Андрей резко выпрямился на компьютерном кресле. Не понимая, что его разбудило, он обернулся на дверь, затем на окно.
Сквозь плотные занавески пробивалась серость зимнего дня, а квартире было тихо, как ночью. Мама видимо спала.
Тук-тук-тук. Послышалась быстрая дробь входной двери.
— Мам?! — позвал он, но голос утонул в плотной сонной тишине маленькой квартиры.
Никто не ответил. А в дверь снова постучали. Быстро и звонко. Наверное, это мама и стучит. Тихо ушла в магазин, а ключи забыла. Как обычно.
Кресло противно скрипнуло, когда Андрей, поднялся и потащился в прихожую. Протиснувшись через узкий коридорчик, он подошел к двери и посмотрел в глазок.
Мама в пушистой заснеженной шапке в этот момент наклонилась, видимо пыталась все-таки найти ключи в сумке. Андрей распахнул перед ней дверь.
— Мам.
Мама перестала рыться в сумке, но не выпрямляясь. Только странно покачивалась, будто не могла разогнуться. А еще сдавленно сипела, словно что-то ее сильно рассмешило.
— Мам… Заходи уже, — сказал Андрей будничным тоном, несмотря на парализовавший его страх. От обыкновенной просьбы мама должна была перестать вести себя так, будто она не она.
Женщина, не разгибаясь, подняла голову, посмотрела на Андрея и ни с того ни с сего закричала.
— Андрей! Андр-р-ре-ей!!!
Она гаркала с надрывом, не щадя голоса, который становился ниже и рванее, пока не превратился в оглушительное карканье.
— Андрей!!!
— Мам! — Андрей подкинулся на стуле и обмер.
Одноклассники, обернувшись, смотрели на него во все глаза. А затем немое удивление взорвал дружный дебильный хохот.
— Так! Тихо! Звонка не было! — застучала ключом о парту Нина Аркадьевна, учительница химии и классный руководитель.
Но девятиклассники не унимались.
— Это что-то новенькое! Мамонтенок маму потерял! Ы-ыгы-гы! Ма-ама!
Андрей покраснел, вскочил с места и стал собирать вещи в рюкзак.
— Куда это ты?! Копытов! — возмутилась Нина Аркадьевна, перекрикивая ржущий класс. — Я никого не отпускала! Сядь на место! Ничего страшного не случилось! Не надо на уроке спать! Успокойтесь вы! Копытов, сядь!
— Он к мамочке копыта навострил, — сказал Максим, сегодняшний сосед Андрея по парте и самый ненавистный одноклассник, с которым пришлось сегодня сидеть за одной партой и делиться учебником.
Максим схватил книгу и стал перекладывать ее из руки в руку, уводя от Андрея.
— От-д-дай! — заикаясь прорычал Андрей.
— "О-от-д-да-ай", — передразнил Максим.
— Сорокин! — крикнула учительница, теряя терпение.
— А что я-то? У нас учебник один!
— Один у вас обоих за проверочную будет. Копытов, сядь!
Андрей вцепился в учебник и вырвал его с такой сильной отмашкой, что задел Максима по лицу.
Тот резко отпрянул, опустив голову и схватившись за щеку.
Все пораженно притихли. Нина Аркадьевна ахнула и потрясенно захлопала глазами.
— Копытов! Это что такое...?!
Андрей застыл с книгой в руке и смотрел на кровь, стекающую по лицу одноклассника.
— Максим, ты как? — жалостливо стали спрашивать девочки.
— Ты че, жирный..., — грозно засопел Максим, и вытер кровь со щеки. — Извиняйся давай! На коленях. А то мамку твою по судам затаскают.
— Так, прекратите! — велела учительница, двинувшись к парням.
— Че смотришь, бык! — Максим толкнул Андрея и тот повалился назад, прямо на девочек у окна.
Девочки пополам со смехом возмущенно завизжали, отодвигаясь к подоконнику. Шлепнувшись на стул, Андрей вцепился руками в соседние парты, оттолкнулся и кинулся на Максима. Нина Аркадьевна схватила его за толстовку, но Андрей отмахнулся от нее, как от мухи. Опрокинув стулья, парни повалились на пол, колотя друг друга по лицу, царапаясь и заламывая руки.
— Ну разнимайте! Чего сидите!
Парни с соседних мест прекратили подначивать и хохотать и кинулись их разнимать.
Максима с порезанной щекой, синяками и вывихнутым запястьем повели в медкабинет. Андрея с разорванным воротником толстовки и ссадиной на руке — к директору.
— Второй раз за неделю драка, — жаловалась учительница. — А может и десятый, я же не всегда в курсе. И опять спит на уроках. Видимо думает, что раз он на олимпиадах отличился, то ему все можно.
— Андрей, — директор, молодой крепкий мужчина посмотрел на ссутулившегося на стуле ученика. — У тебя проблемы?
— З-зависит от в-вас, — проговорил Андрей, мрачно глядя на куст фикуса.
— Он еще и дерзит, — вздохнула Нина Аркадьевна. — Совсем уважения к старшим нет. Меня даже ударил.
— Ударил? Куда?
— Ну не совсем ударил, больше толкнул.
— Изв-вините, — выдавил Андрей так вежливо, как смог и крепче вцепился в рюкзак, чтобы руки не тряслись от злобы и стыда.
— А чего ты "мама" кричал? С матерью что? — заботливо поинтересовалась Нана Аркадьевна прокурорским тоном.
— Н-н-ничего.
— Кстати, а с матерью давно говорили? — спросил директор со спокойствием лечащего психиатра.
— Звонили много раз. Да толку? Она даже на собрания не приходит.
— Она б-болеет. У нее д-давление.
— Давление. Так и поберег бы мать! А то доиграешься до тюрьмы, как папаша твой.
— Нина Аркадьевна, — мягко одернул ее директор.
— П-простите. Я б-б-больше не буду, — процедил Андрей деревянным голосом.
— Это я слышала миллионы раз.
— Значит сходите к ней, — сказал директор тоном человека, к которому пришла светлая идея.
Нина Аркадьевна растерянно поморгала.
— Я? Н-но… Как...?
— Как в старые добрые времена, когда учителя ходили в гости к ученикам и разговаривали с родителями.
— Она даже по телефону не хочет разговаривать. А на встречу и подавно не согласится.
— Я договорюсь. Мама завтра свободна?
Андрей помолчал, сощурился на фикус и с холодным спокойствием ответил:
— Да.
— Свободна, — кивнул директор. — Ведь дело, как вы говорите, серьезное. Сам бы сходил, только дел — хоть разорвись. Но если вы отказываетесь, то...
Нина Аркадьевна вдруг бросила корчить из себя само возмущение и спешно согласилась.
— Нет-нет. Зачем вам еще ходить. Я сама.
— Буду очень благодарен. Это обязательно вам зачтется, не переживайте, — сказал директор, приложив руку к груди. — Вам, наверное, на урок надо, можете идти.
— Д-до свидания.
— Увидимся, Копытов, — вежливым, но обещающим неприятности голосом, ответила Нина Аркадьевна и закрыла за собой дверь.
— Ты тоже свободен. Но учти, что, если так продолжится, тебя отчислят.
Из школы Андрей вышел красный и вспотевший как марафонец. И все же зашагал быстро, чтобы скорее попасть домой. Морозный ветер облизывал ссадину на руке и холодил сырой ворот толстовки, пуская по шее мурашки.
Когда он вышел на аллею, спина похолодела без всякого ветра. Кроны тополей были усеяны воронами, как семечками. Андрей не подозревал как много в городе черных воронов, пока они не стали преследовать его: то постучат в окно, то подкараулят и закаркают прямо над ухом, то, бывало, сядет ворон на лазилку во дворе, чистит об нее клюв и зловеще зыркает на Андрея, мол “Боишься?”.
Глупость? Да, Андрей знал, как бредово это звучит, поэтому никому не говорил. Кто же в такое поверит? Да и кому он скажет? Друзей у него не было. Его, жирного заику, либо боялись, либо презирали. А после сегодняшнего хоть вообще в школу не возвращайся. Вороны преследовали его не только в жизни, но и во снах, порой невероятно реалистичных. Но никогда еще кошмары не заставали его врасплох прямо на уроках.
Вороны будто знали о случившемся и, перелетая с дерева на дерево с глумливым круханьем, гнали Андрея до самого перехода.
Красный светофор отсчитывал секунды. Андрей сжимал в кармане ключи. Скорее. До дома оставалось всего ничего — улицу пройти. Пробежать.
Краем глаза он заметил на дороге в снежной каше раздавленного голубя и отвернулся.
КРРААА — раздалось над самой головой.
Андрей съежился, словно от звука выстрела.
Ворон пролетел над ним, неуклюже сел дорогу и принялся клевать мертвую птицу. В следующий миг блестящая черная машина подмяла его так быстро и легко, словно какой-нибудь пакет. Ворон даже не вскрикнул. Только клюв тихо стукнул о бампер. Машина проехалась по ворону, вминая его в снежную кашу, и поехала дальше, оставив от него месиво из перьев и внутренностей.
Кашлянув, Андрей сдержал рвотный позыв и закрыл рукавом рот. В груди надрывно тянуло. Крик ужаса рвался из горла вместе с истеричным смехом.
Он был прав! В который раз он убедился, что весь этот бред про воронов — не бред! То, что сейчас произошло на его глазах, не могло быть совпадением! Кто-то хотел поиздеваться и нарочно устроил все так, чтобы Андрей это увидел. Кому-то его страдания явно доставляли удовольствие.
Загорелся зеленый сигнал светофора. Андрей рванул через дорогу и бежал по гололеду без остановки до самого дома.
Дома сладко пахло пирогом. Мама уже приготовила шарлотку на завтрашний день. Ее ждало большое разочарование.
Сбросив прямо на пол мокрую от пота куртку и шапку, он метнулся в комнату и захлопнул дверь.
Яна вышла из кухни и обеспокоенно посмотрела на брошенную одежду и на закрытую комнату.
Они жили на старой квартире, которую раньше сдавали, пока жили у Димы. Тимур любил этот дом, район и местную школу, а в квартире отчима он медленно чах.
С Андреем все было наоборот, хотя жили они спокойно, в достатке и покое, без тирана, который трепал бы нервы. Что-то происходило с Андреем. Попытки поговорить всегда заканчивались либо оправданиями и обвинениями окружающих, либо вспышкой ярости. Хотела она того или нет, но характером он все больше походил на Дмитрия, и Яна боялась, что, когда бывший муж выйдет из тюрьмы, она потеряет Андрея.
Яна повесила его куртку на вешалку, отряхнула и положила на трюмо шапку. Затем хотела пойти к нему и хотя бы сказать, что на кухне готов ужин и вскипел чайник, но в зале зазвонил ее мобильный.
Услышав из-за стенки мелодию маминого телефона, Андрей сдвинул наушник.
— Здравствуйте Юрий Евгеньевич, — оторопело поздоровалась мама.
Андрей выключил музыку и снял наушники.
Ему, конечно, всегда было все равно что там про него наговорят. Но в этот раз ситуация была вдвойне необычной. Учительница придет аж на дом, да еще и в такой важный для матери день — день рождения Тимура. Ведь его перестали отмечать из-за Дмитрия, который считал это незаслуженной тратой денег. Теперь каждый год, двадцать-первого декабря, мама ездила на кладбище с тортом или лично приготовленным угощением.
Она долго говорила, пораженно ахала, тяжко вздыхала и соглашалась. Затем положила трубку.
Андрей надел наушники и, сгорбившись над столом, уставился в ноутбук.
— Андрей, — мама постучала.
— А? — это было приглашение.
Мама вошла и как всегда, встала у двери. С одной стороны, Андрей ценил, что она не орет над ухом, с другой чувствовал себя каким-то заразным, к которому и противно приближаться, ведь хорошие вещи мама тоже говорила издали.
— Поздравляю, Андрей. Мы дошли до босса. Звонил директор. К нам придет твоя классная.
— Я знаю.
— Не расскажешь, что ты сделал?
— Расквасил одному уроду м-морду.
— Зачем? Ты понимаешь, насколько это серьезно?
— Боишься, что я в т-тюрьму сяду, как мой п-папочка?
— А ты не боишься?
— А кх-какая разница, г-где жрать, сп-пать и сидеть в четырех стенах?
Яна тяжело вздохнула, проговорив под нос какое-то ругательство и села на подлокотник дивана.
— Как я устала от этого… Ты можешь нормально сказать, чего тебе не так? — тихо, но раздраженно спросила она. — Что ты душу-то треплешь и мне и себе.
Андрей повернулся и посмотрел ей в глаза с непонимающим упреком.
Ведь когда он действительно рассказывал что-то важное для него, у мамы на все находилось объяснение или отговорка — так что все переживания или победы становились чем-то само собой разумеющимся. Заикаешься — не удивительно, в детстве был сильный стресс. Думаешь, что ты толстый? Что же ты хочешь — папины гены, тот вообще круглый как бочонок, а ты просто большой. Олимпиаду очередную выиграл? А как же иначе, ведь ум от папы достался.
И после этого она хочет, чтобы он разговаривал с ней.
— Сп-порим, ты б-бесишься не из-за училки, а что Тит-тимочка в этот раз останется бе-бз т-тортика.
Яна посмотрела на него, остро и жалобно, будто он у нее последний кусок хлеба отобрал.
— А ты, нарочно это сделал? Тебе жалко? Я раз в год к нему хожу! Тебе-то он как с того света мешает?
— Д-д-до него мне дела нет! Я сто раз сп-прашивал тебя, к-как он умер! Так и н-не услышал п-правды.
— Я уже все рассказала! Он упал с крыши! Твой папочка его сбросил!
— П-просто пошел и сб-сбросил, ага.
— Ну, не просто. Тимур что-то у него взял, какую-то дурацкую статуэтку. Какая разница-то? Это случилось давно.
— То есть он сам виноват.
— Не знаешь, так молчи, — процедила Яна.
— А откуда м-мне знать?! У к-кого спросить! Кроме т-т-тебя мне не с кем разговаривать, а с тобой н-невозможно!
— А с кем ты еще хочешь говорить? С папочкой своим?
— Он бы меня лучше п-понял, я же весь в н-него.
— Хорошо, — устрашающим добрым тоном протянула Яна. — Хорошо. Хочешь, я устрою вам встречу. Звонок. Может хоть он из тебя человека сделает.
— Дад-д-давай, устрой, — усмехнулся Андрей.
— Нет, правда. Хочешь?
— Хочу, — удивленно подтвердил Андрей.
— Но за это ты завтра съездишь к Тимуру. И бабушку навестишь. Договорились?
Андрей долго смотрел на мать, а потом недовольно вздохнул.
— Я не помню, где они.
— Вспомнишь. Я тебе карту нарисую.
Городское кладбище простиралось от дороги до реки и постепенно зарастало лесом. Здесь было так тихо, что казалось будто город находится в сотнях километрах отсюда, а не в пяти автобусных остановках.
Андрей не был ни на похоронах брата, ни бабушки. Но когда он подрос, мама стала брать его с собой на кладбище, убираться и красить оградку. Тогда-то и начались кошмары, а вороны будто одержимые стали следовать за ним. Именно вороны. Ни серым воронам, ни галкам не было до него никакого дела. Только черным воронам он каким-то образом перешел дорогу.
Сначала нашлась бабушка. У нее была аккуратная новая могила на краю кладбища. Андрей раскидал набросанные ветром ветки и мусор, положил на цветник пирог и пучок искусственных лилий. Немного постоял, глядя на знакомое лицо на керамическом овале.
Крылова Нина Михайловна на фотографии была улыбчивой и доброй. Андрей помнил ее только такой. Она сидела с ним, пока мама носилась с похоронами Тимура, разводом и поисками работы. Бабушка все время что-то читала ему и рассказывала. А через год умерла. Андрей только теперь понимал, что ее убило горе, а вся ее жизнерадостность была лишь игрой, для него. С ним все притворяются.
С неохотой Андрей отправился искать брата.
Тимура хоронили на прадедушкиной могиле, где-то в глубине кладбища. Мама рисовала карту по памяти, и она не совсем совпадала с реальностью. Чем дальше Андрей забирался, тем гуще был лес и тем безобразнее выглядело кладбище. Ржавые оградки с погнутыми пиками, заваливались на соседние. Могилы были на разных уровнях и заезжали одна на другую. На тропинках валялись чурбаны спиленных по осени деревьев, и убирать их похоже никто не собирался. А еще вороны, как назло, метались по кладбищу, садились на оградки, и подбирались ближе к Андрею.
Сквозь плотные занавески пробивалась серость зимнего дня, а квартире было тихо, как ночью. Мама видимо спала.
Тук-тук-тук. Послышалась быстрая дробь входной двери.
— Мам?! — позвал он, но голос утонул в плотной сонной тишине маленькой квартиры.
Никто не ответил. А в дверь снова постучали. Быстро и звонко. Наверное, это мама и стучит. Тихо ушла в магазин, а ключи забыла. Как обычно.
Кресло противно скрипнуло, когда Андрей, поднялся и потащился в прихожую. Протиснувшись через узкий коридорчик, он подошел к двери и посмотрел в глазок.
Мама в пушистой заснеженной шапке в этот момент наклонилась, видимо пыталась все-таки найти ключи в сумке. Андрей распахнул перед ней дверь.
— Мам.
Мама перестала рыться в сумке, но не выпрямляясь. Только странно покачивалась, будто не могла разогнуться. А еще сдавленно сипела, словно что-то ее сильно рассмешило.
— Мам… Заходи уже, — сказал Андрей будничным тоном, несмотря на парализовавший его страх. От обыкновенной просьбы мама должна была перестать вести себя так, будто она не она.
Женщина, не разгибаясь, подняла голову, посмотрела на Андрея и ни с того ни с сего закричала.
— Андрей! Андр-р-ре-ей!!!
Она гаркала с надрывом, не щадя голоса, который становился ниже и рванее, пока не превратился в оглушительное карканье.
***
— Андрей!!!
— Мам! — Андрей подкинулся на стуле и обмер.
Одноклассники, обернувшись, смотрели на него во все глаза. А затем немое удивление взорвал дружный дебильный хохот.
— Так! Тихо! Звонка не было! — застучала ключом о парту Нина Аркадьевна, учительница химии и классный руководитель.
Но девятиклассники не унимались.
— Это что-то новенькое! Мамонтенок маму потерял! Ы-ыгы-гы! Ма-ама!
Андрей покраснел, вскочил с места и стал собирать вещи в рюкзак.
— Куда это ты?! Копытов! — возмутилась Нина Аркадьевна, перекрикивая ржущий класс. — Я никого не отпускала! Сядь на место! Ничего страшного не случилось! Не надо на уроке спать! Успокойтесь вы! Копытов, сядь!
— Он к мамочке копыта навострил, — сказал Максим, сегодняшний сосед Андрея по парте и самый ненавистный одноклассник, с которым пришлось сегодня сидеть за одной партой и делиться учебником.
Максим схватил книгу и стал перекладывать ее из руки в руку, уводя от Андрея.
— От-д-дай! — заикаясь прорычал Андрей.
— "О-от-д-да-ай", — передразнил Максим.
— Сорокин! — крикнула учительница, теряя терпение.
— А что я-то? У нас учебник один!
— Один у вас обоих за проверочную будет. Копытов, сядь!
Андрей вцепился в учебник и вырвал его с такой сильной отмашкой, что задел Максима по лицу.
Тот резко отпрянул, опустив голову и схватившись за щеку.
Все пораженно притихли. Нина Аркадьевна ахнула и потрясенно захлопала глазами.
— Копытов! Это что такое...?!
Андрей застыл с книгой в руке и смотрел на кровь, стекающую по лицу одноклассника.
— Максим, ты как? — жалостливо стали спрашивать девочки.
— Ты че, жирный..., — грозно засопел Максим, и вытер кровь со щеки. — Извиняйся давай! На коленях. А то мамку твою по судам затаскают.
— Так, прекратите! — велела учительница, двинувшись к парням.
— Че смотришь, бык! — Максим толкнул Андрея и тот повалился назад, прямо на девочек у окна.
Девочки пополам со смехом возмущенно завизжали, отодвигаясь к подоконнику. Шлепнувшись на стул, Андрей вцепился руками в соседние парты, оттолкнулся и кинулся на Максима. Нина Аркадьевна схватила его за толстовку, но Андрей отмахнулся от нее, как от мухи. Опрокинув стулья, парни повалились на пол, колотя друг друга по лицу, царапаясь и заламывая руки.
— Ну разнимайте! Чего сидите!
Парни с соседних мест прекратили подначивать и хохотать и кинулись их разнимать.
***
Максима с порезанной щекой, синяками и вывихнутым запястьем повели в медкабинет. Андрея с разорванным воротником толстовки и ссадиной на руке — к директору.
— Второй раз за неделю драка, — жаловалась учительница. — А может и десятый, я же не всегда в курсе. И опять спит на уроках. Видимо думает, что раз он на олимпиадах отличился, то ему все можно.
— Андрей, — директор, молодой крепкий мужчина посмотрел на ссутулившегося на стуле ученика. — У тебя проблемы?
— З-зависит от в-вас, — проговорил Андрей, мрачно глядя на куст фикуса.
— Он еще и дерзит, — вздохнула Нина Аркадьевна. — Совсем уважения к старшим нет. Меня даже ударил.
— Ударил? Куда?
— Ну не совсем ударил, больше толкнул.
— Изв-вините, — выдавил Андрей так вежливо, как смог и крепче вцепился в рюкзак, чтобы руки не тряслись от злобы и стыда.
— А чего ты "мама" кричал? С матерью что? — заботливо поинтересовалась Нана Аркадьевна прокурорским тоном.
— Н-н-ничего.
— Кстати, а с матерью давно говорили? — спросил директор со спокойствием лечащего психиатра.
— Звонили много раз. Да толку? Она даже на собрания не приходит.
— Она б-болеет. У нее д-давление.
— Давление. Так и поберег бы мать! А то доиграешься до тюрьмы, как папаша твой.
— Нина Аркадьевна, — мягко одернул ее директор.
— П-простите. Я б-б-больше не буду, — процедил Андрей деревянным голосом.
— Это я слышала миллионы раз.
— Значит сходите к ней, — сказал директор тоном человека, к которому пришла светлая идея.
Нина Аркадьевна растерянно поморгала.
— Я? Н-но… Как...?
— Как в старые добрые времена, когда учителя ходили в гости к ученикам и разговаривали с родителями.
— Она даже по телефону не хочет разговаривать. А на встречу и подавно не согласится.
— Я договорюсь. Мама завтра свободна?
Андрей помолчал, сощурился на фикус и с холодным спокойствием ответил:
— Да.
— Свободна, — кивнул директор. — Ведь дело, как вы говорите, серьезное. Сам бы сходил, только дел — хоть разорвись. Но если вы отказываетесь, то...
Нина Аркадьевна вдруг бросила корчить из себя само возмущение и спешно согласилась.
— Нет-нет. Зачем вам еще ходить. Я сама.
— Буду очень благодарен. Это обязательно вам зачтется, не переживайте, — сказал директор, приложив руку к груди. — Вам, наверное, на урок надо, можете идти.
— Д-до свидания.
— Увидимся, Копытов, — вежливым, но обещающим неприятности голосом, ответила Нина Аркадьевна и закрыла за собой дверь.
— Ты тоже свободен. Но учти, что, если так продолжится, тебя отчислят.
***
Из школы Андрей вышел красный и вспотевший как марафонец. И все же зашагал быстро, чтобы скорее попасть домой. Морозный ветер облизывал ссадину на руке и холодил сырой ворот толстовки, пуская по шее мурашки.
Когда он вышел на аллею, спина похолодела без всякого ветра. Кроны тополей были усеяны воронами, как семечками. Андрей не подозревал как много в городе черных воронов, пока они не стали преследовать его: то постучат в окно, то подкараулят и закаркают прямо над ухом, то, бывало, сядет ворон на лазилку во дворе, чистит об нее клюв и зловеще зыркает на Андрея, мол “Боишься?”.
Глупость? Да, Андрей знал, как бредово это звучит, поэтому никому не говорил. Кто же в такое поверит? Да и кому он скажет? Друзей у него не было. Его, жирного заику, либо боялись, либо презирали. А после сегодняшнего хоть вообще в школу не возвращайся. Вороны преследовали его не только в жизни, но и во снах, порой невероятно реалистичных. Но никогда еще кошмары не заставали его врасплох прямо на уроках.
Вороны будто знали о случившемся и, перелетая с дерева на дерево с глумливым круханьем, гнали Андрея до самого перехода.
Красный светофор отсчитывал секунды. Андрей сжимал в кармане ключи. Скорее. До дома оставалось всего ничего — улицу пройти. Пробежать.
Краем глаза он заметил на дороге в снежной каше раздавленного голубя и отвернулся.
КРРААА — раздалось над самой головой.
Андрей съежился, словно от звука выстрела.
Ворон пролетел над ним, неуклюже сел дорогу и принялся клевать мертвую птицу. В следующий миг блестящая черная машина подмяла его так быстро и легко, словно какой-нибудь пакет. Ворон даже не вскрикнул. Только клюв тихо стукнул о бампер. Машина проехалась по ворону, вминая его в снежную кашу, и поехала дальше, оставив от него месиво из перьев и внутренностей.
Кашлянув, Андрей сдержал рвотный позыв и закрыл рукавом рот. В груди надрывно тянуло. Крик ужаса рвался из горла вместе с истеричным смехом.
Он был прав! В который раз он убедился, что весь этот бред про воронов — не бред! То, что сейчас произошло на его глазах, не могло быть совпадением! Кто-то хотел поиздеваться и нарочно устроил все так, чтобы Андрей это увидел. Кому-то его страдания явно доставляли удовольствие.
Загорелся зеленый сигнал светофора. Андрей рванул через дорогу и бежал по гололеду без остановки до самого дома.
Дома сладко пахло пирогом. Мама уже приготовила шарлотку на завтрашний день. Ее ждало большое разочарование.
Сбросив прямо на пол мокрую от пота куртку и шапку, он метнулся в комнату и захлопнул дверь.
***
Яна вышла из кухни и обеспокоенно посмотрела на брошенную одежду и на закрытую комнату.
Они жили на старой квартире, которую раньше сдавали, пока жили у Димы. Тимур любил этот дом, район и местную школу, а в квартире отчима он медленно чах.
С Андреем все было наоборот, хотя жили они спокойно, в достатке и покое, без тирана, который трепал бы нервы. Что-то происходило с Андреем. Попытки поговорить всегда заканчивались либо оправданиями и обвинениями окружающих, либо вспышкой ярости. Хотела она того или нет, но характером он все больше походил на Дмитрия, и Яна боялась, что, когда бывший муж выйдет из тюрьмы, она потеряет Андрея.
Яна повесила его куртку на вешалку, отряхнула и положила на трюмо шапку. Затем хотела пойти к нему и хотя бы сказать, что на кухне готов ужин и вскипел чайник, но в зале зазвонил ее мобильный.
***
Услышав из-за стенки мелодию маминого телефона, Андрей сдвинул наушник.
— Здравствуйте Юрий Евгеньевич, — оторопело поздоровалась мама.
Андрей выключил музыку и снял наушники.
Ему, конечно, всегда было все равно что там про него наговорят. Но в этот раз ситуация была вдвойне необычной. Учительница придет аж на дом, да еще и в такой важный для матери день — день рождения Тимура. Ведь его перестали отмечать из-за Дмитрия, который считал это незаслуженной тратой денег. Теперь каждый год, двадцать-первого декабря, мама ездила на кладбище с тортом или лично приготовленным угощением.
Она долго говорила, пораженно ахала, тяжко вздыхала и соглашалась. Затем положила трубку.
Андрей надел наушники и, сгорбившись над столом, уставился в ноутбук.
— Андрей, — мама постучала.
— А? — это было приглашение.
Мама вошла и как всегда, встала у двери. С одной стороны, Андрей ценил, что она не орет над ухом, с другой чувствовал себя каким-то заразным, к которому и противно приближаться, ведь хорошие вещи мама тоже говорила издали.
— Поздравляю, Андрей. Мы дошли до босса. Звонил директор. К нам придет твоя классная.
— Я знаю.
— Не расскажешь, что ты сделал?
— Расквасил одному уроду м-морду.
— Зачем? Ты понимаешь, насколько это серьезно?
— Боишься, что я в т-тюрьму сяду, как мой п-папочка?
— А ты не боишься?
— А кх-какая разница, г-где жрать, сп-пать и сидеть в четырех стенах?
Яна тяжело вздохнула, проговорив под нос какое-то ругательство и села на подлокотник дивана.
— Как я устала от этого… Ты можешь нормально сказать, чего тебе не так? — тихо, но раздраженно спросила она. — Что ты душу-то треплешь и мне и себе.
Андрей повернулся и посмотрел ей в глаза с непонимающим упреком.
Ведь когда он действительно рассказывал что-то важное для него, у мамы на все находилось объяснение или отговорка — так что все переживания или победы становились чем-то само собой разумеющимся. Заикаешься — не удивительно, в детстве был сильный стресс. Думаешь, что ты толстый? Что же ты хочешь — папины гены, тот вообще круглый как бочонок, а ты просто большой. Олимпиаду очередную выиграл? А как же иначе, ведь ум от папы достался.
И после этого она хочет, чтобы он разговаривал с ней.
— Сп-порим, ты б-бесишься не из-за училки, а что Тит-тимочка в этот раз останется бе-бз т-тортика.
Яна посмотрела на него, остро и жалобно, будто он у нее последний кусок хлеба отобрал.
— А ты, нарочно это сделал? Тебе жалко? Я раз в год к нему хожу! Тебе-то он как с того света мешает?
— Д-д-до него мне дела нет! Я сто раз сп-прашивал тебя, к-как он умер! Так и н-не услышал п-правды.
— Я уже все рассказала! Он упал с крыши! Твой папочка его сбросил!
— П-просто пошел и сб-сбросил, ага.
— Ну, не просто. Тимур что-то у него взял, какую-то дурацкую статуэтку. Какая разница-то? Это случилось давно.
— То есть он сам виноват.
— Не знаешь, так молчи, — процедила Яна.
— А откуда м-мне знать?! У к-кого спросить! Кроме т-т-тебя мне не с кем разговаривать, а с тобой н-невозможно!
— А с кем ты еще хочешь говорить? С папочкой своим?
— Он бы меня лучше п-понял, я же весь в н-него.
— Хорошо, — устрашающим добрым тоном протянула Яна. — Хорошо. Хочешь, я устрою вам встречу. Звонок. Может хоть он из тебя человека сделает.
— Дад-д-давай, устрой, — усмехнулся Андрей.
— Нет, правда. Хочешь?
— Хочу, — удивленно подтвердил Андрей.
— Но за это ты завтра съездишь к Тимуру. И бабушку навестишь. Договорились?
Андрей долго смотрел на мать, а потом недовольно вздохнул.
— Я не помню, где они.
— Вспомнишь. Я тебе карту нарисую.
***
Городское кладбище простиралось от дороги до реки и постепенно зарастало лесом. Здесь было так тихо, что казалось будто город находится в сотнях километрах отсюда, а не в пяти автобусных остановках.
Андрей не был ни на похоронах брата, ни бабушки. Но когда он подрос, мама стала брать его с собой на кладбище, убираться и красить оградку. Тогда-то и начались кошмары, а вороны будто одержимые стали следовать за ним. Именно вороны. Ни серым воронам, ни галкам не было до него никакого дела. Только черным воронам он каким-то образом перешел дорогу.
Сначала нашлась бабушка. У нее была аккуратная новая могила на краю кладбища. Андрей раскидал набросанные ветром ветки и мусор, положил на цветник пирог и пучок искусственных лилий. Немного постоял, глядя на знакомое лицо на керамическом овале.
Крылова Нина Михайловна на фотографии была улыбчивой и доброй. Андрей помнил ее только такой. Она сидела с ним, пока мама носилась с похоронами Тимура, разводом и поисками работы. Бабушка все время что-то читала ему и рассказывала. А через год умерла. Андрей только теперь понимал, что ее убило горе, а вся ее жизнерадостность была лишь игрой, для него. С ним все притворяются.
С неохотой Андрей отправился искать брата.
Тимура хоронили на прадедушкиной могиле, где-то в глубине кладбища. Мама рисовала карту по памяти, и она не совсем совпадала с реальностью. Чем дальше Андрей забирался, тем гуще был лес и тем безобразнее выглядело кладбище. Ржавые оградки с погнутыми пиками, заваливались на соседние. Могилы были на разных уровнях и заезжали одна на другую. На тропинках валялись чурбаны спиленных по осени деревьев, и убирать их похоже никто не собирался. А еще вороны, как назло, метались по кладбищу, садились на оградки, и подбирались ближе к Андрею.
