. Она заговаривала зубы и очаровывала мужчин своей молодостью, благостью и воспитанностью. Молодая, изящная, с огромными блестящими глазами, с восторгом смотрящими на мужчин, Софья запросто покоряла сильный пол. Она с лёгкость могла бы окрутить банкира, ювелира или того же доктора — Петра Васильевича, но ей это было не интересно. Она и сама могла устроиться в этом мужском мире.
На следующий день Пётр Васильевич очень сочувствовал молодой женщине, что на днях приходила к нему на приём. А всё потому, что с утра имел неприятность беседовать с её буйно помешанным мужем. Он явился ни свет ни заря, и начал нагло требовать деньги. Бедная женщина была права, у её мужа помешательство. Конечно, Пётр Васильевич пытался помочь несчастному. Он предлагал ему успокоительные порошки, терапию, возможно даже поездку на воды, но… Сумасшедший, что возьмешь.
— Я требую, что бы вы заплатили мне за бриллианты, жемчуг и изумруды!
— Конечно, друг мой. Давайте только немного побеседуем. Давно у вас такие мысли?
— Со вчерашнего дня, с тех самых пор, как ваша жена купила мои украшения!
— Дружочек, но помилуйте, может быть это ваша жена?
— Моя?! Как, по-вашему, моя жена купила у меня, а деньги я пришёл требовать с вас?
— Вот и я хотел бы это знать. Вам не кажется это не логичным?
— Кажется, еще как кажется! Мне кажется, что вы хотите меня обмануть. Вы обобрали меня до нитки, а теперь не хотите платить! — посетитель накинулся на доктора с кулаками. Он схватил его за бороду, повалил на пол и, устроившись на огромном животе, как на матрасе, кричал прямо в лицо:
— Верните мои драгоценности или платите. Мошенники!
Санитар, дежуривший в соседней комнате, прибежал на крик и скрутил буйного посетителя. К приезду врачей из желтого дома, ювелир был спеленат в рубаху с длинными рукавами и умиротворён кляпом.
А довольная Софья быстренько сменила квартиру, где с удовольствием подсчитывала барыши. После такого удачного улова она могла бы лет пять жить спокойно и благочинно, но Софья вошла во вкус. Размеренная жизнь её давно не соблазняла. Когда сумасшедший дом пополнился третьим пациентом с одинаковыми симптомами, врачи забеспокоились. Это уже похоже на эпидемию. Подключились зарубежные коллеги, собрали консилиум и выяснили, что это не медицинский случай. Тут же забегали полицейские, медики получили по шапке за непрофессионализм, а доктора сдавшие несчастных в желтый дом лишились лицензии.
Среди врачей Москвы провели разъяснительные работы. Тут-то Софья и попалась. Жадность и любовь к азарту её погубили.
Когда она жаловалась на нелегкую женскую судьбу очередному эскулапу, тот сообщил в участок и её схватили. Обмануть следствие в этот раз у Софьи не получилось, ведь все свидетельства были против неё.
Но Софья твёрдо стояла на своём: «Это оговор. Она никогда не посмела бы обманывать несчастных. Да у неё и денег нет на драгоценности, зачем бы ей ходить в ювелирные салоны?» Ей не поверили, и Софью, до выяснения, заточили в тюрьму.
Это, конечно оказалось для неё ужасом. Аристократка, воспитанная в строгости лучшими учителями, она делила камеру со спившимися проститутками, уличными воровками и убийцами.
Она спала на грубо сколоченных досках, покрытыми матрасом с вонючей, подгнившей соломой. Вместо нормальной еды их кормили плохо проваренной кашей, а из удобств в камере на шесть женщин стояло одно ведро за невысокой ширмой. Это было невыносимо.
Софья впервые пожалела о том, что занялась воровством, хотя, что ей оставалось делать, оказавшись на улице. Не в содержанки же идти, право слово.
На соседней с ней кровати (хотя какая это кровать) спала женщина, чуть старше её. Она постоянно кашляла и что-то шептала себе под нос. Иногда плакала. Как-то вместо привычной недоваренной каши им выдали довольно сносную похлёбку. Пока её соседка сморкалась и приходила в себя одна из женщин нагло выхватила у несчастной миску и забрала себе:
— Тебе всё равно не нужно, помрёшь скоро. — нагло усмехнулась толстая баба с красными руками. Соседка попыталась вцепиться в миску с едой, но тётка с размаху толкнула немощную на койку и пошла к себе.
Бедняга перевела растерянный взгляд на Софью, поджала ноги и легла, сжавшись в калачик. У Софьи всё внутри перевернулось. Она вспомнила себя, вспомнила, как её выгнали из дворца и она так же, как эта женщина осталась ни с чем. А еще она разозлилась. На судьбу, полицейских, господина Бьёрна, императора. Её просто затрясло от гнева. Злость требовала немедленного выхода. Просто так. Просто выплеснуться неважно на кого. И как кстати подвернулась эта отвратительная бабища. Софья отставила свою миску на кровать:
— Эй, ты! Верни еду. Немедленно!
— Чаво? — усмехнулась баба. — А если нет?
В Софью как бес вселился. До этого момента она никогда не дралась, ну разве что в далеком детстве с братом. Она подскочила и без лишних слов накинулась на наглую тётку. Софья запрыгнула, на неё обхватив ногами и вцепившись в волосы. Толстая баба, не ожидавшая такого поворота, повалилась на пол и завизжала. Она пыталась отлепить от себя Софью, но та вцепилась, как репей.
— Что тут происходит? — послышалось от двери камеры.
Софья быстро слезла с испуганной женщины:
— Господин офицер, она пыталась меня убить. Спасите нас всех, господин офицер! — Софья кинулась к жандарму, молитвенно сложив руки. Тот, почувствовав гордость от такого обращения, с пониманием отнёсся к словам Авдеевой.
— Эй ты, на выход! — крикнул он наглой бабе. Её увели. Что с ней стало потом, Софья не знала, но в их камеру она не вернулась.
— Спасибо. — поблагодарила соседка. — Я Дуня.
Софья кивнула и вернулась к еде.
Следствие застопорилось. Вроде и пострадавшие есть, но никак не собираются доказательства. К доктору она не записывалась, у ювелиров её никто посторонний не видел. Да и саму Софьи все описывали по-разному. Не зря же Дмитрий учил её искусству переодевания и изменению внешности.
Когда новая подруга узнала историю Софьи, то предложила той прекрасный выход из затруднительной ситуации. Она предложила поменять свою дочь на обвинения в мошенничестве.
Дуняша оказалась в тюрьме по ложному доносу, хотя тут все утверждали, что не виноваты.
Она была из семьи работников ткацкой фабрики. И мать и отец от зари до зари вкалывали на благо владельца. Отец спился, мать тоже не очень далеко от него ушла. Когда Дуняша подросла, её отдали в услужение в богатый дом, где хозяин и обрюхатил совсем юную девушку. Мать была добра к Дуне. Она хоть и лупила дочь чем придётся, но всё ж таки не выгнала из дома. И внучку оставила, не выкинула на мороз. Сейчас девочке уже три годика.
Отец вот стал на малышку руку поднимать с пьяных глаз. Он то и заявил на Дуняшу в полицию, что та мол украла все его деньги.
— А ты украла?
— Да что там воровать то? Он все пропил! Там только на хлеб, да пряник дочке хватило. Он как тот пряник увидел, так протрезвел аж. Урод поганый.
— Сочувствую. — холодно ответила Софья
— Да ты ладно, ты слышь, я то совсем больная. Зимой ещё застудилась вот. Мне-то всего ничего осталось. А малую жалко. Ты ж хорошая женщина, чего тебе тут гнить. Возьми ты мою дочку, а я вину твою возьму. Всё-всё возьму. Твоим именем назовусь. Ты меня научи только как сказать.
— Как же я дочку из семьи заберу? Кто ж мне её отдаст?
— Ты можешь. — горячо шептала Дуняша, наклонившись к ней почти вплотную. — Ты вон какая. Тебе только глянуть, так батька под лавку и свалится. А мамка сама внучку отдаст, ты ей только денег дай немного. Много не надо. Им бы на опохмел хватило и ладно. Ну что, давай? — женщина с надеждой смотрела на Софью.
Так Авдеева вновь оказалась на свободе и обзавелась дочкой. Она потом отправляла Дуняше на каторгу деньги, чтобы облегчить той жизнь. По прошествии лет, Чехов Антон Павлович приезжал на Сахалин, как журналист для изучения жизни каторжан и местного населения. Там же он встретил легенду криминального мира — Соньку золотую ручку. Он не мог поверить, что эта больная и некрасивая женщина по слухам кружила мужчинам головы и одним взглядом заставляла ювелиров расставаться с имуществом. Правильно, что не мог поверить.
Когда девочка выросла, Софья отдала её на обучение в хороший пансион, а затем выдала замуж за приличного мужчину. Он держал одну из лучших пекарен, где делали вкуснейшие булочки с повидлом. Мужчина оказался таким же добрым и сдобным, как и его слойки. У них родились два мальчика и две девочки. Софья видела их издалека, но в жизнь чужой семьи не лезла. Какая из неё бабушка?
— Я вас понимаю. — перебила её Софья. — Скажите, вы Питерская? Из других мест бабушки не приезжали?
Ольга удивилась. Второй раз ей задают один и тот же вопрос.
— Ну, вроде нет. Давным-давно какая-то прабабка перебралась в Питер, с тех пор мы тут и живём. Но это давно было. Лет сто пятьдесят назад. А что?
— Аристократкой бабка была?
— Нет вроде, но я не знаю точно. А почему вы спрашиваете?
— Да так. Похожа ты на один портрет. Ладно, иди работай.
Ольга пошла к выходу. Зачем директор вызывала её она так и не поняла. Перед дверью Ольга обернулась к Софье Игоревне, чтобы задать вопрос, но та развернулась в кресле к ней спиной. Ольга посмотрела в зеркало и увидела, как Татьяна подалась вперёд и с удивлением смотрит на директора. Брови Татьяны поползли вверх, глаза широко открылись. Они что знакомы? Хорошо, что Софья Игнатьевна не видела этой пантомимы.
***
Оставшись одна, Софья ещё немного покрутились в кресле. С этой Ольгой не всё так чисто. Надо покопаться в её родословной. Так, кто бы мог ей помочь? За долгую жизнь Софья обросла связями в разных сферах. Она тусовалась не только среди криминала, но и среди историков, коллекционеров. Где-то у неё завалялся телефон энтузиаста и непризнанного гения — профессора Климова. А не позвонить ли ему? За какую-нибудь книжонку Николаевского времени с автографом автора Климов будет носом землю рыть. Она набрала номер:
— Аркадий Венедиктович, приветствую. Как здоровье? Как внуки?... Ум, дачу ремонтируете? Это хорошо. У меня к вам небольшая просьба. Да, совсем небольшая. Но моя благодарность будет безгранична, вы же знаете. Да, да. Вы давно наметились на ту книженцию. Не могли бы вы проследить родословную одной дамы. Зачем нужно? О, просто женское любопытство. Я вам пришлю.
Переговорив Софья немного успокоилась. Вокруг неё закручивались определенно интересные события. Совсем, как в старые не очень добрые времена. Если бы кто-то решил копнуть прошлое самой Софьи, то был бы очень удивлен тем, какие фортели выписывала эта сдержанная и воспитанная дама.
Глава 16.Сонька и её дочка
Софья Ивановна Блювштейн заселилась в московскую гостиницу. Её бывший любовник и подельник, в своё время придумал ловкий способ обогащения, который Софья и намеревалась реализовать. Для этого у неё были все данные: красота, ум, обаяние.
Почистив перышки, она активно взялась за дело, наметившись, как обычно, на ювелиров.
Но в этот раз начинать следовало с врачей. Софья заказала у модистки новое платье, зашла в соседнюю лавку прикупить перчатки, шляпку. В магазине дамского белья приобрела модные в этом сезоне корсет и панталоны. Софья не просто сорила деньгами. Она болтала со скучающими кумушками, завязывала разговоры с белошвейками и лавочниками.
— Ах, вы говорите, что с подагрой нужно к Вышнецкому? Ну, тот, который на соседней улице?
— Да, безупречный доктор. Он и моему мужу помог.
— Мужу? А у моего супруга постоянные головные боли. И память подводит.
— Тогда вам лучше к Тихомирову. Всё что с головой это к нему.
— Ну что вы милочка! Лучший по голове у нас доктор Захаров, Пётр Васильевич. И даже не говорите мне ничего. Только он! Вот давеча брату моей свояченицы, с головой плохо сделалось. Он даже родную жену перестал узнавать. Так вот они сразу к Петру Васильевичу обратились.
— И как? Помог?
— Ну конечно же! Узнавать, правда, Феденька так никого и не узнаёт, зато свояченица спит крепко. Все мигрени прошли. Рекомендую, милочка.
***
Захаров Пётр Васильевич принимал недалеко от Фонтанки. В огромной квартире располагались не только жилые комнаты доктора, но и смотровая, небольшая операционная и холл, для приёма посетителей. Софья пришла к нему ранним утром, чтобы не пересекаться с другими пациентами.
Она вошла в кабинет, где за широким, основательным столом сидел полный мужчина с густой бородой, переходящей в не менее густую шевелюру. У него на носу красовалось пенсне на золотой цепочке.
— Софья Ивановна, приветствую. Присаживайтесь. Ну-с, на что жалуетесь? Рассказывайте, как на духу, не стесняйтесь. — Пётр Васильевич, указал на удобный стул и скрестил пальцы на объёмном животе.
— Здравствуйте, доктор. Даже не знаю, как сказать. На мужа я жалуюсь. — замялась Софья.
— Хм, интересно. А что у нас с мужем?
— Плохо с ним. Мне вас посоветовали, как лучшего специалиста. — Софья с надеждой посмотрела на мужчину. Доктор довольно улыбнулся и благосклонно кивнул. Софья продолжила. — Понимаете, он стал странно себя вести. — Софья пыталась подобрать слова.
— Хорошо. И как же это проявляется?
— Знаете, он, ни с того ни с сего, начинает кричать, бросаться на меня с кулаками. Или, не узнаёт вовсе. Говорит, что я ему чужая, что знать меня не знает. А ведь, доктор, мы уже пять лет вместе. — заплакала Софья. Она промокнула глаза тоненьким белоснежным платочком. — А вчера стал требовать с меня денег. Говорит, что я ему должна денег за украшения. Я не знаю, как быть, доктор. Помогите, только на вас надежда. — снова заплакала Софья.
— Ну что вы, будет вам, будет. Приводите мужа. Обязательно вам поможем. Это конечно не дёшево, но поверьте, оно того стоит.
— Доктор, мне никаких денег не жалко, только помогите. А если он драться начнёт?
— Не переживайте, дорогая моя. — по отечески улыбнулся Пётр Васильевич. — У нас тут и санитары имеются, не дадим ему глумиться над вами.
Еще немного поплакав и пообещав привести мужа, Софья удалилась. Отличное начало новой жизни.
На следующий день она отправилась в ювелирную лавку, где чувствовала себя, как рыба в воде. По сути, схема была та же, что и раньше, только немного интереснее. Софья болтала с управляющим, мерила множество колье, браслетов, диадем. Она удачно вставляла в беседу имена общих знакомых, влиятельных покровителей и просто известных в городе людей.
— Ах, какая прелесть. Я на ком то уже видела такое же колье. Дайте вспомнить. По-моему… по-моему на балу у князя Дятлова. Кто же это был… — задумалась Софья.
— Елизавета Аркадиевна? — подсказал управляющий.
— Да, конечно! — обрадовалась Софья. — Именно на ней. Пожалуй, я это брать не буду. Что ж мы одинаковые будем? А вот это колечко мне подойдет. Княгиня Дудина умрёт от зависти! Она же не покупала такое? — посмотрела Софья на управляющего.
— Нет, ну что вы. Конечно же нет. Это кольцо у нас в единственном экземпляре.
Выбрав наконец-то перстень с рубином, изумрудный гарнитур и жемчужный браслет с крупными бриллиантами, Софья попросила всё надежно упаковать и прийти за деньгами завтра утром. Она написала адрес доктора, которого давеча посетила, и предупредила, что супруг свободен только утром.
— Через два месяца ждите меня снова. У графа Никешина намечается приём и мне нужно будет подобрать украшения. — обнадежила Софья мужчину.
У неё был талант. Она заговаривала зубы и очаровывала мужчин своей молодостью, благостью и воспитанностью. Молодая, изящная, с огромными блестящими глазами, с восторгом смотрящими на мужчин, Софья запросто покоряла сильный пол. Она с лёгкость могла бы окрутить банкира, ювелира или того же доктора — Петра Васильевича, но ей это было не интересно. Она и сама могла устроиться в этом мужском мире.
На следующий день Пётр Васильевич очень сочувствовал молодой женщине, что на днях приходила к нему на приём. А всё потому, что с утра имел неприятность беседовать с её буйно помешанным мужем. Он явился ни свет ни заря, и начал нагло требовать деньги. Бедная женщина была права, у её мужа помешательство. Конечно, Пётр Васильевич пытался помочь несчастному. Он предлагал ему успокоительные порошки, терапию, возможно даже поездку на воды, но… Сумасшедший, что возьмешь.
— Я требую, что бы вы заплатили мне за бриллианты, жемчуг и изумруды!
— Конечно, друг мой. Давайте только немного побеседуем. Давно у вас такие мысли?
— Со вчерашнего дня, с тех самых пор, как ваша жена купила мои украшения!
— Дружочек, но помилуйте, может быть это ваша жена?
— Моя?! Как, по-вашему, моя жена купила у меня, а деньги я пришёл требовать с вас?
— Вот и я хотел бы это знать. Вам не кажется это не логичным?
— Кажется, еще как кажется! Мне кажется, что вы хотите меня обмануть. Вы обобрали меня до нитки, а теперь не хотите платить! — посетитель накинулся на доктора с кулаками. Он схватил его за бороду, повалил на пол и, устроившись на огромном животе, как на матрасе, кричал прямо в лицо:
— Верните мои драгоценности или платите. Мошенники!
Санитар, дежуривший в соседней комнате, прибежал на крик и скрутил буйного посетителя. К приезду врачей из желтого дома, ювелир был спеленат в рубаху с длинными рукавами и умиротворён кляпом.
А довольная Софья быстренько сменила квартиру, где с удовольствием подсчитывала барыши. После такого удачного улова она могла бы лет пять жить спокойно и благочинно, но Софья вошла во вкус. Размеренная жизнь её давно не соблазняла. Когда сумасшедший дом пополнился третьим пациентом с одинаковыми симптомами, врачи забеспокоились. Это уже похоже на эпидемию. Подключились зарубежные коллеги, собрали консилиум и выяснили, что это не медицинский случай. Тут же забегали полицейские, медики получили по шапке за непрофессионализм, а доктора сдавшие несчастных в желтый дом лишились лицензии.
Среди врачей Москвы провели разъяснительные работы. Тут-то Софья и попалась. Жадность и любовь к азарту её погубили.
Когда она жаловалась на нелегкую женскую судьбу очередному эскулапу, тот сообщил в участок и её схватили. Обмануть следствие в этот раз у Софьи не получилось, ведь все свидетельства были против неё.
Но Софья твёрдо стояла на своём: «Это оговор. Она никогда не посмела бы обманывать несчастных. Да у неё и денег нет на драгоценности, зачем бы ей ходить в ювелирные салоны?» Ей не поверили, и Софью, до выяснения, заточили в тюрьму.
Это, конечно оказалось для неё ужасом. Аристократка, воспитанная в строгости лучшими учителями, она делила камеру со спившимися проститутками, уличными воровками и убийцами.
Она спала на грубо сколоченных досках, покрытыми матрасом с вонючей, подгнившей соломой. Вместо нормальной еды их кормили плохо проваренной кашей, а из удобств в камере на шесть женщин стояло одно ведро за невысокой ширмой. Это было невыносимо.
Софья впервые пожалела о том, что занялась воровством, хотя, что ей оставалось делать, оказавшись на улице. Не в содержанки же идти, право слово.
На соседней с ней кровати (хотя какая это кровать) спала женщина, чуть старше её. Она постоянно кашляла и что-то шептала себе под нос. Иногда плакала. Как-то вместо привычной недоваренной каши им выдали довольно сносную похлёбку. Пока её соседка сморкалась и приходила в себя одна из женщин нагло выхватила у несчастной миску и забрала себе:
— Тебе всё равно не нужно, помрёшь скоро. — нагло усмехнулась толстая баба с красными руками. Соседка попыталась вцепиться в миску с едой, но тётка с размаху толкнула немощную на койку и пошла к себе.
Бедняга перевела растерянный взгляд на Софью, поджала ноги и легла, сжавшись в калачик. У Софьи всё внутри перевернулось. Она вспомнила себя, вспомнила, как её выгнали из дворца и она так же, как эта женщина осталась ни с чем. А еще она разозлилась. На судьбу, полицейских, господина Бьёрна, императора. Её просто затрясло от гнева. Злость требовала немедленного выхода. Просто так. Просто выплеснуться неважно на кого. И как кстати подвернулась эта отвратительная бабища. Софья отставила свою миску на кровать:
— Эй, ты! Верни еду. Немедленно!
— Чаво? — усмехнулась баба. — А если нет?
В Софью как бес вселился. До этого момента она никогда не дралась, ну разве что в далеком детстве с братом. Она подскочила и без лишних слов накинулась на наглую тётку. Софья запрыгнула, на неё обхватив ногами и вцепившись в волосы. Толстая баба, не ожидавшая такого поворота, повалилась на пол и завизжала. Она пыталась отлепить от себя Софью, но та вцепилась, как репей.
— Что тут происходит? — послышалось от двери камеры.
Софья быстро слезла с испуганной женщины:
— Господин офицер, она пыталась меня убить. Спасите нас всех, господин офицер! — Софья кинулась к жандарму, молитвенно сложив руки. Тот, почувствовав гордость от такого обращения, с пониманием отнёсся к словам Авдеевой.
— Эй ты, на выход! — крикнул он наглой бабе. Её увели. Что с ней стало потом, Софья не знала, но в их камеру она не вернулась.
— Спасибо. — поблагодарила соседка. — Я Дуня.
Софья кивнула и вернулась к еде.
Следствие застопорилось. Вроде и пострадавшие есть, но никак не собираются доказательства. К доктору она не записывалась, у ювелиров её никто посторонний не видел. Да и саму Софьи все описывали по-разному. Не зря же Дмитрий учил её искусству переодевания и изменению внешности.
Когда новая подруга узнала историю Софьи, то предложила той прекрасный выход из затруднительной ситуации. Она предложила поменять свою дочь на обвинения в мошенничестве.
Дуняша оказалась в тюрьме по ложному доносу, хотя тут все утверждали, что не виноваты.
Она была из семьи работников ткацкой фабрики. И мать и отец от зари до зари вкалывали на благо владельца. Отец спился, мать тоже не очень далеко от него ушла. Когда Дуняша подросла, её отдали в услужение в богатый дом, где хозяин и обрюхатил совсем юную девушку. Мать была добра к Дуне. Она хоть и лупила дочь чем придётся, но всё ж таки не выгнала из дома. И внучку оставила, не выкинула на мороз. Сейчас девочке уже три годика.
Отец вот стал на малышку руку поднимать с пьяных глаз. Он то и заявил на Дуняшу в полицию, что та мол украла все его деньги.
— А ты украла?
— Да что там воровать то? Он все пропил! Там только на хлеб, да пряник дочке хватило. Он как тот пряник увидел, так протрезвел аж. Урод поганый.
— Сочувствую. — холодно ответила Софья
— Да ты ладно, ты слышь, я то совсем больная. Зимой ещё застудилась вот. Мне-то всего ничего осталось. А малую жалко. Ты ж хорошая женщина, чего тебе тут гнить. Возьми ты мою дочку, а я вину твою возьму. Всё-всё возьму. Твоим именем назовусь. Ты меня научи только как сказать.
— Как же я дочку из семьи заберу? Кто ж мне её отдаст?
— Ты можешь. — горячо шептала Дуняша, наклонившись к ней почти вплотную. — Ты вон какая. Тебе только глянуть, так батька под лавку и свалится. А мамка сама внучку отдаст, ты ей только денег дай немного. Много не надо. Им бы на опохмел хватило и ладно. Ну что, давай? — женщина с надеждой смотрела на Софью.
Так Авдеева вновь оказалась на свободе и обзавелась дочкой. Она потом отправляла Дуняше на каторгу деньги, чтобы облегчить той жизнь. По прошествии лет, Чехов Антон Павлович приезжал на Сахалин, как журналист для изучения жизни каторжан и местного населения. Там же он встретил легенду криминального мира — Соньку золотую ручку. Он не мог поверить, что эта больная и некрасивая женщина по слухам кружила мужчинам головы и одним взглядом заставляла ювелиров расставаться с имуществом. Правильно, что не мог поверить.
Когда девочка выросла, Софья отдала её на обучение в хороший пансион, а затем выдала замуж за приличного мужчину. Он держал одну из лучших пекарен, где делали вкуснейшие булочки с повидлом. Мужчина оказался таким же добрым и сдобным, как и его слойки. У них родились два мальчика и две девочки. Софья видела их издалека, но в жизнь чужой семьи не лезла. Какая из неё бабушка?
