«Ты – библиотекарь?» – прыснул со смеху Лавров.
«Чего смешного-то? Я книжки люблю читать. День и ночь бы читал. Только за это деньги не платят».
«А на Севере ты чем занимался?»
«На буровой вкалывал. Тяжело, зато прибыльно. Правда, тоска заедает, сил нет. Оттого и пить начал. У меня душа тонкая… а работа грубая. Диссонанс!»
«Ого! Какие ты слова знаешь, – поразился Роман. – В книжках вычитал?»
«У меня, как у Максима Горького, свои университеты».
«Вижу, ты человек опытный, умудренный жизнью, – подтрунивал над ним начальник охраны. – Как же тебя, Паша, на грабеж потянуло?»
Пассажир помрачнел, отвернулся.
«Я не вор, – буркнул он, глядя в окно на пробегающие мимо сосны. – Я любопытный. Почему в дом полез, сам не пойму».
«Бес попутал?»
«Может, и бес…»
«Не дуйся, Паша, – примирительно сказал Лавров. – Я тебе не враг. Разобраться хочу, что у тебя на уме».
«Заскучал я. Деревенская житуха не для меня. Я все книжки, что с собой привез, перечитал, и запил. Мать ругалась, отца покойного попрекала, что мне его алкогольные гены передались. Себя кляла, что за алкаша вышла. Тошно мне стало! И тут… ни с того ни с сего от спиртного отвернуло. Напрочь! Увидел бутыль с самогоном, еле успел во двор выскочить. Вывернуло прямо в малину под забором. Еле отдышался. Обедать даже не смог. Уф! Сосед ко мне пришел опохмеляться, а меня опять пополам согнуло… закрутило внутри, будто сто ежей в желудке заворочались. Он на меня глядел, глядел, и говорит: на тебя, мол, поворожили, Пашка, пропал ты совсем. Я к нему с кулаками, – кто наворожил? Он клянется и божится, что не знает. Велел у матери спросить, не бегала ли она к знахарке, которая вместо Агафона. Хорошо, мать в продмаг ушла за сахаром, я остыть успел, норов свой усмирить. Потом-то кинулся, конечно, но уже без лютости. Она все отрицала».
«И ты решил сам у знахарки выпытать, ворожила она, чтоб ты пить перестал, или нет?»
То, что парень назвал Глорию знахаркой, развеселило Лаврова. Вот, оказывается, кем считают ее жители деревни.
«Выпытать не выпытать… а поглядеть больно захотелось, – признался Павел. – Я и раньше знал, что на краю леса ведьмак жил, а теперь там ведьма поселилась».
«Какая же Глория ведьма? Женщина, как женщина».
«Я ни разу в жизни не видел, как ведьмы живут, – улыбнулся пассажир. – А кто ж меня в дом-то пустил бы? Вот я ночью и рискнул. Думал, заберусь внутрь, погляжу, какая она, избушка на курьих ножках! Я ничего брать не собирался, только посмотреть».
«Нехорошо вышло, – пристыдил его Роман. – Невежливо. Кто же ночью к даме врывается?»
«А она красивая… – мечтательно протянул парень. – Я бы такую полюбил…»
Автомобиль впереди резко затормозил, и Лавров чудом не врезался ему в задний бампер.
– Ч-черт!!!
Алина прихорашивалась перед зеркалом, когда муж подошел и шепнул ей на ушко:
– Поздравляю, дорогая!
Она быстро перебрала в уме свои праздники. День рождения еще не скоро, восьмое марта давно прошло, годовщина свадьбы – зимой.
– А что у нас сегодня?
– Ты забыла? – с напускным возмущением воскликнул супруг. – В этот день мы с тобой познакомились!
– Боже! И правда… прости, милый, у меня совсем вылетело из головы.
Алина была смущена, огорчена. Как она могла забыть такую важную для них обоих дату? Стыдно перед Мишей.
– Что ж ты не спрашиваешь, какой подарок я тебе приготовил?
– Ты купил мне подарок? – окончательно расстроилась она. – Миша, мне ужасно неловко, но я…
Он помешал ей договорить, коснувшись ее губ поцелуем.
– Это общий подарок, тебе и мне. Для нашего загородного дома. Ты же хотела большое полотно на стену в зале? Могу тебя обрадовать. Я приобрел картину художника Артынова, которому ты позируешь. Сеансы ведь уже начались?
– Сегодня вечером – первый, – промямлила она, пытаясь сохранить самообладание.
Почему ее бросило в жар, а потом в холод? Почему сердце сжалось в груди?
– Ч-что за картина? – выдавила Алина. Она гнала от себя страшную догадку, боясь услышать то, чего слышать не желала.
– Ты будешь в восторге, – радостно улыбнулся супруг. – Это нашумевшая «Венера», выставленная в галерее Строгино.
– Ве… Ве-нера? – у Алины перехватило дыхание и пересохло во рту. Ноги стали ватными и подкосились, но она устояла.
– Что с тобой? Тебе плохо? – испугался Михаил. – Принести воды?
– Н-нет…
– У тебя голова закружилась? Ты бледная. Присядь…
Он помог жене опуститься в кресло и заботливо спросил:
– Может, все-таки воды?
Лицо мужа расплывалось у Алины перед глазами, горло свело. Ольга! Она и с того света достала ее! Однажды она уже увела у нее мужчину, теперь ситуация повторяется. Не важно, что разлучницы нет в живых. Та по-прежнему преследует Алину, по-прежнему угрожает ее любви, ее выстраданному счастью.
– Опять… – простонала она.
– Пей, – Михаил успел сбегать в кухню за минералкой и протягивал жене стакан. – Хотя бы глотни.
Она молча трясла головой. Какая вода? Ей бы сейчас коньяка выпить, залить вспыхнувший внутри пожар.
– Где… она? – едва слышно вымолвила Алина, пытаясь совладать с дрожью.
– Кто?
– Картина…
– Пока осталась в галерее. Завтра ее привезут. Надо было бы сегодня, но… у меня не получается смотаться за город. А здесь, в квартире, мало места. Ты извини! Сюрприза не получилось.
«Еще как получилось! – нашептывал ей в уши неизвестный враг. – Ты раздавлена, Алина! Думала, отделалась от соперницы? Черта с два! Теперь она будет соблазнять твоего мужа денно и нощно, в твоем собственном доме. Тебе некуда от нее деться! Она идет по пятам, дышит тебе в затылок…»
Алина давно мечтала о частном доме в тихом зеленом поселке под Москвой. Но когда там поселится Ольга, жизнь в уютном гнездышке перестанет казаться раем на земле… и превратится в ад.
– Тебе лучше? – гладил ее по плечу Михаил.
– Немного…
Алина подумала, что это рок, судьба. Наказание за злость, которую она питала к Ольге и, что греха таить, радовалась ее гибели.
– Вот, как все обернулось… – выдохнула она.
– Алинушка, ты о чем?
– Сон плохой приснился. Я вдруг вспомнила. Не надо нам этой картины, Миша. Не надо!
Лицо мужа вытянулось. Он ожидал чего угодно, кроме этого.
– Почему? Ты же сама расхваливала Артынова, говорила, что он далеко пойдет, что… его картины – хорошее вложение денег. С прицелом на будущее. Я ради тебя старался!
– Мы друг друга не поняли.
– Как это – не поняли?
– Я хотела, чтобы Артынов написал мой портрет. Я не просила покупать его картину.
Михаил был обескуражен, расстроен. Он не мог взять в толк, чем не угодил любимой жене. Она, всегда такая мягкая, покладистая, внезапно вышла из себя. Ей даже дурно стало. Капризничает, сердится. На нее это не похоже.
– Алинушка, я…
Жена не слышала его недоуменных оправданий, она погрузилась в свои невеселые размышления.
«Я допускаю ошибку. Нельзя показывать мужчине свою ревность. Ревность – признак слабости. Пусть он ревнует меня, а не я – его. Иначе конец любви! Так уже было и повторится вновь. Пусть «Венера» займет подобающее место в нашем загородном доме… и окажется в моей власти. Я стану ее полноправной хозяйкой, повелительницей. Захочу, порежу на кусочки, захочу – оболью кислотой или сожгу. Захочу – смогу плюнуть в лицо этой надменной и прекрасной «богине». А она даже утереться не в силах! Теперь мой выход. Я смогу взять верх!»
Эти мысли не успокаивали молодую женщину, а только растравляли ей сердце. Венера уже положила глаз на Мишу, заронила в его душу зерна соблазна. Месяца не пройдет, как он превратится в ее раба.
– Я дура! Дура! – заплакала Алина. – Я сама виновата. Поддалась на уговоры художника. Зачем мне это понадобилось? Подумаешь, портрет?
Она лукавила. Тайное соперничество между недосягаемой в смерти Ольгой, которая обратилась в богиню любви, толкнуло ее на этот шаг. Она не пожелала уступать, решила хоть тут взять реванш за прошлое поражение.
– …Я отдал за полотно немалые деньги, – донеслись до нее слова мужа. – И не намерен его продавать. По крайней мере, не сейчас. Мне пришлось одолжить у отца. Я возил его в галерею, он одобрил мой выбор.
– Твой выбор? – ахнула супруга. – Твой выбор! Отлично. Меня никто не спросил, какую картину вешать в моем доме. Я для тебя пустое место? Да? Ты посоветовался с отцом, а не со мной.
– Это наш дом, – с акцентом на слове «наш», произнес Михаил. – Ты знаешь, что отец помогал нам деньгами. Я бы сам стройку не потянул. Объясни, в чем причина твоего возмущения?
Алина смешалась. Действительно, чего она набросилась на мужа? Ему невдомек, кто изображен на картине и какие отношения сложились у жены с покойной натурщицей.
– Прости, дорогой, это нервы. Что-то мне нездоровится. Голова кружится, подташнивает, все раздражает.
Он обнял ее сзади и положил руку на живот. Год назад у Алины случился выкидыш, и с тех пор она не беременела.
– Нездоровится? А может…
– Вряд ли, – отрезала она, высвобождаясь. – Ты не опоздаешь на тренировку?
* * *
Лавров подумал, что ему стоит еще раз поговорить с Ложниковой. Она занимала его мысли, он готов был закрутить с ней роман. Пусть на неделю или на месяц. Он мужчина, в конце концов! Желание секса – не порок, а здоровая потребность.
«Если она и есть сестра Павла, было бы свинством не предупредить ее, – рассудил он. – Глория слов на ветер не бросает. Сказала про аварию, значит, на то есть основания».
Он позвонил Эмилии и пригласил ее на чашечку кофе в «Шоколадницу». Она, как и следовало ожидать, согласилась встретиться.
– Так вы журналист? – усмехнулась она. – Или сыщик?
– И то, и другое, – не растерялся начальник охраны.
– Чем же я могу быть полезна сыщику?
– Вы мне нравитесь, – заявил он. – А я вам?
Она рассмеялась, уклоняясь от ответа. Этот мужчина импонировал ей своим напором.
– Вы могли бы сниматься в журналах для женщин. Хотите, я составлю вам протеже?
– Нет уж, спасибо, – отказался Лавров. – Я не фотогеничен.
– Совсем наоборот!
Довольный комплиментом, он через полчаса уже сидел за столиком в милом заведении с амурами на стенах. Эми, как и полагается даме, опоздала.
Лавров помог ей снять пальто, вдыхая пряный восточный аромат ее духов с нотками жасмина.
– Вы нарушили мой распорядок дня, – с кокетливой улыбкой сообщила она, располагаясь за столиком. – Пришлось отменить сеанс массажа.
Он поцеловал ей руку, ощущая себя предателем. Между ним и Эми стоял третий – вернее, третья: Глория. Чтобы заглушить чувство вины, бывший опер взял быка за рога.
– А я думал, вы принимаете гостя.
– Какого гостя?
– Брата.
– У меня нет братьев, – удивленно произнесла Ложникова.
– Двоюродных тоже?
– Вас интересует моя родня?
Девушка в кружевном передничке принесла два кофе без сахара и горячий шоколад для Эмилии.
– Разве Павел Майданов не ваш брат? – спросил Роман, ожидая, пока кофе чуть остынет.
– Вы ошибаетесь, – покачала головой дама. – Никакого Павла Майданова среди моих родственников нет.
В ее глазах искрились смешинки. Она погрузила ложечку в шоколад, медленно поднесла ко рту и облизнула.
– Бог с ним, с братом, – вышел из положения сыщик. – Это была шутка.
– Странные у вас шутки.
Эмилия надела на свидание лимонное платье в обтяжку, с глубоким декольте, открывающим нежную ложбинку между грудями. В этой ложбинке прятался золотой кулон в виде зеленой капли. Такая же зелень окружала ее темные зрачки. У нее сохранилась гладкая, как у девушки, кожа, озаренная на щеках слабым румянцем.
Лавров заворожено уставился в ее декольте, ощущая острый прилив желания.
– Вы… водите машину?
– Разумеется. У меня «Хюндай-соната», – ответила она. – Муж подарил. А что?
– Так… любопытно.
Он прикоснулся пальцами к ее руке, лежащей на вышитой скатерти. Румянец на скулах Эми выступил ярче, губы дрогнули.
«Она хочет меня, за этим и пришла, – подумал Лавров, чувствуя биение пульса в висках. – Где же нам заняться любовью? В ее машине или в моей?»
Мысль о предсказанной Глорией аварии оттеснила накатившая волной страсть. Эми часто задышала и наклонилась вперед.
– Ты придумал моего «брата», чтобы…увидеться?
– Нет.
Они перешли на «ты» естественно и легко. Лавров через столик потянулся к Эми. Ее губы приоткрылись. Поцелуй был коротким и жарким, с привкусом шоколада.
– Здесь нельзя, – пробормотала она, оглядываясь. – Увидят.
– Зал пуст, – прошептал он. – Кроме нас, ни души. Допивай кофе и поедем.
– К тебе или ко мне?
«Почему у нас с Глорией нет такого полного взаимопонимания?» – посетовал он, глядя, как Эмилия медленными глотками пьет кофе.
Потом Лавров помог даме надеть пальто и повел ее к выходу, поддерживая под локоть.
– Когда твой муж приходит с работы? – спросил он Ложникову тоном давнего любовника.
– Валера в Питере, по делам. Его не будет еще два дня.
На улице быстро темнело. У машины Эмилия остановилась и тронула Лаврова за рукав.
– Едем в гостиницу, – волнуясь, предложила она. – У нас дом с консьержем. У тебя тоже неловко.
– Хорошо, – кивнул он, прикидывая, хватит ли у него денег заплатить за номер в приличном отеле.
– Поедешь за мной, – обронила Эми и достала из сумочки ключи от «сонаты». – Я знаю, куда.
Лавров молча сел в «туарег» и покатил за ее серебристым авто по морю огней, в которое превратился город. Его сердце билось тревожно и радостно.
«Ты ее любишь?» – спросила Глория, словно она была рядом.
– Любовь – это слишком возвышенно для простолюдинов, – процедил начальник охраны, стараясь не упустить из виду «сонату». – К сожалению, я тебя не стою, дорогая. У меня инстинкты преобладают над чувствами. Я тупо хочу женщину, понимаешь?»
«Понимаю…» – эхом отозвалась она и исчезла.
Чем-то Глория смахивала на Чеширского кота. Тот уходил, а его улыбка оставалась. Так и с Глорией. Сама растаяла, а ее разочарование осталось.
– Я разочаровал тебя? – ухмыльнулся Роман. – Ну и ладушки. Мне начхать, ясно? Я не медиум, не телепат, не провидец. Я человек из мяса и костей, мужик, который хотя бы изредка нуждается в ласке.
Эмилия припарковалась у гостиницы «Юта», вышла из машины и помахала Лаврову рукой в кремовой перчатке.
Дежурная в маленьком уютном холле читала книгу. На стойке горела настольная лампа.
– У вас есть бар? – спросил Лавров. – Сможем мы заказать шампанское в номер?
Дежурная оторвалась от книги и смерила его и Эми понимающим взглядом.
– Бар есть, – кивнула она. – И пара свободных люксов тоже. Кстати, шампанское можно не заказывать, бутылка или две должны быть в номере в холодильнике.
– Ну, как тебе тут? – обернулась к своему спутнику Ложникова.
– Вроде ничего.
Дежурная протянула ему ключи от номера на втором этаже, и он повел Эми наверх по накрытой ковром лестнице. На ступеньках она споткнулась и ойкнула. Все это было так мило, романтично, что Лавров задохнулся от нежности.
Едва закрыв за собой дверь, они бросились друг другу в объятия, словно влюбленные, которые встретились после долгой разлуки. Неистовые поцелуи, поспешно сорванная и разбросанная по полу одежда, и два сплетенных тела рухнули на широкую кровать. У Лаврова закружилась голова от запаха жасмина и близости красивой страстной женщины.
Он опомнился, когда Эмилия громко застонала и впилась в его спину ногтями. Он уткнулся лицом в ее влажную шею и обмяк. Все закончилось раньше, чем он рассчитывал. Эми сама поторопила его.
«Чего смешного-то? Я книжки люблю читать. День и ночь бы читал. Только за это деньги не платят».
«А на Севере ты чем занимался?»
«На буровой вкалывал. Тяжело, зато прибыльно. Правда, тоска заедает, сил нет. Оттого и пить начал. У меня душа тонкая… а работа грубая. Диссонанс!»
«Ого! Какие ты слова знаешь, – поразился Роман. – В книжках вычитал?»
«У меня, как у Максима Горького, свои университеты».
«Вижу, ты человек опытный, умудренный жизнью, – подтрунивал над ним начальник охраны. – Как же тебя, Паша, на грабеж потянуло?»
Пассажир помрачнел, отвернулся.
«Я не вор, – буркнул он, глядя в окно на пробегающие мимо сосны. – Я любопытный. Почему в дом полез, сам не пойму».
«Бес попутал?»
«Может, и бес…»
«Не дуйся, Паша, – примирительно сказал Лавров. – Я тебе не враг. Разобраться хочу, что у тебя на уме».
«Заскучал я. Деревенская житуха не для меня. Я все книжки, что с собой привез, перечитал, и запил. Мать ругалась, отца покойного попрекала, что мне его алкогольные гены передались. Себя кляла, что за алкаша вышла. Тошно мне стало! И тут… ни с того ни с сего от спиртного отвернуло. Напрочь! Увидел бутыль с самогоном, еле успел во двор выскочить. Вывернуло прямо в малину под забором. Еле отдышался. Обедать даже не смог. Уф! Сосед ко мне пришел опохмеляться, а меня опять пополам согнуло… закрутило внутри, будто сто ежей в желудке заворочались. Он на меня глядел, глядел, и говорит: на тебя, мол, поворожили, Пашка, пропал ты совсем. Я к нему с кулаками, – кто наворожил? Он клянется и божится, что не знает. Велел у матери спросить, не бегала ли она к знахарке, которая вместо Агафона. Хорошо, мать в продмаг ушла за сахаром, я остыть успел, норов свой усмирить. Потом-то кинулся, конечно, но уже без лютости. Она все отрицала».
«И ты решил сам у знахарки выпытать, ворожила она, чтоб ты пить перестал, или нет?»
То, что парень назвал Глорию знахаркой, развеселило Лаврова. Вот, оказывается, кем считают ее жители деревни.
«Выпытать не выпытать… а поглядеть больно захотелось, – признался Павел. – Я и раньше знал, что на краю леса ведьмак жил, а теперь там ведьма поселилась».
«Какая же Глория ведьма? Женщина, как женщина».
«Я ни разу в жизни не видел, как ведьмы живут, – улыбнулся пассажир. – А кто ж меня в дом-то пустил бы? Вот я ночью и рискнул. Думал, заберусь внутрь, погляжу, какая она, избушка на курьих ножках! Я ничего брать не собирался, только посмотреть».
«Нехорошо вышло, – пристыдил его Роман. – Невежливо. Кто же ночью к даме врывается?»
«А она красивая… – мечтательно протянул парень. – Я бы такую полюбил…»
Автомобиль впереди резко затормозил, и Лавров чудом не врезался ему в задний бампер.
– Ч-черт!!!
ГЛАВА 12
Алина прихорашивалась перед зеркалом, когда муж подошел и шепнул ей на ушко:
– Поздравляю, дорогая!
Она быстро перебрала в уме свои праздники. День рождения еще не скоро, восьмое марта давно прошло, годовщина свадьбы – зимой.
– А что у нас сегодня?
– Ты забыла? – с напускным возмущением воскликнул супруг. – В этот день мы с тобой познакомились!
– Боже! И правда… прости, милый, у меня совсем вылетело из головы.
Алина была смущена, огорчена. Как она могла забыть такую важную для них обоих дату? Стыдно перед Мишей.
– Что ж ты не спрашиваешь, какой подарок я тебе приготовил?
– Ты купил мне подарок? – окончательно расстроилась она. – Миша, мне ужасно неловко, но я…
Он помешал ей договорить, коснувшись ее губ поцелуем.
– Это общий подарок, тебе и мне. Для нашего загородного дома. Ты же хотела большое полотно на стену в зале? Могу тебя обрадовать. Я приобрел картину художника Артынова, которому ты позируешь. Сеансы ведь уже начались?
– Сегодня вечером – первый, – промямлила она, пытаясь сохранить самообладание.
Почему ее бросило в жар, а потом в холод? Почему сердце сжалось в груди?
– Ч-что за картина? – выдавила Алина. Она гнала от себя страшную догадку, боясь услышать то, чего слышать не желала.
– Ты будешь в восторге, – радостно улыбнулся супруг. – Это нашумевшая «Венера», выставленная в галерее Строгино.
– Ве… Ве-нера? – у Алины перехватило дыхание и пересохло во рту. Ноги стали ватными и подкосились, но она устояла.
– Что с тобой? Тебе плохо? – испугался Михаил. – Принести воды?
– Н-нет…
– У тебя голова закружилась? Ты бледная. Присядь…
Он помог жене опуститься в кресло и заботливо спросил:
– Может, все-таки воды?
Лицо мужа расплывалось у Алины перед глазами, горло свело. Ольга! Она и с того света достала ее! Однажды она уже увела у нее мужчину, теперь ситуация повторяется. Не важно, что разлучницы нет в живых. Та по-прежнему преследует Алину, по-прежнему угрожает ее любви, ее выстраданному счастью.
– Опять… – простонала она.
– Пей, – Михаил успел сбегать в кухню за минералкой и протягивал жене стакан. – Хотя бы глотни.
Она молча трясла головой. Какая вода? Ей бы сейчас коньяка выпить, залить вспыхнувший внутри пожар.
– Где… она? – едва слышно вымолвила Алина, пытаясь совладать с дрожью.
– Кто?
– Картина…
– Пока осталась в галерее. Завтра ее привезут. Надо было бы сегодня, но… у меня не получается смотаться за город. А здесь, в квартире, мало места. Ты извини! Сюрприза не получилось.
«Еще как получилось! – нашептывал ей в уши неизвестный враг. – Ты раздавлена, Алина! Думала, отделалась от соперницы? Черта с два! Теперь она будет соблазнять твоего мужа денно и нощно, в твоем собственном доме. Тебе некуда от нее деться! Она идет по пятам, дышит тебе в затылок…»
Алина давно мечтала о частном доме в тихом зеленом поселке под Москвой. Но когда там поселится Ольга, жизнь в уютном гнездышке перестанет казаться раем на земле… и превратится в ад.
– Тебе лучше? – гладил ее по плечу Михаил.
– Немного…
Алина подумала, что это рок, судьба. Наказание за злость, которую она питала к Ольге и, что греха таить, радовалась ее гибели.
– Вот, как все обернулось… – выдохнула она.
– Алинушка, ты о чем?
– Сон плохой приснился. Я вдруг вспомнила. Не надо нам этой картины, Миша. Не надо!
Лицо мужа вытянулось. Он ожидал чего угодно, кроме этого.
– Почему? Ты же сама расхваливала Артынова, говорила, что он далеко пойдет, что… его картины – хорошее вложение денег. С прицелом на будущее. Я ради тебя старался!
– Мы друг друга не поняли.
– Как это – не поняли?
– Я хотела, чтобы Артынов написал мой портрет. Я не просила покупать его картину.
Михаил был обескуражен, расстроен. Он не мог взять в толк, чем не угодил любимой жене. Она, всегда такая мягкая, покладистая, внезапно вышла из себя. Ей даже дурно стало. Капризничает, сердится. На нее это не похоже.
– Алинушка, я…
Жена не слышала его недоуменных оправданий, она погрузилась в свои невеселые размышления.
«Я допускаю ошибку. Нельзя показывать мужчине свою ревность. Ревность – признак слабости. Пусть он ревнует меня, а не я – его. Иначе конец любви! Так уже было и повторится вновь. Пусть «Венера» займет подобающее место в нашем загородном доме… и окажется в моей власти. Я стану ее полноправной хозяйкой, повелительницей. Захочу, порежу на кусочки, захочу – оболью кислотой или сожгу. Захочу – смогу плюнуть в лицо этой надменной и прекрасной «богине». А она даже утереться не в силах! Теперь мой выход. Я смогу взять верх!»
Эти мысли не успокаивали молодую женщину, а только растравляли ей сердце. Венера уже положила глаз на Мишу, заронила в его душу зерна соблазна. Месяца не пройдет, как он превратится в ее раба.
– Я дура! Дура! – заплакала Алина. – Я сама виновата. Поддалась на уговоры художника. Зачем мне это понадобилось? Подумаешь, портрет?
Она лукавила. Тайное соперничество между недосягаемой в смерти Ольгой, которая обратилась в богиню любви, толкнуло ее на этот шаг. Она не пожелала уступать, решила хоть тут взять реванш за прошлое поражение.
– …Я отдал за полотно немалые деньги, – донеслись до нее слова мужа. – И не намерен его продавать. По крайней мере, не сейчас. Мне пришлось одолжить у отца. Я возил его в галерею, он одобрил мой выбор.
– Твой выбор? – ахнула супруга. – Твой выбор! Отлично. Меня никто не спросил, какую картину вешать в моем доме. Я для тебя пустое место? Да? Ты посоветовался с отцом, а не со мной.
– Это наш дом, – с акцентом на слове «наш», произнес Михаил. – Ты знаешь, что отец помогал нам деньгами. Я бы сам стройку не потянул. Объясни, в чем причина твоего возмущения?
Алина смешалась. Действительно, чего она набросилась на мужа? Ему невдомек, кто изображен на картине и какие отношения сложились у жены с покойной натурщицей.
– Прости, дорогой, это нервы. Что-то мне нездоровится. Голова кружится, подташнивает, все раздражает.
Он обнял ее сзади и положил руку на живот. Год назад у Алины случился выкидыш, и с тех пор она не беременела.
– Нездоровится? А может…
– Вряд ли, – отрезала она, высвобождаясь. – Ты не опоздаешь на тренировку?
* * *
Лавров подумал, что ему стоит еще раз поговорить с Ложниковой. Она занимала его мысли, он готов был закрутить с ней роман. Пусть на неделю или на месяц. Он мужчина, в конце концов! Желание секса – не порок, а здоровая потребность.
«Если она и есть сестра Павла, было бы свинством не предупредить ее, – рассудил он. – Глория слов на ветер не бросает. Сказала про аварию, значит, на то есть основания».
Он позвонил Эмилии и пригласил ее на чашечку кофе в «Шоколадницу». Она, как и следовало ожидать, согласилась встретиться.
– Так вы журналист? – усмехнулась она. – Или сыщик?
– И то, и другое, – не растерялся начальник охраны.
– Чем же я могу быть полезна сыщику?
– Вы мне нравитесь, – заявил он. – А я вам?
Она рассмеялась, уклоняясь от ответа. Этот мужчина импонировал ей своим напором.
– Вы могли бы сниматься в журналах для женщин. Хотите, я составлю вам протеже?
– Нет уж, спасибо, – отказался Лавров. – Я не фотогеничен.
– Совсем наоборот!
Довольный комплиментом, он через полчаса уже сидел за столиком в милом заведении с амурами на стенах. Эми, как и полагается даме, опоздала.
Лавров помог ей снять пальто, вдыхая пряный восточный аромат ее духов с нотками жасмина.
– Вы нарушили мой распорядок дня, – с кокетливой улыбкой сообщила она, располагаясь за столиком. – Пришлось отменить сеанс массажа.
Он поцеловал ей руку, ощущая себя предателем. Между ним и Эми стоял третий – вернее, третья: Глория. Чтобы заглушить чувство вины, бывший опер взял быка за рога.
– А я думал, вы принимаете гостя.
– Какого гостя?
– Брата.
– У меня нет братьев, – удивленно произнесла Ложникова.
– Двоюродных тоже?
– Вас интересует моя родня?
Девушка в кружевном передничке принесла два кофе без сахара и горячий шоколад для Эмилии.
– Разве Павел Майданов не ваш брат? – спросил Роман, ожидая, пока кофе чуть остынет.
– Вы ошибаетесь, – покачала головой дама. – Никакого Павла Майданова среди моих родственников нет.
В ее глазах искрились смешинки. Она погрузила ложечку в шоколад, медленно поднесла ко рту и облизнула.
– Бог с ним, с братом, – вышел из положения сыщик. – Это была шутка.
– Странные у вас шутки.
Эмилия надела на свидание лимонное платье в обтяжку, с глубоким декольте, открывающим нежную ложбинку между грудями. В этой ложбинке прятался золотой кулон в виде зеленой капли. Такая же зелень окружала ее темные зрачки. У нее сохранилась гладкая, как у девушки, кожа, озаренная на щеках слабым румянцем.
Лавров заворожено уставился в ее декольте, ощущая острый прилив желания.
– Вы… водите машину?
– Разумеется. У меня «Хюндай-соната», – ответила она. – Муж подарил. А что?
– Так… любопытно.
Он прикоснулся пальцами к ее руке, лежащей на вышитой скатерти. Румянец на скулах Эми выступил ярче, губы дрогнули.
«Она хочет меня, за этим и пришла, – подумал Лавров, чувствуя биение пульса в висках. – Где же нам заняться любовью? В ее машине или в моей?»
Мысль о предсказанной Глорией аварии оттеснила накатившая волной страсть. Эми часто задышала и наклонилась вперед.
– Ты придумал моего «брата», чтобы…увидеться?
– Нет.
Они перешли на «ты» естественно и легко. Лавров через столик потянулся к Эми. Ее губы приоткрылись. Поцелуй был коротким и жарким, с привкусом шоколада.
– Здесь нельзя, – пробормотала она, оглядываясь. – Увидят.
– Зал пуст, – прошептал он. – Кроме нас, ни души. Допивай кофе и поедем.
– К тебе или ко мне?
«Почему у нас с Глорией нет такого полного взаимопонимания?» – посетовал он, глядя, как Эмилия медленными глотками пьет кофе.
Потом Лавров помог даме надеть пальто и повел ее к выходу, поддерживая под локоть.
– Когда твой муж приходит с работы? – спросил он Ложникову тоном давнего любовника.
– Валера в Питере, по делам. Его не будет еще два дня.
На улице быстро темнело. У машины Эмилия остановилась и тронула Лаврова за рукав.
– Едем в гостиницу, – волнуясь, предложила она. – У нас дом с консьержем. У тебя тоже неловко.
– Хорошо, – кивнул он, прикидывая, хватит ли у него денег заплатить за номер в приличном отеле.
– Поедешь за мной, – обронила Эми и достала из сумочки ключи от «сонаты». – Я знаю, куда.
Лавров молча сел в «туарег» и покатил за ее серебристым авто по морю огней, в которое превратился город. Его сердце билось тревожно и радостно.
«Ты ее любишь?» – спросила Глория, словно она была рядом.
– Любовь – это слишком возвышенно для простолюдинов, – процедил начальник охраны, стараясь не упустить из виду «сонату». – К сожалению, я тебя не стою, дорогая. У меня инстинкты преобладают над чувствами. Я тупо хочу женщину, понимаешь?»
«Понимаю…» – эхом отозвалась она и исчезла.
Чем-то Глория смахивала на Чеширского кота. Тот уходил, а его улыбка оставалась. Так и с Глорией. Сама растаяла, а ее разочарование осталось.
– Я разочаровал тебя? – ухмыльнулся Роман. – Ну и ладушки. Мне начхать, ясно? Я не медиум, не телепат, не провидец. Я человек из мяса и костей, мужик, который хотя бы изредка нуждается в ласке.
Эмилия припарковалась у гостиницы «Юта», вышла из машины и помахала Лаврову рукой в кремовой перчатке.
Дежурная в маленьком уютном холле читала книгу. На стойке горела настольная лампа.
– У вас есть бар? – спросил Лавров. – Сможем мы заказать шампанское в номер?
Дежурная оторвалась от книги и смерила его и Эми понимающим взглядом.
– Бар есть, – кивнула она. – И пара свободных люксов тоже. Кстати, шампанское можно не заказывать, бутылка или две должны быть в номере в холодильнике.
– Ну, как тебе тут? – обернулась к своему спутнику Ложникова.
– Вроде ничего.
Дежурная протянула ему ключи от номера на втором этаже, и он повел Эми наверх по накрытой ковром лестнице. На ступеньках она споткнулась и ойкнула. Все это было так мило, романтично, что Лавров задохнулся от нежности.
Едва закрыв за собой дверь, они бросились друг другу в объятия, словно влюбленные, которые встретились после долгой разлуки. Неистовые поцелуи, поспешно сорванная и разбросанная по полу одежда, и два сплетенных тела рухнули на широкую кровать. У Лаврова закружилась голова от запаха жасмина и близости красивой страстной женщины.
Он опомнился, когда Эмилия громко застонала и впилась в его спину ногтями. Он уткнулся лицом в ее влажную шею и обмяк. Все закончилось раньше, чем он рассчитывал. Эми сама поторопила его.
