– На поцелуй, – повторил он, любуясь ее смятением.
– Я не стану вас целовать! – возмутилась Катя.
– Вам и не придется. Если выиграю я, то…
– А если я? – перебила она. Ей шли досада и замешательство. Красивой женщине все к лицу.
– Тогда требуйте от меня, чего угодно.
– Чего угодно? Вы сделаете все, что я велю?
– Обещаю.
– Даже если я попрошу вас… убить кого-нибудь?
– Я пойду и убью, – твердо заявил Лавров, уверенный, что именно так и ведет себя настоящий сердцеед. Дамы обожают, когда ради них совершаются безумства.
– Вы это серьезно? – Катя во все глаза уставилась на гостя. В ее зрачках мерцало сомнение.
– Вы мне не верите? – оскорбился он. – Существует единственный способ доказать, что я готов на все! Несите карты.
Разумеется, он не собирался никого убивать. Разумеется, он выиграл. Перед ним сидела не Глория, и поединок был не шахматный. С Глорией, в отличие от Кати, он ни в чем не был уверен.
Одержав победу, Лавров благородно отказался от своей награды. Катя с трудом скрыла разочарование.
– Еще партию? – предложил он.
– Я хочу спать, – отказалась она.
– Рискните, – настаивал он. – Во второй раз повезет вам, а не мне.
Но Катя не решилась испытывать судьбу. Она ощутила смятение и сочла за лучшее вовремя остановиться.
Этого он и ожидал. Катя ляжет в постель, но не сможет уснуть, воображая несостоявшийся поцелуй и свои несостоявшиеся ощущения. Это не даст ей покоя если не до утра… то до полуночи.
Она покраснела, потом побледнела. Ее голос дрогнул, когда она встала из-за стола и пожелала гостю доброй ночи.
Довольный произведенным эффектом, Лавров бросил на нее взгляд, исполненный страсти. Катя поспешила удалиться.
Горничная пришла убирать посуду, и он попросил еще кофе. Ему тоже не помешает взбодриться…
Поднявшись в спальню, он переоделся в спортивный костюм, потушил свет и прилег на кровать. Что-то принесет ему эта первая ночь в «Дубраве»?
Лавров расслабился, задремал. Сквозь сон ему послышался стук в дверь. Он очнулся и привстал. Стук повторился, на сей раз более настойчивый и панический.
– Кто там? – негромко спросил он.
– Простите, это я…
Он узнал голос Кати и опешил. Такой скорый результат нарушал его планы. Он переусердствовал.
«Как будешь выкручиваться, Рома? – хихикал внутренний голос. – Доведешь барышню до греха? Или поостережешься?»
Роман встал, подошел к двери и сказал:
– Что-то случилось?
– Откройте! – простонала Катя.
Он не решался впустить ее, но и держать женщину за дверью было по меньшей мере невежливо.
– Минуточку, я не одет, – пробормотал он и дал себе время подумать.
В доме было тихо. Горничная закончила свою работу и отправилась во флигель, а хозяин, похоже, коротает ночь в лаборатории.
«С Федором! – подсказал ему голос. – Удивительно крепкая мужская дружба!»
С этой мыслью он приоткрыл дверь и увидел бледную и дрожащую Катю в коротком шелковом халатике. Хорошо, хоть не в ночной сорочке.
– Помогите…
– Что с вами? – прошептал он. – Вам плохо?
Если она притворялась, то довольно искусно. На ней лица не было, зубы стучали от страха.
– И… и-идемте… со мной… – выдавила она, цепляясь за его руку.
Лавров пошел за ней по коридору. Что еще ему оставалось делать?
– Куда вы меня ведете?
Вопрос был лишним. И так ясно, что Катя направляется к супружеской спальне. Все спальни в этом доме, как успел заметить гость, располагались на втором этаже.
Дверь в комнату, где спали хозяева, была открыта, там горела настольная лампа. Лавров не спешил заходить внутрь.
– Что случилось? – повторил он вопрос, на который Катя до сих пор не ответила.
– Смотрите…
Хозяйка топталась на пороге спальни, в ее глазах застыл страх. Она протянула руку, указывая в полумрак комнаты.
– Да что там такое? – не выдержал Лавров и шагнул вперед. Катя напряженно дышала за его плечом.
На женском туалетном столике стояла лампа с красным абажуром, освещая просторную спальню. Главное место в ней занимала широкая кровать, расстеленная, но не смятая. Видимо, Катя еще не ложилась.
– Где ваш муж?
– Он… он… с Федором, вероятно… а я… принимала ванну… потом…
– Ладно, не важно. Зачем вы меня позвали?
Он ляпнул бестактность, но слова уже вылетели. Зачем женщина заманивает мужчину в спальню в отсутствие супруга? Разве не ясно?
– Вот… – выдавила Катя, делая жест в сторону лампы.
Лавров не сразу понял, куда она показывает. Над столиком висело овальное зеркало. На его поверхности, начертанная размашистыми мазками, темнела перевернутая пентаграмма. Проще говоря, звезда, но не в привычном положении, а «рогами вверх».
– Позвольте-ка, – пробормотал гость, подходя к зеркалу. Он коснулся пальцами жирной линии и взглянул на краску поближе. Помада!
Лавров невольно улыбнулся этому наивному трюку, растиражированному в зарубежных «ужастиках». Катя могла бы придумать что-нибудь получше.
Он решил не подавать виду, что раскрыл ее хитрость.
– Чего вы испугались?
– Кто это… нарисовал?
– Тот, кто имеет доступ в вашу спальню.
– Горничная? – вздрогнула Катя. – Она бы не посмела. Я немедленно уволю ее! Мне страшно, Роман!
– Не торопитесь с выводами. Звезду мог начертить кто угодно.
Катя проявила осведомленность в символах, почерпнутую из телевизионных сериалов, и возразила:
– Это не обычная звезда. Это… дурной знак… – у нее перехватило дыхание, и она прижала руки к груди. – Это…
– Успокойтесь, – мягко произнес Лавров. – Это всего лишь помада, размазанная по зеркалу. Ваша помада.
– Моя?!
В подтверждение своих слов гость взял со столика тюбик дорогой помады и раскрыл его. Помада оказалась поврежденной грубым нажатием на стекло.
– Видите? Кто-то использовал вашу помаду вместо карандаша. Хотел подшутить над вами.
Катя задышала ровнее. Гримаса ужаса на ее лице разгладилась.
– Значит… это шутка? – неуверенно вымолвила она.
– Что же еще?
Она опомнилась, пришла в себя. Ей стало неловко за свою несдержанность. Что подумает о ней гость? Он примет ее за истеричку. Как стыдно.
– Извините, Роман. Я… у меня нервы сдали. Не понимаю, что на меня нашло. Простите…
– Дайте салфетку, – попросил он. – Я вытру зеркало.
Катя колебалась. Лавров выдвинул ящик туалетного столика и увидел вскрытую упаковку косметических салфеток. Подойдет. Нужно быстрее покончить с этим и вернуться к себе.
«Не хватало, чтобы сюда явился хозяин дома и застал меня в спальне вместе с его женой, – подумал он. – Будет весело!»
Пара движений, и звезда на зеркале превратилась в бесформенное жирное пятно. Катя не проронила ни звука, глядя на его действия. Что она чувствовала? Разочарование? Обиду? Злость? Ее попытка в первый же вечер затащить гостя в постель потерпела фиаско.
Лавров скомкал салфетку и достал вторую. Зеркало не очистилось до блеска, но он и не ставил себе такой задачи. Главное – знака больше нет, стало быть, и бояться нечего.
– Я пойду? – осведомился он.
– Вы… скажете мужу? – Катя покраснела до слез. – Давайте все забудем. Сережа не поверит. Он решит, что я…
Она осеклась и опустила голову. Лавров великодушно улыбнулся.
– Разве что-нибудь было?..
– Понимаете, отец мне все уши прожужжал маньяком, который убивает женщин. Он только и говорил об этом, умолял меня быть осторожнее. Я… смешно выгляжу? Да? Маньяк ведь не мог бы забраться сюда!
– С чего вы взяли, что ваше зеркало испачкал именно он?
Катя плотнее запахнула халатик, она дрожала. Ей удалось изобразить волнение.
– Н-не знаю… вдруг пришло в голову.
– Положитесь на меня, – придав лицу серьезное выражение, заявил Роман. – Я поймаю его.
Возвращаясь к себе, он давился смехом. Катя выбрала довольно примитивный способ явиться к нему в неглиже и показать свои стройные ножки. Она действовала напористо и решительно. Видно, супруг сильно насолил ей, раз она готова спровоцировать скандал.
Лавров и мысли не допускал, что хозяйка дома не притворялась и пентаграмма на зеркале появилась без ее участия…
Тем временем охранник, которому полагалось отдыхать после трудовых суток, беспокойно ворочался на диване. Сердце не на месте, сна ни в одном глазу. Принесенный горничной ужин остыл нетронутым. Леха к еде даже не прикоснулся.
Когда стрелки часов сошлись на полуночи, он встал, оделся и вышел из флигеля.
Во дворе было темно. Шел снег. Фонарь освещал лишь площадку перед входом в дом.
Леху неудержимо влекло к лаборатории, куда он не имел доступа. Однажды ему удалось заглянуть туда – случайно. Федор выгружал из машины какие-то коробки, привезенные хозяином, и перетаскивал их в подвал. Парень как раз проходил мимо и воспользовался моментом: недолго думая, скользнул следом. В углу лаборатории стоял скелет, стены покрывали иероглифы, нанесенные красной краской, в стеклянных и железных сосудах что-то бурлило, дымилось. Больше он ничего разглядеть не успел – Федор его заметил, раскричался и вытолкал вон. А потом доложил Прозорину, и тот сделал охраннику строгое внушение: «Еще раз сунешься не в свое дело, уволю!»
С тех пор Леха стал осторожнее. Вылететь с работы не хотелось. Но и преодолеть собственное любопытство он не смог. Улучив момент, следил за Федором, подслушивал его разговоры с хозяином и подглядывал за ними.
А разговоры они вели такие, что парня оторопь брала. Сначала он не верил своим ушам, после попривык. Возможно, он рискнул бы тайком проникнуть в лабораторию, но проклятый Федор-Франческо буквально дневал и ночевал там. А когда выходил, обязательно запирал дверь на ключ.
Больше всего Леху поражал тот факт, что никто из обслуги всерьез не интересовался ни Федором, ни его делишками. Люди перешептывались, старались не попадаться «монаху» на глаза – и только. Даже Тарас не обратил особого внимания на слова напарника про рыжебородого.
– Как же мне до вас достучаться? – вздохнул Леха и зашагал к дому.
Все окна в особняке были темными. Хозяйка в эту пору уже спала, а хозяин, скорее всего, задержался в лаборатории. Гость, о котором обмолвилась горничная, вероятно, тоже уснул.
Леха был уверен, что ему никто не помешает. Он подкрался к входу в цокольный этаж и замер, прислушиваясь. Кажется, хозяин с Федором вышли подышать. В лаборатории скапливались дым, угар и пары от кипящих жидкостей. Вентиляция не справлялась, поэтому время от времени Прозорин с помощником покидали душное помещение и наслаждались чистым воздухом, попутно обсуждая свои проблемы. Чаще это происходило поздно вечером, когда все спали.
– Сколько можно ждать? – возмущался хозяин. – Я устал от пустых обещаний, Франческо. Когда ты покажешь мне своего подручного?
– Я не виноват. Он не хочет показываться никому, кроме меня. Я пробовал, и ничего не вышло. Он не является.
– Почему же?
– Мы с ним давно привязаны друг другу, а вы для него чужой.
– Я хочу, наконец, поговорить с ним! – настаивал Прозорин. – Я имею на это право. Ведь я плачу тебе немалые деньги, Франческо. А сколько мы тратим на реактивы и вещества, необходимые для наших опытов, лучше не подсчитывать.
– Это была ваша идея, – защищался «монах».
– Но ты уверил меня, что сумеешь воплотить ее!
– Я непременно выполню обещание.
– Когда же? Когда?!
– Ускорить процесс не в моей власти. Я делаю все необходимое. Надо набраться терпения.
При каждой фразе из ртов говорящих вылетало облачко пара, видимое в морозной тьме, рассеянной отсветами фонаря.
Леха притаился за деревом, ощущая щекой холодную шероховатость сосновой коры. Он боялся упустить хоть слово.
– Сведи меня с ним, – потребовал Прозорин. – Вызови его! Завтра. Что говорят мертвые?
– Они молчат, – замогильным голосом протянул Федор-Франческо. – Их глаза закрыты, уста запечатаны.
– Так распечатай, черт тебя дери!
– Я стараюсь…
– Лучше старайся, – рассердился Прозорин. – Удвой усилия. Как давно он являлся тебе?
– Третьего дня. Он был очень недоволен и сказал, чтобы вы поднесли ему кубок с живой кровью.
– Как это, с живой?
– Он имел в виду, с вашей кровью, – понизил голос Федор. – А в кубок вы должны положить палец, левый глаз и сердце.
– Мои?! Ты в своем уме?
– Конечно же, не ваши. Но человеческие! Иначе он отказывается от встречи с вами.
– Ты рехнулся, Франческо, – всплеснул руками Прозорин. – Где я возьму тебе человеческие органы? В мертвецкой?
– Это должны быть органы молодой женщины или ребенка. Свежие, а не из морга.
– Что ты несешь? – оглянулся по сторонам хозяин. – У тебя совсем с головой плохо!
– Я тут ни при чем. Вы сами требуете ускорить процесс.
– Ты обещал свести меня с Алибороном, – напомнил Прозорин. – А слово надо держать.
Леха уже слышал это имя раньше, во время подобных бесед на воздухе между Федором и хозяином. Он смекнул, что Алиборон – некий прирученный черт или демон, как называл его Федор-Франческо. И что исключительно Алиборон в силах ускорить процесс, в котором заинтересован Прозорин. Но демон оказался капризным и несговорчивым. Он выдвигал невыполнимые требования и упрямо отказывался показаться кому-либо иному, кроме Федора.
– Я не могу заставить его служить вам, как он служит мне, – объяснил «монах».
– Ты поил его кровью? Подносил кубок с человеческими органами? – засомневался Прозорин.
– Я сделал все, как он просил. Только это было давно.
– Когда?
– Очень давно! – важно произнес Федор и повторил, – Очень! С того часа мы вместе.
Хозяин помолчал, переминаясь с ноги на ногу. Его знобило не столько от холода, сколько от слов «монаха».
– Нельзя ли как-нибудь по-другому привлечь его на свою сторону?
– Можно. Он готов принять от вас клятву верности, написанную кровью, где будут изложены ваши взаимные обязательства.
– Ну уж нет! – взвился Прозорин. – Я не для того плачу тебе бешеные деньги, чтобы подписывать какие-то клятвы! Ты водишь меня за нос, Франческо. Испытываешь мое терпение!
– Я всей душой предан вам. Но принудить к сотрудничеству Алиборона я не в силах. Да в этом и нет необходимости. Мы можем продолжать свои опыты и рано или поздно получим результат. Не так скоро, как хотелось бы, зато самостоятельно.
За деревьями что-то хрустнуло, и мужчины повернулись в сторону, откуда раздался звук.
Леха прильнул к сосне и затаил дыхание. Неужели не он один подслушивает и подсматривает за Федором и хозяином?
– Ты слышал? – насторожился Прозорин. – Здесь кто-то есть.
Они замолчали, ожидая, что произойдет. Вокруг стояла морозная тишь, нарушаемая лишь потрескиванием деревьев и шорохом поземки.
– Ветер сорвался, – определил Федор и поежился. – Идемте спать. Поздно уже.
Прозорин кивнул и, не оглядываясь, зашагал прочь, а «монах» торопливо юркнул в подвальную дверь.
– Вот ты и попался! – прошипел кто-то Лехе в ухо и схватил его за шиворот…
* * *
У Кати внутри разгорелся настоящий пожар. Как она могла отправиться за помощью к чужому мужчине? Из-за чего она подняла переполох? Подумаешь, какой-то рисунок на зеркале!
Должно быть, Роман не поверил ни одному ее слову. Что он теперь думает о ней? Не дай бог, отцу расскажет… или мужу.
В библиотеке напольные часы пробили полночь. Катя перевернула подушку на другую сторону. Ее бросало то в жар, то в холод. О чем она только не передумала в эту зимнюю ночь. Впервые за годы своего замужества ее мысли занимал другой мужчина.
Кажется, она все-таки задремала, раз не слышала шагов Сергея.
– Я не стану вас целовать! – возмутилась Катя.
– Вам и не придется. Если выиграю я, то…
– А если я? – перебила она. Ей шли досада и замешательство. Красивой женщине все к лицу.
– Тогда требуйте от меня, чего угодно.
– Чего угодно? Вы сделаете все, что я велю?
– Обещаю.
– Даже если я попрошу вас… убить кого-нибудь?
– Я пойду и убью, – твердо заявил Лавров, уверенный, что именно так и ведет себя настоящий сердцеед. Дамы обожают, когда ради них совершаются безумства.
– Вы это серьезно? – Катя во все глаза уставилась на гостя. В ее зрачках мерцало сомнение.
– Вы мне не верите? – оскорбился он. – Существует единственный способ доказать, что я готов на все! Несите карты.
Разумеется, он не собирался никого убивать. Разумеется, он выиграл. Перед ним сидела не Глория, и поединок был не шахматный. С Глорией, в отличие от Кати, он ни в чем не был уверен.
Одержав победу, Лавров благородно отказался от своей награды. Катя с трудом скрыла разочарование.
– Еще партию? – предложил он.
– Я хочу спать, – отказалась она.
– Рискните, – настаивал он. – Во второй раз повезет вам, а не мне.
Но Катя не решилась испытывать судьбу. Она ощутила смятение и сочла за лучшее вовремя остановиться.
Этого он и ожидал. Катя ляжет в постель, но не сможет уснуть, воображая несостоявшийся поцелуй и свои несостоявшиеся ощущения. Это не даст ей покоя если не до утра… то до полуночи.
Она покраснела, потом побледнела. Ее голос дрогнул, когда она встала из-за стола и пожелала гостю доброй ночи.
Довольный произведенным эффектом, Лавров бросил на нее взгляд, исполненный страсти. Катя поспешила удалиться.
Горничная пришла убирать посуду, и он попросил еще кофе. Ему тоже не помешает взбодриться…
Поднявшись в спальню, он переоделся в спортивный костюм, потушил свет и прилег на кровать. Что-то принесет ему эта первая ночь в «Дубраве»?
Лавров расслабился, задремал. Сквозь сон ему послышался стук в дверь. Он очнулся и привстал. Стук повторился, на сей раз более настойчивый и панический.
– Кто там? – негромко спросил он.
– Простите, это я…
Он узнал голос Кати и опешил. Такой скорый результат нарушал его планы. Он переусердствовал.
«Как будешь выкручиваться, Рома? – хихикал внутренний голос. – Доведешь барышню до греха? Или поостережешься?»
Роман встал, подошел к двери и сказал:
– Что-то случилось?
– Откройте! – простонала Катя.
Он не решался впустить ее, но и держать женщину за дверью было по меньшей мере невежливо.
– Минуточку, я не одет, – пробормотал он и дал себе время подумать.
В доме было тихо. Горничная закончила свою работу и отправилась во флигель, а хозяин, похоже, коротает ночь в лаборатории.
«С Федором! – подсказал ему голос. – Удивительно крепкая мужская дружба!»
С этой мыслью он приоткрыл дверь и увидел бледную и дрожащую Катю в коротком шелковом халатике. Хорошо, хоть не в ночной сорочке.
– Помогите…
– Что с вами? – прошептал он. – Вам плохо?
Если она притворялась, то довольно искусно. На ней лица не было, зубы стучали от страха.
– И… и-идемте… со мной… – выдавила она, цепляясь за его руку.
Лавров пошел за ней по коридору. Что еще ему оставалось делать?
– Куда вы меня ведете?
Вопрос был лишним. И так ясно, что Катя направляется к супружеской спальне. Все спальни в этом доме, как успел заметить гость, располагались на втором этаже.
Дверь в комнату, где спали хозяева, была открыта, там горела настольная лампа. Лавров не спешил заходить внутрь.
– Что случилось? – повторил он вопрос, на который Катя до сих пор не ответила.
– Смотрите…
Хозяйка топталась на пороге спальни, в ее глазах застыл страх. Она протянула руку, указывая в полумрак комнаты.
– Да что там такое? – не выдержал Лавров и шагнул вперед. Катя напряженно дышала за его плечом.
На женском туалетном столике стояла лампа с красным абажуром, освещая просторную спальню. Главное место в ней занимала широкая кровать, расстеленная, но не смятая. Видимо, Катя еще не ложилась.
– Где ваш муж?
– Он… он… с Федором, вероятно… а я… принимала ванну… потом…
– Ладно, не важно. Зачем вы меня позвали?
Он ляпнул бестактность, но слова уже вылетели. Зачем женщина заманивает мужчину в спальню в отсутствие супруга? Разве не ясно?
– Вот… – выдавила Катя, делая жест в сторону лампы.
Лавров не сразу понял, куда она показывает. Над столиком висело овальное зеркало. На его поверхности, начертанная размашистыми мазками, темнела перевернутая пентаграмма. Проще говоря, звезда, но не в привычном положении, а «рогами вверх».
– Позвольте-ка, – пробормотал гость, подходя к зеркалу. Он коснулся пальцами жирной линии и взглянул на краску поближе. Помада!
Лавров невольно улыбнулся этому наивному трюку, растиражированному в зарубежных «ужастиках». Катя могла бы придумать что-нибудь получше.
Он решил не подавать виду, что раскрыл ее хитрость.
– Чего вы испугались?
– Кто это… нарисовал?
– Тот, кто имеет доступ в вашу спальню.
– Горничная? – вздрогнула Катя. – Она бы не посмела. Я немедленно уволю ее! Мне страшно, Роман!
– Не торопитесь с выводами. Звезду мог начертить кто угодно.
Катя проявила осведомленность в символах, почерпнутую из телевизионных сериалов, и возразила:
– Это не обычная звезда. Это… дурной знак… – у нее перехватило дыхание, и она прижала руки к груди. – Это…
– Успокойтесь, – мягко произнес Лавров. – Это всего лишь помада, размазанная по зеркалу. Ваша помада.
– Моя?!
В подтверждение своих слов гость взял со столика тюбик дорогой помады и раскрыл его. Помада оказалась поврежденной грубым нажатием на стекло.
– Видите? Кто-то использовал вашу помаду вместо карандаша. Хотел подшутить над вами.
Катя задышала ровнее. Гримаса ужаса на ее лице разгладилась.
– Значит… это шутка? – неуверенно вымолвила она.
– Что же еще?
Она опомнилась, пришла в себя. Ей стало неловко за свою несдержанность. Что подумает о ней гость? Он примет ее за истеричку. Как стыдно.
– Извините, Роман. Я… у меня нервы сдали. Не понимаю, что на меня нашло. Простите…
– Дайте салфетку, – попросил он. – Я вытру зеркало.
Катя колебалась. Лавров выдвинул ящик туалетного столика и увидел вскрытую упаковку косметических салфеток. Подойдет. Нужно быстрее покончить с этим и вернуться к себе.
«Не хватало, чтобы сюда явился хозяин дома и застал меня в спальне вместе с его женой, – подумал он. – Будет весело!»
Пара движений, и звезда на зеркале превратилась в бесформенное жирное пятно. Катя не проронила ни звука, глядя на его действия. Что она чувствовала? Разочарование? Обиду? Злость? Ее попытка в первый же вечер затащить гостя в постель потерпела фиаско.
Лавров скомкал салфетку и достал вторую. Зеркало не очистилось до блеска, но он и не ставил себе такой задачи. Главное – знака больше нет, стало быть, и бояться нечего.
– Я пойду? – осведомился он.
– Вы… скажете мужу? – Катя покраснела до слез. – Давайте все забудем. Сережа не поверит. Он решит, что я…
Она осеклась и опустила голову. Лавров великодушно улыбнулся.
– Разве что-нибудь было?..
– Понимаете, отец мне все уши прожужжал маньяком, который убивает женщин. Он только и говорил об этом, умолял меня быть осторожнее. Я… смешно выгляжу? Да? Маньяк ведь не мог бы забраться сюда!
– С чего вы взяли, что ваше зеркало испачкал именно он?
Катя плотнее запахнула халатик, она дрожала. Ей удалось изобразить волнение.
– Н-не знаю… вдруг пришло в голову.
– Положитесь на меня, – придав лицу серьезное выражение, заявил Роман. – Я поймаю его.
Возвращаясь к себе, он давился смехом. Катя выбрала довольно примитивный способ явиться к нему в неглиже и показать свои стройные ножки. Она действовала напористо и решительно. Видно, супруг сильно насолил ей, раз она готова спровоцировать скандал.
Лавров и мысли не допускал, что хозяйка дома не притворялась и пентаграмма на зеркале появилась без ее участия…
ГЛАВА 13
Тем временем охранник, которому полагалось отдыхать после трудовых суток, беспокойно ворочался на диване. Сердце не на месте, сна ни в одном глазу. Принесенный горничной ужин остыл нетронутым. Леха к еде даже не прикоснулся.
Когда стрелки часов сошлись на полуночи, он встал, оделся и вышел из флигеля.
Во дворе было темно. Шел снег. Фонарь освещал лишь площадку перед входом в дом.
Леху неудержимо влекло к лаборатории, куда он не имел доступа. Однажды ему удалось заглянуть туда – случайно. Федор выгружал из машины какие-то коробки, привезенные хозяином, и перетаскивал их в подвал. Парень как раз проходил мимо и воспользовался моментом: недолго думая, скользнул следом. В углу лаборатории стоял скелет, стены покрывали иероглифы, нанесенные красной краской, в стеклянных и железных сосудах что-то бурлило, дымилось. Больше он ничего разглядеть не успел – Федор его заметил, раскричался и вытолкал вон. А потом доложил Прозорину, и тот сделал охраннику строгое внушение: «Еще раз сунешься не в свое дело, уволю!»
С тех пор Леха стал осторожнее. Вылететь с работы не хотелось. Но и преодолеть собственное любопытство он не смог. Улучив момент, следил за Федором, подслушивал его разговоры с хозяином и подглядывал за ними.
А разговоры они вели такие, что парня оторопь брала. Сначала он не верил своим ушам, после попривык. Возможно, он рискнул бы тайком проникнуть в лабораторию, но проклятый Федор-Франческо буквально дневал и ночевал там. А когда выходил, обязательно запирал дверь на ключ.
Больше всего Леху поражал тот факт, что никто из обслуги всерьез не интересовался ни Федором, ни его делишками. Люди перешептывались, старались не попадаться «монаху» на глаза – и только. Даже Тарас не обратил особого внимания на слова напарника про рыжебородого.
– Как же мне до вас достучаться? – вздохнул Леха и зашагал к дому.
Все окна в особняке были темными. Хозяйка в эту пору уже спала, а хозяин, скорее всего, задержался в лаборатории. Гость, о котором обмолвилась горничная, вероятно, тоже уснул.
Леха был уверен, что ему никто не помешает. Он подкрался к входу в цокольный этаж и замер, прислушиваясь. Кажется, хозяин с Федором вышли подышать. В лаборатории скапливались дым, угар и пары от кипящих жидкостей. Вентиляция не справлялась, поэтому время от времени Прозорин с помощником покидали душное помещение и наслаждались чистым воздухом, попутно обсуждая свои проблемы. Чаще это происходило поздно вечером, когда все спали.
– Сколько можно ждать? – возмущался хозяин. – Я устал от пустых обещаний, Франческо. Когда ты покажешь мне своего подручного?
– Я не виноват. Он не хочет показываться никому, кроме меня. Я пробовал, и ничего не вышло. Он не является.
– Почему же?
– Мы с ним давно привязаны друг другу, а вы для него чужой.
– Я хочу, наконец, поговорить с ним! – настаивал Прозорин. – Я имею на это право. Ведь я плачу тебе немалые деньги, Франческо. А сколько мы тратим на реактивы и вещества, необходимые для наших опытов, лучше не подсчитывать.
– Это была ваша идея, – защищался «монах».
– Но ты уверил меня, что сумеешь воплотить ее!
– Я непременно выполню обещание.
– Когда же? Когда?!
– Ускорить процесс не в моей власти. Я делаю все необходимое. Надо набраться терпения.
При каждой фразе из ртов говорящих вылетало облачко пара, видимое в морозной тьме, рассеянной отсветами фонаря.
Леха притаился за деревом, ощущая щекой холодную шероховатость сосновой коры. Он боялся упустить хоть слово.
– Сведи меня с ним, – потребовал Прозорин. – Вызови его! Завтра. Что говорят мертвые?
– Они молчат, – замогильным голосом протянул Федор-Франческо. – Их глаза закрыты, уста запечатаны.
– Так распечатай, черт тебя дери!
– Я стараюсь…
– Лучше старайся, – рассердился Прозорин. – Удвой усилия. Как давно он являлся тебе?
– Третьего дня. Он был очень недоволен и сказал, чтобы вы поднесли ему кубок с живой кровью.
– Как это, с живой?
– Он имел в виду, с вашей кровью, – понизил голос Федор. – А в кубок вы должны положить палец, левый глаз и сердце.
– Мои?! Ты в своем уме?
– Конечно же, не ваши. Но человеческие! Иначе он отказывается от встречи с вами.
– Ты рехнулся, Франческо, – всплеснул руками Прозорин. – Где я возьму тебе человеческие органы? В мертвецкой?
– Это должны быть органы молодой женщины или ребенка. Свежие, а не из морга.
– Что ты несешь? – оглянулся по сторонам хозяин. – У тебя совсем с головой плохо!
– Я тут ни при чем. Вы сами требуете ускорить процесс.
– Ты обещал свести меня с Алибороном, – напомнил Прозорин. – А слово надо держать.
Леха уже слышал это имя раньше, во время подобных бесед на воздухе между Федором и хозяином. Он смекнул, что Алиборон – некий прирученный черт или демон, как называл его Федор-Франческо. И что исключительно Алиборон в силах ускорить процесс, в котором заинтересован Прозорин. Но демон оказался капризным и несговорчивым. Он выдвигал невыполнимые требования и упрямо отказывался показаться кому-либо иному, кроме Федора.
– Я не могу заставить его служить вам, как он служит мне, – объяснил «монах».
– Ты поил его кровью? Подносил кубок с человеческими органами? – засомневался Прозорин.
– Я сделал все, как он просил. Только это было давно.
– Когда?
– Очень давно! – важно произнес Федор и повторил, – Очень! С того часа мы вместе.
Хозяин помолчал, переминаясь с ноги на ногу. Его знобило не столько от холода, сколько от слов «монаха».
– Нельзя ли как-нибудь по-другому привлечь его на свою сторону?
– Можно. Он готов принять от вас клятву верности, написанную кровью, где будут изложены ваши взаимные обязательства.
– Ну уж нет! – взвился Прозорин. – Я не для того плачу тебе бешеные деньги, чтобы подписывать какие-то клятвы! Ты водишь меня за нос, Франческо. Испытываешь мое терпение!
– Я всей душой предан вам. Но принудить к сотрудничеству Алиборона я не в силах. Да в этом и нет необходимости. Мы можем продолжать свои опыты и рано или поздно получим результат. Не так скоро, как хотелось бы, зато самостоятельно.
За деревьями что-то хрустнуло, и мужчины повернулись в сторону, откуда раздался звук.
Леха прильнул к сосне и затаил дыхание. Неужели не он один подслушивает и подсматривает за Федором и хозяином?
– Ты слышал? – насторожился Прозорин. – Здесь кто-то есть.
Они замолчали, ожидая, что произойдет. Вокруг стояла морозная тишь, нарушаемая лишь потрескиванием деревьев и шорохом поземки.
– Ветер сорвался, – определил Федор и поежился. – Идемте спать. Поздно уже.
Прозорин кивнул и, не оглядываясь, зашагал прочь, а «монах» торопливо юркнул в подвальную дверь.
– Вот ты и попался! – прошипел кто-то Лехе в ухо и схватил его за шиворот…
* * *
У Кати внутри разгорелся настоящий пожар. Как она могла отправиться за помощью к чужому мужчине? Из-за чего она подняла переполох? Подумаешь, какой-то рисунок на зеркале!
Должно быть, Роман не поверил ни одному ее слову. Что он теперь думает о ней? Не дай бог, отцу расскажет… или мужу.
В библиотеке напольные часы пробили полночь. Катя перевернула подушку на другую сторону. Ее бросало то в жар, то в холод. О чем она только не передумала в эту зимнюю ночь. Впервые за годы своего замужества ее мысли занимал другой мужчина.
Кажется, она все-таки задремала, раз не слышала шагов Сергея.
