Аннотация к эпизоду
Надеждам Вари на спокойную жизнь с любимым мужем не суждено сбыться. Петр по приказу государя оправляется в столицу, оставив еще не восстановившуюся после болезни жену на попечение Тихонова, челяди и нового доктора Якова Цвингера. Княгиня под влиянием молодого врача принимает участие в благотворительности и начинает по-настоящему осознавать свою женскую привлекательность. Вот только зло не дремлет, и Варе предстоит схватиться с ним, в который уже раз призвав на помощь необыкновенные способностиДевушка бежала так быстро, как могла, но мужчина нагонял её неотвратимо, и несчастная, в последний раз оглянувшись, заметила лишь довольную ухмылку на почти полностью скрытом в тени лице преследователя. Впереди, перегороженный бочками и всяческим хламом, манил тусклым фонарным светом узкий проход между стенами. Жертва свернула туда, не зная ещё, что забежала в тупик, и надежды на спасение оказались тщетными. Зажатая в угол, она отчаянно закричала, но никто не откликнулся на призыв о помощи, лишь крысы, рыскающие в поисках помоев, на пару мгновений замерли, чтобы потом начать принюхиваться к такому манящему запаху крови.
Варя заворочалась, задела, видимо, прокушенную Афиной руку, застонала. Вздрогнув от тихого звука, Пётр подошел к кровати, но решил не будить жену, пусть поспит ещё, пока он обдумывает, как начать серьёзный разговор. Князь тихо прикрыл дверь и направился в свои покои. За ним, слегка нахмурившись, засеменил дожидающийся хозяина с раннего утра Харитон.
- Баньку мне затопите. – Пётр опёрся о стену по обеим сторонам от зеркала и внимательно рассматривал своё лицо.
- Да как же с утра-то? Разве ж можно так!
- Баньку, Харитон!
- Будет сделано, ваше сиятельство! – старый слуга вышел с поклоном, но продолжал что-то возмущенно бухтеть под нос.
На столе лежало раскрытое письмо, прибывшее с фельдъегерской почтой: государь ждал князя Тумановского, попечителя железной дороги, для обсуждения вопросов строительства – вот-вот сойдёт снег, подготовка к прокладке новой ветки идёт полным ходом. Кроме того, царь требовал от Петра привезти старые его прожекты по обустройству вокзалов, заброшенные князем за ненадобностью куда-то на чердак. Чтобы успеть по весенней распутице к сроку, нужно выезжать сегодня-завтра. Жена не в том состоянии, чтобы отправляться в дорогу, стало быть, останется здесь одна, и это с её-то непоседливым нравом! Князь вздохнул, а ведь у неё день рождения скоро. Имя Александр дал дочери не по святцам, именины у Варвары в декабре да в июне, а вот день рождения в апреле, и именно его в семье Шупинских праздновали, презрев обычаи. А с подарком так ничего и не решено.
- Да, Алёша. – говорил Пётр значительно позже, вытягиваясь на полоке во весь рост, чтобы пар не так бил в голову. – Страшная женщина эта старостиха Марфа, да и поделом ей. А кузнецова жена что?
- Как удар хватил, так и лежит. Иван Степанович говорит, что и пары дней не проживет. Жалко.
- Кого тебе жалко?
- Ивана Степановича. – Тихонов потер шею. – Совсем покидает нас доктор. Улетает вольной птицею в город N-ск.
- Да ну! А как же в уезде без хорошего доктора?
- Говорит, что приехал сын его коллеги, немца, что при великих князьях лейб-медиком служил. Сын-то вольнодумством отличился во студенчестве, вот его с глаз долой и отправили.
- Как звать?
- Да кто ж его, Пётр Кириллович, упомнит. То ли Карл, то ли Фридрих, то ли Вильгельм. Обещались сегодня заехать, познакомиться.
- Ты по всем императорам прошелся или в запасе кто остался? – засмеялся князь и перевернулся на живот. – Бей меня, Алёша, бей, не жалей!
Управляющий поднялся и, перебрав несколько замоченных веников, достал самый к княжеской спине подходящий.
Какое-то время полежав с закрытыми глазами, Варя, наконец, решались пошевелиться. Посизевший от удара бок ныл, с израненных рук не сходила опухоль, да ещё и сны тревожные – никакого покоя. Петра рядом не было, хоть и спят они который день уже в одной постели, а все как чужой, боится глазами встретиться, прикоснуться. Издав короткий стон, молодая княгиня села. Сегодня приедет доктор, с которым ей непременно нужно поговорить о тётушке. Анастасия Григорьевна жаловалась в последнем письме на недомогания непонятного свойства. Сердце кольнуло – в углу, сжавшись в комочек, сидела девушка, лица которой за кровавыми брызгами невозможно было разглядеть, одни глаза белели на фоне темно-красных разводов.
- Нет, – замотала Варя головой, – нет, пожалуйста, не сейчас!
Но девушка не исчезала, в её взгляде, устремленном прямо и вверх перед собой, читался ужас.
- Благородный с виду! – с удивлением проговорила несчастная.
Наплевав на саднящую боль в обожженных ладонях, Варя сжала кулаки и заставила сдвинуться с места большую резную ширму, которая спрятала от глаз мертвую. Михаил что-то разбудил, неведомым образом научил, и Варя радовалась тому, что теперь может хоть частично управлять этим своим умением. Тихо заскреблась в дверь Глаша.
- Войди! – разрешила княгиня и с облегчением отдалась в умелые руки заботливой горничной.
- Где князь?
- В баньке с Тихоновым устроились. Чудно!
- Чудно. С утра и в баню? – Варя поморщилась, просовывая руки в рукава старомодного, но теплого салопа. – Впрочем, мне сейчас до того и дела нет. Что Прасковья, не приходила?
- Нет, прислала весточку, что дочка захворала. Да и Стёпка, пострел этакий, не больно-то домой и хочет. Нынче с утра уже на конюшне отирается.
- Умненький мальчик, уже и буквы, что я показывала, выучил.
- Не то! Захочешь тёплой жизни и не такой грамоты выучишь!
- Глаша!
- Так а я что? Я ж разве супротив вашей воли? Путь живёт. – горничная заговорщицки улыбнулась хозяйке. – А уж как его Агафья привечает! Где там Тихонову тягаться! Глядишь, откормит стряпуха наша Степку до круглых боков!
- Как Афинка? – вдруг сменила тему княгиня. – Чего глаза прячешь? Сдохла?
- Нет, Варвара Александровна, но псари говорят, что недолго уж ей осталось. Спрашивают, не придавить ли, чтобы не мучилась.
- Да как же придавить, Глашенька, она же спасительница моя! Завтракать не стану, пойдём сразу на псарню!
Тяжело дышавшая Афина лежала на подстилке из сена. Псари пожимали плечами, старались отойти подальше – все понимали, отчего княгиня носится с этой умирающей сукой. Не желая верить в очевидное, Варя упрямо допытывалась:
- Так что, Прокофий, что нужно?
Мужчина мял шапку в руках, не решаясь ответить. Борзую, коих князь весьма жаловал, он бы пристрелил сразу после пожара, чтобы мук таких безвинная животина не принимала. А тут барынина собака, так вот и поди, догадайся, как лучше поступить и как сказать.
- Так ить, ваше сиятельство, кончится она, со дня на день и кончится. С одного бока и вовсе же шкуры не осталось. Коли снегом не закидали бы, она прямо там и померла бы.
- Спасла она меня, в огонь за мной. – голос дрогнул, с длинных ресниц княгини сорвалась большая слеза. – Как же, голубчик, неужели никакого средства нет?
Прокофий развел руками. Но тут вперед вышел дряхлый, похожий на лесовика или слепого гусляра, что видела Варя в какой-то книге, старик.
- Дозвольте, Варвара Александровна, слово молвить?
- Дозволяю. – слегка улыбнувшись витиеватому обращению, ответила княгиня.
- В лесу за Макеевкой, – он только начал говорить, как Варя тут же заметила изменившиеся лица псарей, словно старик рассказывал ей нечто запретное, стыдное или страшное, – колдун живёт. Велесов помощник, знахарь. Уж сто лет как живёт, а может и поболее. Я еще у тятьки на коленях сидючи крошки со стола собирал, а он уже снадобья варил.
- Ты, Фаддей, барыне сказки не рассказывай! Помер, поди, твой колдун-столетник давно!
- Не, не помер! – старик покачал головой. – Слыхал я, что на Масленицу корову тельную отпоил. Теленок, вишь-ка, пал, а корова вон – бегает.
- И что знахарь этот? – не стерпела любопытная Глаша. – Вылечит Афину нашу?
- Ништо не вылечит, вылечит! Токмо к нему просто так не явишься. Не любит он гостей, не отопрётся. Ему сперва подарочек надобен.
- Это какой же?
- Да хоть калачик, хоть медку ложечка, всему рад, а вот потом и приходи с бедой – без подмоги не оставит.
- Я сбегаю, барышня! – горничная стрельнула глазами по сторонам и нагнулась к Варе. – Вас-то князь из дому вовсе не выпустит!
- Токмо хозяйка может просить за свою скотину. – покачал головой Фаддей. – Так вот уж у него заведено!
- Благодарю! – задумчиво ответила Варя и склонилась над собакой. – Финечка, ты только дождись!
- Барышня, – тронула хозяйку за плечо Глаша, – Иван Степанович, кажись, приехали для осмотру. Пора нам!
Обыкновенно после бани чувствовал себя Пётр Тумановский свежим и спокойным, однако в этот раз, едва завидев экипаж Ивана Степановича, напрягся. Получается, что Варя останется не просто одна, но и с новым доктором, о коем никто дельного ничего сказать не мог, а уж тем более рекомендовать. Тумановский прошелся по гостиной, задумчивым лицом своим пугая прислугу, и постарался выказать всё радушие, на которое был способен. Молодой высокий блондин, вошедший вместе с Иваном Степановичем на доктора похож вовсе не был, фигура его пристала больше воину, чем сидящему у постели больного врачевателю. Широкоплечий немец выглядел чудо как хорошо, и в этом Пётр отдавал гостю должное. Идеальные пропорции лица не выглядели излишне женственными или томными, напротив, это были черты мужчины, хорошо знающего себе цену, уверенного и немного надменного. «Этакий непременно должен нравиться дамам!» – решил про себя князь и отчего-то представил, как этот красавец накоротке беседует с Варей.
- Пётр Кириллович! Как поживаете, ожоги сходят? Как Варвара Александровна? Вот, разрешите представить вам заместителя моего, Якова Рудольфовича Цвингера!
Блондин поклонился без подобострастия, с интересом рассматривая хозяина огромного поместья. Завязался ничего не значащий разговор об общих столичных знакомых, погоде и практике Ивана Степановича, кою он с сожалением и надеждою оставляет на совесть и радение Якова Цвингера. Князь с гостями неспешно поднялись к комнате Вари и, постучав, вошли. После обмена любезностями и состоявшегося нового знакомства, доктора приступили к осмотру.
- Ну, что скажете, милостивый государь? – старый врач встал за спиною Якова.
- Полагаю, примочки мало в этом случае помогут. – закончив рассматривать ожоги и раны на руках больной, немец потер подбородок с хорошо заметной ямочкой. – Посоветовал бы мазь, что делают из плодов уральского золотого дерева. Ягоды его маслом своим ценны, хотя вкус имеют вовсе не привлекательный.
- Я знаю! Видела его – ветки с шипами, ягодками облепленные, а ягодки яркие, словно желток яичный. – воскликнула княгиня.
- Верно! – кивнул Цвингер, и Варя залюбовалась его открытой улыбкой.
- Где ж взять этого золотого дерева? – хмуро поинтересовался Пётр. – Разве купцам наказать привезти? Да когда ж доставят?
- Зачем же, – молодой доктор встал, повернулся и оказался в шаге и лицом к лицу с князем, – у меня с собой есть немного, припасено для случая. Вот он и вышел. – и обратился к Варе. – На днях завезу вам.
- Экая вы, голубушка, неугомонная! – Иван Степанович, чуя между мужчинами назревавшее не пойми с чего противостояние, похлопал по Вариной руке. – Дайте слово, что отныне будете жить спокойней обычного и в беды не попадать, а то никаких мазей не хватит ваши раны залечивать!
- Куда же вы собрались уезжать от нас, любезный доктор? – с сожалением спросила княгиня.
- А вот, изволите ли видеть, прямо в ваши родные пенаты – в N-ск!
- Это так кстати! Уж простите, что пользуюсь знакомством нашим, однако же тетя пишет, что заболела, а кому же поручить её, как не вам. – ещё не успев договорить, Варя вдруг поняла, что именно к тетушке и едет уездный врач. И болезнь Анастасии Григорьевны ни что иное, как повод зазвать к себе предмет сердечного интереса и оправдаться перед племянницей за сближение с ним. Тумановский ответил на вопросительный взгляд жены выразительным пожатием плеч. Мол, вот само все и устроилось, а ты переживала!
Прощаясь, Иван Степанович поцеловал пациентке руку, и то же самое совершенно неожиданно проделал и Цвингер. Ощутив на коже легкое касание его губ, Варя непроизвольно вздрогнула, почувствовала, как румянец заливает лицо, и наклонилась, скрывая яркий признак взволнованности. Князь не заметил этого момента, а пожилой доктор нахмурился: вот уже третий день он представляет Якова помещикам и их жёнам и везде наблюдает одну и ту же картину женского смущения.
Однако вовсе не это чувство испытывала Варя, а необъяснимую тревогу, что Цвингер что-то изменит в их с Петром судьбе. Новый доктор выходил из комнаты странной кошачьей походкой, которую видела девушка у северных охотников. Она потерла место поцелуя и предалась воспоминаниям об отце и тех коротких летних месяцах, в которые он брал дочь с собою.
Пётр, провожавший гостей, не мог объяснить нарастающего раздражения, попрощался сухо.
- Да! – вдруг обернулся уже выходящий на улицу доктор. – Слыхали ли вы про новых два убийства в уезде? Намедни ещё одно тело осматривали с Яковом Рудольфовичем – страшное, скажу я вам, убийство. Нечеловеческое!
- И кого убили?
- Первой белошвейку из вольных. Относила вечером заказ, так и попалась нелюдю. Говорят, приличная девушка, трудолюбивая, ни в чем предосудительном замечена не была. Вторая молодая совсем. – доктор вздохнул. – Настороже будьте. Хоть город и далеко, да для бешеной собаки семь верст – не крюк, знаете ли!
- Спасибо, что предупредили, Иван Степанович. – Пётр мрачнел всё больше, отъезд случился совершенно некстати.
Какое-то время еще постояв на крыльце и проводив уезжающих гостей взглядом, князь направился к жене. Предстоял нелегкий разговор.
Варя улыбнулась вошедшему мужу и похлопала рядом с собою. Князь послушно присел на кровать.
- Ты недоволен чем-то, Петр Кириллович?
- С чего же такая догадка?
- Хмур уже второй день. Я провинилась или что-то стряслось в имении?
- Мне нужно ехать в столицу, Варвара Александровна. – Пётр всматривался в глаза цвета болотной тины и отчаянно сопротивлялся тому, что предстояло сделать. В столицу его вовсе не тянуло, он лучше бы остался вот здесь, утонув в колдовских очах. – Вернусь нескоро. Предстоит инспекция стройки, да и от государя по собственному желанию не уедешь.
- Как же?! – растерянно спросила Варя. – И сколько ты там намереваешься пробыть?
- Полагаю, за полтора-два месяца дело будет улажено. Стану писать тебе при каждом случае, Варенька! Знай я, что ты могла бы перенести тяготы дороги, схватил в охапку бы и…
- Но я перенесу! – наклонилась Варя к мужу. – Я сегодня уж и на псарню ходила и сейчас весьма сносно себя чувствую! Мы завтра же с утра поедем вместе!
- Нет! Ты еще очень слаба, да и Афина твоя при смерти. – Пётр намеренно окоротил жену. – Не бросишь же ты верную собаку?
На днях он, любопытствуя, заглянул в приоткрытую по случайности дверь и увидел, как Глафира меняет жене рубашку. Черно-синий с зеленоватыми краями синяк, уродовавший бок прекрасного тела, заставил князя пережить угрызения совести. Бедная девочка страдает от боли, едва повернувшись в кровати или потянув руку, а он только и ждёт, чтобы снова обладать своей красавицей.
- Но как я без тебя останусь? – нижняя губка без всякого ведома хозяйки надулась и покраснела, и Пётр, едва сдержал себя от поцелуя.
- Хочешь, выпишем твою тётушку?
- Нет-нет, теперь никак нельзя разрушать её возможное счастье.
- Вспомни, душа моя, как ты не ценишь светского общества. Ты сама рассказывала о невыносимых вечерах и званых ужинах. А в Петербурге княгиня Тумановская станет нарасхват – сезон ещё далеко не окончен.
- Да разве дело в вечерах, Петя?
- Позаботься об имении, Тихонов тебе поможет немного освоить премудрость управления. Покажет счётные книги.
***
Варя заворочалась, задела, видимо, прокушенную Афиной руку, застонала. Вздрогнув от тихого звука, Пётр подошел к кровати, но решил не будить жену, пусть поспит ещё, пока он обдумывает, как начать серьёзный разговор. Князь тихо прикрыл дверь и направился в свои покои. За ним, слегка нахмурившись, засеменил дожидающийся хозяина с раннего утра Харитон.
- Баньку мне затопите. – Пётр опёрся о стену по обеим сторонам от зеркала и внимательно рассматривал своё лицо.
- Да как же с утра-то? Разве ж можно так!
- Баньку, Харитон!
- Будет сделано, ваше сиятельство! – старый слуга вышел с поклоном, но продолжал что-то возмущенно бухтеть под нос.
На столе лежало раскрытое письмо, прибывшее с фельдъегерской почтой: государь ждал князя Тумановского, попечителя железной дороги, для обсуждения вопросов строительства – вот-вот сойдёт снег, подготовка к прокладке новой ветки идёт полным ходом. Кроме того, царь требовал от Петра привезти старые его прожекты по обустройству вокзалов, заброшенные князем за ненадобностью куда-то на чердак. Чтобы успеть по весенней распутице к сроку, нужно выезжать сегодня-завтра. Жена не в том состоянии, чтобы отправляться в дорогу, стало быть, останется здесь одна, и это с её-то непоседливым нравом! Князь вздохнул, а ведь у неё день рождения скоро. Имя Александр дал дочери не по святцам, именины у Варвары в декабре да в июне, а вот день рождения в апреле, и именно его в семье Шупинских праздновали, презрев обычаи. А с подарком так ничего и не решено.
- Да, Алёша. – говорил Пётр значительно позже, вытягиваясь на полоке во весь рост, чтобы пар не так бил в голову. – Страшная женщина эта старостиха Марфа, да и поделом ей. А кузнецова жена что?
- Как удар хватил, так и лежит. Иван Степанович говорит, что и пары дней не проживет. Жалко.
- Кого тебе жалко?
- Ивана Степановича. – Тихонов потер шею. – Совсем покидает нас доктор. Улетает вольной птицею в город N-ск.
- Да ну! А как же в уезде без хорошего доктора?
- Говорит, что приехал сын его коллеги, немца, что при великих князьях лейб-медиком служил. Сын-то вольнодумством отличился во студенчестве, вот его с глаз долой и отправили.
- Как звать?
- Да кто ж его, Пётр Кириллович, упомнит. То ли Карл, то ли Фридрих, то ли Вильгельм. Обещались сегодня заехать, познакомиться.
- Ты по всем императорам прошелся или в запасе кто остался? – засмеялся князь и перевернулся на живот. – Бей меня, Алёша, бей, не жалей!
Управляющий поднялся и, перебрав несколько замоченных веников, достал самый к княжеской спине подходящий.
***
Какое-то время полежав с закрытыми глазами, Варя, наконец, решались пошевелиться. Посизевший от удара бок ныл, с израненных рук не сходила опухоль, да ещё и сны тревожные – никакого покоя. Петра рядом не было, хоть и спят они который день уже в одной постели, а все как чужой, боится глазами встретиться, прикоснуться. Издав короткий стон, молодая княгиня села. Сегодня приедет доктор, с которым ей непременно нужно поговорить о тётушке. Анастасия Григорьевна жаловалась в последнем письме на недомогания непонятного свойства. Сердце кольнуло – в углу, сжавшись в комочек, сидела девушка, лица которой за кровавыми брызгами невозможно было разглядеть, одни глаза белели на фоне темно-красных разводов.
- Нет, – замотала Варя головой, – нет, пожалуйста, не сейчас!
Но девушка не исчезала, в её взгляде, устремленном прямо и вверх перед собой, читался ужас.
- Благородный с виду! – с удивлением проговорила несчастная.
Наплевав на саднящую боль в обожженных ладонях, Варя сжала кулаки и заставила сдвинуться с места большую резную ширму, которая спрятала от глаз мертвую. Михаил что-то разбудил, неведомым образом научил, и Варя радовалась тому, что теперь может хоть частично управлять этим своим умением. Тихо заскреблась в дверь Глаша.
- Войди! – разрешила княгиня и с облегчением отдалась в умелые руки заботливой горничной.
- Где князь?
- В баньке с Тихоновым устроились. Чудно!
- Чудно. С утра и в баню? – Варя поморщилась, просовывая руки в рукава старомодного, но теплого салопа. – Впрочем, мне сейчас до того и дела нет. Что Прасковья, не приходила?
- Нет, прислала весточку, что дочка захворала. Да и Стёпка, пострел этакий, не больно-то домой и хочет. Нынче с утра уже на конюшне отирается.
- Умненький мальчик, уже и буквы, что я показывала, выучил.
- Не то! Захочешь тёплой жизни и не такой грамоты выучишь!
- Глаша!
- Так а я что? Я ж разве супротив вашей воли? Путь живёт. – горничная заговорщицки улыбнулась хозяйке. – А уж как его Агафья привечает! Где там Тихонову тягаться! Глядишь, откормит стряпуха наша Степку до круглых боков!
- Как Афинка? – вдруг сменила тему княгиня. – Чего глаза прячешь? Сдохла?
- Нет, Варвара Александровна, но псари говорят, что недолго уж ей осталось. Спрашивают, не придавить ли, чтобы не мучилась.
- Да как же придавить, Глашенька, она же спасительница моя! Завтракать не стану, пойдём сразу на псарню!
Тяжело дышавшая Афина лежала на подстилке из сена. Псари пожимали плечами, старались отойти подальше – все понимали, отчего княгиня носится с этой умирающей сукой. Не желая верить в очевидное, Варя упрямо допытывалась:
- Так что, Прокофий, что нужно?
Мужчина мял шапку в руках, не решаясь ответить. Борзую, коих князь весьма жаловал, он бы пристрелил сразу после пожара, чтобы мук таких безвинная животина не принимала. А тут барынина собака, так вот и поди, догадайся, как лучше поступить и как сказать.
- Так ить, ваше сиятельство, кончится она, со дня на день и кончится. С одного бока и вовсе же шкуры не осталось. Коли снегом не закидали бы, она прямо там и померла бы.
- Спасла она меня, в огонь за мной. – голос дрогнул, с длинных ресниц княгини сорвалась большая слеза. – Как же, голубчик, неужели никакого средства нет?
Прокофий развел руками. Но тут вперед вышел дряхлый, похожий на лесовика или слепого гусляра, что видела Варя в какой-то книге, старик.
- Дозвольте, Варвара Александровна, слово молвить?
- Дозволяю. – слегка улыбнувшись витиеватому обращению, ответила княгиня.
- В лесу за Макеевкой, – он только начал говорить, как Варя тут же заметила изменившиеся лица псарей, словно старик рассказывал ей нечто запретное, стыдное или страшное, – колдун живёт. Велесов помощник, знахарь. Уж сто лет как живёт, а может и поболее. Я еще у тятьки на коленях сидючи крошки со стола собирал, а он уже снадобья варил.
- Ты, Фаддей, барыне сказки не рассказывай! Помер, поди, твой колдун-столетник давно!
- Не, не помер! – старик покачал головой. – Слыхал я, что на Масленицу корову тельную отпоил. Теленок, вишь-ка, пал, а корова вон – бегает.
- И что знахарь этот? – не стерпела любопытная Глаша. – Вылечит Афину нашу?
- Ништо не вылечит, вылечит! Токмо к нему просто так не явишься. Не любит он гостей, не отопрётся. Ему сперва подарочек надобен.
- Это какой же?
- Да хоть калачик, хоть медку ложечка, всему рад, а вот потом и приходи с бедой – без подмоги не оставит.
- Я сбегаю, барышня! – горничная стрельнула глазами по сторонам и нагнулась к Варе. – Вас-то князь из дому вовсе не выпустит!
- Токмо хозяйка может просить за свою скотину. – покачал головой Фаддей. – Так вот уж у него заведено!
- Благодарю! – задумчиво ответила Варя и склонилась над собакой. – Финечка, ты только дождись!
- Барышня, – тронула хозяйку за плечо Глаша, – Иван Степанович, кажись, приехали для осмотру. Пора нам!
***
Обыкновенно после бани чувствовал себя Пётр Тумановский свежим и спокойным, однако в этот раз, едва завидев экипаж Ивана Степановича, напрягся. Получается, что Варя останется не просто одна, но и с новым доктором, о коем никто дельного ничего сказать не мог, а уж тем более рекомендовать. Тумановский прошелся по гостиной, задумчивым лицом своим пугая прислугу, и постарался выказать всё радушие, на которое был способен. Молодой высокий блондин, вошедший вместе с Иваном Степановичем на доктора похож вовсе не был, фигура его пристала больше воину, чем сидящему у постели больного врачевателю. Широкоплечий немец выглядел чудо как хорошо, и в этом Пётр отдавал гостю должное. Идеальные пропорции лица не выглядели излишне женственными или томными, напротив, это были черты мужчины, хорошо знающего себе цену, уверенного и немного надменного. «Этакий непременно должен нравиться дамам!» – решил про себя князь и отчего-то представил, как этот красавец накоротке беседует с Варей.
- Пётр Кириллович! Как поживаете, ожоги сходят? Как Варвара Александровна? Вот, разрешите представить вам заместителя моего, Якова Рудольфовича Цвингера!
Блондин поклонился без подобострастия, с интересом рассматривая хозяина огромного поместья. Завязался ничего не значащий разговор об общих столичных знакомых, погоде и практике Ивана Степановича, кою он с сожалением и надеждою оставляет на совесть и радение Якова Цвингера. Князь с гостями неспешно поднялись к комнате Вари и, постучав, вошли. После обмена любезностями и состоявшегося нового знакомства, доктора приступили к осмотру.
- Ну, что скажете, милостивый государь? – старый врач встал за спиною Якова.
- Полагаю, примочки мало в этом случае помогут. – закончив рассматривать ожоги и раны на руках больной, немец потер подбородок с хорошо заметной ямочкой. – Посоветовал бы мазь, что делают из плодов уральского золотого дерева. Ягоды его маслом своим ценны, хотя вкус имеют вовсе не привлекательный.
- Я знаю! Видела его – ветки с шипами, ягодками облепленные, а ягодки яркие, словно желток яичный. – воскликнула княгиня.
- Верно! – кивнул Цвингер, и Варя залюбовалась его открытой улыбкой.
- Где ж взять этого золотого дерева? – хмуро поинтересовался Пётр. – Разве купцам наказать привезти? Да когда ж доставят?
- Зачем же, – молодой доктор встал, повернулся и оказался в шаге и лицом к лицу с князем, – у меня с собой есть немного, припасено для случая. Вот он и вышел. – и обратился к Варе. – На днях завезу вам.
- Экая вы, голубушка, неугомонная! – Иван Степанович, чуя между мужчинами назревавшее не пойми с чего противостояние, похлопал по Вариной руке. – Дайте слово, что отныне будете жить спокойней обычного и в беды не попадать, а то никаких мазей не хватит ваши раны залечивать!
- Куда же вы собрались уезжать от нас, любезный доктор? – с сожалением спросила княгиня.
- А вот, изволите ли видеть, прямо в ваши родные пенаты – в N-ск!
- Это так кстати! Уж простите, что пользуюсь знакомством нашим, однако же тетя пишет, что заболела, а кому же поручить её, как не вам. – ещё не успев договорить, Варя вдруг поняла, что именно к тетушке и едет уездный врач. И болезнь Анастасии Григорьевны ни что иное, как повод зазвать к себе предмет сердечного интереса и оправдаться перед племянницей за сближение с ним. Тумановский ответил на вопросительный взгляд жены выразительным пожатием плеч. Мол, вот само все и устроилось, а ты переживала!
Прощаясь, Иван Степанович поцеловал пациентке руку, и то же самое совершенно неожиданно проделал и Цвингер. Ощутив на коже легкое касание его губ, Варя непроизвольно вздрогнула, почувствовала, как румянец заливает лицо, и наклонилась, скрывая яркий признак взволнованности. Князь не заметил этого момента, а пожилой доктор нахмурился: вот уже третий день он представляет Якова помещикам и их жёнам и везде наблюдает одну и ту же картину женского смущения.
Однако вовсе не это чувство испытывала Варя, а необъяснимую тревогу, что Цвингер что-то изменит в их с Петром судьбе. Новый доктор выходил из комнаты странной кошачьей походкой, которую видела девушка у северных охотников. Она потерла место поцелуя и предалась воспоминаниям об отце и тех коротких летних месяцах, в которые он брал дочь с собою.
Пётр, провожавший гостей, не мог объяснить нарастающего раздражения, попрощался сухо.
- Да! – вдруг обернулся уже выходящий на улицу доктор. – Слыхали ли вы про новых два убийства в уезде? Намедни ещё одно тело осматривали с Яковом Рудольфовичем – страшное, скажу я вам, убийство. Нечеловеческое!
- И кого убили?
- Первой белошвейку из вольных. Относила вечером заказ, так и попалась нелюдю. Говорят, приличная девушка, трудолюбивая, ни в чем предосудительном замечена не была. Вторая молодая совсем. – доктор вздохнул. – Настороже будьте. Хоть город и далеко, да для бешеной собаки семь верст – не крюк, знаете ли!
- Спасибо, что предупредили, Иван Степанович. – Пётр мрачнел всё больше, отъезд случился совершенно некстати.
Какое-то время еще постояв на крыльце и проводив уезжающих гостей взглядом, князь направился к жене. Предстоял нелегкий разговор.
Варя улыбнулась вошедшему мужу и похлопала рядом с собою. Князь послушно присел на кровать.
- Ты недоволен чем-то, Петр Кириллович?
- С чего же такая догадка?
- Хмур уже второй день. Я провинилась или что-то стряслось в имении?
- Мне нужно ехать в столицу, Варвара Александровна. – Пётр всматривался в глаза цвета болотной тины и отчаянно сопротивлялся тому, что предстояло сделать. В столицу его вовсе не тянуло, он лучше бы остался вот здесь, утонув в колдовских очах. – Вернусь нескоро. Предстоит инспекция стройки, да и от государя по собственному желанию не уедешь.
- Как же?! – растерянно спросила Варя. – И сколько ты там намереваешься пробыть?
- Полагаю, за полтора-два месяца дело будет улажено. Стану писать тебе при каждом случае, Варенька! Знай я, что ты могла бы перенести тяготы дороги, схватил в охапку бы и…
- Но я перенесу! – наклонилась Варя к мужу. – Я сегодня уж и на псарню ходила и сейчас весьма сносно себя чувствую! Мы завтра же с утра поедем вместе!
- Нет! Ты еще очень слаба, да и Афина твоя при смерти. – Пётр намеренно окоротил жену. – Не бросишь же ты верную собаку?
На днях он, любопытствуя, заглянул в приоткрытую по случайности дверь и увидел, как Глафира меняет жене рубашку. Черно-синий с зеленоватыми краями синяк, уродовавший бок прекрасного тела, заставил князя пережить угрызения совести. Бедная девочка страдает от боли, едва повернувшись в кровати или потянув руку, а он только и ждёт, чтобы снова обладать своей красавицей.
- Но как я без тебя останусь? – нижняя губка без всякого ведома хозяйки надулась и покраснела, и Пётр, едва сдержал себя от поцелуя.
- Хочешь, выпишем твою тётушку?
- Нет-нет, теперь никак нельзя разрушать её возможное счастье.
- Вспомни, душа моя, как ты не ценишь светского общества. Ты сама рассказывала о невыносимых вечерах и званых ужинах. А в Петербурге княгиня Тумановская станет нарасхват – сезон ещё далеко не окончен.
- Да разве дело в вечерах, Петя?
- Позаботься об имении, Тихонов тебе поможет немного освоить премудрость управления. Покажет счётные книги.
