Глава 1
Дорога к Академии Игнис Фактула вилась узкой каменной змеей по самому краю скалистого полуострова. Слева, далеко внизу, бескрайнее море билось о черные, отполированные временем и водой камни. У самого берега оно было бирюзовым, почти прозрачным – сквозь толщу воды я различала темные очертания валунов. А у горизонта – густое, глубокое синее, сливавшееся с вечерним небом в единую бездну. Справа нависала стена густого древнего леса. Его темные кроны шелестели тайнами на соленом ветру, а воздух между могучими стволами казался прохладным и влажным, пахнущим прелой листвой, смолой и чем-то диким, незнакомым. А впереди, словно выросшая из самой скалы, неприступная и величавая, высилась Игнис Фактула.
Сердце учащенно забилось под грубой тканью свитера. Бастионы из грубо отесанного черного вулканического камня поглощали свет; их неправильные острые грани казались выщербленными клыками гиганта. Они были увенчаны острыми шпилями, которые сейчас, в лучах заходящего солнца, пылали, как гигантские факелы, зажженные самим небом. Эти огненные вершины отражались в узких высоких окнах-бойницах, превращая их в слепящие щели. Внизу, у самого подножия неприступной скалы, приютился городок Игнисвиль – пестрое лоскутное одеяло из черепичных крыш охристых, терракотовых и серых тонов. Оттуда доносился гул голосов, скрип мачт, звон молотов из кузниц, едкий дымок которых смешивался с соленым бризом. Воздух был насыщен запахами: морской соли, смолистой хвои сосен, жареных каштанов с пристани и… возможностью. Она витала здесь, осязаемая, как статическое напряжение перед грозой, как жар, исходящий от камней под ногами.
Я почувствовала знакомый холодок под высоким воротником кожаной куртки – не от ветра, а от металла – и поправила ремень потрепанного, но крепкого рюкзака. Привычным, почти незаметным жестом проверила, не съехал ли воротник, не открыл ли предательский блеск стабилизатора. «Ошейник» – так его называли другие. Для меня же это был якорь, сдерживающий бурю внутри, жизненная необходимость. Не подавитель воли, нет. Скорее, регулятор мощности, спасительный клапан.
Сирота из приюта портового городка Портсвиля, я с пеленок усвоила: судьба подарков не раздает. Каждую свободную минуту я дралась за знания, как за глоток воздуха. Штудировала до рези в глазах потрепанные, пахнущие пылью и исчерканные чужими пометками подержанные книги. Оттачивала контроль над пламенем на пустынном ночном пляже, пока песок под босыми ногами не спекался в причудливые капли черного стекла, а на рассвете смывала с лица копоть и соль. Упорство стало моим щитом и мечом. Лучшая на подготовительных курсах Портсвиля. Одна из немногих за последние годы, кто выдержал изматывающий экзамен на «Глубинное Пламя». И вот я здесь. На пороге Боевого Факультета – легендарной кузницы элитных воинов-пиронавтов, живого щита против древней Тьмы.
Ворота Академии, монументальные и грозные, были выкованы из чернёного серебра. Казалось, они вросли в каменные стены, опоясывающие академию. Широкий внутренний двор был вымощен темными плитами, на которых были выбиты сложные рунические круги для тренировок. Здесь кипела жизнь – шумная, пестрая, заряженная энергией. Сновали группы студентов в форменных мантиях, цвет и символ которых говорили о факультете громче слов.
Алый огонь на черном поле: боевики. Их было меньше всего (к сожалению, не все доживали до второго года обучения), и они выделялись не только цветом. Они двигались с выверенной, почти звериной грацией, словно сберегая каждый джоуль энергии для настоящего дела. Их взгляды, острые и оценивающие, сканировали окружение, как радары, отмечая каждую деталь, каждого новичка. Я почувствовала знакомый зов стихии – жаркую волну, пробежавшую по жилам, заставившую кровь петь. Инстинктивно выпрямилась, гордо подняв подбородок. Мое место. Должно быть.
Серебряные шестерни на ультрамариновом поле: артефакторы. Они толпились у импровизированных стендов и у входа в мастерские, окруженные причудливыми устройствами, которые то тикали, то шипели, то испускали мелкие искры. Их пальцы, часто испачканные сажей или маслом, летали над рунными схемами на пергаментах или прямо в воздухе; лица были оживлены азартом творца. Воздух вокруг них вибрировал от сдержанной энергии кристаллов и пах озоном, горячим металлом и ладаном для очистки артефактов – запах интеллекта и изобретательности.
Зеленый лист на белоснежном поле: целители. Казались тихими островками спокойствия в этом бурлящем потоке энергии и амбиций. От группы, направлявшейся к лазарету, веяло чистотой и запахом целебных трав – шалфея, лаванды, мяты. Важная работа, признала я про себя, но не моя стезя. Мой путь вел к огню, а не к успокоению.
Регистрация прошла удивительно гладко в просторном высоком Зале Посвящения. Стены здесь были покрыты темными деревянными панелями, на которых горели вечные факелы в массивных железных кованых бра, отбрасывая танцующие тени. Воздух пах старым деревом, воском и холодным камнем. За массивным дубовым столом сидел пожилой артефактор. Его седые волосы были коротко острижены, а на груди поблескивал орден в виде сложной сияющей шестерни. Сеть тонких светлых шрамов, словно от крошечных осколков или энергетических всплесков, покрывала его скулы и лоб. Его глаза цвета старого железа были остры и проницательны. Он молча протянул мне тяжелый холодный железный ключ с выгравированным номером «17» и плотную карту из желтоватого пергамента, испещренную линиями коридоров и башен.
— Солис Розали. Боевой Факультет, Первый курс. Комната 17, Башня Молодого Огня. Добро пожаловать в Игнис Фактулу, — произнес он.
Его взгляд, острый и проницательный, лишь мельком, без тени осуждения или излишнего любопытства, коснулся высокого воротника моей куртки – здесь, видимо, привыкли к разному. Здесь привыкли к силе в любой ее форме и к цене, которую за нее платят. Это обнадеживает.
Башня Молодого Огня пахла свежей древесиной сосны, железом и едва уловимым запахом теплого камня, вобравшего дневное солнце. Лестницы были широкими, ступени слегка стертыми посередине – следы тысяч ног, ступавших здесь до меня. Общежитие четко делилось: массивная арка с выкованным знаком меча вела в мужское крыло, где слышались грубоватые голоса и грохот опрокинутого ведра, а арка со знаком щита – в женское. Коридоры женского крыла были чуть светлее; на стенах висели простые, но крепкие светильники. В самом конце каждого коридора виднелась дверь с паром, клубящимся у щелей, и доносилось журчание воды – общие умывальни и душевые. Комната 17 оказалась просторной, но аскетичной: две узкие, но крепкие кровати с шерстяными одеялами темно-бордового цвета, две небольшие тумбы у большого окна-бойницы, небольшое зеркало на стене, один шкаф из темного дуба и один простой стол с полкой над ним. И вид… Вид захватывал дух: внизу расстилались тренировочные площадки, расчерченные рунами, а дальше – бескрайнее, дышащее море, уходящее в багрянец заката. И соседка.
У окна, полубоком к морю света, стояла девушка в белоснежной мантии с зеленым листом. Она казалась почти невесомой на фоне могучей скалы. Хрупкая, с тонкой шеей и узкими плечами. Ее волосы цвета спелой пшеницы были заплетены в аккуратную тугую косу, ниспадавшую на спину. Большие, широко поставленные голубые глаза смотрели задумчиво и чуть растерянно на кипящий внизу двор. Она нервно перебирала край мантии тонкими бледными пальцами.
— Привет, — я бросила свой верный рюкзак на ближайшую к двери кровать, стараясь звучать увереннее, чем чувствовала себя внутри. Волнение сжимало горло. — Похоже, будем соседками. Розали Солис, Боевой. Можно просто Ро.
Девушка вздрогнула, будто очнувшись от глубокой задумчивости. Робкая улыбка, словно первая весенняя трава, тронула ее губы.
— Лора Сомбра. Целительство. Очень приятно, — ее голос был тихим, мелодичным, как шелест листьев под легким ветерком. — Я… я только что приехала. Кажется, немного растерялась. Все такое грандиозное. И шумное.
— Я тоже, — призналась я неожиданно, искренне, почувствовав неожиданную волну симпатии к этой тихой девушке. Моя собственная внутренняя энергия, как всегда, бушевала под кожей – мощное болезненное тепло, стремящееся вырваться наружу, смешанное с предвкушением нового и леденящим страхом неизвестности. Но стабилизатор на шее в ответ глухо, предупреждающе загудел; вибрация отдалась в костях, как запуск мощного реактора на холостом ходу, сдерживая неконтролируемый поток, жестоко напоминая о цене этой силы и о том, что произойдет, если контроль будет утерян. — Освоимся вместе? — предложение вырвалось само собой.
Я начала разбирать свои скудные, но дорогие сердцу пожитки – пару затертых книг, несколько простых смен одежды из прочной ткани, принадлежности для гигиены. Сняла потрепанную куртку. Воротник практичного шерстяного свитера приоткрылся, обнажив гладкий металлический обод стабилизатора. Он плотно прилегал к коже у основания шеи, холодный и неумолимый. Рубиновые вставки по его окружности мерцали тусклым ровным светом, как угли. Лора заметила. В ее больших голубых глазах не было ни страха, ни брезгливости, лишь тихое внимание и тень сочувствия.
— Необычный стабилизатор, — осторожно заметила Лора, не отводя взгляда. Она продолжала доставать из своего большого потрепанного чемодана аккуратно свернутые одеяния нежных оттенков и пучки сухих трав, связанных бечевкой. Комната наполнилась ароматом летнего луга, сушеных яблок и чего-то корневого, земляного. — Он выглядит очень… сложным. Совсем не как те стандартные ограничители, что я видела раньше в лазаретах.
— Спасибо, — я машинально тронула прохладный металл кончиками пальцев, чувствуя подушечками знакомые ритмичные вибрации – музыкальное сопровождение каждого моего дня. — Без него я была бы не искрой, а горсткой пепла на ветру.
Шутка вырвалась привычно, отработанно за годы насмешек и вопросов, но горечь, спрятанная за ней, была настоящей, острой, как шрам на душе. Я научилась ее прятать за броней показного безразличия или колючего острого слова. Лора кивнула, не смутившись, ее взгляд выражал понимание; затем вдруг оживилась, словно вспомнив что-то важное:
— Ой, чуть не забыла самое главное! — Она бережно, с материнской осторожностью, вынула из глубины объемистой сумки небольшой глиняный горшок, обвитый по краю грубой веревкой. В нем росло невысокое, но крепкое растение с мясистыми, сочно-зелеными листьями, покрытыми легким серебристым пушком, отливавшим в свете. — Это Игнис. Мой личный огнестойкий спутник. Пережил даже мои первые, весьма… жаркие… опыты с зельеварением. — Она поставила горшок на свою тумбочку, под лампу, осторожно поправив листики. — Думаю, ему здесь понравится. Надеюсь, твой внутренний огонь его не напугает?
Она улыбнулась, и в ее голосе, обычно тихом, зазвучала легкая, почти озорная нотка. Дерзко. Неожиданно для такой хрупкой девицы.
— Игнис? — я фыркнула, но уголки моих губ предательски дрогнули против воли. — С таким именем он должен чувствовать себя здесь как дома. Главное, чтобы не начал стрелять семенами, как горящими зажигательными снарядами.
Может, и правда получится здесь освоиться? С такой соседкой?
— О, нет! Он очень мирный, — заверила Лора, поливая растение из маленькой фляжки. — Просто очищает воздух и напоминает о зелени. В этих камнях ее так не хватает. — Она оглядела комнату. — Надо будет еще что-то живое добавить… Может, занавески не такие строгие?
— Сначала бы разобраться, куда девать твои три сумки с травами, — пошутила я, укладывая в шкаф свои темные практичные брюки. Мой уголок уже выглядел как образец военной дисциплины: вещи сложены стопкой по размеру, книги — ровно, углы — прямые. Уголок Лоры напоминал миниатюрный аптекарский сад, перемешанный с одеждой. — Твой Игнис, похоже, единственное, что не рискует быть раздавленным в этой башне силы.
Перед ужином решили осмотреть двор получше. Я шла уверенно, плечи расправлены, взгляд прямой — привыкшая к оценивающим взглядам и шепоткам за спиной еще со времен приюта и подготовительных курсов. Я знала цену своему месту здесь. Цену каждой пяди земли, каждой капли пота. Но первое настоящее испытание нашло меня у самых дверей столовой, откуда лился аппетитный запах жареного мяса и свежего хлеба, смешанный с гомоном сотен голосов. Группа старшекурсников-боевиков, шумная, самоуверенная, излучавшая грубую силу и браваду, преградила нам путь, заполнив узкий проход. Лидер, здоровяк с квадратной челюстью, нагловатой ухмылкой и грубым шрамом, рассекающим правую бровь, уставился прямо на мою шею. Его усмешка стала шире, откровенно враждебной. Вот и началось.
— Опа! — он громко, хрипло расхохотался, тыча толстым пальцем в направлении стабилизатора. — Смотрите-ка, щенок боевой! И на поводке! — Он нарочито приблизился, заслонив собой свет; запах пота и чего-то звериного ударил в нос. Наклонился, его дыхание, горячее и тяжелое, коснулось моего лица... и он громко, презрительно ГАВКНУЛ. Прямо мне в лицо. — Гав! Гав! Чувствуешь команду, цепная?
Я инстинктивно отшатнулась, спина на мгновение уперлась в холодную каменную стену. Внутри все сжалось в тугой, раскаленный докрасна шар ярости. Кровь ударила в виски, пальцы сами сжались в кулаки. Прежде чем я успела открыть рот, чтобы выплеснуть пламя гнева или найти острое, обжигающее слово, раздался резкий, как удар хлыста, голос, перекрывший гогот прихлебателей.
— Заткнись, Рогар! Твои шутки тупее твоих заклинаний!
Это была девушка-артефактор. Она вышла из тени каменной колонны, словно материализовалась из полумрака. Короткое каре огненно-рыжих волос, словно впитавших само пламя кузницы, обрамляло лицо с острым решительным подбородком и россыпью золотистых веснушек на носу и скулах. Умные, колючие зеленые глаза, как у дикой кошки, смотрели на моего обидчика с презрением из-за очков в причудливой медной оправе с крошечными шестеренками по бокам. Она подошла быстрыми уверенными шагами, скрестив руки на груди, и встала между мной и здоровяком, как живой, нерушимый щит. Ее ультрамариновая мантия была перепачкана маслом, сажей и какими-то синими и зелеными пятнами; на руках — толстые кожаные защитные перчатки.
— Отвяжись, Мелани! — буркнул Рогар, но его уверенность дрогнула, он слегка отступил. — Я просто новичка приветствую по-боевому! По-нашему!
— По-боевому? Ты по-свински приветствуешь! — парировала Мелани, не моргнув. — И вообще, если бы ты хоть раз взглянул на «Арканный Вестник» вместо комиксов про великанов, то знал бы, что стабилизаторы повышенной мощности — не для дикарей, а для источников силы, которые без защиты сожгут себя дотла. Это не цепь, дубина, это щит! — Она бросила быстрый, но пристально оценивающий взгляд на стабилизатор Розали. Ее взгляд стал профессионально-заинтересованным. — И довольно сложный щит, кстати. Интересная работа… Черт возьми, это же кастомный регулятор потока? Умно. Очень умно.
Рогар что-то невнятно проворчал про «ботаников» и, швырнув плевок себе под ноги, неловко развернулся, увлекая за собой приятелей, чьи смешки теперь звучали неуверенно.
Я выдержала его тяжелый, обещающий продолжение взгляд, не моргнув; челюсть была сжата так, что заныли скулы.
