Ранее рассказ участвовал во флэшмобе в группе Alter Ego
Рахманинов, «Элегия № 1».
Что вызывает во мне это музыка? Она вызывает воспоминания о моем папе.
Прошло уже семь лет, как его нет с нами. И каждый день он рядом, в сердце, в памяти, в моих поступках, в тех историях, что я пишу. Это – письмо ему.
Папа! Я плачу, да… Потому что тебя так не хватает. Потому что люблю бесконечно. Я – продолжение тебя? Тогда ты – начало меня…
А ты помнишь, как я боялась зеленой травы и шишек? Там, где я родилась, их не было. Пустыня, песок. Озеро, наполовину пресное, наполовину соленое. Мне было всего полтора года, когда я увидела зеленую траву. Я не знала, что это такое под моими босыми ногами, и мне было страшно наступить на что-то незнакомое. Но шишки в траве вызывали еще больший ужас! И ты взял меня на руки, а потом посадил себе на шею. И больше я не боялась! Сколько лет потом эти воспоминания звучали от тебя со смехом, улыбкой…
А первая поездка на мотоцикле? Она была первой и для тебя тоже. Ты просто посадил меня на заднее сидение, и мы поехали. Мне было четыре с половиной года. Потом нас сфотографировали: сначала тебя за рулем, а потом и мне разрешили сесть самой за руль мотоцикла. На тех фотках остались наши улыбки. Может, с той поры у меня такая любовь к байкам? Подаренная тобой, папа…
А первые коньки? Тоже с тобой, на катке. Синяки на коленках, замерзшие руки, онемевшие пальцы ног в ботинках, но мы продолжали гонять по стадиону. Ты научил меня и этому, и привил любовь к спорту. Велосипед, лыжи, бадминтон, волейбол – все это твоя заслуга. Ты ходил на все мои соревнования, гордился успехами. Я не считала это чем-то необычным. Папа же всегда будет рядом!
Первый класс, задание по изобразительному искусству: нарисовать ковер из бабочек. Господи! Кто умел держать карандаш? Слезы лились ручьем от вида страшных многоногих существ на листе бумаги, которые должны были называться бабочками. А ты только пришел с работы. Выслушал мои жалобы на учительницу и сказал, чтобы я ложилась спать. Утром ты уже ушел на работу, а на моем письменном столе лежал рисунок из множества бабочек. Я и сейчас его помню.
«Школьные годы, чудесные» быстро пролетели, и я поступила в институт – по твоему выбору. Москва, столица… Ты редко приезжал. Чаще я моталась на поезде домой. И всегда старалась приехать без предупреждения, чтобы увидеть искреннюю счастливую улыбку на лице – старшая дочь приехала.
А помнишь, как ты спасал меня, когда случилась беда? Сколько сил и души ты отдал мне своим сильным молчанием. Да, ты просто молчал рядом со мной, когда я оплакивала мужа, ушедшего в двадцать восемь. Ты научил меня этому молчанию. Лишь спустя много лет, я смогла заговорить о нем, оставшемся навсегда молодым. Но теперь уже нет и тебя. Теперь вы там вместе…
Ты никогда не повышал голос. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять – неправильный поступок, неправильное слово, неправильные мысли. Научил меня общению с коллегами: всегда говорил, что нет идеальных людей, надо уметь прощать людям их слабости, но нельзя прощать предательства, измены.
А помнишь, как-то сказал: «Всегда хотел сына, а сейчас счастлив, потому что у меня две дочки, которые всегда рядом». Мы помогали, как могли, но оказались бессильны перед болезнью… Я была рядом с тобой до самого последнего вздоха. Твоего. А сейчас мне кажется, что и моего. Потому что плохо, потому что нечем дышать!..
Ты однажды сказал, улыбаясь, глядя на свой «женский батальон», что у тебя три девочки и назвал три имени, среди которых не было моего. Я удивилась.
– А кто же я, папа?
Ты тихо ответил:
– Ты другая.
– Я мальчик? – смеясь, спросила я.
– Нет. Ты просто другая, не такая, как они…
Я поняла, о чем ты говорил, папа – я могла больше выдержать, чем они, твои девочки. Может, тогда и родилась NeTa.
Моя подруга, разглядывая фотографии, увидела черно-белый снимок, на котором ты улыбался, потому что в тот день мы все по очереди играли с тобой в бадминтон и проигрывали. Она сказала: «Даже на этой фотографии, черно-белой, видно, что у твоего папы голубые глаза…» Точно, голубые, как небо. Такие же у твоего внука, моего сына. Значит, ты живешь не только во мне, но и в нем. Мы продолжаем твою жизнь!
Ты говорил мне, когда я была маленькая и плакала по любому поводу: «Откуда у тебя столько слез? А что ты будешь делать, если придет большое, настоящее горе? Ты захочешь плакать, и не сможешь, потому что слезы кончились. Оставь немного слез на будущее». Как ты был прав, папа! Слезы – редкость для меня, но сейчас я плачу…
Те стихи, что ты писал маме, она хранит, как реликвию, читает нам их иногда, но сразу начинает захлебываться слезами. Всем тебя не хватает. А ты приходишь только во сне… Но я и этому рада! Папа…
Эта боль никогда не уйдет и не утихнет.
Где ты сейчас? В каком мире? Видишь ли нас? Слышишь ли? Встретимся ли мы хоть на миг? Чтобы я почувствовал твою ладонь на своей голове и услышала тихое: «Доченька моя!».
Папа! Я здесь! Я люблю тебя!
Рахманинов, «Элегия № 1».
Что вызывает во мне это музыка? Она вызывает воспоминания о моем папе.
Прошло уже семь лет, как его нет с нами. И каждый день он рядом, в сердце, в памяти, в моих поступках, в тех историях, что я пишу. Это – письмо ему.
Папа! Я плачу, да… Потому что тебя так не хватает. Потому что люблю бесконечно. Я – продолжение тебя? Тогда ты – начало меня…
А ты помнишь, как я боялась зеленой травы и шишек? Там, где я родилась, их не было. Пустыня, песок. Озеро, наполовину пресное, наполовину соленое. Мне было всего полтора года, когда я увидела зеленую траву. Я не знала, что это такое под моими босыми ногами, и мне было страшно наступить на что-то незнакомое. Но шишки в траве вызывали еще больший ужас! И ты взял меня на руки, а потом посадил себе на шею. И больше я не боялась! Сколько лет потом эти воспоминания звучали от тебя со смехом, улыбкой…
А первая поездка на мотоцикле? Она была первой и для тебя тоже. Ты просто посадил меня на заднее сидение, и мы поехали. Мне было четыре с половиной года. Потом нас сфотографировали: сначала тебя за рулем, а потом и мне разрешили сесть самой за руль мотоцикла. На тех фотках остались наши улыбки. Может, с той поры у меня такая любовь к байкам? Подаренная тобой, папа…
А первые коньки? Тоже с тобой, на катке. Синяки на коленках, замерзшие руки, онемевшие пальцы ног в ботинках, но мы продолжали гонять по стадиону. Ты научил меня и этому, и привил любовь к спорту. Велосипед, лыжи, бадминтон, волейбол – все это твоя заслуга. Ты ходил на все мои соревнования, гордился успехами. Я не считала это чем-то необычным. Папа же всегда будет рядом!
Первый класс, задание по изобразительному искусству: нарисовать ковер из бабочек. Господи! Кто умел держать карандаш? Слезы лились ручьем от вида страшных многоногих существ на листе бумаги, которые должны были называться бабочками. А ты только пришел с работы. Выслушал мои жалобы на учительницу и сказал, чтобы я ложилась спать. Утром ты уже ушел на работу, а на моем письменном столе лежал рисунок из множества бабочек. Я и сейчас его помню.
«Школьные годы, чудесные» быстро пролетели, и я поступила в институт – по твоему выбору. Москва, столица… Ты редко приезжал. Чаще я моталась на поезде домой. И всегда старалась приехать без предупреждения, чтобы увидеть искреннюю счастливую улыбку на лице – старшая дочь приехала.
А помнишь, как ты спасал меня, когда случилась беда? Сколько сил и души ты отдал мне своим сильным молчанием. Да, ты просто молчал рядом со мной, когда я оплакивала мужа, ушедшего в двадцать восемь. Ты научил меня этому молчанию. Лишь спустя много лет, я смогла заговорить о нем, оставшемся навсегда молодым. Но теперь уже нет и тебя. Теперь вы там вместе…
Ты никогда не повышал голос. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять – неправильный поступок, неправильное слово, неправильные мысли. Научил меня общению с коллегами: всегда говорил, что нет идеальных людей, надо уметь прощать людям их слабости, но нельзя прощать предательства, измены.
А помнишь, как-то сказал: «Всегда хотел сына, а сейчас счастлив, потому что у меня две дочки, которые всегда рядом». Мы помогали, как могли, но оказались бессильны перед болезнью… Я была рядом с тобой до самого последнего вздоха. Твоего. А сейчас мне кажется, что и моего. Потому что плохо, потому что нечем дышать!..
Ты однажды сказал, улыбаясь, глядя на свой «женский батальон», что у тебя три девочки и назвал три имени, среди которых не было моего. Я удивилась.
– А кто же я, папа?
Ты тихо ответил:
– Ты другая.
– Я мальчик? – смеясь, спросила я.
– Нет. Ты просто другая, не такая, как они…
Я поняла, о чем ты говорил, папа – я могла больше выдержать, чем они, твои девочки. Может, тогда и родилась NeTa.
Моя подруга, разглядывая фотографии, увидела черно-белый снимок, на котором ты улыбался, потому что в тот день мы все по очереди играли с тобой в бадминтон и проигрывали. Она сказала: «Даже на этой фотографии, черно-белой, видно, что у твоего папы голубые глаза…» Точно, голубые, как небо. Такие же у твоего внука, моего сына. Значит, ты живешь не только во мне, но и в нем. Мы продолжаем твою жизнь!
Ты говорил мне, когда я была маленькая и плакала по любому поводу: «Откуда у тебя столько слез? А что ты будешь делать, если придет большое, настоящее горе? Ты захочешь плакать, и не сможешь, потому что слезы кончились. Оставь немного слез на будущее». Как ты был прав, папа! Слезы – редкость для меня, но сейчас я плачу…
Те стихи, что ты писал маме, она хранит, как реликвию, читает нам их иногда, но сразу начинает захлебываться слезами. Всем тебя не хватает. А ты приходишь только во сне… Но я и этому рада! Папа…
Эта боль никогда не уйдет и не утихнет.
Где ты сейчас? В каком мире? Видишь ли нас? Слышишь ли? Встретимся ли мы хоть на миг? Чтобы я почувствовал твою ладонь на своей голове и услышала тихое: «Доченька моя!».
Папа! Я здесь! Я люблю тебя!
