Она забивала рот и нос, оседала на зубах, проникала в легкие и желудок, заполняя их. Воздуха катастрофически не хватало. И хоть я знала, что каждая новая попытка вдохнуть – приближение конца, все равно ничего не могла с собой поделать. Захлебывалась в протухшей воде, извивалась точно гусеница, в тщетной попытке избавиться от прочных пут…
Не получалось.
Меня все глубже и глубже затягивало в бездну.
Спасения не было.
Ноги налились свинцом и стали настолько тяжелы, что нельзя было пошевелить даже пальцем. Холодно было. Тело онемело. В ушах нарастал гул. В груди болело…
Воздух заканчивался…
Бледный диск луны, просвечивающийся сквозь мутную темную толщу воды стал удаляться. Он все бледнел и бледнел, пока не исчез совсем.
Надежды на спасение не было. Перед глазами все быстрее кружились разноцветные мошки, тело не слушалось… Я погружалась на дно.
Резкий противный звук, совершенно не подходящий ситуации в целом, вдруг пробился сквозь шум в ушах. Я отмахнулась от него, дернула рукой и…
Проснулась. Резко села на кровати и сделала глубокий вдох. Закашлялась. Легкие горели огнем, будто бы я на самом деле только что провела под водой какое-то время без возможности вдохнуть. В ушах шумело, перед глазами плавали радужные круги… и звук… Слишком громкий надрывный звук все никак не стихал.
Я обхватила колени руками, уперлась в них лбом и глубоко размерено задышала, пытаясь восстановить сердцебиение. Не получалось.
Сердце колотилось, словно после быстрого бега, дыхание вырывалось с хрипами, сухой кашель терзал гортань. И этот звук… он раздражал, как песок в кроссовках.
Я закрыла ладонями уши и закричала. Громко. Надрывно. Вкладывая в этот вопль весь пережитый ужас, отчаяние, что скопилось в душе. Кричала, не обращая внимания на то, что в горле огнем горит. Даже не задумывалась о том, что сейчас ночь и соседи спят, не подозревая о том, какое пробуждение их ждет. Кричала, пытаясь выплеснуть всю боль, что вот уже семнадцать лет живет в моем сердце.
Стало легче. Немного.
Отняв ладони от ушей, потерла ими лицо и запустила пальцы в волосы. Сердцебиение стало успокаиваться. Если бы еще не это дребезжание.
Я распахнула глаза и огляделась вокруг. Помотала головой, избавляясь от остатков кошмара, и опознала противный звон. Телефон. Обычный телефонный звонок, раздавшийся в тишине ночи, заставил меня вынырнуть из повторяющегося на протяжении последних семнадцати лет кошмара.
Глубоко вздохнув в очередной раз, я потянулась к тумбочке у кровати, чтобы ответить на звонок.
- Севастьян, - собственный голос показался чужим, совершенно незнакомым, слишком хриплым и походил больше на воронье карканье.
- Десять минут на сборы, - раздалось из трубки и тут же последовали короткие гудки.
Я выругалась в голос и уронила телефон на развороченную постель. Закрыла глаза на несколько секунд и снова прижалась лбом к согнутым в коленях ногам. Сердце гулко ухало в груди, в ушах по-прежнему шумело, хоть и шум этот стал несколько тише, чем еще секунды назад.
Я могла бы просидеть так вечность, прижимаясь щекой к коленям, слушая, как стихает стук сердца, как расслабляются сведенные судорогой мышцы, как постепенно проходит страх и пропадает наваждение.
Но времени не было. Стоило поспешить. Звонил мой непосредственный начальник – Рейз Старински. И если через десять минут я не буду готова – поеду как есть, в белье и растрепанная.
Служебный автомобиль припарковался за секунду до того, как я выскочила из подъезда. За рулем сидел штатный водитель, а на заднем сидении я рассмотрела еще одну мужскую фигуру.
- Доброе утро! – громко и как-то нарочито весело поздоровался со мной Дэн. – Как спалось?
Он всегда был весел. Смеялся, шутил, рассказывал анекдоты. Казалось, в нашем сумасшедшем мире не может произойти ничего, на что бы Дэн не ответил прибауткой. Этот мужчина словно светился изнутри, излучая тепло и веселье. Ему хотелось улыбаться в ответ, даже если на душе было погано и поводов для радости совершенно не находилось. К нему тянулись люди, его все любили, хотели с ним дружить, спрашивали у него совета по любому поводу, хоть и никогда не претворяли эти пожелания в жизнь. Потому что, какой совет может дать тот, кто никогда не бывает серьезным?
Но легкомыслие Дэна никогда никого не задевало. Наоборот, он словно скрашивал нашу суровую реальность, приносил в нее кусочек летнего солнца, тепла, доброты.
«Солнечный мальчик» называли его в отделе и недоумевали, каким ветром такого красавчика занесло в инквизицию. Казалось, нет на свете ничего такого, что могло бы стереть улыбку с его привлекательного лица. Дэн умел рассмешить. Наверное, именно поэтому я и решилась на отношения с ним. Слишком мало радости было в моей жизни. До него. С ним стало не намного больше, но я грелась в его тепле, наивно надеясь на то, что ледяная кромка, окутывающая мое сердце все же даст трещину, а то и вовсе растает.
- Не в духе? – поинтересовался Дэн, откидываясь на спинку сидения.
- Время видел? – прохрипела я в ответ и закрыла глаза. Разговаривать не хотелось, сорванное горло болело, а на душе было муторно, тяжело, словно бы я похоронила кого-то близкого. Только вот это ощущение не соответствовало действительности – никого из близких и родных у меня уже давно не осталось.
Распахнув глаза, посмотрела в окно. Скривилась. Наблюдать за проносящимися за окном ночными видами Ниаверы не было никакого желания. Во рту все еще держался мерзкий привкус тухлой воды, с которым не смогли справиться ни зубная паста, ни спрей для полости рта. В груди болело, а голова была тяжелой. Я похлопала по карманам, рассчитывая отыскать завалявшуюся пачку жевательной резинки, но ее не оказалось, что еще больше подпортило и без того отвратительное настроение. Дэн понял, что ко мне лучше не приставать с разговорами и больше ничего не говорил, тихонько насвистывая себе под нос какой-то незамысловатый мотивчик, смотрел в окно со своей стороны.
Я в очередной раз поморщилась от неприятного привкуса, попыталась сглотнуть, но во рту пересохло. Ладно, все это мелочи, с которыми можно если не смириться, то, по крайней мере, не обращать внимания. Решительно тряхнув волосами, я обернулась к напарнику. Слабый голубоватый свет в салоне освещал лицо Дэна, и на миг мне показалось, что рядом со мной сидит странное, потустороннее существо, а вовсе не молодой и привлекательный мужчина. Кожа приобрела сероватый оттенок и натянулась на заостренных скулах настолько, что казалось, вот-вот прорвется и наружу выступят острые кости. На лысом черепе плясали тени, крылья носа хищно раздувались, глаза, обведенные почти черными кругами, напоминали две темные бездны, не имеющие дна. Вокруг этого существа, расплываясь и нечетко повторяя контуры тела, расплывалось чернильное пятно. Будто сама тьма рвалась наружу.
В черной бездне глаз вдруг загорелся огонек. Словно болотник, он мигнул и пропал, чтобы вскоре появиться снова.
Сердце екнуло, дрожь пронеслась по моему телу, а рука непроизвольно потянулась к поясу, где было пристегнуто табельное оружие.
Но сделать я ничего не успела. В следующее мгновение наваждение пропало. Я зажмурилась на миг, а когда снова распахнула глаза, не сдержала облегченного выдоха. Передо мной сидел все тот же Дэн. Веселый, неунывающий, бесшабашный Дэн. И он с легким удивлением в карих глазах смотрел на меня, словно бы спрашивая взглядом: «Что случилось?»
- Куда едем? - решила нарушить затянувшееся молчание. Голос не слушался и в конце этой короткой фразы, я закашлялась.
- Ты не знаешь? – удивленно воскликнул Дэн и тут же, покачал головой с неодобрением. – Ну, Старински, верен себе, как и всегда.
- На то он и начальник, - хмуро пробурчала я, негодуя на собственное поведение. Становлюсь слишком мнительной и чересчур импульсивной. Для инквизитора это непозволительная роскошь. – Так что стряслось такого, что подняли по тревоге?
- Так не в первый же раз, - пожал плечами Дэн. – За эту неделю уже вторая зачистка.
- Ты мне зубы не заговаривай, - резко осадила я. – К чему мне готовиться?
- Едем брать Марка, мать. Так что готовься… ко всему готовься. Сама знаешь, эта тварь верткая. И зубастая.
- Ого, - впечатлилась я, отворачиваясь от Дэна.
В окно смотреть не хотелось – чего я там не видала глухой ночью, а вот поразмыслить следовало.
Марк – это не просто какой-нибудь заштатный колдунишка или доморощенный некромант, коих в последнее время развелось столько, что плюнуть некуда. Эта рыбка покрупнее будет. Настоящая акула, безжалостная и кровожадная. Ему и годков-то уж, поди, за сотню перевалило, ну, по крайней мере, в ориентировке указывают: «возраст неустановлен, предположительно долгожитель». И это говорит уже само за себя. Поскольку, чем старше тварь, тем она опытнее, а значит сильнее и хитрее. Да и потом, Марка этого, уже не один раз взять пытались – все без толку. Силен, гад, и не отягощен моральными принципами. В той же ориентировке черным по белому указано: «по возможности, живым не брать». Что и неудивительно, поскольку кому захочется охранять такую мразь, да и где его содержать? Тюрем, способных удержать настолько сильного колдуна, в инквизиции не предусмотрено. Наши клиенты все как один смертники и после допроса отправляются прямиком на эшафот. Исключения бывают так редко, что их можно посчитать по пальцам одной руки.
- Как на него вышли? – поинтересовалась я. Да, признаюсь, меня мучило любопытство, потому как за этой тварью столько лет уже инквизиторы по всему миру гонялись, а все никак не могли не то, чтобы взять – даже обнаружить не получалось.
- Да, не поверишь! – воскликнул Дэн. – По наводке. Наши два дня назад зачищали Живенское кладбище, обнаружили там вспышку аномальной активности. Приехали, а там… дети. Как есть, сосунки, старшему не больше шестнадцати, а все туда же – в некроманты великие метил. Кошек резал, да курам головы сворачивал, рассчитывая силу великую обрести. – Был у моего напарника один огромный недостаток – нормально рассказывать он не умел. Обязательно нужно было вклинить в разговор кучу пояснений, выводов, никому не нужных деталей, собственных размышлений. Вот и сейчас он заливался соловьем, в красках описывая, как силовики приехали на Живенское кладбище, как стали сужать контур, как шаг за шагом приближались к центру – тому самому алтарю, на котором, согласно правилам, совершалось жертвоприношение. – И вот идут они, значит, идут. И все недоумевают, что не так? По всем признакам обряд проводится, воняет так, что хоть фильтры в нос вставляй, а ни гули, ни какая другая мерзость под ноги не бросается.
Я почти не слушала, но и не перебивала напарника. Больше думала о своем. О том, что в последнее время все чаще и чаще, нам стали попадаться вот таки мальчишки, которые даже не понимали до конца, что именно делают. Силу хотят получить и режут для этого на кладбищах собак бездомных и кошек, петухов черных выискивают по округе. А когда подобные ритуалы не приносят никакого эффекта, многие из них переключаются на людей. И вот с этого-то все начинается. Ради силы и власти они готовы пойти не просто на убийство, они способны выпустить кишки своему другу или брату, отцу или матери. И чем дороже жертва, тем больше силы ты получишь в результате. И ведь есть же такие, кто идет на это. По собственной воле идет.
Мерзко.
Я потерла лицо ладонями, отгоняя наваждение.
Как же все это мерзко.
- Ну и вот, один из этих детишек оказался тем еще мерзким колдуном. Он-то и рассказал, что Марк будет сегодня проводить посвящение для своих последователей. На рассвете.
- Вот так просто взял и рассказал? – я недоверчиво приподняла одну бровь. – И вы тут же решили поднять отдел по тревоге? А если это ловушка? Ну, или некромант этот доморощенный солгал?
- Ну, - немного обижено протянул Дэн, кусая нижнюю губу, - сама знаешь, что просто так они не говорят. У нас в допросной, - тут Дэн поморщился. Никто из нас не любил говорить об этой стороне инквизиции, - и не такие раскалывались. И потом, решение о выезде опергруппы принимал не я, а Старински. А его приказы, как ты знаешь, не обсуждаются. А во-вторых, да проверили информацию, проверили! На само место не совались, конечно, чтобы не спугнуть, но фон вокруг замерили и все остальные экспертизы провели – там явно что-то затевается. Да и потом, ты и сама знаешь, что сегодня за ночь. Так что осечек быть не должно.
Я только тихонько вздохнула, настраиваясь внутренне на грязную работу. Несколько лет назад, когда я только закончила Школу инквизиторов и пришла работать в отдел, ходили слухи, о запрете для оперативников выезжать на задержания и зачистку. Наше дело – искать гадость, выявлять ее, определять, где и когда появится очередной нарост. А вот вскрывать эти самые наросты, да выжигать их – это уже дело не наше. Для этого в инквизиции силовики имеются – им сами боги велели заниматься уже непосредственно ликвидацией. На то они и силовики, и отбор туда идет совершенно не по тем критериям, что в наш отдел. Они даже в Школе на особом счету были и обучались отдельно от остальных. У силовиков, физическая подготовка была на первом месте и самом высшем уровне, а уже потом все остальное.
Да только толку с тех разговоров, так и не вышло. Как выезжали мы на зачистки, так и продолжаем выезжать. И гибнем чаще, чем силовики. Потому что все мы люди. Обычные люди, без всяких там сверхспособностей. Я вздохнула в очередной раз. Потерла плечо, раненное несколько месяцев назад. Рана затянулась, оставив тонкий белый шрам, но иной раз давала о себе знать.
- Приехали, - оповестил нас водитель, приглушая мотор и выключая фары. Все правильно – дальше только приборы ночного видения и собственные ноги. А то еще спугнем нечисть, засевшую в кустах.
Это была не первая моя вылазка. И далеко не последняя. Я и раньше выезжала на зачистки в логова оборотней, да и некромантов за время моей службы в инквизиции было у меня не мало. Ведьм, пойманных за четыре года службы, даже считать перестала, поскольку эту гадость мы ловили пачками. И так же, пачками, уничтожали.
Но именно в эту ночь все пошло не так.
Новолуние. То самое время, когда из своих нор выползает вся мерзость, которую скрывает в недрах своих мачеха наша, земля. Самая благоприятная ночь для многих ритуалов и жертвоприношений. Та самая ночь, которую ведьмы используют, чтобы войти в силу.
Невдалеке уже стояла группка людей – все из нашего отдела, немного в стороне от них готовились к штурму силовики. Эти вели себя тихо, не переговаривались, не перебрасывались шуточками, проверяли обмундирование и вооружение.
Мы приблизились к своим. Высокий мужчина, стоящий к нам спиной, обернулся. Рейз Старински, начальник оперативного отдела. Его высокая, атлетически сложенная фигура особо выделялась на фоне остальных.
Высокий, широкоплечий, весь какой-то гибкий, и в то же время в нем чувствовался стальной стержень, нечто несгибаемое. Возможно, это был отпечаток власти, высокого положения, ответственности, накладываемой занимаемой должностью, не знаю. Словно поцелованный властью.
Он заметил нас, кивнул и продолжил раздавать инструкции. Я заслушалась. Голос ровный, спокойный, но уверенный. И от каждого его слова по жилам словно тепло разливается, а все страхи и сомнения отходят на задний план.
Не получалось.
Меня все глубже и глубже затягивало в бездну.
Спасения не было.
Ноги налились свинцом и стали настолько тяжелы, что нельзя было пошевелить даже пальцем. Холодно было. Тело онемело. В ушах нарастал гул. В груди болело…
Воздух заканчивался…
Бледный диск луны, просвечивающийся сквозь мутную темную толщу воды стал удаляться. Он все бледнел и бледнел, пока не исчез совсем.
Надежды на спасение не было. Перед глазами все быстрее кружились разноцветные мошки, тело не слушалось… Я погружалась на дно.
Резкий противный звук, совершенно не подходящий ситуации в целом, вдруг пробился сквозь шум в ушах. Я отмахнулась от него, дернула рукой и…
Проснулась. Резко села на кровати и сделала глубокий вдох. Закашлялась. Легкие горели огнем, будто бы я на самом деле только что провела под водой какое-то время без возможности вдохнуть. В ушах шумело, перед глазами плавали радужные круги… и звук… Слишком громкий надрывный звук все никак не стихал.
Я обхватила колени руками, уперлась в них лбом и глубоко размерено задышала, пытаясь восстановить сердцебиение. Не получалось.
Сердце колотилось, словно после быстрого бега, дыхание вырывалось с хрипами, сухой кашель терзал гортань. И этот звук… он раздражал, как песок в кроссовках.
Я закрыла ладонями уши и закричала. Громко. Надрывно. Вкладывая в этот вопль весь пережитый ужас, отчаяние, что скопилось в душе. Кричала, не обращая внимания на то, что в горле огнем горит. Даже не задумывалась о том, что сейчас ночь и соседи спят, не подозревая о том, какое пробуждение их ждет. Кричала, пытаясь выплеснуть всю боль, что вот уже семнадцать лет живет в моем сердце.
Стало легче. Немного.
Отняв ладони от ушей, потерла ими лицо и запустила пальцы в волосы. Сердцебиение стало успокаиваться. Если бы еще не это дребезжание.
Я распахнула глаза и огляделась вокруг. Помотала головой, избавляясь от остатков кошмара, и опознала противный звон. Телефон. Обычный телефонный звонок, раздавшийся в тишине ночи, заставил меня вынырнуть из повторяющегося на протяжении последних семнадцати лет кошмара.
Глубоко вздохнув в очередной раз, я потянулась к тумбочке у кровати, чтобы ответить на звонок.
- Севастьян, - собственный голос показался чужим, совершенно незнакомым, слишком хриплым и походил больше на воронье карканье.
- Десять минут на сборы, - раздалось из трубки и тут же последовали короткие гудки.
Я выругалась в голос и уронила телефон на развороченную постель. Закрыла глаза на несколько секунд и снова прижалась лбом к согнутым в коленях ногам. Сердце гулко ухало в груди, в ушах по-прежнему шумело, хоть и шум этот стал несколько тише, чем еще секунды назад.
Я могла бы просидеть так вечность, прижимаясь щекой к коленям, слушая, как стихает стук сердца, как расслабляются сведенные судорогой мышцы, как постепенно проходит страх и пропадает наваждение.
Но времени не было. Стоило поспешить. Звонил мой непосредственный начальник – Рейз Старински. И если через десять минут я не буду готова – поеду как есть, в белье и растрепанная.
Служебный автомобиль припарковался за секунду до того, как я выскочила из подъезда. За рулем сидел штатный водитель, а на заднем сидении я рассмотрела еще одну мужскую фигуру.
- Доброе утро! – громко и как-то нарочито весело поздоровался со мной Дэн. – Как спалось?
Он всегда был весел. Смеялся, шутил, рассказывал анекдоты. Казалось, в нашем сумасшедшем мире не может произойти ничего, на что бы Дэн не ответил прибауткой. Этот мужчина словно светился изнутри, излучая тепло и веселье. Ему хотелось улыбаться в ответ, даже если на душе было погано и поводов для радости совершенно не находилось. К нему тянулись люди, его все любили, хотели с ним дружить, спрашивали у него совета по любому поводу, хоть и никогда не претворяли эти пожелания в жизнь. Потому что, какой совет может дать тот, кто никогда не бывает серьезным?
Но легкомыслие Дэна никогда никого не задевало. Наоборот, он словно скрашивал нашу суровую реальность, приносил в нее кусочек летнего солнца, тепла, доброты.
«Солнечный мальчик» называли его в отделе и недоумевали, каким ветром такого красавчика занесло в инквизицию. Казалось, нет на свете ничего такого, что могло бы стереть улыбку с его привлекательного лица. Дэн умел рассмешить. Наверное, именно поэтому я и решилась на отношения с ним. Слишком мало радости было в моей жизни. До него. С ним стало не намного больше, но я грелась в его тепле, наивно надеясь на то, что ледяная кромка, окутывающая мое сердце все же даст трещину, а то и вовсе растает.
- Не в духе? – поинтересовался Дэн, откидываясь на спинку сидения.
- Время видел? – прохрипела я в ответ и закрыла глаза. Разговаривать не хотелось, сорванное горло болело, а на душе было муторно, тяжело, словно бы я похоронила кого-то близкого. Только вот это ощущение не соответствовало действительности – никого из близких и родных у меня уже давно не осталось.
Распахнув глаза, посмотрела в окно. Скривилась. Наблюдать за проносящимися за окном ночными видами Ниаверы не было никакого желания. Во рту все еще держался мерзкий привкус тухлой воды, с которым не смогли справиться ни зубная паста, ни спрей для полости рта. В груди болело, а голова была тяжелой. Я похлопала по карманам, рассчитывая отыскать завалявшуюся пачку жевательной резинки, но ее не оказалось, что еще больше подпортило и без того отвратительное настроение. Дэн понял, что ко мне лучше не приставать с разговорами и больше ничего не говорил, тихонько насвистывая себе под нос какой-то незамысловатый мотивчик, смотрел в окно со своей стороны.
Я в очередной раз поморщилась от неприятного привкуса, попыталась сглотнуть, но во рту пересохло. Ладно, все это мелочи, с которыми можно если не смириться, то, по крайней мере, не обращать внимания. Решительно тряхнув волосами, я обернулась к напарнику. Слабый голубоватый свет в салоне освещал лицо Дэна, и на миг мне показалось, что рядом со мной сидит странное, потустороннее существо, а вовсе не молодой и привлекательный мужчина. Кожа приобрела сероватый оттенок и натянулась на заостренных скулах настолько, что казалось, вот-вот прорвется и наружу выступят острые кости. На лысом черепе плясали тени, крылья носа хищно раздувались, глаза, обведенные почти черными кругами, напоминали две темные бездны, не имеющие дна. Вокруг этого существа, расплываясь и нечетко повторяя контуры тела, расплывалось чернильное пятно. Будто сама тьма рвалась наружу.
В черной бездне глаз вдруг загорелся огонек. Словно болотник, он мигнул и пропал, чтобы вскоре появиться снова.
Сердце екнуло, дрожь пронеслась по моему телу, а рука непроизвольно потянулась к поясу, где было пристегнуто табельное оружие.
Но сделать я ничего не успела. В следующее мгновение наваждение пропало. Я зажмурилась на миг, а когда снова распахнула глаза, не сдержала облегченного выдоха. Передо мной сидел все тот же Дэн. Веселый, неунывающий, бесшабашный Дэн. И он с легким удивлением в карих глазах смотрел на меня, словно бы спрашивая взглядом: «Что случилось?»
- Куда едем? - решила нарушить затянувшееся молчание. Голос не слушался и в конце этой короткой фразы, я закашлялась.
- Ты не знаешь? – удивленно воскликнул Дэн и тут же, покачал головой с неодобрением. – Ну, Старински, верен себе, как и всегда.
- На то он и начальник, - хмуро пробурчала я, негодуя на собственное поведение. Становлюсь слишком мнительной и чересчур импульсивной. Для инквизитора это непозволительная роскошь. – Так что стряслось такого, что подняли по тревоге?
- Так не в первый же раз, - пожал плечами Дэн. – За эту неделю уже вторая зачистка.
- Ты мне зубы не заговаривай, - резко осадила я. – К чему мне готовиться?
- Едем брать Марка, мать. Так что готовься… ко всему готовься. Сама знаешь, эта тварь верткая. И зубастая.
- Ого, - впечатлилась я, отворачиваясь от Дэна.
В окно смотреть не хотелось – чего я там не видала глухой ночью, а вот поразмыслить следовало.
Марк – это не просто какой-нибудь заштатный колдунишка или доморощенный некромант, коих в последнее время развелось столько, что плюнуть некуда. Эта рыбка покрупнее будет. Настоящая акула, безжалостная и кровожадная. Ему и годков-то уж, поди, за сотню перевалило, ну, по крайней мере, в ориентировке указывают: «возраст неустановлен, предположительно долгожитель». И это говорит уже само за себя. Поскольку, чем старше тварь, тем она опытнее, а значит сильнее и хитрее. Да и потом, Марка этого, уже не один раз взять пытались – все без толку. Силен, гад, и не отягощен моральными принципами. В той же ориентировке черным по белому указано: «по возможности, живым не брать». Что и неудивительно, поскольку кому захочется охранять такую мразь, да и где его содержать? Тюрем, способных удержать настолько сильного колдуна, в инквизиции не предусмотрено. Наши клиенты все как один смертники и после допроса отправляются прямиком на эшафот. Исключения бывают так редко, что их можно посчитать по пальцам одной руки.
- Как на него вышли? – поинтересовалась я. Да, признаюсь, меня мучило любопытство, потому как за этой тварью столько лет уже инквизиторы по всему миру гонялись, а все никак не могли не то, чтобы взять – даже обнаружить не получалось.
- Да, не поверишь! – воскликнул Дэн. – По наводке. Наши два дня назад зачищали Живенское кладбище, обнаружили там вспышку аномальной активности. Приехали, а там… дети. Как есть, сосунки, старшему не больше шестнадцати, а все туда же – в некроманты великие метил. Кошек резал, да курам головы сворачивал, рассчитывая силу великую обрести. – Был у моего напарника один огромный недостаток – нормально рассказывать он не умел. Обязательно нужно было вклинить в разговор кучу пояснений, выводов, никому не нужных деталей, собственных размышлений. Вот и сейчас он заливался соловьем, в красках описывая, как силовики приехали на Живенское кладбище, как стали сужать контур, как шаг за шагом приближались к центру – тому самому алтарю, на котором, согласно правилам, совершалось жертвоприношение. – И вот идут они, значит, идут. И все недоумевают, что не так? По всем признакам обряд проводится, воняет так, что хоть фильтры в нос вставляй, а ни гули, ни какая другая мерзость под ноги не бросается.
Я почти не слушала, но и не перебивала напарника. Больше думала о своем. О том, что в последнее время все чаще и чаще, нам стали попадаться вот таки мальчишки, которые даже не понимали до конца, что именно делают. Силу хотят получить и режут для этого на кладбищах собак бездомных и кошек, петухов черных выискивают по округе. А когда подобные ритуалы не приносят никакого эффекта, многие из них переключаются на людей. И вот с этого-то все начинается. Ради силы и власти они готовы пойти не просто на убийство, они способны выпустить кишки своему другу или брату, отцу или матери. И чем дороже жертва, тем больше силы ты получишь в результате. И ведь есть же такие, кто идет на это. По собственной воле идет.
Мерзко.
Я потерла лицо ладонями, отгоняя наваждение.
Как же все это мерзко.
- Ну и вот, один из этих детишек оказался тем еще мерзким колдуном. Он-то и рассказал, что Марк будет сегодня проводить посвящение для своих последователей. На рассвете.
- Вот так просто взял и рассказал? – я недоверчиво приподняла одну бровь. – И вы тут же решили поднять отдел по тревоге? А если это ловушка? Ну, или некромант этот доморощенный солгал?
- Ну, - немного обижено протянул Дэн, кусая нижнюю губу, - сама знаешь, что просто так они не говорят. У нас в допросной, - тут Дэн поморщился. Никто из нас не любил говорить об этой стороне инквизиции, - и не такие раскалывались. И потом, решение о выезде опергруппы принимал не я, а Старински. А его приказы, как ты знаешь, не обсуждаются. А во-вторых, да проверили информацию, проверили! На само место не совались, конечно, чтобы не спугнуть, но фон вокруг замерили и все остальные экспертизы провели – там явно что-то затевается. Да и потом, ты и сама знаешь, что сегодня за ночь. Так что осечек быть не должно.
Я только тихонько вздохнула, настраиваясь внутренне на грязную работу. Несколько лет назад, когда я только закончила Школу инквизиторов и пришла работать в отдел, ходили слухи, о запрете для оперативников выезжать на задержания и зачистку. Наше дело – искать гадость, выявлять ее, определять, где и когда появится очередной нарост. А вот вскрывать эти самые наросты, да выжигать их – это уже дело не наше. Для этого в инквизиции силовики имеются – им сами боги велели заниматься уже непосредственно ликвидацией. На то они и силовики, и отбор туда идет совершенно не по тем критериям, что в наш отдел. Они даже в Школе на особом счету были и обучались отдельно от остальных. У силовиков, физическая подготовка была на первом месте и самом высшем уровне, а уже потом все остальное.
Да только толку с тех разговоров, так и не вышло. Как выезжали мы на зачистки, так и продолжаем выезжать. И гибнем чаще, чем силовики. Потому что все мы люди. Обычные люди, без всяких там сверхспособностей. Я вздохнула в очередной раз. Потерла плечо, раненное несколько месяцев назад. Рана затянулась, оставив тонкий белый шрам, но иной раз давала о себе знать.
- Приехали, - оповестил нас водитель, приглушая мотор и выключая фары. Все правильно – дальше только приборы ночного видения и собственные ноги. А то еще спугнем нечисть, засевшую в кустах.
Это была не первая моя вылазка. И далеко не последняя. Я и раньше выезжала на зачистки в логова оборотней, да и некромантов за время моей службы в инквизиции было у меня не мало. Ведьм, пойманных за четыре года службы, даже считать перестала, поскольку эту гадость мы ловили пачками. И так же, пачками, уничтожали.
Но именно в эту ночь все пошло не так.
Новолуние. То самое время, когда из своих нор выползает вся мерзость, которую скрывает в недрах своих мачеха наша, земля. Самая благоприятная ночь для многих ритуалов и жертвоприношений. Та самая ночь, которую ведьмы используют, чтобы войти в силу.
Невдалеке уже стояла группка людей – все из нашего отдела, немного в стороне от них готовились к штурму силовики. Эти вели себя тихо, не переговаривались, не перебрасывались шуточками, проверяли обмундирование и вооружение.
Мы приблизились к своим. Высокий мужчина, стоящий к нам спиной, обернулся. Рейз Старински, начальник оперативного отдела. Его высокая, атлетически сложенная фигура особо выделялась на фоне остальных.
Высокий, широкоплечий, весь какой-то гибкий, и в то же время в нем чувствовался стальной стержень, нечто несгибаемое. Возможно, это был отпечаток власти, высокого положения, ответственности, накладываемой занимаемой должностью, не знаю. Словно поцелованный властью.
Он заметил нас, кивнул и продолжил раздавать инструкции. Я заслушалась. Голос ровный, спокойный, но уверенный. И от каждого его слова по жилам словно тепло разливается, а все страхи и сомнения отходят на задний план.
