Женевьева дю Баси Плесьер преставилась тихо, никого не потревожив своим уходом. Священник прочитал молитву, служанки промокнули передниками увлажнившиеся глаза и горько повздыхали: хозяйка была доброй женщиной.
Через несколько часов прислуга укрыла всю мебель полотняными чехлами, спустила с крюков хрустальные люстры и заперла все ставни и двери. Никто не взял ни ложки из проклятого дома. Собирались быстро, упаковывали поглубже в саквояжи и чемоданы щедрые вознаграждения, которые мадам дю Баси выдала им еще при жизни с наказом не тратить впустую, и разъехались в разные стороны. Брошенный всеми трехэтажный особняк на улице Роз Руж остался ждать своего нового хозяина.
Дорогим читателям пора представить нашего героя. Вот он – спорит с извозчиком из-за денег. Их у Кристофа в обрез, а ехать домой нужно срочно. Сейчас, в этот ранний утренний час, подобные ему молодые люди, выползающие из игорных или публичных домов, были похожи на печальных черных мотыльков, полетевших было на яркий свет обманчивой удачи или фальшивых удовольствий и обжегших крылья.
Нашему герою только-только исполнилось 25 лет. Высокий и статный красавец с темно-русыми волосами и серо-зелеными глазами умел производить нужное впечатление на публику любого сорта, однако дальше этого таланты молодого парижанина не простирались. Впрочем, он и сам не особо стремился развивать в себе данные природой склонности. К чему, если отец и мать обожают сына и смотрят на него с любовью, а иногда и с восторгом от того, каким удачным получился этот их ребенок. Да-да, у Анн и Жиля Фонтено 18 лет назад родилось ещё одно дитя, однако говорить о нем супруги не любили, к гостям не выводили, а потому и мы на некоторое время забудем про его существование.
Итак, Кристоф Фонтено уломал извозчика довести его не до самого дома, а, учитывая разницу между ценой поездки и суммой наличных средств, лишь до угла улицы, на которой он стоял. Просчитав в уме выгоду, возница согласился, и молодой человек со вздохом облегчения поместил измотанное ночным бдением тело на жесткое сидение старого экипажа. Из записки матери не было понятно, что именно стряслось, она вообще была склонна преувеличивать события до размеров Всемирного потопа, так что Кристоф спокойно задремал. Разбудили его грубо, указав на тот самый угол, от которого придется самому шагать до дома. Фонтено поежился, зевнул и, кивнув извозчику, соскочил с подножки. Небольшая пешая прогулка разогнала его кровь и вернула румянец на щеки. По дороге он просунул руку сквозь прутья изгороди, с трудом сорвал едва выпустившую зеленые листочки веточку гортензии в чужом саду и, спрятав ее под плащ, принялся насвистывать неприличную песенку.
Мадам Фонтено уже ходила по гостиной, заламывая руки и взывая к милости божьей, требуя вернуть сына из дьявольских объятий как можно скорее. Спешу сообщить вам, что Анн вовсе не была набожной, но пользовалась вниманием и услугами небес по мере необходимости.
— Мама! – Кристоф улыбнулся, продемонстрировав симпатичные ямочки, и протянул родительнице ветку гортензии. – У нас что-то случилось?
— Она умерла, сын мой. Какое счастье, что она умерла!
— Впервые вижу, чтобы так радовались чужой смерти! – Кристоф повалился в кресло. – Если бы я приехал на час раньше, эта твоя «она» осталась бы жива?
— Господь прибрал её четыре месяца назад!
— К чему же тогда такая спешка? Я чертовски устал.
— Ах, Кристоф! – мать подсела на подлокотник. – Мы спасены! Она оставила завещание на твоё имя!
— И кто эта святая женщина? Сколько она завещала мне? 50 франков? Старинный луидор? Серьги с фальшивыми бриллиантами? – молодой человек без стеснения зевнул и прикрыл глаза, сложив руки на груди. – Недурно, но я должен выспаться.
— Кристоф! – Анн нагнулась пониже, чтобы сын смог разобрать каждый звук в произносимых ею словах. – Моя тетя, мадам Женевьева дю Баси Плесьер, была женщиной не бедной. Но клянусь, я и не знала, насколько! Старая ворчунья отписала тебе трехэтажный особняк в Буавайе, два выезда — парадный и обычный, о четырех лошадях каждый! Кристоф! А ещё виноградник, долю в морской торговой компании и фамильные драгоценности на сумму триста тысяч. И… — тут женщина выдержала театральную паузу, — полтора миллиона франков, Кристоф!
Однако новоявленный Крез мирно спал, вытянув ноги и обдавая мать парами дурного бургундского, выпитого накануне в неимоверных количествах. Вошедший в комнату уже полностью одетый и с напомаженным пробором Жиль Фонтено обнял супругу за плечи и поцеловал в макушку:
— Дорогая, нужно собрать все бумаги. Этот шалопай отоспится, и мы поедем к нотариусу. Как там его?
— Натаниэль Бегель.
— Думаю, наш мальчик не откажет своим родителям в денежной помощи, как мы не отказывали ему все это время. И все же представь себе, как ловко вышло, что старуха умерла именно сейчас, когда мы очутились на пороге долговой ямы!
— Это провидение, не иначе! – Анн потерлась щекой о ладонь мужа, лежащую на плече.
Не обольщайтесь этой картиной тихого семейного счастья: оба супруга лихо изменяли друг другу уже лет как десять, при этом умудряясь в глазах общества выглядеть идеальной парой. Оставим семейство Фонтено мечтать о богатстве, а сами перенесемся на улицу Роз Руж, где стоял брошенный всеми дом. Прямо напротив него, торчащего как золотой зуб в гнилой челюсти старого городка, находился дом господина Квелевски, поляка по происхождению и сутяги по призванию, но не по должности. Судебные тяжбы влекли его неимоверно, он охотно и совершенно бескорыстно брался за разбор различных юридических бумаг, выискивая слабые места или ошибки, конечно, неофициально, лишь бы зарыться в многотомные своды законов, пояснений и уложений. Именно мсье Станиславу Квелевски выпала честь хранить копию завещания мадам дю Баси, ибо никому, кроме него, доверить покойная документ не могла. Вот уже несколько месяцев старик поджидал наследников, которых разыскивали по всей Франции помощники нотариуса Бегеля. Содержания завещания Квелевски не знал, ибо, глядя на обветшалый особняк и вспоминая печальный плюмаж из посекшихся страусовых перьев, носимый мадам на всех подряд шляпках много лет, не верил, что она могла оставить что-то еще более ценное, чем свое доброе имя и три этажа рухляди.
Той ночью, когда Кристоф Фонтено спускал последний франк в азартной игре за столом грязного парижского клуба, пожилой мужчина проснулся и встал с кровати, повинуясь непререкаемой воле мочевого пузыря. И каково же было его удивление, не пузыря, а мсье Квелевски, разумеется, когда сквозь не закрытые до конца ставни он увидел свет в доме напротив.
Белый, едва угадываемый тусклый свет двигался по первому этажу, освещая окно за окном, и сосед решил, что это приехали наследники, которым, видимо, нотариус передал ключ. Теперь гости вынуждены бродить по дому в поисках кровати. Квелевски не успел додумать мысль, как, к его изумлению, огонек запылённого фонаря или огарка свечи, перепрыгнув окна второго этажа, появился сразу на третьем. Обычный человек не смог бы подняться по лестницам с такой скоростью. Очевидно, что в особняк пробралась банда воришек, прослышавших о смерти хозяйки!
Как истинный католик господин Квелевски перекрестился, залихватски сдвинул ночной колпак на макушку и позвонил в колокольчик. Два его старых слуги, являвших собой силу не грозную, но в какой-то мере устрашающую, вооружились каминными щипцами и кочергой, а сам хозяин взял в руки отцовскую шпагу, которой фехтовал в последний раз лет тридцать назад. Грозная гвардия ринулась спасать чужое имущество, но никого в доме не застала. Лишь серая кошка потерлась о ноги одного из стариков, который с силой оттолкнул животное в сторону. Мявкнув, пушистая красавица удалилась туда, куда по обыкновению уходят обиженные кошки – в засаду. Наблюдать, как вытягиваются лица соседей при виде белого воздушного силуэта, спускающегося с широкой главной лестницы. Издав совсем не боевой клич и кинувшись наутек, вояки с неожиданной для их возраста скоростью оказались в своем доме, заперли все двери и даже для верности буфет. Сели в гостиной и без всяких церемоний выпили роскошный коньяк, который Квелевски берег для особых гостей. Вопреки ожиданиям, выдержанная в дубовой бочке несколько лет жидкость оказала не успокаивающее, а будоражащее действие, и к утру следующего дня в трех седых головах окончательно сложилась героическая версия произошедшего. К обеду ее уже передавали из уст в уста жители полудряхлого Буавайе, а вечером во многих домах плотно запирали ставни и двери, вешали чеснок, окропляли святой водой пороги, отвязывали сторожевых псов. Словом, принимали самые действенные меры против нашествия призраков, имеющих обыкновение нападать на добрых христиан.
Нотариус Бегель, ничего не знающий о треволнениях в провинции, со скепсисом и сожалением смотрел на троицу, расположившуюся напротив него за большим красного дерева столом. Эти парижские обнищалые буржуа сидели с такими лицами, будто прямо сейчас им отсчитают пачку банкнот. Большую пачку, много больше того, что семейка Фонтено спустила за несколько лет. Бегель откашлялся, постарался не обращать внимания на лицо Кристофа, светившееся неподдельным счастьем и предвкушением безбедной жизни, и начал читать:
— Я, Женевьева дю Баси Плесьер, урожденная Клермон, дочь Франсуазы Клермон, урожденной…
— Можно ли опустить эту печальную часть? – Анн приложила платочек к уголку глаза. – Ах, эти родственные связи. Вы же понимаете, мсье?
Бегель прекрасно понимал, а потому перешел сразу к сути дела:
— Сыну моей племянницы Анн, Кристофу Фонтено, я оставляю во владение трехэтажный особняк на улице Роз Руж в Буавайе вместе с обстановкой и утварью, а также земельный надел в шесть акров, на котором этот дом выстроен. – Бегель опустил листок на стол и расправил его ладонями. – Число и подпись, удостоверенная двумя свидетелями.
— Это… всё? — подскочил со своего места Жиль. – Но поверенный, который нас разыскал, говорил о куда большем состоянии, чем особняк! Да и слухи приписывают тетушке несметное богатство!
Бегель откашлялся и не спеша налил из хрустального графина воды.
Пока он неторопливо, смакуя каждый глоток, пил, Кристоф Фонтено переживал наихудшее разочарование в своей жизни! В любимый клуб он уже отправил записку с приказом организовать банкет с самым лучшим шампанским в четь получения наследства, заказал прехорошеньких певичек из модного варьете и набил лицо бакалейщику, который явился требовать уплаты долга. Самым отвратительным в этой истории был именно побитый бакалейщик, поскольку происходил он из довольно многочисленной семьи, имел пятерых братьев, которых, в отличие от него, господь наградил железными кулаками и стальными головами.
— Не могли бы вы перевернуть листок? – оптимистично предложила Анн. — Там наверняка мелко написано и остальное!
Бегель, получавший настоящее удовольствие от вида мучающихся наследников, вытер рот платком, сложил его в карман и полез в конверт за вторым листом. Видите ли, любезные мои читатели, нотариус в данный момент не просто издевался над Кристофом и его родителями, он мстил, и праведный гнев его далеко не иссяк.
Много лет назад, когда муж покойной мадам дю Баси потерял все вложенные в торговлю пряностями, вином и шерстью деньги, тетушка обратилась за помощью к племяннице. Но Анн не протянула руку, заявив, что ей нужно растить сына и устраивать его судьбу. Отказ был выражен самыми грубыми словами, какие позволяло мадам Фонтено воспитание, а оно было сомнительным. Именно Натаниэль Бегель тогда помог супругам сохранить оставшееся имущество, ссудив изрядной суммой, и они отблагодарили его чуть позже с лихвой. Сдружившись, две семьи знали почти всё друг о друге. Почти, если исключить из списка некую настойчивую и красивую мадемуазель, но грязного белья Натаниэль не любил ворошить, хотя у мсье дю Баси его было предостаточно, а уж грехи его и вовсе отравили последние годы жизни супругов. Но уже тогда, в пору дружбы, нотариус оценил доброту и щедрость мадам Женевьевы. После смерти господина дю Баси он помог ей составить завещание и ни одной душе не раскрыл тайны, которые ему доверили.
— Дополнение к завещанию. Я, Женевьева дю Баси Плесьер, урожденная…
— Святые угодники! – прорычал Жиль, кидаясь к столу. — Сократите вступление, мсье Бегель!
— Извольте! – нотариус пробежался глазами по строчкам, зацепился за нужную и продолжил: —— Все мое остальное имущество, как то: дом в Париже с конюшней и задним двором, обстановка вышеназванного дома; восемь упряжных лошадей испанской породы, одна лошадь арабской породы, подседельная, экипаж на рессорах, карета на шестерых человек; виноградник Сент Луи со всеми изготовленными ранее винами, бочками и иными вещами, к виноделию полезными; молочная ферма вблизи Буавайе, доля в фабрике по отливу стеклянных винных бутылок, доля в ткацкой фабрике, доля в мукомольной компании Ранье, доля в морской торговой компании «Плесьер и Сурже», – Бегель перевел дух, налил и снова медленно выпил стакан воды.
На этот раз его никто не перебивал: семейство Фонтено смотрело тремя парами затуманенных вожделением глаз на нотариуса и ртов не раскрывало.
— Эм-м-м, ах вот оно! ... морской компании… ага… полтора миллиона франков на счетах Парижского банка и сто пятьдесят тысяч английских футов в ассигнациях банка Британии завещаю моему племяннику Кристофу по исполнении им некоторых условий. В противном случае, не исполнение их приведет к переводу наследства под управление бюро «Бегель и сыновья» для передачи в нижеперечисленные приюты и пансион Святой Екатерины, попечительницей коего я являюсь до сегодняшнего дня. Получатели: приют Святой Женевьевы, приют….
Перечень потонул возгласах радости и повизгивании мадам Анн.
— Когда? – Кристоф отцепил от себя родителей и пробился к нотариусу. – Когда я смогу получить деньги?
— Когда выполните несколько условий, – Бегель подышал на свои круглые очки, протер их и водрузил на нос.
— Я готов начать немедленно! — молодой Фонтено уже предвкушал, как холодное шампанское покалывает язык. — Что там придумала эта старуха?
— Третья часть завещания должна быть оглашена тет-а-тет.
— Что за вздор! – фыркнул Кристоф. — Что там может быть такого? Удивить или смутить моих родителей сложно.
— Это непременное условие, мсье. Кроме того, я бы не рекомендовал вас вдаваться в подробности при пересказе родителям содержания нашей беседы.
И вот тут, дорогой читатель, нам пора вспомнить про второе дитя в семье Фонтено, о котором иные знакомцы Кристофа, Анн и Жиля даже и не знали. Не будем длить интригу дольше положенного — то была девочка. Клоэ. Когда она родилась, бабушка Фонтено заказала мессу и раздала нищим треть месячного содержания Кристофа, которое регулярно высылала на имя Анн в Париж. Сам семилетний сорванец воспринял появление сестры с горем и слезами. Ещё бы! Ведь с братом можно было бы играть в оловянную армию и вместе сбегать от строгих учителей! А с девчонкой? На крестины малышки приехала тетя дю Баси, правда, одна, без мужа, двоюродная бабушка даже подарила девочке золотой кулон с аметистом. А роскошный бал, данный Фонтено в честь крестин, собрал весь цвет Парижа. Не высший, разумеется, но тоже весьма респектабельный.
Через несколько часов прислуга укрыла всю мебель полотняными чехлами, спустила с крюков хрустальные люстры и заперла все ставни и двери. Никто не взял ни ложки из проклятого дома. Собирались быстро, упаковывали поглубже в саквояжи и чемоданы щедрые вознаграждения, которые мадам дю Баси выдала им еще при жизни с наказом не тратить впустую, и разъехались в разные стороны. Брошенный всеми трехэтажный особняк на улице Роз Руж остался ждать своего нового хозяина.
ГЛАВА 1. Какое счастье, что она умерла!
Дорогим читателям пора представить нашего героя. Вот он – спорит с извозчиком из-за денег. Их у Кристофа в обрез, а ехать домой нужно срочно. Сейчас, в этот ранний утренний час, подобные ему молодые люди, выползающие из игорных или публичных домов, были похожи на печальных черных мотыльков, полетевших было на яркий свет обманчивой удачи или фальшивых удовольствий и обжегших крылья.
Нашему герою только-только исполнилось 25 лет. Высокий и статный красавец с темно-русыми волосами и серо-зелеными глазами умел производить нужное впечатление на публику любого сорта, однако дальше этого таланты молодого парижанина не простирались. Впрочем, он и сам не особо стремился развивать в себе данные природой склонности. К чему, если отец и мать обожают сына и смотрят на него с любовью, а иногда и с восторгом от того, каким удачным получился этот их ребенок. Да-да, у Анн и Жиля Фонтено 18 лет назад родилось ещё одно дитя, однако говорить о нем супруги не любили, к гостям не выводили, а потому и мы на некоторое время забудем про его существование.
Итак, Кристоф Фонтено уломал извозчика довести его не до самого дома, а, учитывая разницу между ценой поездки и суммой наличных средств, лишь до угла улицы, на которой он стоял. Просчитав в уме выгоду, возница согласился, и молодой человек со вздохом облегчения поместил измотанное ночным бдением тело на жесткое сидение старого экипажа. Из записки матери не было понятно, что именно стряслось, она вообще была склонна преувеличивать события до размеров Всемирного потопа, так что Кристоф спокойно задремал. Разбудили его грубо, указав на тот самый угол, от которого придется самому шагать до дома. Фонтено поежился, зевнул и, кивнув извозчику, соскочил с подножки. Небольшая пешая прогулка разогнала его кровь и вернула румянец на щеки. По дороге он просунул руку сквозь прутья изгороди, с трудом сорвал едва выпустившую зеленые листочки веточку гортензии в чужом саду и, спрятав ее под плащ, принялся насвистывать неприличную песенку.
Мадам Фонтено уже ходила по гостиной, заламывая руки и взывая к милости божьей, требуя вернуть сына из дьявольских объятий как можно скорее. Спешу сообщить вам, что Анн вовсе не была набожной, но пользовалась вниманием и услугами небес по мере необходимости.
— Мама! – Кристоф улыбнулся, продемонстрировав симпатичные ямочки, и протянул родительнице ветку гортензии. – У нас что-то случилось?
— Она умерла, сын мой. Какое счастье, что она умерла!
— Впервые вижу, чтобы так радовались чужой смерти! – Кристоф повалился в кресло. – Если бы я приехал на час раньше, эта твоя «она» осталась бы жива?
— Господь прибрал её четыре месяца назад!
— К чему же тогда такая спешка? Я чертовски устал.
— Ах, Кристоф! – мать подсела на подлокотник. – Мы спасены! Она оставила завещание на твоё имя!
— И кто эта святая женщина? Сколько она завещала мне? 50 франков? Старинный луидор? Серьги с фальшивыми бриллиантами? – молодой человек без стеснения зевнул и прикрыл глаза, сложив руки на груди. – Недурно, но я должен выспаться.
— Кристоф! – Анн нагнулась пониже, чтобы сын смог разобрать каждый звук в произносимых ею словах. – Моя тетя, мадам Женевьева дю Баси Плесьер, была женщиной не бедной. Но клянусь, я и не знала, насколько! Старая ворчунья отписала тебе трехэтажный особняк в Буавайе, два выезда — парадный и обычный, о четырех лошадях каждый! Кристоф! А ещё виноградник, долю в морской торговой компании и фамильные драгоценности на сумму триста тысяч. И… — тут женщина выдержала театральную паузу, — полтора миллиона франков, Кристоф!
Однако новоявленный Крез мирно спал, вытянув ноги и обдавая мать парами дурного бургундского, выпитого накануне в неимоверных количествах. Вошедший в комнату уже полностью одетый и с напомаженным пробором Жиль Фонтено обнял супругу за плечи и поцеловал в макушку:
— Дорогая, нужно собрать все бумаги. Этот шалопай отоспится, и мы поедем к нотариусу. Как там его?
— Натаниэль Бегель.
— Думаю, наш мальчик не откажет своим родителям в денежной помощи, как мы не отказывали ему все это время. И все же представь себе, как ловко вышло, что старуха умерла именно сейчас, когда мы очутились на пороге долговой ямы!
— Это провидение, не иначе! – Анн потерлась щекой о ладонь мужа, лежащую на плече.
Не обольщайтесь этой картиной тихого семейного счастья: оба супруга лихо изменяли друг другу уже лет как десять, при этом умудряясь в глазах общества выглядеть идеальной парой. Оставим семейство Фонтено мечтать о богатстве, а сами перенесемся на улицу Роз Руж, где стоял брошенный всеми дом. Прямо напротив него, торчащего как золотой зуб в гнилой челюсти старого городка, находился дом господина Квелевски, поляка по происхождению и сутяги по призванию, но не по должности. Судебные тяжбы влекли его неимоверно, он охотно и совершенно бескорыстно брался за разбор различных юридических бумаг, выискивая слабые места или ошибки, конечно, неофициально, лишь бы зарыться в многотомные своды законов, пояснений и уложений. Именно мсье Станиславу Квелевски выпала честь хранить копию завещания мадам дю Баси, ибо никому, кроме него, доверить покойная документ не могла. Вот уже несколько месяцев старик поджидал наследников, которых разыскивали по всей Франции помощники нотариуса Бегеля. Содержания завещания Квелевски не знал, ибо, глядя на обветшалый особняк и вспоминая печальный плюмаж из посекшихся страусовых перьев, носимый мадам на всех подряд шляпках много лет, не верил, что она могла оставить что-то еще более ценное, чем свое доброе имя и три этажа рухляди.
Той ночью, когда Кристоф Фонтено спускал последний франк в азартной игре за столом грязного парижского клуба, пожилой мужчина проснулся и встал с кровати, повинуясь непререкаемой воле мочевого пузыря. И каково же было его удивление, не пузыря, а мсье Квелевски, разумеется, когда сквозь не закрытые до конца ставни он увидел свет в доме напротив.
Белый, едва угадываемый тусклый свет двигался по первому этажу, освещая окно за окном, и сосед решил, что это приехали наследники, которым, видимо, нотариус передал ключ. Теперь гости вынуждены бродить по дому в поисках кровати. Квелевски не успел додумать мысль, как, к его изумлению, огонек запылённого фонаря или огарка свечи, перепрыгнув окна второго этажа, появился сразу на третьем. Обычный человек не смог бы подняться по лестницам с такой скоростью. Очевидно, что в особняк пробралась банда воришек, прослышавших о смерти хозяйки!
Как истинный католик господин Квелевски перекрестился, залихватски сдвинул ночной колпак на макушку и позвонил в колокольчик. Два его старых слуги, являвших собой силу не грозную, но в какой-то мере устрашающую, вооружились каминными щипцами и кочергой, а сам хозяин взял в руки отцовскую шпагу, которой фехтовал в последний раз лет тридцать назад. Грозная гвардия ринулась спасать чужое имущество, но никого в доме не застала. Лишь серая кошка потерлась о ноги одного из стариков, который с силой оттолкнул животное в сторону. Мявкнув, пушистая красавица удалилась туда, куда по обыкновению уходят обиженные кошки – в засаду. Наблюдать, как вытягиваются лица соседей при виде белого воздушного силуэта, спускающегося с широкой главной лестницы. Издав совсем не боевой клич и кинувшись наутек, вояки с неожиданной для их возраста скоростью оказались в своем доме, заперли все двери и даже для верности буфет. Сели в гостиной и без всяких церемоний выпили роскошный коньяк, который Квелевски берег для особых гостей. Вопреки ожиданиям, выдержанная в дубовой бочке несколько лет жидкость оказала не успокаивающее, а будоражащее действие, и к утру следующего дня в трех седых головах окончательно сложилась героическая версия произошедшего. К обеду ее уже передавали из уст в уста жители полудряхлого Буавайе, а вечером во многих домах плотно запирали ставни и двери, вешали чеснок, окропляли святой водой пороги, отвязывали сторожевых псов. Словом, принимали самые действенные меры против нашествия призраков, имеющих обыкновение нападать на добрых христиан.
***
Нотариус Бегель, ничего не знающий о треволнениях в провинции, со скепсисом и сожалением смотрел на троицу, расположившуюся напротив него за большим красного дерева столом. Эти парижские обнищалые буржуа сидели с такими лицами, будто прямо сейчас им отсчитают пачку банкнот. Большую пачку, много больше того, что семейка Фонтено спустила за несколько лет. Бегель откашлялся, постарался не обращать внимания на лицо Кристофа, светившееся неподдельным счастьем и предвкушением безбедной жизни, и начал читать:
— Я, Женевьева дю Баси Плесьер, урожденная Клермон, дочь Франсуазы Клермон, урожденной…
— Можно ли опустить эту печальную часть? – Анн приложила платочек к уголку глаза. – Ах, эти родственные связи. Вы же понимаете, мсье?
Бегель прекрасно понимал, а потому перешел сразу к сути дела:
— Сыну моей племянницы Анн, Кристофу Фонтено, я оставляю во владение трехэтажный особняк на улице Роз Руж в Буавайе вместе с обстановкой и утварью, а также земельный надел в шесть акров, на котором этот дом выстроен. – Бегель опустил листок на стол и расправил его ладонями. – Число и подпись, удостоверенная двумя свидетелями.
— Это… всё? — подскочил со своего места Жиль. – Но поверенный, который нас разыскал, говорил о куда большем состоянии, чем особняк! Да и слухи приписывают тетушке несметное богатство!
Бегель откашлялся и не спеша налил из хрустального графина воды.
Пока он неторопливо, смакуя каждый глоток, пил, Кристоф Фонтено переживал наихудшее разочарование в своей жизни! В любимый клуб он уже отправил записку с приказом организовать банкет с самым лучшим шампанским в четь получения наследства, заказал прехорошеньких певичек из модного варьете и набил лицо бакалейщику, который явился требовать уплаты долга. Самым отвратительным в этой истории был именно побитый бакалейщик, поскольку происходил он из довольно многочисленной семьи, имел пятерых братьев, которых, в отличие от него, господь наградил железными кулаками и стальными головами.
— Не могли бы вы перевернуть листок? – оптимистично предложила Анн. — Там наверняка мелко написано и остальное!
Бегель, получавший настоящее удовольствие от вида мучающихся наследников, вытер рот платком, сложил его в карман и полез в конверт за вторым листом. Видите ли, любезные мои читатели, нотариус в данный момент не просто издевался над Кристофом и его родителями, он мстил, и праведный гнев его далеко не иссяк.
Много лет назад, когда муж покойной мадам дю Баси потерял все вложенные в торговлю пряностями, вином и шерстью деньги, тетушка обратилась за помощью к племяннице. Но Анн не протянула руку, заявив, что ей нужно растить сына и устраивать его судьбу. Отказ был выражен самыми грубыми словами, какие позволяло мадам Фонтено воспитание, а оно было сомнительным. Именно Натаниэль Бегель тогда помог супругам сохранить оставшееся имущество, ссудив изрядной суммой, и они отблагодарили его чуть позже с лихвой. Сдружившись, две семьи знали почти всё друг о друге. Почти, если исключить из списка некую настойчивую и красивую мадемуазель, но грязного белья Натаниэль не любил ворошить, хотя у мсье дю Баси его было предостаточно, а уж грехи его и вовсе отравили последние годы жизни супругов. Но уже тогда, в пору дружбы, нотариус оценил доброту и щедрость мадам Женевьевы. После смерти господина дю Баси он помог ей составить завещание и ни одной душе не раскрыл тайны, которые ему доверили.
— Дополнение к завещанию. Я, Женевьева дю Баси Плесьер, урожденная…
— Святые угодники! – прорычал Жиль, кидаясь к столу. — Сократите вступление, мсье Бегель!
— Извольте! – нотариус пробежался глазами по строчкам, зацепился за нужную и продолжил: —— Все мое остальное имущество, как то: дом в Париже с конюшней и задним двором, обстановка вышеназванного дома; восемь упряжных лошадей испанской породы, одна лошадь арабской породы, подседельная, экипаж на рессорах, карета на шестерых человек; виноградник Сент Луи со всеми изготовленными ранее винами, бочками и иными вещами, к виноделию полезными; молочная ферма вблизи Буавайе, доля в фабрике по отливу стеклянных винных бутылок, доля в ткацкой фабрике, доля в мукомольной компании Ранье, доля в морской торговой компании «Плесьер и Сурже», – Бегель перевел дух, налил и снова медленно выпил стакан воды.
На этот раз его никто не перебивал: семейство Фонтено смотрело тремя парами затуманенных вожделением глаз на нотариуса и ртов не раскрывало.
— Эм-м-м, ах вот оно! ... морской компании… ага… полтора миллиона франков на счетах Парижского банка и сто пятьдесят тысяч английских футов в ассигнациях банка Британии завещаю моему племяннику Кристофу по исполнении им некоторых условий. В противном случае, не исполнение их приведет к переводу наследства под управление бюро «Бегель и сыновья» для передачи в нижеперечисленные приюты и пансион Святой Екатерины, попечительницей коего я являюсь до сегодняшнего дня. Получатели: приют Святой Женевьевы, приют….
Перечень потонул возгласах радости и повизгивании мадам Анн.
— Когда? – Кристоф отцепил от себя родителей и пробился к нотариусу. – Когда я смогу получить деньги?
— Когда выполните несколько условий, – Бегель подышал на свои круглые очки, протер их и водрузил на нос.
— Я готов начать немедленно! — молодой Фонтено уже предвкушал, как холодное шампанское покалывает язык. — Что там придумала эта старуха?
— Третья часть завещания должна быть оглашена тет-а-тет.
— Что за вздор! – фыркнул Кристоф. — Что там может быть такого? Удивить или смутить моих родителей сложно.
— Это непременное условие, мсье. Кроме того, я бы не рекомендовал вас вдаваться в подробности при пересказе родителям содержания нашей беседы.
ГЛАВА 2. Клоэ
И вот тут, дорогой читатель, нам пора вспомнить про второе дитя в семье Фонтено, о котором иные знакомцы Кристофа, Анн и Жиля даже и не знали. Не будем длить интригу дольше положенного — то была девочка. Клоэ. Когда она родилась, бабушка Фонтено заказала мессу и раздала нищим треть месячного содержания Кристофа, которое регулярно высылала на имя Анн в Париж. Сам семилетний сорванец воспринял появление сестры с горем и слезами. Ещё бы! Ведь с братом можно было бы играть в оловянную армию и вместе сбегать от строгих учителей! А с девчонкой? На крестины малышки приехала тетя дю Баси, правда, одна, без мужа, двоюродная бабушка даже подарила девочке золотой кулон с аметистом. А роскошный бал, данный Фонтено в честь крестин, собрал весь цвет Парижа. Не высший, разумеется, но тоже весьма респектабельный.
