Дальше все происходило словно во сне. Темноту ночи то и дело освещали яркие вспышки молнии, раскаты грома оглушали, дождь барабанил по спине и плечам, заливал глаза. Я с трудом переставляла ноги, опасаясь поскользнуться на мокрой земле или же споткнуться о корни деревьев.
Очередная вспышка и лошадь, запряженная в телегу, взбрыкнула. Раздался резкий свист кнута, невнятное мычание, женский вскрик.
Я все же поскользнулась и, не удержавшись на ногах, упала на колени, лишь чудом не попав под копыта нервно трясущей головой лошади.
Очередная вспышка молнии осветила возницу.
Здоровенный мужик замахнулся кнутом.
Я вжала голову в плечи, ожидая неминуемого удара.
И снова темень такая, что хоть глаз выколи, потоки воды хлещут из разверзшихся небес, словно желают смыть всех, кто так неосторожно попал под эту непогоду.
- Пожалуйста, - успела вскрикнуть я и отшатнуться в сторону, подальше от жалящей плети. Намокшие юбки мешали, я запуталась в подоле и снова завалилась на землю, молясь лишь о том, чтобы не попасть под колеса телеги.
- Стой! – раздался резкий женский крик, и фигура, закутанная в плащ, что до сих пор недвижно сидела на телеге, пришла в движение. – Згруваш, охолони!
Я облегчённо выдохнула и попыталась подняться, цепляясь окоченевшими пальцами за борт телеги, но тут же поняла, что еще не все.
Сила. Она начала закручиваться вокруг меня. Обернулась, закутала, словно в кокон. Мешала двигаться, сковала мои и без того онемевшие члены. И это не я прибегла к помощи матери-природы. Это не я пыталась нападать.
Это она. Женщина, что не позволила забить меня кнутом, теперь использует свой дар.
- Нет! – мне хотелось кричать, но из горла вырвался лишь слабый всхлип. – Пожалуйста. Я не желаю вам зла. Помогите!
Держаться больше не было сил. Пальцы, что казалось, намертво вцепились в борт телеги, разжались и соскользнули по мокрому дереву, а я снова упала в грязь, чтобы на этот раз уже не подняться.
И тут все закончилось. Чужая сила перестала давить на меня и прижимать к мокрой земле, кокон распался, и я смогла снова нормально дышать, вот только подняться на ноги – оставалось выше моих сил. Я устала и проголодалась, выбилась из сил. Мне хотелось только свернуться калачиком и забыться… пусть навсегда… пусть… Даже поливающий сверху дождь уже не мешал. Я не чувствовала холода, больше не болело избитое тело… скоро все закончится.
И только где-то глубоко внутри все еще теплился слабый росток надежды, да легкое сожаление о том, что я так никогда и не увижу моря, не услышу шум прибоя, не вдохну соленого воздуха… никогда не встречусь с сестрами с острова Святой Елены…
Темнота. Она окутывала меня и дарила успокоение. Я расслабилась и уже почти провалилась в небытие, как чей-то чужой громкий голос вырвал меня из забытья.
- Забирайся в телегу! Живо! Нечего на мокрой земле разлеживаться!
Мысли разбегались, в голове царил туман, и не было сил подняться, как и понимания, где я, что со мной? Чья-то рука схватила меня за полу плаща и резко потянула вверх, заставляя вскинуть голову.
- Вставай, кому говорю!
С трудом, опираясь на протянутую ладонь, я поднялась с земли. Дождь продолжал барабанить по плечам, заливал глаза, я поскользнулась на мокрой земле, и вдруг резко взлетела в воздух. Даже вскрикнуть не успела, как оказалась сидящей на телеге, а здоровый детина, что управлял лошадью, снова уселся на козлы. Телега тронулась.
Я не запомнила, как мы ехали, сколько прошло времени с тех пор, как меня подобрали эти крестьяне. Закрыв глаза, отрешилась от происходящего, потерялась в реальности, и даже дождь уже не приносил неудобств.
- Вставай! - и снова тот голос. - Приехали. Заходи в дом.
С трудом разлепила веки. Дождь все еще шел, было темно, но сил даже на то, чтобы оглядеться по сторонам не осталось. Перевалилась через борт телеги, встала и, шатаясь от усталости и голода, попыталась идти на онемевших ногах. Получалось это плохо и несколько раз мне чудом удалось не упасть в грязь.
В доме было сухо и тепло, пахло травами, вишневой наливкой, жареным луком и эти запахи заставили меня замереть на пороге и зажмуриться. Желудок уже давно скрутился в узел, а сейчас рот наполнился слюной и дыхание перехватило.
- Стой тут, - снова скомандовала та женщина, и я послушно замерла на месте, - раздевайся, на тебе же сухой нитки нет, зальешь мне всю избу!
И только после этих слов, я немного пришла в себя и стала оглядываться. Женщина, что подобрала меня на дороге, показалась знакомой. Я видела ее раз или два на ярмарке. Она деловито сновала из сеней, где я пыталась справиться с завязками плаща, в избу и обратно и что-то бормоча себе под нос. А у меня в мыслях пронеслось недавнее воспоминание: один из стражников говорил, что послали в соседнюю деревню за травницей, потому что замковый лекарь не знает, как лечить молодого князя.
И все встало на свои места. И то почему эти люди оказались в ночи посреди дороги, и то почему на меня воздействовали силой, и почему она мне помогла. Травница. Ведьма.
Я непроизвольно поджала губы. О том, что эта женщина ведьма, никто не знал. До сегодняшней ночи. Она тщательно скрывала свою сущность, раз ее еще не вычислили и не отправили на костер. И даже позволили промышлять своим ремеслом и лечить людей. Но о том, что она ведьма, а не простая знахарка, не упоминали. Сколько таких травниц живет в деревнях и помогает людям? Не счесть. Знание трав или умение готовить целебные отвары не всегда предполагает наличие ведьминской силы. На таких вот целительниц смотрят сквозь пальцы, пока они не перейдут дорогу кому-нибудь подлому и злопамятному.
Для меня помощь этой женщины может обернуться бедой. Сомневаюсь, что ведьма будет рада от того, что кто-то посторонний знает ее секрет. Но тогда, зачем она мне помогла? Зачем подобрала? Не смогла проехать мимо? Не хватило зла, чтобы оставить меня умирать на той дороге или убить самой?
А не все ли равно? Я жива, в тепле и, возможно, меня даже накормят. Так какая разница, какие именно мотивы владели моей спасительницей?
- Вот, держи, - травница в очередной раз вышла в сени и протянула мне кусок мягкой ткани. - Раздевайся, вытрешься этим, а я пока посмотрю, во что тебя переодеть. И пошевеливайся.
Она снова скрылась в избе, а я принялась с удвоенным рвением распутывать непослушными пальцами узлы на завязках. На этот раз дело пошло быстрее и уже совсем скоро, я переступила через ворох мокрых тряпок, подхватила оставленную хозяйкой ткань и принялась ожесточенно растирать тело. Как могла, просушила волосы и посетовала на то, что нет гребня. Длинные пряди спутались так, что местами образовались колтуны и, пожалуй, теперь мне придется их остричь.
Травница снова появилась в сенях. Она протянула мне сложенную рубашку и сверху положила вязаные носки. Быстро натянув на себя длинное одеяние из плотной ткани, в которое могли поместиться пять таких худышек, как я, нацепила на ноги колючие шерстяные носки.
Только потом я сделала несколько шагов и прошла вслед за хозяйкой внутрь, на ходу пытаясь сплести волосы хоть как-то, чтобы они не хлестали мокрыми плетями по спине и не намочили рубашку. Меня все еще трясло от холода, но сухая одежда и относительное тепло жилого дома помогали расслабиться.
Где-то на грани сознания мелькнула мысль о том, что стоило бы позаботиться о платье и плаще, ведь у меня нет больше никакой одежды, но сил, чтобы заниматься сейчас стиркой и чисткой плаща, не было совсем.
Изба оказалась большой, но состояла из одной комнаты, служившей хозяйке и спальней и трапезной, и кухней. Большая печь, стол посередине, на котором в небольшой плошке с жиром плавал фитилек, освещающий комнату. Возле печи еще стояла масляная лампа, и этого света вполне хватало, чтобы осмотреться вокруг. Пусть для меня темнота никогда не была причиной слепоты - связь с Древней силой давала свои преимущества - но эта ведьма не обладала подобными умениями. Что и неудивительно. Ведь она не являлась Хранительницей Тьмы, а значит, не была отмечена ее благосклонностью. Про то, что я вижу ночью почти так же хорошо, как и днем, знала только наставница Элара. И она настоятельно просила меня оставить это мое умение в тайне.
Вокруг стола были расставлены добротные деревянные лавки, вдоль стен тянулись большие сундуки, оббитые железом, и вместительные деревянные лари, в которых хранилась домашняя утварь и всякая всячина, нажитая травницей. Спала хозяйка, скорее всего на печи, потому что никакой кровати или топчана, я не заметила. В углу за шторкой, располагалась своеобразная умывальня или, может быть, травница как-то иначе использовала этот закуток. Под потолком развешены пучки трав, связки лука. Полы устланы узкими домоткаными половиками.
Пока я нерешительно топталась у порога, оглядываясь по сторонам, хозяйка налила в большую глиняную кружку какое-то варево и протянула мне со словами.
- На, выпей, потом мазь дам, синяки свои намажешь и спать. А то едва на ногах стоишь, болезная.
- Спасибо, вам, - тихо пробормотала в ответ, принимая из рук знахарки чашку и пытаясь поймать взгляд женщины. - Если бы не вы, даже не представляю, чтобы со мной было.
- Да что уж там, - отмахнулась хозяйка. - Все мы под одним небом ходим и одним воздухом дышим.
Внутри неприятно кольнуло, после этих ее слов. Наставница не раз предупреждала меня, учила быть осмотрительнее. И ни при каких обстоятельствах не признавать за собой долгов. Лучше лишний раз поблагодарить за оказанную помощь, чем остаться должной. Ведь рано или поздно наступит время, когда придется платить по счетам. И кто знает, что на уме у этой ведьмы, чего она потребует взамен за свою помощь?
- И все же, - настаивала я. - Примите мою благодарность.
- Как скажешь, - вскинула голову травница и заглянула мне в глаза. - Принимаю. А теперь пей и в постель, и чтоб пропотела как след. А то подхватишь лихорадку, а мне потом возись с тобой. А если, не приведи боги, помрешь, то, что тогда? Мне только со стражниками проблем не хватало из-за тебя.
И она, развернувшись, скрылась за печкой. Только теперь я заметила, что и с той стороны тоже есть закуток, завешенный шкурами.
Глубоко вздохнула, поднося к носу чашку с питьем, и блаженно зажмурилась, когда ноздри уловили просто головокружительный аромат наваристого бульона и трав. Я не ела, кажется, целую вечность, поэтому нет ничего удивительного в том, что накинулась на горячее питье, в который хозяйка добавила щедрую порцию укрепляющего отвара.
Я делала жадные большие глотки, не обращая внимания на то, что жидкость обжигает язык и небо, чувствовала, как горячая волна проходит по пищеводу в желудок и уже оттуда, распространяется живительным теплом по телу. Но все же мне не стоило так спешить. Желудок сжался, дыхание перехватило, и я согнулась пополам от резкой боли, едва не выронив кружку с питьем.
Мне казалось, что внутренности горят огнем, дыхание вырывалось из груди с хрипами, перед глазами пошли разноцветные круги.
- Да что ж такое! - словно сквозь туман донесся до меня голос травницы. - Дыши глубже. Что ж ты так накинулась-то.
Мне становилось легче, спазмы стали потихоньку отпускать, и я даже смогла сделать несколько судорожных вдохов, желудок еще не успокоился, но резких болей уже не было. Я с трудом выпрямилась, одной рукой опираясь на стол, а второй утирая мокрые от слез щеки.
- Сколько ж ты не ела? - не унималась травница, придерживая меня под локоть и внимательно вглядываясь в лицо.
- Не знаю, - прохрипела я. - Не помню.
- Ох, горе горькое. На, допивай, - она снова сунула мне в руки чашку с бульоном, которую, как оказалось, я каким-то чудом умудрилась поставить на стол. И как не разбила только? - И давай в постель. На ногах не стоишь. Все остальное потом. Все потом.
Я сделала осторожный глоток из чашки. Ничего не произошло, только в животе заурчало. Это заставило травницу нахмуриться и неодобрительно покачать головой.
- Кости-то хоть целы у тебя? - спросила она, рассматривая мое тело, потерявшееся в складках длинной рубашки.
- Да, устала просто. И не ела ничего. Силы закончились.
- Иди, ложись, - не выпуская моего локтя, травница подождала, пока я допью отвар и помогла мне добраться до кровати.
За печкой, шкурами был отгорожен небольшой закуток, который, по-видимому, являлся для знахарки спальней. Там же стояла кровать или вернее, широкий топчан, выполнявший роль спального места.
- А как же вы? - удивленно посмотрела я на травницу. Было неудобно занимать ее кровать и заставлять уже немолодую женщину ютиться с меньшими удобствами, но с другой стороны, мне не терпелось поскорее оказаться под одеялом. Укрепляющий отвар, бульон и тепло сделали свое дело, я отогрелась, и теперь меня еще сильнее клонило в сон.
- Ложись, потом разговоры разговаривать будем, - подтолкнула меня травница, и я уже не нашла в себе сил сопротивляться. – Как очуняешь.
С блаженным вздохом я забралась на тюфяк, набитый сеном и застланный грубой, но чистой простыней, пахнущей травами, укрылась легким, почти невесомым, но удивительно теплым одеялом и уснула еще до того, как моя голова коснулась подушки. Самое удивительное было в том, что последней посетившей меня мыслью стало недоумение по поводу наличия у деревенской знахарки одеяла из шерсти заморских животных. Даже в замке князя Димитриу такие вещи считались роскошью. Но эта мысль проскользнула и потерялась в темноте моего сознания. Я уже спала.
Боль накатывала волнами, она раздирала меня изнутри, лишала способности мыслить и двигаться. Каждое, даже самое легкое шевеление приносило с собой волну еще более невыносимой боли. Мне казалось, что я горю. Полыхаю, как факел и это продолжается уже так давно. Все слезы были выплаканы, горло сорвано от истошных криков и издавало лишь невнятное сипение. Я хотела, чтобы это все закончилось, чтобы меня, наконец, перестала мучить эта всепоглощающая боль, от которой, кажется, не только тело страдало, но и умирала душа. Она вспыхивала, словно факел и оседала пеплом под ногами.
Иногда мне снились сны, и я снова чувствовала, как горят мои внутренности, прожигая тело насквозь, как от боли не было сил кричать, как тело разрывала изнутри сила, что пробуждалась и просилась наружу. Она закручивала узлом суставы, растягивала сухожилия, и казалось, что даже кости крошились под ее напором.
А потом перед глазами возникал светлый лик монахини с острова Святой Елены. Я словно наяву видела то утро, когда, прощаясь, она брала в ладони мое лицо. Слышала ее тихий, но такой проникновенный голос:
- Я знаю, что однажды ты придешь к нам. Не зря тебе даровано такое имя.
И я повторяла ее слова про себя, они запечатлелись в памяти, и ничто не могло стереть это воспоминание.
- В тебе есть сила, девочка…
Я помнила то утро, когда монахини из ордена Святой Елены покидали замок князей Тодэа. Только-только занимался рассвет, еще даже первые робкие лучи солнца не успели осветить землю, лишь небо на восходе слегка порозовело, а сестры уже собрались в путь. И только я провожала их до замковых ворот. Мы простились, они ушли. А я еще долго стояла, глядя им вслед. Тогда мне казалось, что с их уходом я потеряла что-то очень дорогое, но и в то же время приобрела что-то не менее весомое и значимое.
Очередная вспышка и лошадь, запряженная в телегу, взбрыкнула. Раздался резкий свист кнута, невнятное мычание, женский вскрик.
Я все же поскользнулась и, не удержавшись на ногах, упала на колени, лишь чудом не попав под копыта нервно трясущей головой лошади.
Очередная вспышка молнии осветила возницу.
Здоровенный мужик замахнулся кнутом.
Я вжала голову в плечи, ожидая неминуемого удара.
И снова темень такая, что хоть глаз выколи, потоки воды хлещут из разверзшихся небес, словно желают смыть всех, кто так неосторожно попал под эту непогоду.
- Пожалуйста, - успела вскрикнуть я и отшатнуться в сторону, подальше от жалящей плети. Намокшие юбки мешали, я запуталась в подоле и снова завалилась на землю, молясь лишь о том, чтобы не попасть под колеса телеги.
- Стой! – раздался резкий женский крик, и фигура, закутанная в плащ, что до сих пор недвижно сидела на телеге, пришла в движение. – Згруваш, охолони!
Я облегчённо выдохнула и попыталась подняться, цепляясь окоченевшими пальцами за борт телеги, но тут же поняла, что еще не все.
Сила. Она начала закручиваться вокруг меня. Обернулась, закутала, словно в кокон. Мешала двигаться, сковала мои и без того онемевшие члены. И это не я прибегла к помощи матери-природы. Это не я пыталась нападать.
Это она. Женщина, что не позволила забить меня кнутом, теперь использует свой дар.
- Нет! – мне хотелось кричать, но из горла вырвался лишь слабый всхлип. – Пожалуйста. Я не желаю вам зла. Помогите!
Держаться больше не было сил. Пальцы, что казалось, намертво вцепились в борт телеги, разжались и соскользнули по мокрому дереву, а я снова упала в грязь, чтобы на этот раз уже не подняться.
И тут все закончилось. Чужая сила перестала давить на меня и прижимать к мокрой земле, кокон распался, и я смогла снова нормально дышать, вот только подняться на ноги – оставалось выше моих сил. Я устала и проголодалась, выбилась из сил. Мне хотелось только свернуться калачиком и забыться… пусть навсегда… пусть… Даже поливающий сверху дождь уже не мешал. Я не чувствовала холода, больше не болело избитое тело… скоро все закончится.
И только где-то глубоко внутри все еще теплился слабый росток надежды, да легкое сожаление о том, что я так никогда и не увижу моря, не услышу шум прибоя, не вдохну соленого воздуха… никогда не встречусь с сестрами с острова Святой Елены…
Темнота. Она окутывала меня и дарила успокоение. Я расслабилась и уже почти провалилась в небытие, как чей-то чужой громкий голос вырвал меня из забытья.
- Забирайся в телегу! Живо! Нечего на мокрой земле разлеживаться!
Мысли разбегались, в голове царил туман, и не было сил подняться, как и понимания, где я, что со мной? Чья-то рука схватила меня за полу плаща и резко потянула вверх, заставляя вскинуть голову.
- Вставай, кому говорю!
С трудом, опираясь на протянутую ладонь, я поднялась с земли. Дождь продолжал барабанить по плечам, заливал глаза, я поскользнулась на мокрой земле, и вдруг резко взлетела в воздух. Даже вскрикнуть не успела, как оказалась сидящей на телеге, а здоровый детина, что управлял лошадью, снова уселся на козлы. Телега тронулась.
Я не запомнила, как мы ехали, сколько прошло времени с тех пор, как меня подобрали эти крестьяне. Закрыв глаза, отрешилась от происходящего, потерялась в реальности, и даже дождь уже не приносил неудобств.
- Вставай! - и снова тот голос. - Приехали. Заходи в дом.
С трудом разлепила веки. Дождь все еще шел, было темно, но сил даже на то, чтобы оглядеться по сторонам не осталось. Перевалилась через борт телеги, встала и, шатаясь от усталости и голода, попыталась идти на онемевших ногах. Получалось это плохо и несколько раз мне чудом удалось не упасть в грязь.
В доме было сухо и тепло, пахло травами, вишневой наливкой, жареным луком и эти запахи заставили меня замереть на пороге и зажмуриться. Желудок уже давно скрутился в узел, а сейчас рот наполнился слюной и дыхание перехватило.
- Стой тут, - снова скомандовала та женщина, и я послушно замерла на месте, - раздевайся, на тебе же сухой нитки нет, зальешь мне всю избу!
И только после этих слов, я немного пришла в себя и стала оглядываться. Женщина, что подобрала меня на дороге, показалась знакомой. Я видела ее раз или два на ярмарке. Она деловито сновала из сеней, где я пыталась справиться с завязками плаща, в избу и обратно и что-то бормоча себе под нос. А у меня в мыслях пронеслось недавнее воспоминание: один из стражников говорил, что послали в соседнюю деревню за травницей, потому что замковый лекарь не знает, как лечить молодого князя.
И все встало на свои места. И то почему эти люди оказались в ночи посреди дороги, и то почему на меня воздействовали силой, и почему она мне помогла. Травница. Ведьма.
Я непроизвольно поджала губы. О том, что эта женщина ведьма, никто не знал. До сегодняшней ночи. Она тщательно скрывала свою сущность, раз ее еще не вычислили и не отправили на костер. И даже позволили промышлять своим ремеслом и лечить людей. Но о том, что она ведьма, а не простая знахарка, не упоминали. Сколько таких травниц живет в деревнях и помогает людям? Не счесть. Знание трав или умение готовить целебные отвары не всегда предполагает наличие ведьминской силы. На таких вот целительниц смотрят сквозь пальцы, пока они не перейдут дорогу кому-нибудь подлому и злопамятному.
Для меня помощь этой женщины может обернуться бедой. Сомневаюсь, что ведьма будет рада от того, что кто-то посторонний знает ее секрет. Но тогда, зачем она мне помогла? Зачем подобрала? Не смогла проехать мимо? Не хватило зла, чтобы оставить меня умирать на той дороге или убить самой?
А не все ли равно? Я жива, в тепле и, возможно, меня даже накормят. Так какая разница, какие именно мотивы владели моей спасительницей?
- Вот, держи, - травница в очередной раз вышла в сени и протянула мне кусок мягкой ткани. - Раздевайся, вытрешься этим, а я пока посмотрю, во что тебя переодеть. И пошевеливайся.
Она снова скрылась в избе, а я принялась с удвоенным рвением распутывать непослушными пальцами узлы на завязках. На этот раз дело пошло быстрее и уже совсем скоро, я переступила через ворох мокрых тряпок, подхватила оставленную хозяйкой ткань и принялась ожесточенно растирать тело. Как могла, просушила волосы и посетовала на то, что нет гребня. Длинные пряди спутались так, что местами образовались колтуны и, пожалуй, теперь мне придется их остричь.
Травница снова появилась в сенях. Она протянула мне сложенную рубашку и сверху положила вязаные носки. Быстро натянув на себя длинное одеяние из плотной ткани, в которое могли поместиться пять таких худышек, как я, нацепила на ноги колючие шерстяные носки.
Только потом я сделала несколько шагов и прошла вслед за хозяйкой внутрь, на ходу пытаясь сплести волосы хоть как-то, чтобы они не хлестали мокрыми плетями по спине и не намочили рубашку. Меня все еще трясло от холода, но сухая одежда и относительное тепло жилого дома помогали расслабиться.
Где-то на грани сознания мелькнула мысль о том, что стоило бы позаботиться о платье и плаще, ведь у меня нет больше никакой одежды, но сил, чтобы заниматься сейчас стиркой и чисткой плаща, не было совсем.
Изба оказалась большой, но состояла из одной комнаты, служившей хозяйке и спальней и трапезной, и кухней. Большая печь, стол посередине, на котором в небольшой плошке с жиром плавал фитилек, освещающий комнату. Возле печи еще стояла масляная лампа, и этого света вполне хватало, чтобы осмотреться вокруг. Пусть для меня темнота никогда не была причиной слепоты - связь с Древней силой давала свои преимущества - но эта ведьма не обладала подобными умениями. Что и неудивительно. Ведь она не являлась Хранительницей Тьмы, а значит, не была отмечена ее благосклонностью. Про то, что я вижу ночью почти так же хорошо, как и днем, знала только наставница Элара. И она настоятельно просила меня оставить это мое умение в тайне.
Вокруг стола были расставлены добротные деревянные лавки, вдоль стен тянулись большие сундуки, оббитые железом, и вместительные деревянные лари, в которых хранилась домашняя утварь и всякая всячина, нажитая травницей. Спала хозяйка, скорее всего на печи, потому что никакой кровати или топчана, я не заметила. В углу за шторкой, располагалась своеобразная умывальня или, может быть, травница как-то иначе использовала этот закуток. Под потолком развешены пучки трав, связки лука. Полы устланы узкими домоткаными половиками.
Пока я нерешительно топталась у порога, оглядываясь по сторонам, хозяйка налила в большую глиняную кружку какое-то варево и протянула мне со словами.
- На, выпей, потом мазь дам, синяки свои намажешь и спать. А то едва на ногах стоишь, болезная.
- Спасибо, вам, - тихо пробормотала в ответ, принимая из рук знахарки чашку и пытаясь поймать взгляд женщины. - Если бы не вы, даже не представляю, чтобы со мной было.
- Да что уж там, - отмахнулась хозяйка. - Все мы под одним небом ходим и одним воздухом дышим.
Внутри неприятно кольнуло, после этих ее слов. Наставница не раз предупреждала меня, учила быть осмотрительнее. И ни при каких обстоятельствах не признавать за собой долгов. Лучше лишний раз поблагодарить за оказанную помощь, чем остаться должной. Ведь рано или поздно наступит время, когда придется платить по счетам. И кто знает, что на уме у этой ведьмы, чего она потребует взамен за свою помощь?
- И все же, - настаивала я. - Примите мою благодарность.
- Как скажешь, - вскинула голову травница и заглянула мне в глаза. - Принимаю. А теперь пей и в постель, и чтоб пропотела как след. А то подхватишь лихорадку, а мне потом возись с тобой. А если, не приведи боги, помрешь, то, что тогда? Мне только со стражниками проблем не хватало из-за тебя.
И она, развернувшись, скрылась за печкой. Только теперь я заметила, что и с той стороны тоже есть закуток, завешенный шкурами.
Глубоко вздохнула, поднося к носу чашку с питьем, и блаженно зажмурилась, когда ноздри уловили просто головокружительный аромат наваристого бульона и трав. Я не ела, кажется, целую вечность, поэтому нет ничего удивительного в том, что накинулась на горячее питье, в который хозяйка добавила щедрую порцию укрепляющего отвара.
Я делала жадные большие глотки, не обращая внимания на то, что жидкость обжигает язык и небо, чувствовала, как горячая волна проходит по пищеводу в желудок и уже оттуда, распространяется живительным теплом по телу. Но все же мне не стоило так спешить. Желудок сжался, дыхание перехватило, и я согнулась пополам от резкой боли, едва не выронив кружку с питьем.
Мне казалось, что внутренности горят огнем, дыхание вырывалось из груди с хрипами, перед глазами пошли разноцветные круги.
- Да что ж такое! - словно сквозь туман донесся до меня голос травницы. - Дыши глубже. Что ж ты так накинулась-то.
Мне становилось легче, спазмы стали потихоньку отпускать, и я даже смогла сделать несколько судорожных вдохов, желудок еще не успокоился, но резких болей уже не было. Я с трудом выпрямилась, одной рукой опираясь на стол, а второй утирая мокрые от слез щеки.
- Сколько ж ты не ела? - не унималась травница, придерживая меня под локоть и внимательно вглядываясь в лицо.
- Не знаю, - прохрипела я. - Не помню.
- Ох, горе горькое. На, допивай, - она снова сунула мне в руки чашку с бульоном, которую, как оказалось, я каким-то чудом умудрилась поставить на стол. И как не разбила только? - И давай в постель. На ногах не стоишь. Все остальное потом. Все потом.
Я сделала осторожный глоток из чашки. Ничего не произошло, только в животе заурчало. Это заставило травницу нахмуриться и неодобрительно покачать головой.
- Кости-то хоть целы у тебя? - спросила она, рассматривая мое тело, потерявшееся в складках длинной рубашки.
- Да, устала просто. И не ела ничего. Силы закончились.
- Иди, ложись, - не выпуская моего локтя, травница подождала, пока я допью отвар и помогла мне добраться до кровати.
За печкой, шкурами был отгорожен небольшой закуток, который, по-видимому, являлся для знахарки спальней. Там же стояла кровать или вернее, широкий топчан, выполнявший роль спального места.
- А как же вы? - удивленно посмотрела я на травницу. Было неудобно занимать ее кровать и заставлять уже немолодую женщину ютиться с меньшими удобствами, но с другой стороны, мне не терпелось поскорее оказаться под одеялом. Укрепляющий отвар, бульон и тепло сделали свое дело, я отогрелась, и теперь меня еще сильнее клонило в сон.
- Ложись, потом разговоры разговаривать будем, - подтолкнула меня травница, и я уже не нашла в себе сил сопротивляться. – Как очуняешь.
С блаженным вздохом я забралась на тюфяк, набитый сеном и застланный грубой, но чистой простыней, пахнущей травами, укрылась легким, почти невесомым, но удивительно теплым одеялом и уснула еще до того, как моя голова коснулась подушки. Самое удивительное было в том, что последней посетившей меня мыслью стало недоумение по поводу наличия у деревенской знахарки одеяла из шерсти заморских животных. Даже в замке князя Димитриу такие вещи считались роскошью. Но эта мысль проскользнула и потерялась в темноте моего сознания. Я уже спала.
ГЛАВА 4.
Боль накатывала волнами, она раздирала меня изнутри, лишала способности мыслить и двигаться. Каждое, даже самое легкое шевеление приносило с собой волну еще более невыносимой боли. Мне казалось, что я горю. Полыхаю, как факел и это продолжается уже так давно. Все слезы были выплаканы, горло сорвано от истошных криков и издавало лишь невнятное сипение. Я хотела, чтобы это все закончилось, чтобы меня, наконец, перестала мучить эта всепоглощающая боль, от которой, кажется, не только тело страдало, но и умирала душа. Она вспыхивала, словно факел и оседала пеплом под ногами.
Иногда мне снились сны, и я снова чувствовала, как горят мои внутренности, прожигая тело насквозь, как от боли не было сил кричать, как тело разрывала изнутри сила, что пробуждалась и просилась наружу. Она закручивала узлом суставы, растягивала сухожилия, и казалось, что даже кости крошились под ее напором.
А потом перед глазами возникал светлый лик монахини с острова Святой Елены. Я словно наяву видела то утро, когда, прощаясь, она брала в ладони мое лицо. Слышала ее тихий, но такой проникновенный голос:
- Я знаю, что однажды ты придешь к нам. Не зря тебе даровано такое имя.
И я повторяла ее слова про себя, они запечатлелись в памяти, и ничто не могло стереть это воспоминание.
- В тебе есть сила, девочка…
Я помнила то утро, когда монахини из ордена Святой Елены покидали замок князей Тодэа. Только-только занимался рассвет, еще даже первые робкие лучи солнца не успели осветить землю, лишь небо на восходе слегка порозовело, а сестры уже собрались в путь. И только я провожала их до замковых ворот. Мы простились, они ушли. А я еще долго стояла, глядя им вслед. Тогда мне казалось, что с их уходом я потеряла что-то очень дорогое, но и в то же время приобрела что-то не менее весомое и значимое.
