ПРОЛОГ
Тишина обволакивала покои – нарушало её разве что мерное глубокое дыхание крепко спящего мужчины. Богатое убранство помещения указывало на хороший вкус и достаток хозяина, а роскошное ложе напоминало о плотских утехах, которым недавно предавался мужчина. За высокими стрельчатыми окнами в полном безветрии падали первые в этом году крупные хлопья белейшего искристого снега. Безмолвный снегопад в ярком сиянии двух зелёных лун не смог бы пробудить спящего: во-первых, тяжёлые бархатные портьеры не пропускали ни единого лучика света в опочивальню, а во-вторых, вряд ли глубокий сон мужчины можно было считать естественным. Если бы скудный ночной свет разбавлял почти непроглядную темень, сторонний наблюдатель мог увидеть, как рядом со спящим мужчиной шевельнулась та, с которой он не впервые делил постель в своей пышно отделанной просторной спальне с высоким потолком и огромной кроватью…
Грациозный силуэт легко и бесшумно соскользнул с края высокого ложа, спустив на прохладные, гладкие плиты пола маленькие изящные ступни стройных и красивых женских ног. Их обладательнице не нужен был свет; в темноте она видела прекрасно, а спальню с примыкающим к ней кабинетом знала досконально. Мрак скрывал всё: и волны ниспадающих на спину медно-рыжих локонов, и безупречное телосложение точёной фигурки, и отпечатки тёмной страсти на тонких запястьях и крутого изгиба бёдрах – синеватые следы мужских пальцев. Хм, мужчина был груб?.. Вполне возможно, но и его атлетически сложенное тело не миновали отметины этой бурной ночи: красноречивые царапины на спине могли бы рассказать о том, что нанесены отнюдь не стыдливой скромницей.
Двигаясь всё так же бесшумно и очень быстро, обнажённая и босая прелестница (разве кто-то тут сомневается в том, что она могла бы украсить собой даже королевскую постель?) не притронулась к вороху собственной одежды, сброшенной где пришлось. За перемещениями следили двое, обладающие тонким слухом и вполне достойным ночным зрением: мохнатый полосатый кот и маленькая, юркая домовая мышь. Кот нынче вечером стащил и умял на господской кухне двух приготовленных для жарки цыплят, не был голоден и рассчитывал поохотиться из озорства, а мышь как раз проголодалась. Она хотела поживиться крошками орехового бисквита, оставшимися на парчовой скатерти после совместной лёгкой трапезы любовников, но… принюхалась, насторожилась и передумала трогать крошки, от которых разило снотворным зельем – причиной беспробудного сна хозяина спальни.
Кот и мышь сидели тихо, не шевелясь, и с интересом приглядывались к той, кто собственноручно испекла вкуснейший воздушный бисквит, и чьи изящные ножки уже ступали по медвежьим шкурам на полу в кабинете. Можно было не грозить настороженным животным пальцем и не шикать на них с лёгкой лукавой улыбкой на губах – оба, усатый-полосатый хищник и его предполагаемая маленькая жертва, сейчас объединённые общей тайной, – почтительно склонили головы, не смея поднять тревогу. Что-то происходило в кабинете – никак, с натугой отворилось окно, а затем скрипнула крышка секретера из чёрного дерева, инкрустированного перламутром?.. Ох, мастер замков и сейфов, устанавливающий многоступенчатую защиту на потайной ящик секретера, изрядно бы удивился тому, что вскрыт не только хитрый механизм, но и его магическая начинка, размолотая в пыль сильным встречным заклинанием, как те орехи для бисквитного теста.
Всё. Содержимое потайного ящика извлечено. Оно довольно-таки маленькое и блестящее, что же это?! Но чем бы не являлось на самом деле, сейчас оно зажато в женском кулачке. Не самое надёжное хранилище, но грациозный силуэт не торопится возвращаться в опочивальню, к своей одежде, где могло бы найтись место для украденной вещицы хотя бы в карманах на поясе платья. Но что, что такое делает очаровательная ночная воришка, вы только гляньте! Она дует на зажатый кулачок, затем разжимает его и… роняет блестящую вещицу на медвежью шкуру! Наступает на украденное своей чудесной ножкой, на которой едва ли час назад спящий мужчина страстно целовал каждый пальчик… Силуэт внезапно рассыпается потоком зелёных холодных искр, стирая контуры женской фигуры, сминая и сворачивая их в комок тугой спирали, а затем – превращая в нечто другое. Затаите дыхание – тут творится магия!
И вот уже к раскрытому окну метнулось довольно необычное крылатое существо длиной почти пятнадцать дюймов. В преддверии зимы в здешних широтах такому существу делать нечего, ни комарика тебе, ни ночного мотылька для пропитания, пора откочевать к знойному и щедрому Южному морю. Глядя на существо впервые, суеверный человек принял бы создание за странный гибрид маленького пушистого дракона и птицы, чьи чёрные бархатистые «ушки»-перья направлены назад, венчая глазастую тёмную головку с аккуратным клювом. Сведущий в лесных редкостях птицелов понял бы, что перед ним – большой ушастый козодой, но не посмел бы не то что пустить стрелу для добычи трофея на чучело, а даже косо глянуть на эту птичку!
Почему?..
Да потому что каждый, от мала до велика, от виллана до короля, от невежды до учёного мужа знает – облик большого козодоя принимают чародеи, спешащие по своим делам, это известно всякому! Тронь птичку – и не видать тебе счастья, если вообще останешься жив! Так что рыжеволосая грация, воровато запустившая нежную ручку в секретер чёрного дерева, особа весьма непростая, которой низко поклонятся и кот, и мышь, и волк из лесной чащи, а филин уступит ей дорогу в ночном небе! И выпорхнула она сейчас из высокого стрельчатого окна на пёстрых мягких крыльях, унося в лапках блестящую добычу.
Кот и мышь переглянулись, заключив перемирие на нынешнюю удивительную ночь. Не всякий раз такое увидишь, чего уж там… А мужчина на роскошном ложе продолжал крепко и сладко спать, мирно посапывая и не подозревая, что утром его ждёт жестокая головная боль и такое разочарование пополам с яростью, что царапины на широкой мускулистой спине покажутся нежнее полученных накануне поцелуев.
Приближалось утро, надвигалась снежная туча – и спокойная, размеренная жизнь многих героев этой истории грозила смениться на нечто новое, совсем иного свойства.
Глава 1.
Замок Сноде
Герцогство Сноделенд, что на северо-западе славного королевства Вайтхольд, долгую зиму встречает первым, а новости, как известно, узнаёт последним. По гному-то и колпак: герцогство маленькое, с холодного северного краю прилепленное, почестями да славой не избалованное. Оно так и выглядит на картах, будто криво заломленная шапчонка на темени пьянчужки, что в распаренном да разудалом виде выскочил на мороз из корчмы. Как бы не слетела шапчонка, держится-то на честном слове…
Старый король Ульрих, собираясь помирать, поделил наследство на двух сынов соразмерно старшинству и степени родительской приязни: старший, Манфред, получил трон Вайтхольда и всю немалую державу к нему в придачу, а младший, Мориц – хоть и гномий колпак, но всё же и не дырку от праздничного кренделя, посыпанного корицей и сахарной пудрой. Только вот аккурат под колпаком есть ещё нечто такое-этакое… хм, плешь?! Ох, проедена она и Манфреду, и Морицу из династии Эларов Загорных изрядно! А всё почему? Эта плешь – анклав, дарованный старым королём Семи баронам, сидящим там настолько прочно, что не вырвешь, будто волосину, хоть с плеши на голове, хоть с задницы. Ну, никак. За какие такие заслуги папаша Ульрих отвалил Семерым неслабую землицу размером с гномий колпак Морица, неведомо никому, но права и свободы её владельцам даны немалые, законно закреплённые, незыблемые. Плешь – это вольный город со всеми привилегиями в обход королевской и герцогской корон, ни больше ни меньше.
Нынче преддверие зимы явилось одновременно со свежими новостями, законно быстрыми, ибо касались они не кого-нибудь, а владельца гномьего колпака – самого Морица Сноделендского. Герцогу почти тридцать лет, он статен, здоров и полон сил, хорош собой, и, если даже не любим беззаветно и безмерно своими подданными, то хотя бы не проклинаем, а это немало для правителя.
Пора, пора Морицу сочетаться законным браком, старший брат на правах властителя Вайтхольда уже об этом позаботился с помощью жёнушки, королевы Тильды, присмотревшей для деверя достойную партию. Юная невеста, вроде как, не с самым богатым приданым, но зато в родстве с королевой, какая-то троюродная кузина на молочной пене. Важна не степень, а сам факт родства с древней династией Южных Лодвигов, хорошей крови, семейной плодовитости и честной репутации.
Мордашка? Да кто там смотрит в таких случаях, не в мордашке дело, а то, что у самой Тильды имеется родовое фамильное прозвище, ставшее достоянием памфлетов – Носатая! – так это хотя бы предсказуемый штрих к портрету. Если бы Лодвигов именовали какими-нибудь Безухими, было бы хуже, монарший изъян с убытком народной молвой не приветствуется.
Ох, и попирует Сноделенд в сочельник Больших зимних Святок, на который назначена свадьба с последующими торжествами на всю неделю! Тут уж и Манфред с супругой пожалуют на бракосочетание родича, они в герцогство заглядывали один-единственный раз, семь лет назад, когда Мориц обосновался в замке Сноде на правах хозяина гномьего колпака по завещанию покойного батюшки – естественно, после того, как получил свою долю сочувствующих хмыканий и понимающих улыбочек придворных на коронации Манфреда Первого. Ещё бы – то ли блистать при троне Вайтхольда, живя привольной жизнью щёголя и дамского любимца на попечении брата, тратя королевские цехины на содержание собственного малого двора, то ли ехать морозить зад и прочие части тела в студёный Сноделенд, повелевая деревенщиной и скатываясь в состояние провинциала! А что делать – короли любят младших братьев издалека, как зять тёщу. Опять же, у старшего и соблазнов заточить в темницу меньше, а у младшего – разевать клюв на трон, так что батюшка Ульрих рассудил справедливо и распорядился достойно. Если бы ещё не плешь в виде вольного анклава, так и вообще было бы ладно…
В общем, герцогство было взбудоражено и предвкушало развлечения, зрелища, угощения и гуляния, о которых удастся судачить целый год – или пока не надоест.
А как там с репутацией самого жениха, ну-ка? В его-то поре силы, здравия, власти? Положение обязывает держать золотую середину между пристойной сдержанностью и лихими похождениями, потому что народ любит жизнь – беспощадная и язвительная молва не прощает стоящим у власти занудного целибата с умерщвлением плоти и воздержанием от утех, и в то же время чернь не будет рада каждому задранному подолу, ибо задирают юбки обычно отнюдь не знатным дамам. Правитель должен погуливать – тем более, такой красавец! – да в меру, о большем никто и не просит.
Мориц и погуливал, как надо, одаривая вниманием и мужской силой тех знатных дам и простолюдинок, которые рады были разделить досуг властителя Сноделенда. Подумаешь, герцогство с гномий колпак, но ведь герцогство же, а не имение захудалого дворянчика! Но ближе к концу осени все интрижки прекратились, ибо их вытеснила одна – с красавицей, что не так давно стала личным поваром Его высочества герцога. Баба – повар с патентом Высшей кулинарной гильдии королевства?! Это где такое видано, чтоб кухаркам патент выписывали, повара для обслуживания высшего сословия десять лет горбатятся, чтоб его получить от высокой комиссии мастеров? А тут… какая-то молодуха, да откуда не возьмись! Никак, без колдовства тут не обошлось? Но факт есть факт, значит, не только личиком и передком угодила монсеньору, но и готовит знатно.
А во второй декаде календарной зимы, когда дамы герцогского двора пилили законных супругов, дабы те раскошелились на новые наряды жён к празднеству, да чтоб платья шиты были по столичной моде Вайтхольда, поползли шепотки, слухи и кривотолки. Мол, свадьба под угрозой. Как так? Король Манфред в ярости, а Южные Лодвиги воротят свои породистые носы, не желая выдавать троюродную кузину на молочной пене за представителя северного правящего дома, профукавшего какую-то крайне ценную и чуть ли не легендарно значимую семейную реликвию. Куда её дел незадачливый Мориц, королю неведомо, но языки в Сноделенде чешут кто во что горазд, даже под перспективой получить плетей за досужую болтовню или загреметь в горную каторгу.
Говорят, пропажа чего-то легендарно семейного связана с той самой последней интрижкой герцога, в которую он сунулся очертя голову и не завязывая подштанники. Личная кухарка постаралась на славу… Тут уже не подмоченной репутацией Морица попахивает, тут смердит скандалом на весь Вайтхольд!
Слухи неслись по убелённой земле Сноделенда, как шальные гуляки на разудалой тройке добрых резвых жеребцов, а замок Сноде, казалось, притих в ожидании чего-то или кого-то – и, наконец, дождался…
***
В библиотечном зале замка, где был уютно натоплен камин, пол устилали ковры тонкой работы, а книжные шкафы были заполнены вполне достаточно для провинциального уголка королевства, находились двое мужчин, ведущих приватную беседу. Место для разговора было выбрано неслучайно, его особая акустика не позволяла эху гулять по библиотеке, так что если бы кто-то пытался подслушивать за дверями, то не услышал бы ничего. Угловая часть довольно большого зала образовывала широкий многогранный эркер с витражным остеклением высоких, почти в пол, окон, стоивших владельцу замка целое состояние. Несомненно, пару веков назад эркер выглядел куда более прозаично, имел вид башенки с узкими бойницами, откуда удобно пускать стрелы, но потом лихие времена ушли, а замок подвергся глобальной реконструкции. Сейчас в этом эркере элегантно расположился массивный, из дорогого дерева, стол – так, чтобы максимально эффективное естественное освещение способствовало чтению в светлое время суток. На столе стоял письменный прибор, отнюдь не фиктивное украшение, ибо пузатая стеклянная чернильница и в пару к ней песочница были наполнены, десяток перьев – добросовестно очинены, брусочки воска для печатей сложены красивой горкой. Стопка плотных листов писчей бумаги лучшей выделки казалась совсем небольшой, складывалось ощущение, что похудела она из-за активной переписки в последнее время, а тут вам не королевский дворец, дорогой бумагой запросто не разжиться.
Вокруг стола имелось несколько кресел, два были заняты мужчинами. В первом мужчине легко угадывался хозяин замка Сноде и всего Сноделенда. Герцог Мориц был приметной фигурой. Высокий рост, могучий разворот плеч, роскошная шевелюра тёмных шелковистых кудрей, хорошая чистая кожа, не испорченная в детстве прокатившейся некогда по Вайтхольду оспенной заразой. Лицо с гармоничными чертами было энергичным, с повелительным выражением для мужчин и обаятельно улыбающимся для женщин, особенно хорошеньких. Карие глаза под широкими соболиными бровями пронзили пылким взглядом не одно податливое сердечко, кончики тёмных, тщательно ухоженных щегольских усов выглядели естественно и элегантно, будучи слегка подкручены вверх. Монсеньор практически не терпел щетины на подбородке, стараясь гладко выбривать, но оставлял небольшой отрастающий клинышек под нижней губой. Эту моду ввёл ещё покойный батюшка Морица, не жалевший расходов на причуды придворного брадобрея.
