Первая история:
https://prodaman.ru/Ne-Ta/books/Kogda-nibud-my-obyazatelno-polyubim
До конца лета оставалось несколько дней. Как-то утром Арине позвонили. Увидев имя абонента, она удивилась, а услышав тихий голос подруги, вообще онемела:
– Арина, мне нужна твоя помощь…
Почувствовав в её шёпоте необъятную грусть и давящую тоску, сразу же отозвалась:
– Куда надо приехать? – Она не думала о том, как сможет добраться до подруги. Все мысли были лишь о просьбе, ставшей полной неожиданностью. – Где ты? Или отправить за тобой…
– Не надо, сама приду. Я уже недалеко от тебя.
– Сама придёшь? – удивилась Арина и переспросила, чтобы быть уверенной; она даже отодвинула телефон от уха и ещё раз прочитала имя на экране, до того поразилась прозвучавшим словам. – Недалеко?
– Да, скоро буду, – ответил тихий, показавшийся безжизненным голос.
Разговор прервался, в маленьком аппарате послышались гудки.
«А как ты зайдёшь ко мне? Эх, не успела спросить-то. Придётся сидеть у окна, ждать. И ведь быстро добежать до двери не смогу. Ну и голос у неё: как в самых страшных фильмах ужасов или в кошмарных снах, будто из загробного мира. Если бы не знала, что она не употребляет ничего такого, точно бы подумала плохое. Что же случилось с тобой, подруга? Когда мы виделись в последний раз?»
Худенькая девушка в лёгком спортивном костюме покивала сама себе, своим вопросам и ответам, которые таились от неё, словно играли в прятки. Светлые волнистые волосы, ставшие от дождя скрученными спиральками, весело запрыгали на висках.
Она начала перебирать в воспоминаниях события прошедших месяцев. Но память и раньше часто подводила Арину, а после аварии стало заметно хуже, но отчаяние никогда не могло её победить.
«Я всю жизнь борюсь с этими проблемами и всё же побеждаю. Так будет и впредь. Ни за что не уступлю ни пяди своей памяти тем, кто не хотел моего рождения. Нет, не стоят они того, чтобы их вспоминать. Авария? Ничего страшного! Я уже справилась. Побаливает голова? Это мелочи. Нормально всё будет. Я привыкла бороться. Подумаешь, есть провалы в воспоминаниях, и немного путаются даты… И всё-таки надо постараться. Когда же мы виделись?»
Она присела у окна и потёрла пальцами висок, заставляя себя напрячься и вспомнить. Длительное пребывание в больнице и последующее болезненное восстановление здоровья сделали её фигуру ещё тоньше. Чтобы не шокировать окружающих, Арина старалась надевать вещи с длинными рукавами, обязательно брюки или спортивные штаны, пряча под ними не только худобу, но и шрамы.
– Точно! Это же был день помолвки Каролины. Я тогда ушла с праздника очень быстро, потому что Ангелина покинула всех нас. Всё из-за выходки Ефима. Правильно сделала. Сколько можно было терпеть? Там была какая-то рыжая девица, на которую и среагировал этот «ходок», чтоб ему… Тогда же ко мне подошёл Игнат. Ой, как вспомню, что он наговорил про мою спину, так смех и разбирает! Надо же было придумать, будто у меня татуировка. Можно назвать тот наш разговор «Тени и кости». Только тогда мне было не до смеха, сердце разрывалось от обиды за Ангелину. А потом так всё закрутилось, дни понеслись, будто снежный вихрь... Что же произошло с тех пор? С чем ты идёшь ко мне, «потеряшка»?
Она снова взяла телефон и решила проверить социальные сети, в которых некоторые люди выставляют всю свою жизнь на обозрение другим.
– Правда, я давно сюда не заглядывала, но странно, очень странно! – Светловолосая голова склонилась к экрану, тонкие пальцы перелистывали, нажимали, двигали страницы чьих-то важных событий. Чем дальше Арина забиралась и пыталась отыскать ответы на свои вопросы, тем больше удивлялась. – Абсолютно ничего нет! Каро удалила всё, что здесь было. Я помню последнюю фотку: она сидела на полу с букетом, кажется, роз, прижимала его к себе. Вроде выглядела счастливой. Как всегда, самая красивая девушка среди всех моих знакомых.
Перед глазами возник тот снимок: Каролина загадочно смотрела в объектив, чуть улыбалась одними губами и показывала цветы, сложенные сердечком.
– На ней было что-то серое. Спортивный костюм? Не помню точно. Только этот цвет и остался в памяти, да и то, потому что Ангелина как-то сказала, что у Каро волосы и глаза одинакового цвета – серого. Похожий букет она мне в больницу присылала. Ничто не предвещало беды. А может, это и был её букет? Мне передарила? Почему?
Она вздрогнула от неожиданности, когда кто-то прошёл прямо под её окном. Человек в длинном одеянии остановился перед дверью подъезда, несколько раз тряхнул руками, словно хотел избавить себя от тяжести. Тёмный плащ прятал фигуру с ног до головы, покрытой широким капюшоном.
– Понятное дело, дождь молотит, не переставая, целый день. Тут не до красоты. Главное, не заболеть. Каро, если это ты, давай же, звони, нажми кнопочку домофона. А кого ещё могло занести в наш подъезд?
И не дождавшись действий человека в плаще, словно застывшего на одном месте, Арина направилась в коридор.
– Давай же, давай, – шептала она, осторожно ступая на пострадавшую в аварии ногу. – Ты страшно не любишь, когда тебя называют полным именем. Если ты сейчас не нажмёшь кнопку, я точно назову тебя Каролиной.
Мелодичный сигнал оповестил о приходе гостя, и Арина сразу открыла замок подъезда, а потом и квартиру. Она не стала уходить от двери, прислушиваясь к звукам шуршания мокрого плаща, медленным тяжелым шагам по ступенькам, всё больше поражаясь тому, как не похожи эти действия на обычную стремительность или лёгкое порхание беспечной красивой бабочки Каролины.
Высокая фигура в тёмном плаще словно плыла над полом. Задумавшаяся Арина охнула, когда капюшон съехал с головы.
– Господи, – прошептала, отступая вглубь квартиры, хозяйка. – Что с тобой, Каро?
– Всё так плохо? – эхом ответила девушка, проходя внутрь и закрывая за собой дверь.
– Как тебе сказать…
– Как есть, так и говори.
– Это не ты… Ужасно!
– Именно так я себя и чувствую.
От сверкающей беззаботной улыбкой красавицы не осталось и следа. Перед Ариной стояла, навалившись спиной на стену, бледно-серая тень с мокрыми волосами, повисшими сосульками. Никакого напоминания о косметике на лице Каролины не было. Но самым жутким изменением во внешности подруги Арине показался взгляд: она смотрела глазами раненого зверя, который словно не понимал, как очутился в ловушке, или только начинал догадываться о своей печальной участи.
– Ты вся прозрачно-серая, – еле слышно прошептала Арина и взяла её за руку, – и пальцы ледяные. На улице же тепло?
– Не знаю. Не заметила. Не обратила внимания.
– Давай-ка, снимай плащ. Я сделаю нам горячий чай. Хочешь с мёдом?
Она поймала себя на том, что говорит с Каро, словно та маленький обиженный ребёнок. Только подруга не реагировала ни на тон, ни на смысл. Она, казалось, полностью ушла в себя, не слыша ничего. Если раньше худощаво-спортивное телосложение Каролины притягивало завистливые женские взгляды, то теперь девушка выглядела просто измождённой.
«Как с креста сняли, – так всегда говорит папа про худышек, – подумала Арина, – да и мне часто напоминает, что девушка должна хорошо питаться… Боже! О чём я? У Каро же свадьба на днях! Может, что-то с Денисом случилось?»
Она попыталась снять с неподвижной подруги мокрый, тяжёлый плащ, но у неё ничего не получилось: та ей совсем не помогала, наоборот, сжала кулаки, вцепившись в рукава. Арина тихонько подтолкнула её в сторону кухни, Каролина подчинилась, как робот. Когда перед ней появилась чашка с горячим чаем, и тёплый поток воздуха достиг её лица, она очнулась. Огляделась, вздохнула и замёрзшими ладонями обняла чашку тонкого фарфора, красивой формы.
– Хорошо, спасибо, – прошептала Каролина, словно подводя черту. – Мои родители разводятся.
Арина чуть не ойкнула в голос, но сдержалась, видя её подавленное состояние. К тому же она никак не могла принять изменения и во внешности Каро, и в поведении. Широкий ворот плаща открывал взору лишь худую шею подруги, но прятал фигуру, и непонятно было, что под ним надето. Арине стали заметны вдруг возникшие мурашки, которые, казалось, кусают бледную кожу Каролины, которая резко передёрнула плечами, словно хотела отбиться от них. Стараясь осторожно, не задев чувств подруги своим удивлением, Арина спросила:
– Возможно, ещё передумают? Они же столько лет вместе. Такие красивые, молодые, стильные. Всегда улыбались, смотрели друг на друга. И вроде всё было хорошо? Ты никогда не говорила…
– Я тоже думала, что хорошо. А оказалось… Господи, Аришка, если бы ты только знала! – Каро заплакала. Слёзы катились по щекам, напоминая дождь за окном, без надежды, что он когда-нибудь закончится. – Мне всегда казалось, что я кукла, очень дорогая, красивая кукла, которую надо нарядить, показать, похвастаться. Редкая, дорогостоящая, говорящая игрушка.
– Мне кажется, ты преувеличиваешь, – уверенно произнесла Арина. – Твой отец исполняет любую прихоть, но это, конечно, не из-за того, что игрушку надо баловать. Он…
– Не о папе речь, – со светлой улыбкой, перекрывшей в какой-то момент слёзы, перебила её гостья. – Он самый хороший, нет, самый лучший! Папа моя опора… Не передумают они ни за что, Ариш. Как оказалось, они и не были женаты.
– Как это? В смысле? Может, твои родители специально скрывали? Или для них неважно было… Главное, что любили же?
Она окончательно растерялась и запуталась, пытаясь подобрать слова, но поняла, что говорит не то, увидев, как сморщилась Каро.
– Нет, всё совсем не так. Я сама узнала это случайно некоторое время назад. Они ещё не в курсе, что мне всё известно. Да и похоже, что им сейчас нет дела ни до чего. Хотя я многого не поняла. Говорили какими-то намёками, обрывками фраз, словно не хотели называть вещи своими именами. А папа будто заледенел. Или мне так показалось… Я ведь не видела их – подслушивала, и они не знали, что не одни.
– То есть? Не поняла ничего.
– У меня случилось кое-что. – Каролина словно споткнулась о слова, даже задохнулась, но с силой сжала тонкие стенки хрупкой чашки и продолжила разговор. – Надо было срочно увидеть папу, и я поехала к ним домой. Вечером уже. Знала, что он вернулся из командировки, хотела поговорить. Вот… Я живу отдельно, ты же знаешь, но ключи от их квартиры у меня есть. Зашла, уже почти рот открыла, чтобы сообщить о своём приходе, когда услышала…
Тот день стал для Каролины чертой, жирной и чёрной, перечеркнувшей всю её устоявшуюся, привычную жизнь, которая оказалась лишь обманчиво яркой, но насквозь лживой витриной. Несколько слов, движений, чьих-то манипуляций, и сверкающая блёстками картинка разлетелась осколками, режущими на лоскуты кожу, заодно вспарывая душу. Ей было необходимо сильное плечо рядом или верный друг, но – никого. Она ещё не знала, что скажет отцу, какие подберёт слова, и могла лишь догадываться о его реакции. Поговорить сначала с матерью – такое ей вообще не приходило в голову. Тут Каро не сомневалась, что последует взрыв, ураган, конец света.
Услышала голос родительницы, ещё находясь в коридоре, и застыла, словно пойманный с поличным воришка. Мать всегда воспитывала её очень строго, но не для посторонних глаз: это нельзя, то запрещено, подслушивать и подглядывать – низко, обманывать – подло; да и ещё множество других «ни-ни».
– Мне нужно сказать очень важные слова. Только не перебивай, прошу, – говорила она торопливо, будто боялась не успеть куда-то, или думала, что он начнёт возражать, спорить. – Нам нужно срочно развестись!
– Вот как?
Спокойный голос отца изумил Каролину. Сама-то она стояла, как в детской игре «замри»: с поднятой рукой, открытым ртом, так и не успев предупредить, что у родителей гость. Каро только и смогла, что сглотнуть слюну, ставшую вдруг горькой.
– Развестись? Я не ослышался?
– Именно так.
– Что ж, тогда вынужден напомнить тебе, что мы никогда не были женаты.
– Это не имеет значения. – Железный тон матери напугал до дрожи Каролину. – Я отдала тебе и твоей дочери двадцать лет своей жизни. Ты должен мне, обязан! Мне положено…
– Ничего. – Теперь уже жёсткий ответ отца заставил дочь зажмурить глаза, ведь никогда ранее такого не было. Но что-то, сказанное матерью, обожгло сердце, и Каро взяла себя в руки, чтобы узнать всё. – Тебе положено ровно ни-че-го. Или ты забыла, что в своё время был составлен документ? Ты подписала его без всякого принуждения.
– Но тогда ты был никем. Я помогала тебе во всём, ухаживала, растила твою дочь.
«Вот оно, – вдруг осознала Каро слова матери, – она называет меня его дочерью, словно я посторонний человек. Что это значит? Как? Не понимаю».
– Насколько я помню, у нас была договорённость: я предоставляю тебе крышу над головой, прячу от кого-то, а ты взамен…
– Да, с этого всё начиналось. Но за двадцать лет многое изменилось. Ты достиг всего благодаря мне! Я имею право на половину имущества, бизнеса и…
«Видимо, отец сделал какой-то жест, потому что её голос осёкся. Он обычно просто поднимает открытую ладонь, а потом зажимает пальцы в кулак, словно даёт команду – молчать. Уж маме ли об этом не знать. Вернее, не маме. Господи, какая путаница в голове!»
Каролина прислушивалась изо всех сил, старалась при этом даже не шевелиться. Ей вообще казалось, что они могут почувствовать, как она дышит, как быстро колотится её сердце.
– Не жилось тебе нормально, да? – негромко спросил отец. – Хочешь рискнуть и обнародовать своё существование под чужим именем? Если так, подавай на меня в суд, сыграй в рулетку с судьбой, тебе же не привыкать, да? Но моё решение останется неизменным: ты уйдёшь с тем, с чем пришла. По крайней мере, сейчас у тебя другие паспортные данные, да и совершенно изменённая внешность. Тот, от кото ты бежала, опасаясь за свою шкуру, не узнал бы тебя и тогда, а уж сейчас-то, спустя столько лет, и подавно. И за это заплатил я, впахивая на четырёх работах, стараясь помочь тебе. Забыла? Все двадцать лет, прячась за мою спину, ты совсем неплохо жила, разве не так? Что изменилось? Или узнала, что он неизлечимо болен, и решила всё-таки вернуться? Зачем? Отомстить? Добить?
– Откуда ты…
Она не смогла договорить. Хорошо поставленный голос, несколько минут назад звучавший требовательно и возмущённо, сейчас перешёл на сиплый хрип.
– Откуда я всё знаю? А ты думала, я допущу к дочери первую встречную? Не проверю твою подноготную?
– Да не может быть! Тебе и было-то всего-то двадцать три или двадцать четыре, ты…
– Что – я? Не мог быть таким продуманным? Мог. И был. У меня на руках осталась дочь, единственная и любимая. Ведь девочка и сейчас не подозревает ничего. Ей и было-то всего пять лет, она ничего не помнит.
– Вот именно! Ты всегда любил только её, – зацепившись за слова, прошипел женский голос, – и ту, которая… А для меня не было места в твоём сердце.
– Можно подумать, ты меня любишь или любила.
https://prodaman.ru/Ne-Ta/books/Kogda-nibud-my-obyazatelno-polyubim
До конца лета оставалось несколько дней. Как-то утром Арине позвонили. Увидев имя абонента, она удивилась, а услышав тихий голос подруги, вообще онемела:
– Арина, мне нужна твоя помощь…
ГЛАВА 1.
Почувствовав в её шёпоте необъятную грусть и давящую тоску, сразу же отозвалась:
– Куда надо приехать? – Она не думала о том, как сможет добраться до подруги. Все мысли были лишь о просьбе, ставшей полной неожиданностью. – Где ты? Или отправить за тобой…
– Не надо, сама приду. Я уже недалеко от тебя.
– Сама придёшь? – удивилась Арина и переспросила, чтобы быть уверенной; она даже отодвинула телефон от уха и ещё раз прочитала имя на экране, до того поразилась прозвучавшим словам. – Недалеко?
– Да, скоро буду, – ответил тихий, показавшийся безжизненным голос.
Разговор прервался, в маленьком аппарате послышались гудки.
«А как ты зайдёшь ко мне? Эх, не успела спросить-то. Придётся сидеть у окна, ждать. И ведь быстро добежать до двери не смогу. Ну и голос у неё: как в самых страшных фильмах ужасов или в кошмарных снах, будто из загробного мира. Если бы не знала, что она не употребляет ничего такого, точно бы подумала плохое. Что же случилось с тобой, подруга? Когда мы виделись в последний раз?»
Худенькая девушка в лёгком спортивном костюме покивала сама себе, своим вопросам и ответам, которые таились от неё, словно играли в прятки. Светлые волнистые волосы, ставшие от дождя скрученными спиральками, весело запрыгали на висках.
Она начала перебирать в воспоминаниях события прошедших месяцев. Но память и раньше часто подводила Арину, а после аварии стало заметно хуже, но отчаяние никогда не могло её победить.
«Я всю жизнь борюсь с этими проблемами и всё же побеждаю. Так будет и впредь. Ни за что не уступлю ни пяди своей памяти тем, кто не хотел моего рождения. Нет, не стоят они того, чтобы их вспоминать. Авария? Ничего страшного! Я уже справилась. Побаливает голова? Это мелочи. Нормально всё будет. Я привыкла бороться. Подумаешь, есть провалы в воспоминаниях, и немного путаются даты… И всё-таки надо постараться. Когда же мы виделись?»
Она присела у окна и потёрла пальцами висок, заставляя себя напрячься и вспомнить. Длительное пребывание в больнице и последующее болезненное восстановление здоровья сделали её фигуру ещё тоньше. Чтобы не шокировать окружающих, Арина старалась надевать вещи с длинными рукавами, обязательно брюки или спортивные штаны, пряча под ними не только худобу, но и шрамы.
– Точно! Это же был день помолвки Каролины. Я тогда ушла с праздника очень быстро, потому что Ангелина покинула всех нас. Всё из-за выходки Ефима. Правильно сделала. Сколько можно было терпеть? Там была какая-то рыжая девица, на которую и среагировал этот «ходок», чтоб ему… Тогда же ко мне подошёл Игнат. Ой, как вспомню, что он наговорил про мою спину, так смех и разбирает! Надо же было придумать, будто у меня татуировка. Можно назвать тот наш разговор «Тени и кости». Только тогда мне было не до смеха, сердце разрывалось от обиды за Ангелину. А потом так всё закрутилось, дни понеслись, будто снежный вихрь... Что же произошло с тех пор? С чем ты идёшь ко мне, «потеряшка»?
Она снова взяла телефон и решила проверить социальные сети, в которых некоторые люди выставляют всю свою жизнь на обозрение другим.
– Правда, я давно сюда не заглядывала, но странно, очень странно! – Светловолосая голова склонилась к экрану, тонкие пальцы перелистывали, нажимали, двигали страницы чьих-то важных событий. Чем дальше Арина забиралась и пыталась отыскать ответы на свои вопросы, тем больше удивлялась. – Абсолютно ничего нет! Каро удалила всё, что здесь было. Я помню последнюю фотку: она сидела на полу с букетом, кажется, роз, прижимала его к себе. Вроде выглядела счастливой. Как всегда, самая красивая девушка среди всех моих знакомых.
Перед глазами возник тот снимок: Каролина загадочно смотрела в объектив, чуть улыбалась одними губами и показывала цветы, сложенные сердечком.
– На ней было что-то серое. Спортивный костюм? Не помню точно. Только этот цвет и остался в памяти, да и то, потому что Ангелина как-то сказала, что у Каро волосы и глаза одинакового цвета – серого. Похожий букет она мне в больницу присылала. Ничто не предвещало беды. А может, это и был её букет? Мне передарила? Почему?
Она вздрогнула от неожиданности, когда кто-то прошёл прямо под её окном. Человек в длинном одеянии остановился перед дверью подъезда, несколько раз тряхнул руками, словно хотел избавить себя от тяжести. Тёмный плащ прятал фигуру с ног до головы, покрытой широким капюшоном.
– Понятное дело, дождь молотит, не переставая, целый день. Тут не до красоты. Главное, не заболеть. Каро, если это ты, давай же, звони, нажми кнопочку домофона. А кого ещё могло занести в наш подъезд?
И не дождавшись действий человека в плаще, словно застывшего на одном месте, Арина направилась в коридор.
– Давай же, давай, – шептала она, осторожно ступая на пострадавшую в аварии ногу. – Ты страшно не любишь, когда тебя называют полным именем. Если ты сейчас не нажмёшь кнопку, я точно назову тебя Каролиной.
Мелодичный сигнал оповестил о приходе гостя, и Арина сразу открыла замок подъезда, а потом и квартиру. Она не стала уходить от двери, прислушиваясь к звукам шуршания мокрого плаща, медленным тяжелым шагам по ступенькам, всё больше поражаясь тому, как не похожи эти действия на обычную стремительность или лёгкое порхание беспечной красивой бабочки Каролины.
Высокая фигура в тёмном плаще словно плыла над полом. Задумавшаяся Арина охнула, когда капюшон съехал с головы.
– Господи, – прошептала, отступая вглубь квартиры, хозяйка. – Что с тобой, Каро?
– Всё так плохо? – эхом ответила девушка, проходя внутрь и закрывая за собой дверь.
– Как тебе сказать…
– Как есть, так и говори.
– Это не ты… Ужасно!
– Именно так я себя и чувствую.
От сверкающей беззаботной улыбкой красавицы не осталось и следа. Перед Ариной стояла, навалившись спиной на стену, бледно-серая тень с мокрыми волосами, повисшими сосульками. Никакого напоминания о косметике на лице Каролины не было. Но самым жутким изменением во внешности подруги Арине показался взгляд: она смотрела глазами раненого зверя, который словно не понимал, как очутился в ловушке, или только начинал догадываться о своей печальной участи.
– Ты вся прозрачно-серая, – еле слышно прошептала Арина и взяла её за руку, – и пальцы ледяные. На улице же тепло?
– Не знаю. Не заметила. Не обратила внимания.
– Давай-ка, снимай плащ. Я сделаю нам горячий чай. Хочешь с мёдом?
Она поймала себя на том, что говорит с Каро, словно та маленький обиженный ребёнок. Только подруга не реагировала ни на тон, ни на смысл. Она, казалось, полностью ушла в себя, не слыша ничего. Если раньше худощаво-спортивное телосложение Каролины притягивало завистливые женские взгляды, то теперь девушка выглядела просто измождённой.
«Как с креста сняли, – так всегда говорит папа про худышек, – подумала Арина, – да и мне часто напоминает, что девушка должна хорошо питаться… Боже! О чём я? У Каро же свадьба на днях! Может, что-то с Денисом случилось?»
Она попыталась снять с неподвижной подруги мокрый, тяжёлый плащ, но у неё ничего не получилось: та ей совсем не помогала, наоборот, сжала кулаки, вцепившись в рукава. Арина тихонько подтолкнула её в сторону кухни, Каролина подчинилась, как робот. Когда перед ней появилась чашка с горячим чаем, и тёплый поток воздуха достиг её лица, она очнулась. Огляделась, вздохнула и замёрзшими ладонями обняла чашку тонкого фарфора, красивой формы.
– Хорошо, спасибо, – прошептала Каролина, словно подводя черту. – Мои родители разводятся.
Арина чуть не ойкнула в голос, но сдержалась, видя её подавленное состояние. К тому же она никак не могла принять изменения и во внешности Каро, и в поведении. Широкий ворот плаща открывал взору лишь худую шею подруги, но прятал фигуру, и непонятно было, что под ним надето. Арине стали заметны вдруг возникшие мурашки, которые, казалось, кусают бледную кожу Каролины, которая резко передёрнула плечами, словно хотела отбиться от них. Стараясь осторожно, не задев чувств подруги своим удивлением, Арина спросила:
– Возможно, ещё передумают? Они же столько лет вместе. Такие красивые, молодые, стильные. Всегда улыбались, смотрели друг на друга. И вроде всё было хорошо? Ты никогда не говорила…
– Я тоже думала, что хорошо. А оказалось… Господи, Аришка, если бы ты только знала! – Каро заплакала. Слёзы катились по щекам, напоминая дождь за окном, без надежды, что он когда-нибудь закончится. – Мне всегда казалось, что я кукла, очень дорогая, красивая кукла, которую надо нарядить, показать, похвастаться. Редкая, дорогостоящая, говорящая игрушка.
– Мне кажется, ты преувеличиваешь, – уверенно произнесла Арина. – Твой отец исполняет любую прихоть, но это, конечно, не из-за того, что игрушку надо баловать. Он…
– Не о папе речь, – со светлой улыбкой, перекрывшей в какой-то момент слёзы, перебила её гостья. – Он самый хороший, нет, самый лучший! Папа моя опора… Не передумают они ни за что, Ариш. Как оказалось, они и не были женаты.
– Как это? В смысле? Может, твои родители специально скрывали? Или для них неважно было… Главное, что любили же?
Она окончательно растерялась и запуталась, пытаясь подобрать слова, но поняла, что говорит не то, увидев, как сморщилась Каро.
– Нет, всё совсем не так. Я сама узнала это случайно некоторое время назад. Они ещё не в курсе, что мне всё известно. Да и похоже, что им сейчас нет дела ни до чего. Хотя я многого не поняла. Говорили какими-то намёками, обрывками фраз, словно не хотели называть вещи своими именами. А папа будто заледенел. Или мне так показалось… Я ведь не видела их – подслушивала, и они не знали, что не одни.
– То есть? Не поняла ничего.
– У меня случилось кое-что. – Каролина словно споткнулась о слова, даже задохнулась, но с силой сжала тонкие стенки хрупкой чашки и продолжила разговор. – Надо было срочно увидеть папу, и я поехала к ним домой. Вечером уже. Знала, что он вернулся из командировки, хотела поговорить. Вот… Я живу отдельно, ты же знаешь, но ключи от их квартиры у меня есть. Зашла, уже почти рот открыла, чтобы сообщить о своём приходе, когда услышала…
Тот день стал для Каролины чертой, жирной и чёрной, перечеркнувшей всю её устоявшуюся, привычную жизнь, которая оказалась лишь обманчиво яркой, но насквозь лживой витриной. Несколько слов, движений, чьих-то манипуляций, и сверкающая блёстками картинка разлетелась осколками, режущими на лоскуты кожу, заодно вспарывая душу. Ей было необходимо сильное плечо рядом или верный друг, но – никого. Она ещё не знала, что скажет отцу, какие подберёт слова, и могла лишь догадываться о его реакции. Поговорить сначала с матерью – такое ей вообще не приходило в голову. Тут Каро не сомневалась, что последует взрыв, ураган, конец света.
Услышала голос родительницы, ещё находясь в коридоре, и застыла, словно пойманный с поличным воришка. Мать всегда воспитывала её очень строго, но не для посторонних глаз: это нельзя, то запрещено, подслушивать и подглядывать – низко, обманывать – подло; да и ещё множество других «ни-ни».
– Мне нужно сказать очень важные слова. Только не перебивай, прошу, – говорила она торопливо, будто боялась не успеть куда-то, или думала, что он начнёт возражать, спорить. – Нам нужно срочно развестись!
– Вот как?
Спокойный голос отца изумил Каролину. Сама-то она стояла, как в детской игре «замри»: с поднятой рукой, открытым ртом, так и не успев предупредить, что у родителей гость. Каро только и смогла, что сглотнуть слюну, ставшую вдруг горькой.
– Развестись? Я не ослышался?
– Именно так.
– Что ж, тогда вынужден напомнить тебе, что мы никогда не были женаты.
– Это не имеет значения. – Железный тон матери напугал до дрожи Каролину. – Я отдала тебе и твоей дочери двадцать лет своей жизни. Ты должен мне, обязан! Мне положено…
– Ничего. – Теперь уже жёсткий ответ отца заставил дочь зажмурить глаза, ведь никогда ранее такого не было. Но что-то, сказанное матерью, обожгло сердце, и Каро взяла себя в руки, чтобы узнать всё. – Тебе положено ровно ни-че-го. Или ты забыла, что в своё время был составлен документ? Ты подписала его без всякого принуждения.
– Но тогда ты был никем. Я помогала тебе во всём, ухаживала, растила твою дочь.
«Вот оно, – вдруг осознала Каро слова матери, – она называет меня его дочерью, словно я посторонний человек. Что это значит? Как? Не понимаю».
– Насколько я помню, у нас была договорённость: я предоставляю тебе крышу над головой, прячу от кого-то, а ты взамен…
– Да, с этого всё начиналось. Но за двадцать лет многое изменилось. Ты достиг всего благодаря мне! Я имею право на половину имущества, бизнеса и…
«Видимо, отец сделал какой-то жест, потому что её голос осёкся. Он обычно просто поднимает открытую ладонь, а потом зажимает пальцы в кулак, словно даёт команду – молчать. Уж маме ли об этом не знать. Вернее, не маме. Господи, какая путаница в голове!»
Каролина прислушивалась изо всех сил, старалась при этом даже не шевелиться. Ей вообще казалось, что они могут почувствовать, как она дышит, как быстро колотится её сердце.
– Не жилось тебе нормально, да? – негромко спросил отец. – Хочешь рискнуть и обнародовать своё существование под чужим именем? Если так, подавай на меня в суд, сыграй в рулетку с судьбой, тебе же не привыкать, да? Но моё решение останется неизменным: ты уйдёшь с тем, с чем пришла. По крайней мере, сейчас у тебя другие паспортные данные, да и совершенно изменённая внешность. Тот, от кото ты бежала, опасаясь за свою шкуру, не узнал бы тебя и тогда, а уж сейчас-то, спустя столько лет, и подавно. И за это заплатил я, впахивая на четырёх работах, стараясь помочь тебе. Забыла? Все двадцать лет, прячась за мою спину, ты совсем неплохо жила, разве не так? Что изменилось? Или узнала, что он неизлечимо болен, и решила всё-таки вернуться? Зачем? Отомстить? Добить?
– Откуда ты…
Она не смогла договорить. Хорошо поставленный голос, несколько минут назад звучавший требовательно и возмущённо, сейчас перешёл на сиплый хрип.
– Откуда я всё знаю? А ты думала, я допущу к дочери первую встречную? Не проверю твою подноготную?
– Да не может быть! Тебе и было-то всего-то двадцать три или двадцать четыре, ты…
– Что – я? Не мог быть таким продуманным? Мог. И был. У меня на руках осталась дочь, единственная и любимая. Ведь девочка и сейчас не подозревает ничего. Ей и было-то всего пять лет, она ничего не помнит.
– Вот именно! Ты всегда любил только её, – зацепившись за слова, прошипел женский голос, – и ту, которая… А для меня не было места в твоём сердце.
– Можно подумать, ты меня любишь или любила.
