ПРОЛОГ
Стешка быстро распрямилась, словно затылком почуяла чей-то недобрый взгляд, затем отёрла с лица капли пота. Кто смотрит-то, пустота кругом?
Над ягодником, что раскинулся по краю леса, плавно перетекающего в болотину, звенел надоедливый гнус. «Очи болота», морошка – ягода царская, растёт не кучно, хочет, чтоб перед ней спину гнули. Барыня, известно, морошку страсть как любит, вот и принеси ей, а дворни-то немного, подвернулась Стешка под руку – её и послали. Девка дёрнула плечом, закинула за спину тяжёлую русую косу, недобро хмыкнула, вспомнив барыню, которой втемяшилось про ягоды – вынь да положь! Молодуха такая, барыня, а всё у неё хвори какие-то, с придурью: «от настроения», «от нервов». Настроение ещё понять можно, а кто такие «нервы», про то Стешка не знает. Поработала бы барыня день, побегала, промеж лопаток от ключницы получила – а рука у этой старой кобылы тяжёлая! – так и нервы бы прошли, как не было! Как дитё-то родила хозяйка, будучи такой хилой?!
Пора идти, туесок потяжелел, хватит поди. Морошка отборная, ягодка к ягодке. А мерещится нечисть там или нет – осени себя крестным знамением, да иди далее. Стешка с сожалением бросила взгляд на запачканный по низу подол сарафана – намочила всё же, теперь и от матери достанется. Скорее отсюда, слава-то про болотину недобрая шла. О прошлом годе, говорят, пропадали тут люди: то баба из дворовых, то заезжий мелкий купчик – сгинули вроде как в болоте. Из города приезжали люди служивые, ходили к барину, всё искали что-то – не нашли. На дезертиров хранцузских не спишешь – не добрались сюдой хранцузы, не дошли, не пришлось местному люду ворога встречать. Ждали Буонапарту, да он хоть и Анчихрист, как на ярмарке слышала Стешка, но далеко был отсель, нету тут его власти. А болотники, лешаки, кикиморы да шишиги в камышах – рядом, им бы всё люд пугать, в трясину заманивать, путать да губить! Прим. авт.: разновидности нечисти в славянской мифологии. Например, шишига (как вариант) – маленькое, остроносое, растрёпанное существо, бродящее нагишом, утаскивающее зазевавшихся прохожих в воду и способное утопить даже на мелководье. Особенно – пьяных. Кто-то же смотрит сейчас на Стешку, как промеж лопаток тот хлопок ключницы – так же саднит…
Зачавкали лапоточки по влажному мху. Скорей, скорей, на сухое место, в лес, тут и воздух чище, и гнуса меньше! Солнце уже садится, а барыня на закате чаи любит распивать. Вон и пастухи скотину домой гонят, перезвон колокольцев стоит, пыль над дорогой… Барыня из господского дому опять нос не кажет, со своими нервами в отдельной пристройке сидит, под чудным названием «флигель» – Стешка умная, запомнила. Спущены занавески в покоях – значит, в придачу к нервам страдалица головой мается, а дитёнок ихний с нянькой, как обыкновенно. Хворостину бы ей, злющих гусей в сарай загонять, враз бы про голову свою больную забыла!
А молодая барыня красивущая, баская, косточка тонкая, кожа белая, говор льётся, ровно ручеёк по камням. Как посмотрит на кого – тот в улыбке до ушей сейчас расплывётся. Как с барином в церковь выйдут в воскресенье – только любоваться обоими. На самом деле грех жаловаться Стешке, да хоть кому – упаси Богородица от иных господ, лучше и не надо. С других деревень на ярмарке что ни день слышно – нет житья от бар, чего только не творят, а наши чинные да не злые…
– Матушка-барыня! – девка прямиком метнулась в дверь флигеля, зная о привычке госпожи: любит та своими тонкими пальчиками ещё тёплые от поцелуев солнышка ягоды в туеске перебирать.
Внутри было тихо и прохладно, скрипнули под лапоточками натёртые воском половицы… Дальше-то в мокрых лаптях не сунешься, хоть бы вышел кто! Стешка сделала шаг вперёд, ко второй полуоткрытой двери и… немедленно оскользнулась на чём-то влажном и липком. И тут же почувствовала запах.
Что… Запах был тяжёлый. Страшный. И только мгновение спустя дошло до дворовой девки, что липкая жижа под ногами – здоровенная лужа крови. Много крови на вощёных половицах чистой барской горницы. И нелепое светлое пятно в этой луже – растерзанное тело молодой барыни. Изгвазданные красным юбки летнего платья, раскинутые, белеющие в полумраке, созданном плотными занавесями на окнах, руки, непостижимым образом сохранившие в кровавой луже чистоту тугие золотистые локоны волос.
Стешка зажмурилась. Язык присох к нёбу, ужас выпил из груди весь воздух. Ни жива ни мертва стояла, только тёплая струйка побежала по ноге под подолом – от неизведанного доселе страха.
В звенящей тишине прозвучал мужской голос – того, кто прятался в полумраке за изуродованным телом. Голос, превратившийся в почти нечленораздельный рык:
– Ну, чего встала?!
И тут же позвучало последнее слово, услышанное Стешкой в её короткой, так и не успевшей расцвести жизни. Голос теперь был искажён непередаваемым страданием и болью:
– БЕГИ.
ГЛАВА 1.
Выезд за город и особый подвид хомячков
Старенький праворукий минивэн тащил за собой небольшой прицеп, который был предназначен для целой кучи домашнего скарба семьи, выехавшей на лето подальше от городской суеты и пыли, душных ночей в бетонных коробках и постоянных простудных заболеваний у шестилетних близнецов Паши и Геши. Дедушка парнишек упорно продолжал называть внуков Чуком и Геком, регулярно натыкаясь на протесты со стороны их матери.
Дедушка, Виталий Сергеевич Безверхних, самолично находился за рулём праворукого минивэна, осуществляя вывоз дочери и внуков поближе к природе, на снятую до конца лета загородную недвижимость. Недвижимость свалилась в руки с некоторыми приключениями и оговорками, ибо при нынешних ценах не вышло бы за такие деньги снять и тараканьего угла, да подвернулся случай.
Виталий Сергеевич бросил взгляд в зеркало заднего вида, оглядывая живое наполнение салона минивэна. Там находились привычно подкашливающие, худенькие и белобрысые Паша и Геша, а также их мать, Алевтина, такая же белоголовая и худенькая, только без подкашливания, тридцати пяти лет отроду, сама – единственный и поздний ребёнок в семье Виталия и Галины. Галина внуков не дождалась. За год до того, как одинокая и мало кому интересная из представителей противоположного пола дурнушка Аля приняла решение «родить для себя», жизнь Галины предательски украл внезапно оторвавшийся тромб. И всё! Как не было долгой и счастливой совместной жизни, будто корова языком слизнула. Виталий Сергеевич с головой погрузился в чёрный шлейф утраты, не замечая ничего вокруг до тех пор, пока не выяснилось, что Аля «в положении».
– Что?! – уставился он на дочь, сообщившую свежую новость из своей личной жизни. – Без мужа? Да он хоть кто, как?!
– Никто. – Ответила Аля своим бесцветным голоском. – И звать никак. Не будет мужа, пап. Для себя рожу. И хватит спрашивать, мне двадцать восемь лет, в конце концов.
Виталий Сергеевич только вздохнул. Дочку они с Галиной очень любили, где-то баловали, где-то строжили, особо ни в чём не отказывали, но росла она в любящей семье, где родители – папа-строитель и мама-медсестра. Может и не каталась дочура, будто сыр в масле, но всё материально нужное у неё было. Умненькая росла дочура, послушная, правильная. Жаль, не взяла Алька внешности ни от отца, ни от матери, в молодости составивших весьма приметную и красивую пару! Бледненькая, с неопределённым мышастым цветом волос, с острыми и невыразительными чертами узкого личика, и вся сама такая же худющая, как кость – хоть в анфас, хоть в профиль.
– Эх, ребро Адама... – тихо вздыхал Виталий Сергеевич, глядя на то, как взрослеет Алевтина, которую домой из школы не провожал ни один парнишка.
– Израстёт – похорошеет. – Галина Павловна говорила это более чем твёрдо.
Она старалась придать дочери уверенности в себе – то с помощью кружка танцев, то театральной студии, то потрясающих самосвязанных нарядов, которых в школе более никто не носил, такая Галина была мастерица крутить спицами и крючком.
Но Аля не изросла. Как была пигалицей, которую в классе порой дразнили «ни рожи – ни кожи», так и осталась. И, всё глубже закапываясь в умные книжки, в сознательно выбранное одиночество вне круга красивых сверстниц, пропахала между собой и сильным полом такую борозду отчуждения, что не перепрыгнешь.
Её решение «родить для себя» поначалу до глубины души поразило Виталия Сергеевича, выходца из деревенской патриархальной семьи. Но ведь сейчас другие времена, надо смотреть с поправкой и на времена эти самые, чтоб им ни дна, ни покрышки, и на нравы! Дочь идею о замужестве не вынашивала даже в проекте, отдавая время и силы работе, вечерами и ночами просиживая за компьютером. Посмотреть бы на того, с кем она решила сойтись ближе, чтоб потом вот так, «для себя»... Совесть-то есть у мужика или как?! Но, с другой стороны – нет ведь иной возможности дождаться внука или внучку, жизнь-то заканчивается! Виталию самому уже под семьдесят, на здоровье он не жаловался никогда, но случись что с ним – и как же Алька останется одна, с ребёнком?! О том, что «ребёнков» получится два, никто в самом начале беременности и знать не знал. Сюрприз обнаружился только при повторном УЗИ.
Так что расслабляться Виталию Сергеевичу на пенсии было некогда, он занялся отделкой квартир и был нарасхват, как на все руки мастер. После смерти Галины у него появился новый смысл в жизни – двойной, беспокойный, вечно болеющий, чахленький, с абстрактными отчествами «Ивановичи» в свидетельствах о рождении, потому что настоящего имени отца упёртая, как кремень, Алька, сообщить не пожелала.
Вечная простуженность и какие-то врождённые проблемы с иммунитетом у близнецов практически не давали посещать детский сад. Месяц мальчишки туда ходили, три потом – болели. Неделю назад им «стукнуло» – как сами гордо говорили! – шесть лет, и садик закончился. Алевтина сейчас практически всё время работала удалённо, а потому по совету врачей искала место, где детям будет полезно побыть на свежем воздухе, без агрессивной городской среды.
– Везите их на воздух! – категорически высказалась участковая врач-педиатр. – Со школой повременим, не вздумайте отдавать их в сентябре учиться! У них уже формируется хронический тонзиллит и бронхит на горизонте, а там и до астмы рукой подать… Ехать не на моря, ни в коем случае… Не будем давать пинок иммунной системе, обойдитесь деревней поблизости. Закаливание, игры на природе…
«На моря» денег просто не было. Оставалось искать нужное место в виде деревни.
В первых числах июня на Безверхних неожиданно свалилось это вожделенное место – коллега Али предложила взять в аренду свою загородную недвижимость чуть ли не со всеми удобствами за четверть реальной стоимости, до самого конца лета. Алевтина ухватилась с радостью, но некоторый подвох в словах коллеги был. Напрягающий подвох, но Аля надеялась с ним справиться – точнее, с ней.
Подвох носил имя Евгения, а проще – Женя, окончил шестой класс средней школы и был несколько проблемной особой – в плане бесконтрольной привязанности к гаджетам и тем возможностям, которые предлагают социальные сети и прочая развлекательная индустрия, порой – сомнительного качества. Женя приходилась племянницей той самой коллеге и должна была проживать (предположительно до середины августа) отдельно от родителей по причине работы оных вахтовым методом в крайне неблагоприятных климатических условиях. Смены совпали, перенести их или отложить кому-то из родителей девочки никак не удавалось, а потому школьница осталась под присмотром тётки.
Коллега Алевтины, Ольга, в отпуск в июне или июле тоже уйти никак не могла.
– Не хочу я мариновать Женьку в городе. – С сожалением сказала она. – Давай, устраивайся на нашей даче, в пятницу вечером привезу мелкую. По выходным буду навещать, пусть посидит у тебя под крылышком. Ты, главное, не давай ей Интернетом пользоваться до потери пульса, там сеть слабая, трафик по тарифу я ей ограничу, не вздумай раздавать, хоть бы и уревелась вся! А в августе у неё лагерь на море. Потом родители вернутся – и нормуль. Кстати, тебе для работы сеть будет. У соседа, Кольки, убойный вай-фай. Оплачиваешь ему половину за каждый месяц, подключаешь свой ноут – и всё! Но пароль мелкая не должна узнать ни в коем случае! Пусть потратит все свои гигабайты, потом переломается – и всё!
Аля раздумывала недолго, ободренная жизнерадостным словосочетанием «…и всё!». Ольга в свои тридцать лет успела побывать замужем дважды и покончить с этим, так и не обзаведясь детьми ни в первом браке, ни во втором. Упомянутую Женю она называла «цветочком зла». Бабушки-дедушки? Тут тоже всё было не так просто! Родители Ольги и её брата по весне перебрались в Краснодар и всё ещё толком не обжились в частично недостроенном доме. Вторая пара родни из старшего поколения… хм, они, видимо, внучке были не сильно рады, как и зятю, перенеся на девочку часть неприязни к мужу дочери.
Женю Алевтина видела несколько раз, и помимо формирующейся зависимости от гаджетов, у девочки явно имелись и другие проблемы, достаточно было взглянуть на её манеру одеваться, но... бунт гардероба в двенадцать-тринадцать лет – вполне реальное и знакомое явление. Сама Аля в этом возрасте впервые стащила у матери набор косметики и накрасилась на школьный вечер со всей яростью подрастающей и осознающей свою лишённую красоты внешность будущей женщины, так что тяга к готическому антуражу у юной Жени – не так уж и страшно. Пусть хоть пугалом вырядится, кого это волнует. Справимся.
Сейчас всё семейство Безверхних разместилось внутри минивэна.
Тут же находилась внушительная часть вещей, не поместившихся в крохотный прицеп. А также – сачки и специальные садки для бабочек и жуков (Паша и Геша воспылали не так давно страстью к энтомологии), удочки и прочие снасти (дедушкина инициатива, он тоже рассчитывал приезжать по утрам в воскресенье и вывозить внуков на рыбалку на берег речушки), ракетки, воланы, мячи, ещё какие-то атрибуты для подвижных игр на воздухе, которые то привлекали внимание близнецов, то забрасывались ими далеко и безнадёжно. Венчала кучу вещей в салоне клетка с хомячками, которые по причине крайней своей недальновидности не знали, что братья хотят переселить их из облюбованного комфортного жилья с колёсами, лабиринтом и прочими излишествами в некий песочный замок с укреплениями и башенками.
Почему-то в зеркале заднего вида на глаза Виталию Сергеевичу чаще всего попадалась именно клетка с хомячками. Видимо, как раз поэтому гнев деда обрушился на пушистых её обитателей, послуживших громоотводом в тот момент, когда минивэн старо-японской сборки, исправно служивший и прежним хозяевам (по возрасту агрегата можно было догадаться, что не одному и не двум), и новому (уже пять лет), вдруг закапризничал и ... заглох на ровном месте.
Тык-мык, и так и этак... Не заводится, хоть плачь. Выехали поздновато, солнце в зените, а раскалённый не по июньскому формату летний день моментально добавил деду раздражения.
– А эту х... македонскую вы зачем с собой взяли?! – рявкнул Виталий Сергеевич, вытирая носовым платком вспотевшую шею и имея в виду незадачливых питомцев, сейчас укоризненно посверкивающих из-за прутьев клетки своими чёрными глазёнками-бусинками.
