«Что опять не так? – взревел он, размахивая руками. – Что не так?!»
Доктор сорвал ситцевую занавеску и бросил Маше: «Прикройся!»
Она торопливо закуталась. К ней медленно возвращалось соображение. В доме нет ни воды, ни, тем более, ванны. Как здесь мыться? Не в речку же прыгать? Кожу пощипывало, хотелось почесаться, но она терпела.
Шестаков как будто забыл о Маше. Он метался по горнице, что-то негодующе бубнил, кому-то грозил, потом плюхнулся на стул и схватился за голову.
«Она меня не слышит… не слышит… Она не хочет иметь со мной дела…»
«Я вас слышу… – негромко молвила Маша. – Я на все согласна…»
«Дура!»
Она обиженно зашмыгала носом. Хотела заплакать, но слезы не шли. Все тело горело под слоем блестящей бурды.
«Мне надо помыться, – прошептала она. – Принесите воды, Егор Дмитрич…»
«Смыть! Все смыть к чертовой матери! – вскинулся он. – Ничего не вышло!.. Ничего!»
Он дернул ее за руку и потащил во двор. Над крышей сияла луна. В воздухе звенели комары. Маша не помнила, как сунула ноги в старые резиновые калоши, как оказалась на берегу речки.
Шестаков сбросил одежду и, с шумом раздвигая камыши, увлек Машу в теплую, пахнущую тиной воду. Они долго плавали, плескались, ныряли.
«Ты русалка, – твердил доктор. – А я водяной! Мы с тобой – нечистая сила!»
Он казался безумцем, и Маша инстинктивно сторонилась, терла листком кувшинки кожу, чтобы быстрее смыть краску. На воде дробилась, переливалась светом лунная дорожка. Где-то на берегу в зарослях ивняка вскрикивала ночная птица.
Они вернулись в дом за полночь. Доктор дал Маше свою рубашку, а сам шел в мокрых после купания плавках, неся в руках джинсы. Комары лезли в лицо, нещадно кусались. У Маши зуб на зуб не попадал. Она порывалась заговорить, но не находила нужных слов.
В доме она попросила хозяина растопить печку. Тот рассмеялся: «Лето на улице, какая печь?» Чтобы согреться, он предложил водки. Достал из старого шкафчика початую бутылку и две граненых стопки.
Маша выпила и легла на жесткий диван. Происшедшее с ней в этой неприбранной горнице казалось сном, диким и нелепым. Шестаков ходил кругами, о чем-то думал. Потом снял плавки и повесил на спинку стула просушиваться, а сам обмотался полотенцем. Он совершенно не стеснялся Маши, как будто они были давно близки.
Перед глазами у нее все плыло. Доктор прилег рядом, положил руку ей на грудь… она не противилась.
«Что это было?» – спросила она между поцелуями, имея в виду странный ритуал.
«Провал. У меня ничего не получилось…» – прошептал он.
«А чего ты хотел?»
Как-то само собой вышло, что Маша тоже стала обращаться к нему на «ты».
«Проклятый дом! – процедил доктор. – Он будто издевается надо мной!»
«Кто такая царица Савская?»
Вместо ответа он навалился на нее и совершил то, что она столько раз представляла себе в эротических грезах. Все смешалось в этом бурном и быстром соитии: пережитое потрясение, выпитая на пустой желудок водка, ночное купание в реке, страх и затаенное желание. Должно быть, поэтому Маша испытала оглушительный оргазм, который с тех пор ни разу не повторился. Сотни сладостных молний пронзили ее, и долго, долго еще вспыхивали и гасли в ее лоне, рассыпаясь веерами искр, медленно остывая.
Задумавшись, она зазевалась и едва не подрезала серый внедорожник. Водитель сердито посигналил.
– Боже! Я чуть не устроила аварию…
Маша постаралась успокоиться. За рулем нельзя давать волю эмоциям, слишком глубоко погружаться в себя.
С той памятной ночи она не могла думать ни о чем, кроме своего кумира. Шестаков так и не объяснил ей, зачем возил ее в деревню, намазывал бурой жижей и что-то бормотал. Чего он ждал от нее? Неужели, это был медицинский эксперимент? Ей закралась в голову мысль, что происходящее больше походило на колдовство. Доктор постигал в Индии мистические практики, которые рискнул применить на ней. Из всех обожающих его пациенток он выбрал именно ее, Машу! Потому что она молода, красива и горяча, как необъезженная лошадка диких кровей. Другой такой нет.
Однако при этом доктор не торопился бросать жену и сходиться с Машей. Она подозревала, что у него есть еще любовницы, и бешено ревновала. Но из всех соперниц самая опасная – законная супруга. Именно ее Маша ненавидела всей душой, именно ее жаждала уничтожить.
На ум пришел торопливый, запальчивый разговор с Эрной. Маша настаивала на решительных мерах, магесса советовала «не гнать лошадей».
«Тебе нужен мужчина или труп его жены?» – грубовато спросила Эрна.
Маша колебалась. Существует один надежный способ избавиться от Тамары, но вымолвить это вслух язык не повернулся.
«Дай мне верное средство против нее! – взмолилась Маша. – Пусть заболеет, зачахнет!»
Эрна качала головой, предупреждала о последствиях. Маша ничего не хотела слушать. Она начала писать Тамаре угрожающие письма на «фейсбук». Шестаков этого не знал. Она писала под вымышленной фамилией и верила, что никто ни о чем не догадается…
Доктор сорвал ситцевую занавеску и бросил Маше: «Прикройся!»
Она торопливо закуталась. К ней медленно возвращалось соображение. В доме нет ни воды, ни, тем более, ванны. Как здесь мыться? Не в речку же прыгать? Кожу пощипывало, хотелось почесаться, но она терпела.
Шестаков как будто забыл о Маше. Он метался по горнице, что-то негодующе бубнил, кому-то грозил, потом плюхнулся на стул и схватился за голову.
«Она меня не слышит… не слышит… Она не хочет иметь со мной дела…»
«Я вас слышу… – негромко молвила Маша. – Я на все согласна…»
«Дура!»
Она обиженно зашмыгала носом. Хотела заплакать, но слезы не шли. Все тело горело под слоем блестящей бурды.
«Мне надо помыться, – прошептала она. – Принесите воды, Егор Дмитрич…»
«Смыть! Все смыть к чертовой матери! – вскинулся он. – Ничего не вышло!.. Ничего!»
Он дернул ее за руку и потащил во двор. Над крышей сияла луна. В воздухе звенели комары. Маша не помнила, как сунула ноги в старые резиновые калоши, как оказалась на берегу речки.
Шестаков сбросил одежду и, с шумом раздвигая камыши, увлек Машу в теплую, пахнущую тиной воду. Они долго плавали, плескались, ныряли.
«Ты русалка, – твердил доктор. – А я водяной! Мы с тобой – нечистая сила!»
Он казался безумцем, и Маша инстинктивно сторонилась, терла листком кувшинки кожу, чтобы быстрее смыть краску. На воде дробилась, переливалась светом лунная дорожка. Где-то на берегу в зарослях ивняка вскрикивала ночная птица.
Они вернулись в дом за полночь. Доктор дал Маше свою рубашку, а сам шел в мокрых после купания плавках, неся в руках джинсы. Комары лезли в лицо, нещадно кусались. У Маши зуб на зуб не попадал. Она порывалась заговорить, но не находила нужных слов.
В доме она попросила хозяина растопить печку. Тот рассмеялся: «Лето на улице, какая печь?» Чтобы согреться, он предложил водки. Достал из старого шкафчика початую бутылку и две граненых стопки.
Маша выпила и легла на жесткий диван. Происшедшее с ней в этой неприбранной горнице казалось сном, диким и нелепым. Шестаков ходил кругами, о чем-то думал. Потом снял плавки и повесил на спинку стула просушиваться, а сам обмотался полотенцем. Он совершенно не стеснялся Маши, как будто они были давно близки.
Перед глазами у нее все плыло. Доктор прилег рядом, положил руку ей на грудь… она не противилась.
«Что это было?» – спросила она между поцелуями, имея в виду странный ритуал.
«Провал. У меня ничего не получилось…» – прошептал он.
«А чего ты хотел?»
Как-то само собой вышло, что Маша тоже стала обращаться к нему на «ты».
«Проклятый дом! – процедил доктор. – Он будто издевается надо мной!»
«Кто такая царица Савская?»
Вместо ответа он навалился на нее и совершил то, что она столько раз представляла себе в эротических грезах. Все смешалось в этом бурном и быстром соитии: пережитое потрясение, выпитая на пустой желудок водка, ночное купание в реке, страх и затаенное желание. Должно быть, поэтому Маша испытала оглушительный оргазм, который с тех пор ни разу не повторился. Сотни сладостных молний пронзили ее, и долго, долго еще вспыхивали и гасли в ее лоне, рассыпаясь веерами искр, медленно остывая.
Задумавшись, она зазевалась и едва не подрезала серый внедорожник. Водитель сердито посигналил.
– Боже! Я чуть не устроила аварию…
Маша постаралась успокоиться. За рулем нельзя давать волю эмоциям, слишком глубоко погружаться в себя.
С той памятной ночи она не могла думать ни о чем, кроме своего кумира. Шестаков так и не объяснил ей, зачем возил ее в деревню, намазывал бурой жижей и что-то бормотал. Чего он ждал от нее? Неужели, это был медицинский эксперимент? Ей закралась в голову мысль, что происходящее больше походило на колдовство. Доктор постигал в Индии мистические практики, которые рискнул применить на ней. Из всех обожающих его пациенток он выбрал именно ее, Машу! Потому что она молода, красива и горяча, как необъезженная лошадка диких кровей. Другой такой нет.
Однако при этом доктор не торопился бросать жену и сходиться с Машей. Она подозревала, что у него есть еще любовницы, и бешено ревновала. Но из всех соперниц самая опасная – законная супруга. Именно ее Маша ненавидела всей душой, именно ее жаждала уничтожить.
На ум пришел торопливый, запальчивый разговор с Эрной. Маша настаивала на решительных мерах, магесса советовала «не гнать лошадей».
«Тебе нужен мужчина или труп его жены?» – грубовато спросила Эрна.
Маша колебалась. Существует один надежный способ избавиться от Тамары, но вымолвить это вслух язык не повернулся.
«Дай мне верное средство против нее! – взмолилась Маша. – Пусть заболеет, зачахнет!»
Эрна качала головой, предупреждала о последствиях. Маша ничего не хотела слушать. Она начала писать Тамаре угрожающие письма на «фейсбук». Шестаков этого не знал. Она писала под вымышленной фамилией и верила, что никто ни о чем не догадается…
