ГЛАВА 1.
Тени от деревьев на потолке то медленно раскачивались, словно кружась в странном танце, то совсем замирали, то вдруг стремительно перемещались, подчиняясь движению света фар автомобилей под моими окнами. Уже около часа я лежала и наблюдала, как подкрадывался хмурый рассвет. Еще одно осеннее безрадостное утро, такое же, как были до этого, или будут впереди. В квартире жила тишина, даже мое дыхание не могло ее спугнуть, потому что мне самой не хотелось привлекать внимание к тому, что я есть. Сама себе напоминала лягушку в анабиозе: уснула, не умерла, но и просыпаться не хотела. И ругать себя тоже не хотела. Наверное, ничего уже не хотела.
Но сколько ни ной, а вставать все равно надо. Почему? Неужели то, что я делала на работе, так уж необходимо кому-то? Вряд ли. Незаменимых нет. Уйду я, придет другой художник по тканям; возможно, он будет иметь более позитивный взгляд на жизнь, и его рисунки окрасят мир в яркие краски, переливающиеся счастьем. А мои, полные осенних мотивов, скоро забудутся. Наверное, я просто устала делать одно и то же изо дня в день; видеть одних и тех же людей; испытывать одни и те же эмоции или не испытывать их вовсе. Грустно ли мне? Нет. Безразлично.
Не пройдет и недели, как я буду получать поздравления с днем рождения. Это событие грядет со всей своей неотвратимостью. Мне почти сорок. Почему почти? Потому что тридцать девять. В общем-то, нет особой разницы. Годом больше, годом меньше. Это, скорее, на уровне подсознания – пока не четверка стояла первой в цифре, относящейся к моему возрасту.
И все же пора собираться на работу и жить еще один безликий день.
Отопления в квартире нет, полы холодные, вылезти из-под одеяла – это выше моих слабых женских сил. А может, махнуть на все рукой и уволиться? Кое-кто с нетерпением ждал от меня этого шага много лет, хотя я уже давно не делала ничего такого, что портило бы ей жизнь. Но с собой наедине необходимо быть честной всегда: после всего, что я уже совершила некоторое время назад, ее желание вполне оправдано. Коснись такая ситуация любой женщины, наверное, каждая бы устроила «райскую жизнь» виновникам, а она все терпела.
Да, пора выйти из набитой колеи. Глядишь, что-то и изменится в жизни. Вот, например, маршрут следования из подъезда старого пятиэтажного дома – он и то может стать другим, а это уже маленькая, но перемена. Дальше – больше! Новые люди, разговоры, работа, планы. Пусть пока только планы, но это лучше, чем ничего, как сейчас.
Может, кто-то даже радовался бы подобной жизни. А что? Одна в собственной квартире, ни за кого отвечать не надо, ждать никого тоже не надо, как и меня, собственно, некому ждать. И не имеет значения, что квартира старая, расположена на первом этаже дома времен постройки Хрущева; зато двухкомнатная. Досталась она мне от родителей, когда они вышли на пенсию и переехали жить ближе к брату, чтобы помогать его семье с детьми. Да только это оказалось никому из них не нужно, а дом уже куплен, куры заведены, собаки, кошки, огород.
Вот так я и осталась жить одна в городе, в своем любимом Иванове, на проспекте Строителей. Потихоньку сделала ремонт и даже «перепланировку», которая свелась к тому, что зал, наконец, приобрел двери, отделившие его от коридора, но так и не поменял статуса проходной комнаты, от этого уж никуда не деться.
А может, мне кошку завести? Нет, нельзя. Бедное животное будет задыхаться от запаха красителей для ткани или сбежит от такой хозяйки. А если я не буду работать по вечерам, чем тогда заниматься? Видно, одиночество мой удел.
Тоска…
Словом, обычное для меня утро трудовой недели. Я взбодрилась чашкой кофе, посмотрела по ТВ местные новости, чтобы знать прогноз погоды, вздохнула, потому что и сегодня солнце не порадует своими лучами и теплом. Снова пообещали ветер, мелкий дождь и похолодание к вечеру.
– Значит, надо насладиться еще одной чашечкой кофе, – сказала я вслух, зная, что торопиться мне некуда, все равно не опоздаю. – До работы идти минут двадцать неспешным шагом, еле переставляя ноги. Успею.
Я приучила себя к высоким каблукам, чтобы больше времени тратить на дорогу, а с моим ростом в полтора метра такая обувь – спасение. Иначе со стороны меня можно принять за ребенка, который вырядился в мамины вещи. Вот и сегодня, надевая осенние туфли на шпильке и небольшой платформе, думала, не примерить ли другое пальто, более «взрослое» и новое, но вздохнула и не решилась, пошла в привычном. Брючный костюм, блузка, никакой косметики и настроения. Вернее, маска равнодушия на лице.
Прежде чем выйти в подъезд, посмотрела в «глазок», чтобы убедиться в отсутствии кое-кого на площадке, но стоило открыть дверь, как тут же подтвердилась моя доверчивость, и надежда на лучшее продолжение дня испарилась.
– Здравствуй, милочка, – поприветствовала меня соседка, как это делала каждое утро в течение уже нескольких лет. Пожилая женщина внешне напоминала Шапокляк из мультфильма: такая же стройная, юркая, длинноносая, и даже шляпку надевала похожую. Порой во мне рождалось подозрение, что она живет под моей дверью. И разговоры всегда одни и те же, слово в слово. – На работу? Ты бы подождала моего Витю, он тебя отвезет. Теперь-то уж можно, ты же одна осталась? Ушел твой-то?
– Доброго утра и вам, тетя Зоя. Спасибо за предложение, но я прогуляюсь. Тут же недалеко.
– Уходила бы ты оттуда. Как можно работать с бывшим любовником в одной конторе? Он же еще и твой начальник.
– До свидания, тетя Зоя.
Осторожно спустившись на семь ступенек вниз и сделав еще четыре шага, я оказалась вне зоны досягаемости и воздействия соседки, а в спину летели все те же причитания, которые уже выучила наизусть, ибо ни о чем другом она говорить не в состоянии; только о том, чтобы я пригляделась к ее Вите. В чем-то она права, ведь и мои мысли об этом же постоянно – не о ее сыне, а о том, что надо уходить. Но зачем так бесцеремонно лезть в душу и жизнь? Да еще этот Витя. Мы знакомы столько же, сколько помню себя: в детском саду на горшках сидели рядом, потом в школе много лет за одной партой, и в институте на некоторых лекциях тоже вместе. И никогда он не вызывал у меня интереса, что уж говорить о симпатии.
Если бы случилась всемирная катастрофа, и на планете остались бы только двое: я и Витя, вот тогда… Нет. Человечеству грозило бы вымирание, потому что я не смогла бы заставить себя ничего сделать. А ведь у него какие-то «чувства», как постоянно твердила и продолжает говорить тетя Зоя.
– Какие там чувства? – бухтела я себе под нос, поворачивая из двора на проспект. – Да сбежать от матери он хочет, тоже скоро стукнет сороковник, а все поднадзорный живет. Я ничего против тебя, Витя, не имею, но не туда рельсы прокладываешь. Тебе надо не на одной площадке с мамой жить и даже не на одной улице; лучше вообще уехать в другой район города, тогда, может, и будешь счастлив.
Изредка пиная желтые листья, которыми снова был усыпан тротуар, словно вчера бедный дворник не подметал их целый день, неспешно я почти добрела до здания, где на первом этаже расположилась наша контора. Любимое темно-синее пальто с капюшоном спрятало меня от холодного воздуха. Скоро переменится погода, как раз к моему дню рождения. Синоптики пообещали первый снег – это в первой половине октября. Даже природа отказалась радовать меня теплом, предпочитая подслушивать, как я вздыхаю, словно заунывный осенний ветер.
Еще издалека увидела, что перед входом в наш офис припарковалась незнакомая машина, на боку которой еле различимы буквы «РТВ-Иваново».
– Черт, – не сдержала эмоций, – как я могла забыть! Ведь предупреждал же директор, что будут снимать репортаж о фирме. Хорошо, что белую блузку надела. А вот макияжа нет. Да и фиг с ним – волосами «завешусь». Вот же я тетеря беспамятная.
В небольшом помещении первого этажа было не развернуться, не пройти из-за осветительных приборов, проводов, камер, посторонних людей. Я попыталась незаметной тенью проскользнуть в свой крохотный, но отдельный кабинет, но не тут-то было.
– Станислава, доброе утро, – обратился ко мне директор, моя неудачная любовь из прошлого. – Поторопись, пожалуйста. С тебя начнутся съемки, а к твоему дню рождения выйдет репортаж.
– Зачем? Я не хочу. Других пусть снимают.
– Без разговоров, – строго прервал он мои возражения.
– Я не готова, даже макияжа нет.
– Ерунда. Ты всегда красивая, – тихо сказал Юра, с грустью глядя мне в глаза.
Я смотрела на него, стараясь казаться холодной и безразличной. Сложно это было сделать, если моя макушка примерно ему по плечо. Кому-то он мог показаться не очень высоким, только не мне. Вообще, наш директор красивый мужчина в самом расцвете сил. Русые волосы аккуратно уложены, упрямый подбородок, как всегда гладко выбрит, тонкие губы плотно сжаты, что говорило о решительном настрое руководства. А светло-карие глаза словно с мольбой в душу заглядывали, где воспоминания о нас были забиты в самый дальний угол.
Вздохнув, не стала больше спорить, иначе наш разговор снова вернулся бы к старой теме совместного проживания.
Вдруг меня накрыло, захотелось крикнуть громко, чтобы он услышал, наконец, и понял:
«Нет, этого больше никогда не будет! У тебя есть жена и дочь. Я и так слишком долго забирала тебя у семьи. Все, хватит».
Но я промолчала, отвернулась, потому что мысли предательски возвращали в прошлое, а это всегда приводило к слезам.
– Здравствуйте, – резко и очень энергично прозвучал рядом женский голос, от которого мы оба вздрогнули. – Вы еще не готовы? Договорились же начать с вашего кабинета.
– Дайте мне пять минут. Надо хотя бы пальто снять, причесаться и…
– Две минуты. Или снимем, как вы опаздываете на работу.
– Мой рабочий день начнется только через полчаса, – закипая от возмущения, проговорила я, все еще надеясь осадить нахрапистую даму.
– Нет времени на разговоры. Осталась одна минута.
Поджав губы, чтобы не нагрубить в ответ, скинула пальто на спинку стула и села за стол. Как и собиралась, «завесилась» волосами, а они у меня длинные волнистые, закрыли все лицо, когда я низко склонилась над рисунком. И надо же было такому случиться, что сразу увидела огрех во вчерашней работе. Тут же забыла о посторонних людях, смотревших на меня из коридора. Мне надо было успеть внести исправление до того, как заказ уйдет в производство. Я так увлеклась, что не услышала голоса директора, и ему пришлось несколько раз повторить мое имя.
– А? – спросила я и подняла голову, пытаясь сфокусировать свое близорукое зрение.
– Стоп. Снято. Идем дальше, – провозгласила звезда местного ТВ и повела свою команду в сторону производственных помещений.
– Стася, почему ты такая нелюдимая, неприветливая стала? – негромко спросил Юра. – Ты же получила то, что хотела сама: я ушел вопреки своему желанию. Сделал так, как ты требовала. В чем же дело?
«Если бы любил по-настоящему, не ушел бы, – мгновенно внутренне ощетинилась я, но внешне и виду не подала. – Одни только слова о любви. Нет, я говорю неправду. Он всегда помогал, даже моим родителям дал в долг на покупку дома, когда его об этом попросил брат. Хороший ты человек, Юра, но не мой. «Чужое брать нельзя», – так меня учила мама, а я не послушалась. Вот и получила бумерангом по мягкому месту».
– Я хочу уволиться, – неожиданно для самой себя выпалила я.
– Что? Что ты сказала? – кричащим шепотом произнес директор, опираясь руками на стол и нависая надо мной. – Я не ослышался?
– Нет. Я хочу уволиться. Говорю заранее, чтобы ты успел найти и подготовить мне замену.
– Стася… Почему?
– Я так больше не могу. Это будет правильно. И не изменю своего решения, – тихо, но твердо ответила я, ощутив, как с плеч упал первый камень.
Юра долго молчал, вглядываясь мне в глаза, потом медленно развернулся и ушел, как-то сразу поникнув. Я выдохнула.
«Сказала все-таки. Хоть и не решила ничего, и уходить мне некуда, но отступать теперь уже поздно. Надо было сразу после расставания это сделать, а я тогда поддалась на его уговоры, даже слезы были. Столько лет…»
Ни в обеденный перерыв, ни после него я не видела директора. Работала, как обычно, отдавала готовые заказы в производство, словно отчитывалась за долги, которых у меня почти никогда не было. Почему-то никто из коллег не заглядывал в мой кабинет. В общем-то, и раньше не особо кто-то стремился к общению со мной, учитывая мое двойственное положение в фирме, но так, чтобы никого за целый день, это странно.
Почти в шесть я уходила с работы, столкнувшись в дверях с его секретарем. Она нахмурилась, словно хотела что-то вспомнить, а потом надула по-детски губы и спросила:
– Ты решила уйти от нас?
– Сам сказал?
– Ага. Злой сегодня, как черт. Все по щелям забились, никто носу не высунул в коридор, боялись на глаза ему попадаться.
– Теперь ясно, почему такая тишина весь день стояла в конторе.
– Так все же? Увольняешься?
– Да. Ты же сама все знаешь лучше других. Сколько можно хвост по сантиметру отрубать? Давно уж надо было поставить жирную точку.
– Тут я согласна. Но нам без тебя будет тяжко. Сколько уж лет вместе работаем?
– Тридцать девять минус двадцать два – получается семнадцать. Я после института сюда устроилась. Хватит. Надо идти дальше, хотя бы в работе.
– Когда? – с тяжким вздохом спросила она.
– Отработаю, как положено, две недели. За это время обязательно найдете кого-нибудь.
– Кого-нибудь… А куда уходишь?
– Пока не знаю.
– Ну, ты даешь, подруга! В наше время так неосторожно не поступают.
– Знаю. Но все уже решено… За тобой муж приехал, беги к нему.
– До завтра! Но все же подумай еще.
– Ты же сама сказала, что согласна с моим решением.
– Я, как та обезьяна: хочу и к умным, и к красивым.
– Все, поздно пить боржоми. Пока.
На улице совсем стемнело, оживленный проспект освещал дорогу, возвращавшую меня назад, домой. Когда-то, в далеком беззаботном детстве с той стороны этой широкой улицы было поле подсолнухов, а теперь город разросся по всем направлениям. Правда, невест в нем не стало меньше, а наоборот, еще больше, и я одна из них, только уже вышедшая в тираж.
«Иваново – город первых Советов» – такие «статусы» раньше висели на каждом заборе, а слова из песни времен Советского Союза про то, что «Иваново – город невест», горделиво звучали чуть ли не каждое утро по родному радио.
Весь путь до дома меня сопровождали эти мысли-лозунги, да и то хорошо, что не думала о себе. Тяни, не тяни время, а в пустую квартиру надо возвращаться. Я знала, что сегодня вернутся воспоминания, и это не пройдет бесследно. Снова слезы и жалость к себе. И пусть. Главное, что этого никто не увидит.
Во дворе гуляли мамы с колясками и детьми. Дети… Моя недостижимая мечта.
У подъезда на скамейках не было местного бомонда, все-таки прохладная погода не располагала наше высшее аристократическое общество к посиделкам: кому-то уже возраст не позволял, кто-то за внуками приглядывал. Но тетя Зоя по-прежнему была на посту, правда, не выходя из своей квартиры. Окна ее кухни, как и моей, выходили во двор. Из уличной темноты мне было хорошо видно, как она кружится от плиты к столу, накрывая ужин сыну Вите. Его тоже было видно: уставший после работы он сидел, подперев кулаком подбородок. Стоило мне попасть в зону освещения подъезда, как сосед за окном оживился и помахал рукой.
