АННОТАЦИЯ:
Когда ты молод и горяч, сердце открыто любви, но правила общества жестоки и не приемлют чувств. Рука любимой отдана другому, а ты как щенок побитый брошен на обочину дороги. И кажется, что хуже быть уже не может. А нет!.. Твоё падение лишь только началось. Стать монстром или умереть? Убить или вернуть свою любовь? А может быть, все разом испытания предначертано герою? Поведает о том заката росчерк алый.
"Алый росчерк заката"
Часть первая «Илберт»
Один, два, три, четыре, пять!
Будем в прятки мы играть.
Шесть, семь, восемь! Водишь ты,
Скорей из круга выходи.
Девять! Закрывай глаза.
Десять! С визгом кто куда.
1
Вокруг веселье, гомон, беготня.
Анет считает, началась игра.
Все разбегаются, стихают голоса.
В груди печет от жаркого огня.
Ах, детство — этот милый край,
Жизнь без забот. Не вечен этот рай.
И вскоре сменятся и думы, и мечты.
Еще лишь миг и не ребенок ты.
Ну а пока откинув мысли все,
Бежишь по лабиринту, зная, где
Найдешь сестер Дайан, Вивьен
И братика по имени Ален.
2
Анет свежа, как молодая роза.
От бега на щеках румянец заалел.
Для пылкого юнца несбыточная греза.
Вот так и я ей вслед не раз смотрел.
Она среди зеленых стен, как фея,
В красивом платье с шалью на плечах,
А с лентой в волосах играет ветер.
И день и ночь она в моих мечтах.
«Анет, ты ищешь?» «Да! Я рядом»:
Кричит, но тут же звук в груди затих,
Когда встречается со мною взглядом
И делит пылкий поцелуй меж нас двоих.
3
«Илберт, ты право сумасшедший!» «Знаю».
«Тебя заметят сестры». «Что же пусть.
Анет, тебя одну к груди прижать желаю
И разрешения на брак дождусь».
«Отец нам не позволит, ты же знаешь!
Моя безвольная рука давно уж отдана
Другому, что меня намного старше,
Но сердцем и душой навеки я твоя!»
«Я украду тебя, Анет!» «Нет, милый,
Иначе горя и беды не миновать».
«А как бы мы чудесно вместе жили».
«Люблю тебя, но я должна бежать».
4
Анет исчезла в поворотах лабиринта,
Оставив тонкий шлейф своих духов.
В висках стучит, и снова рана вскрыта,
А суть ясна любому и без слов.
И вот одной ногой на перекрестке...
Уйти иль постучаться в дверь?
Я был так рад удавшейся поездке,
Но в замешательстве стою теперь.
«В нас слово бога, — шепчут мои губы. —
Но вопреки рассудку следуем иным.
В нас вера, что накидывает путы.
В нас буря, что по венам гонит дым».
5
«Илберт! Глазам не верю. Ты ли?
Сын друга моего Гаспара Гоатье.
Спина к спине мы с ним пиратов били
На шхуне "Эспаньола" по весне.
Эх, столько лет...» «Мне было десять».
«Вот это да! Летят к чертям года».
«Пред вами я в смирении надеюсь
На дружбу, ведь она как сталь крепка».
«За помощью иль по отцовской просьбе?
Исполню, что по силам, только знай,
Сегодня будешь моим милым гостем,
Поведаешь про милый сердцу край».
6
«Спасибо за гостеприимство ваше!
Позвольте высказать, что на душе
Лежит тяжелой глыбой, камнем,
Но даже с грузом этим я живу в мечте.
Терпеть нет мочи, от любви хоть в петлю!
Ведь сердце замирает рядом с ней,
И образ милый в памяти лелею,
Сжигая праздную беспечность дней».
«Мой мальчик, ты влюблен и не на шутку,
Не уж на свадьбе вскоре пировать?
Иди, дай, я пожму, как другу руку».
«Месье Робер, как знать, как знать...»
7
И я во всем, как на духу признался.
Что той весной, лишь шхуна в порт пришла.
Мать ликовала: «Сын отца дождался!»
И слезы счастья навернулись на глаза.
Причал гудел, вернувшихся встречая.
Здесь сестры, браться, семьи и друзья
Целуются и сходятся в объятьях.
Их вера в жизнь, надежда так крепка.
«Я тоже был там, помните, конечно.
Стоял среди толпы, держал за руку мать.
Вот появился рядом голос нежный,
И я готов был вслед ему бежать».
8
«Так и теперь готов идти я следом,
Под нежным взглядом таять, замирать.
Вручите руку и судьбу невесты в белом,
Чтоб смог Анет своей женой назвать.
Я знаю, так внезапно, неуместно
Просить руки, едва ворвавшись в дом.
Мой долг сейчас, признаться честно,
Не оставлять сомнений на потом.
Коль согласитесь, озарите счастьем,
Наполнив чашу жизни до краев,
Соедините наши руки высшей властью.
Я жду от вас напутствий, верных слов».
9
«Месье Робер в лице переменился. —
Мой мальчик, ты вина напился
В таверне, что за храмовым крестом?
Ты выпил пару кружек эля днем?»
«Нет, я не пил, месье и говорю серьезно».
«Тогда к чему нелепый бред несёшь?
Решать вопрос женитьбы крайне поздно,
Ступай же подобру и жизнь свою спасешь».
«Я не уйду, месье, покуда верю в чудо».
«Мальчишка, ты витаешь в облаках.
К порогу светскому пришел из ниоткуда
И не найдёшь ты выгоды в моих словах».
10
«Ну да! Отец в Бретани носит славу рыбака.
К тому же он барон, что передаст мне титул.
Вы друг ему, но смотрите, как прежде, свысока.
Не прочь, чтоб Гоатье навеки сгинул.
Да! Мы владеем шхунами, торговыми рядами.
Старушка "Эспаньола" так же на плаву,
Её борта, как прежде омываются волнами,
А рыба лишь разменная монета, что в ходу.
И честью я клянусь, что бедность не коснется,
Не сгорбит спину от трудов моей Анет.
Вам радость нянчить внуков доведется,
А нам своих через десятки лет».
11
«Нет! Это невозможно дольше слушать!
Наглец! Взаправду думаешь, что без тебя
Мою Анет несчастья будут мучить?
А если так случится... Будет жить терпя.
Оставим ссоры, как сказал, так будет,
Ты не коснешься старшей дочери моей.
Идём, вода со льдом твой пыл остудит,
Ты успокоишься, вернув беспечность дней».
Стою пред ним в упрямой горделивой позе,
Сжимая в пальцах до бесчувствия эфес.
И воздух накаляется меж нами на серьёзе.
Из ножен шпага, а во мне играет бес.
12
Не думал о плохом и не хотел, так вышло.
Угроза брошена, но вмиг пресечена.
Месье Робер из рук оружие выбил.
И вот от шпаги на полу лишь два куска.
Безумный рык и за грудки меня хватают.
В лицо кулак с печаткой. Это боль!
На шум возни прислуга прибегает,
Взглянуть на бой господ между собой.
«Щенка за дверь! Да всыпать, не жалея,
Чтобы забыл дорогу в этот край».
Я рвусь из рук, от понимания зверея.
Всё кончено! Потерян милый рай.
13
Теперь в грязи и на обочине дороги.
В конвульсиях сжимаюсь тот же час,
Испытываю боль при каждом вздохе,
И свет в моих глазах почти угас.
Взор в небо. Уцепившись за сознанье,
Глотаю пыль, что не даёт дышать.
Чем заслужил такое злое наказание?
Что любишь до конца и все готов отдать?
И постепенно перед взором меркнет небо,
Из света неизбежно превращаясь в ночь.
Я в бессознание окунаюсь смело,
Его оков уже не превозмочь.
14
Пока я мирно спал, не помышлял плохого.
Меня обчистить смели с головы до стоп.
Теперь я непохож на отпрыска борона,
Одежда порвана и ноги без сапог.
Карманы, раньше тяжелевшие монетой —
Два золотых экю, серебряные су
И сто денье исчезли незаметно,
Растаяли, как дымка поутру.
А верный конь грабителю достался?
«Умчался прочь, — сказал хромой месье».
Понурив голову, я в мысли погружался,
Рисуя страшные картины о судьбе.
15
Я шел пешком почти что целый день.
Не раз и два в дороге силы покидали,
И падал на траву, ища под древом тень,
Где от жары светила ветви защищали.
Упрямо брел домой, но он так далеко,
Немало лье вперёд, дорога змейкой вьется.
И след копыт простыл Глаттона моего —
Умчался прочь, за мною не вернётся.
Домой прискачет без наездника, и все
Поймут — неладное с хозяйским сыном.
Барону Гоатье доложат о беде,
На поиски пойдут за господином.
16
Но Глаттон оказался тем ещё глупцом,
Нутром почуяв дикий страх и злую силу,
Скакал, пути не разбирая напролом
И отыскал в лесу свою могилу.
Свернул с тропы, запутался в ветвях.
Поводья о кустарник зацепились,
А ноги длинные все путались в корнях,
Попытки выбраться из леса прекратились.
Мой конь, как пленник, он сейчас в тюрьме.
Один средь зарослей лесных и мрака ночи.
Раздался волчий вой в приветствие луне,
Глаза сверкнули, зубы рвут плоть в клочья.
17
Спустилась ночь, иду вперёд упрямо.
Там где-то впереди Рошфор-ан-Тер
Деревня, что лежит в подножии замка,
Который свысока отбрасывает тень.
Там улочки, как древний лабиринт,
Из каменных, фахверковых домов.
И каждый скол, и трещина хранит
Историю людей и жизненных даров.
Мощеные дорожки и ручей,
Закованный среди камней, журчит.
Там слышится мелодика речей,
И плеск воды подобно музыке звучит.
18
Витает в воздухе с горчинкой запах роз,
Пленяют ароматы булок кунь-амман,
А ветер с моря легкий бриз принес,
Смешав, создав из вкусов ураган.
И я вперед шагаю, выбившись из сил,
Стремясь к той деревеньке поскорей,
Где я, немедля бы, о приюте попросил
У первых же распахнутых дверей.
Но не надеюсь я, что огоньки забрезжут,
Пронзив глубокой ночи черноту.
Уставший рухнул перед небом на колени,
Любимой имя повторяя, как в бреду.
19
Опустошенный взгляд прошел по кругу,
Цепляясь в страхе за безликие рельефы.
Здесь тишина. Дыхание вторит стуку.
Но то лишь сердце, что трепещет в теле.
Вдруг огонёк из ниоткуда возникает.
Срываюсь с места, спотыкаюсь, но бегу,
Спешу на этот свет, и бог лишь знает,
Приблизившись, что для себя найду.
И вот оно... Вдруг понимаю где я,
Что огонёк привлёк тебя в Карнак.
Уйти бы, убежать, но все ж бреду, робея,
Из любопытства в бездну совершая шаг.
20
Здесь место гиблое, в поверьях гнилое.
Легенды в мире ходят, люди говорят...
Пусть не болото, а всего лишь поле,
Где мегалиты древние стоят.
Они растут из самых недр глубинных
И достают своей верхушкой до небес.
Здесь кладезь тайн схоронена старинных,
И я иду на отсвет в ожидании чудес.
Держусь за выступы, бреду вперед,
Не замечаю, как босые ноги раню.
Весь в предвкушении того, что ждёт.
Откроется, что скрыто за камнями.
21
Сквозь лабиринт из мегалитов я прошел,
Тогда набрел на тайную поляну.
Посередине полыхал большой костер,
Снопы искринок подражали звездопаду.
Под черным небом с полною луной,
В мерцаньи огненном и мраке ночи
Три девушки предстали предо мной,
И подавить влечение нет мочи.
И как сдержаться? Я заворожен
Их прелестями, красотой нагою,
На муки плоти я отныне обречен,
Не в силах осознать, что скрыто за игрою.
22
А девы кружатся, смеются и поют.
Их кожа бледная под стать луне сияет,
Вздымается при каждом вздохе грудь,
А волосами легкий ветерок играет.
На голове у каждой девы по венку.
Шипы от диких роз им кожу ранят.
От ран тех струи черные бегут по лбу,
Из капель ожерелье собирают.
Не замечая посторонних глаз, поют,
Идут за музыкой и водят хороводы.
Вдруг руки вниз, то вверх, то вьют
Из тел младых красивые узоры.
23
Не чуя боле страха, выхожу из тьмы
На песнь сирен, на танец дев, не зная,
Что сгинут вмиг взращенные мечты
И рухнут оземь, крылья обламая.
Теперь пути назад ищи и не найдешь,
Коль в круг ступил запретный и багряный,
На пентаграмме след, его уж не сотрешь.
Отныне пленник бедный и проклятый.
Я в центре замер, девушки из рук
Образовали четкий треугольник.
Тела качались, ускоря сердца стук,
Что транса и зловещих чар источник.
24
А я пред ними точно древний истукан
Стою, как мегалит, в веках застывший.
А девы изучают ощупью мой стан
И каждая венок к ногам кладет увядший.
С губ алых вдруг срываются заклятья.
Тем наговорам уж не меньше сотни лет.
Куда меня скажите занесло? Каналья!
И кто сейчас мне даст на то ответ?
А девичьи глаза все красным наливались,
Язык, лаская губы, с уголков пил кровь.
Вдыхая запах мой, девицы приближались
К экстазу, призывая тьму веков.
25
Раскаты грома вдруг по небу разошлись,
Спустилась с неба молния стрелою,
В одно и то же место продолжала бить,
Пока то зарево не обратилось тьмою.
Зловещий лик предстал передо мной,
Коснулся тела, обжигая плоть лучами.
И пожирает мою кожу пламень злой,
Облизывает и кромсает в точь ножами.
Я, истекая кровью, пал в сырую землю,
От боли как собака выл, о милости просил:
«Уж лучше б голову засунул в петлю!
Уж лучше б палачу на плаху положил!»
26
В тот миг, когда конец мне показался близким,
Я руки вскинул к небу, со всевышним говорил.
Считал о жалости молить поступком низким,
Но нынче с жаром искупления просил:
Об отпущении грехов пред ликом смерти,
О быстрой гибели без страшных мук,
Чтоб не застрять в суетной круговерти
И отпустить ту боль, что держит в теле дух.
Но Бог меня не слышал, темный потешался,
Обрушивая на меня сто разных мук.
Я ждал, когда судьбы мгновенья промчатся,
Но не сумел избавить тело от потуг.
27
Мольбы к добру и злу остались без ответа.
Что бог, что дьявол в этот миг глухи.
Меня распяли на кресте ногами кверху.
Как на могиле, разложив из роз венки.
Я плакал. Кровью алой были мои слезы.
Огонь сжирал нещадно, гладил плоть.
Девицы корчились, тряслись, меняя позы,
Тянули руки, грудь, намереваясь проколоть.
И вот заточенные когти раздирают кожу,
Все копошатся и хотят проникнуть вглубь.
И мне казалась вот оно, сейчас отброшу
Без сердца тело бренное и стану точно труп.
28
Но нет конца, я все еще живу без сердца
И наблюдаю на поляне черный ритуал.
Девицы выпивают кровь и исполняют скерцо,
А темный лик им стоном подает сигнал.
Те мигом затихают и склоняют главы,
Протягивают на ладонях ценный дар.
Уста их хищные оскалены, кровавы.
В моей груди вдруг разливается пожар.
Лик сердце сжал, вмиг иссушает орган
И жижей вместо крови насыщает плоть.
Мой жизни путь исправлен, перечеркан,
И душу демон взял, а не господь.
29
С тех пор уж много времени прошло.
Возможно, год иль два, а может, десять.
Я также молод, только поселилось зло
В душе, взросло, добро уж не посеять.
Я светом был отвергнут, тьмой принят,
Без крови в венах жил, хотел ее восполнить,
И голову без устали кружил беспечный ад,
Приказывая кубок смерти до краев наполнить.
И вот живу среди могил, а дом мой склеп.
Скитаюсь по земле лишь в свете ночи.
Беру то, что хочу, оставив хаос и вертеп
Из жертв. Мир смертных так непрочен.
30
Я позабыл, что значит быть любимым,
Забыл семью, где был родимый кров,
Привык везде и всюду быть гонимым
От чеснока, зеркал, святых крестов.
Но в все ж живет одно воспоминанье,
Сквозь тьму деяний пробиваясь сном.
Младая девушка в красивом белом платье.
Играет ветер с лентами, что связаны бантом.
Единый светлый луч во мраке ночи.
Глаза крупны, как луны, губы шелка нить.
И я в мечтах с тех пор коснуться ее шеи.
«Анет, Анет! Как мне тебя забыть?»
Часть вторая «Анет»
1
Уединенный дом, плющом увитый.
Кто в нем живет? Уже не разгадать.
Там двери настежь, окна все раскрыты,
Лишь ветер комнаты приходит навещать.
Врывается в распахнутые ставни,
Пронизывает коридоры сквозняком.
Сор с улицы летит: листва и камни.
Кружат вьюны и укрывают пол песком.
На окнах ветер с занавесками играет,
Ткань истончает ту в лохмотья превратя.
