Когда я первого сентября пришла в четвертый класс, Славы Шарова в школе не было. Я думала, он просто заболел, поэтому не ходит в школу. Ждала каждый день, что он появится. А потом случайно узнала, что родители Славы всё-таки уехали в другой город. И увезли сына с собой. Это было ужасное разочарование. Мое первое разочарование в жизни.
Я погоревала, погоревала, но постепенно забыла о Славе, и все мальчишки для меня снова надолго исчезли. Так закончилась моя самая первая любовь.
А вместо Славы в моей комнате поселилась моя двоюродная сестра, Женька Кузнецова, дочка маминой младшей сестры, тети Люды. Её семья жила в деревне, в которой не было школы. Вернее, школа была, но в соседнем селе. Женьке, которая пошла в первый класс, пришлось бы или ходить пять километров пешком каждый день, или жить в интернате. А тетя Люда была категорически против интерната. И мои мама с папой предложили, чтобы Женька жила у нас и училась в школе, в которой учусь я. Мы всё же родственники, а не интернат. А тетя Люда будет забирать дочь домой на воскресенья и каникулы. Женька пришла в восторг оттого, что будет жить в городе и учиться в городской школе.
Я всегда хотела иметь младшего брата или сестру, и не была против. Мне вообще спать на диване даже больше нравилось.
Вообще-то в четвертом классе я чуть было не влюбилась второй раз. Тот мальчик, его звали Игорь, со своими родителями переехал в наш дом, но учился по-прежнему в своей старой школе, и ездил туда на автобусе. Он был скромный, в нашем дворе ни с кем не дружил, но я часто видела его на скамейке с книжкой. Дружить с мальчиком из другой школы даже лучше, чем из своей. Никто не узнает, никто не будет насмехаться. Я уже начала прикидывать, как с ним познакомиться, но узнала тако-ое...
Это мне Танька рассказала. Она сказала, что вот эта штучка у мальчишек между ног не только чтобы ходить в туалет.
– А зачем еще? – удивилась я.
– А как ты думаешь, дети откуда появляются? Ну, не в капусте же их находят, в самом деле! – ответила Танька. – Или, может, ты думаешь, их аисты приносят, или в специальном магазине покупают?
– Ничего такого я не думаю! – огрызнулась я. Слышала подобные сказки, но мама такие никогда не рассказывала. Она мне еще в пять лет объяснила, откуда я взялась. – Детей мамы рожают.
– А у мам в животе они откуда? – прищурилась подруга.
Я пожала плечами. Этот вопрос как-то не приходил мне в голову.
– Так вот, без папы у мамы ничего не получилось бы, – тоном знатока произнесла Танька. – И чтобы родился ребенок...
– Знаю, мамы и папы вместе спят, – вставила я.
– Это только так говорится, что они вместе спят, – пояснила Танька. – А на самом деле они и не спят вовсе. На самом деле, чтобы родился ребенок, папа с мамой делают это.
И она показала, как указательный палец одной руки входит в колечко, свернутое из большого и указательного пальцев другой руки. Мне этот жест ничего не говорил. Танька поняла это по моему недоумевающему виду, и рассмеялась:
– Ну ты и темнота, не знаешь, что твои мама и папа по ночам делают!
И объяснила мне, что указательный палец – это то, что у папы в штанах, а колечко – то, что в трусах у мамы.
Я как представила, так меня чуть не стошнило. И вовсе ничем таким мои родители не занимались! По крайней мере, уже лет десять, иначе у меня уже было бы десять сестер и братьев.
– А ты-то откуда всё это знаешь? – прищурилась я. – За своими родителями подглядывала, что ли?
У Таньки два младших брата, и еще сестра совсем недавно родилась.
– Нет, мне наша соседка, Ирка, рассказала, а ей – её старшая сестра, – ответила подруга. – А ее сестра уже взрослая. И у нее есть жених. И она по секрету рассказала Ирке, что они уже живут, как муж и жена.
Я вдруг представила, что мы с Игорем делаем это. И мне стало так противно, что он мне сразу разонравился.
Правда, потом я поняла, что это делают только взрослые, так что ничего страшного в дружбе с мальчиками нет. Наверное, дружить с ними даже интересно, мы же, оказывается, такие разные. Только вот мальчишки не совсем не горели желанием подружиться с нами, девочками.
Но время шло, мы взрослели, реальнее становилась и дружба между девочками и мальчиками, хотя на тех девочек, которые дружили с мальчиками, еще в пятом классе чуть ли не указывали пальцем. Но смотрели с завистью, да и таких было раз, два, и обчелся. Это были самые красивые девочки, которые выглядели взрослее своих двенадцати лет. Я немножко завидовала таким, когда после уроков в класс заглядывал какой-нибудь парень и звал:
– Наташка, ну, что, идем?
И Наташка на виду у всего класса вставала из-за парты, и, с превосходством поглядывая на одноклассниц, направлялась к двери. А потом я видела в окно, как эти двое шли рядом, и парень нес два портфеля. И они совершенно не обращали внимания на то, как кто-то кричал им вслед: «Тили-тили-тесто, жених и невеста!»
Зато в шестом классе на вопрос: «У тебя есть парень?» уже многие девчонки с гордостью отвечали: «Да».
Я была из тех немногих, кто стыдливо отвечал: «Нет».
Да не очень-то мне и хотелось дружить с кем-то из одноклассников. Никто из моих подруг с ними не дружил, предпочитая мальчиков на год или два старше. Когда я спросила у мамы, почему так, она ответила, это потому, что мальчики взрослеют на год-два позднее девочек, но потом, годам к семнадцати-восемнадцати взросление выравнивается.
Удобное и понятное объяснение, но мне оно ничем не помогло: старшие ребята не обращали на меня никакого внимания. Наверное, потому, что была я совершенно обыкновенная, никакими особыми талантами не обладала. И была такого маленького роста, что на уроках физкультуры всегда стояла в шеренге последней.
За лето после окончания шестого класса я заметно подросла. Теперь за мной на физкультуре выстраивались уже три девчонки! И грудь у меня начала обозначаться, и бедра чуть пополнели, и талия стала казаться тоньше. Я специально выбрала школьную форму, отрезную по талии, и на фартуке перешила пуговки, чтобы пояс ее потуже обтягивал. Некоторые мои подружки, чтобы грудь казалась больше, надевали лифчик, и подкладывали в него поролон или вату. Но я решила, что обойдусь без таких ухищрений, опасаясь, что вата может выпасть в самый неподходящий момент.
Многие подруги, кстати, уже гордо хвастались, что у них начались месячные. У меня пока не было, но я и не переживала. Мама рассказала мне о менструальном цикле, и я поняла, что это большое неудобство. Так что чем позже, тем лучше. Я спросила у мамы, зачем они вообще нужны, эти месячные? Она ответила, что нужны, потому что менархе – первые месячные – это первый шаг к взрослению. Еще она сказала, что когда цикл месячных установится, это значит, девушка уже взрослая, и готова к продолжению рода. Когда наступает беременность, месячные прекращаются. А иначе как ты узнаешь, что скоро станешь мамой?
Ну, ладно, против рождения детей я ничего не имела, хотя то, что делают, чтобы забеременеть, всё еще меня сильно смущало. Но мне уже сейчас хотелось выглядеть взрослой, а не когда установится менструальный цикл. Поэтому я плюнула на обидный стишок про Любочку, отрастила волосы и стала заплетать косу, которая мне шла больше, чем хвостики.
Я такая себе очень нравилась! Мне нравилось разглядывать свое тело в зеркале. Я надевала обтягивающий купальник и вертелась перед зеркалом, представляя, что я – гимнастка. По крайней мере, фигура у меня была не хуже, чем у них.
И свое лицо мне тоже начало нравиться. Я всегда считала, что оно у меня слишком вытянутое. Но теперь я сделала себе густую челку, закрыв лоб, и лицо перестало казаться длинным. И глаза у меня пусть и серые, зато большие, и ресницы длинные, губы ярко-красные, без всякой помады, между прочим.
Наша классная первого сентября даже решила, что я их накрасила.
– Кошкина, я ожидала этого от кого угодно, только не от тебя, – на классном часе сказала она. – В твоем возрасте еще рано краситься. Сейчас же сотри помаду!
– Но у меня нет никакой помады, – ответила я.
– Как это нет, когда я вижу, что есть, – возразила классная, взяла салфетку и демонстративно перед всем классом хотела стереть помаду с моих губ, чтобы и другим девочкам краситься неповадно было.
Она провела салфеткой по моим губам, и была очень удивлена, когда бумага осталась чистой. Видели бы вы, с какой неохотой она передо мной извинилась.
В общем, может, я и не красавица, как Наташка Николаева из нашего класса, но вполне симпатичная. Не просто же так тетя Люда, когда в очередной раз привезла к нам Женьку и увидела меня с новой прической, сказала, потрепав меня за щеку:
– А ты станешь прелестной девушкой, Любочка, когда подрастешь.
Поэтому я была уверена, что уж в седьмом-то классе обязательно буду дружить с каким-нибудь парнем.
Проходили дни, недели, месяцы, а парни всё равно не обращали на меня никакого внимания. Да и я на них, честно говоря, тоже. Ни в нашем седьмом «в», ни в параллельных классах мне никто не нравился. Нет, у нас были, конечно, симпатичные ребята, но вот так, чтобы хотелось быть с ним рядом всегда, как в третьем классе со Славой Шаровым, таких не было. Хотя, если бы кто-нибудь предложил мне дружить, я бы, наверное, согласилась. Интересно же узнать, как это – дружить с парнем.
Кроме Таньки у меня еще была подруга Лариска Шаклеина, она жила через два дома от нашего, и училась в нашем классе. Так вот она мне рассказывала, что со своим парнем – Сашкой Лебедевым из восьмого класса, который жил в соседнем дворе, – ходит в кино и в кафе-мороженое.
– А о чём вы с Сашкой разговариваете? – как-то спросила я.
Подруга пожала плечами.
– Да ни о чём.
– Молчите, что ли? – удивилась я.
– Ну почему молчим? – возразила Лариска. – Кино обсуждаем, про учителей говорим... про знакомых девчонок и парней... ничего необычного.
И правда, ничего особенного. Чем же тогда отличается дружба с парнем от дружбы с девчонкой? Пожалуй, в ближайшем будущем мне этого не узнать. Хотя чего тут узнавать, я своих одноклассников как облупленных знала, и была почти уверена, что мне с ними будет неинтересно.
А так хотелось влюбиться! Мне ведь уже четырнадцать лет!
– А еще Сашка один раз меня через лужу перенес, – добавила Лариска.
– Как? На руках? – удивилась я.
– Конечно, на руках, не на голове же, – ответила подруга.
И мне тоже безумно захотелось, чтобы мой парень носил меня на руках.
Как-то в начале марта после уроков я сидела на скамейке в фойе на первом этаже школы. Идти домой одной было неохота, и я ждала Таньку, которую оставили в классе из-за двойки за контрольную по математике. А я написала контрольную на твердую тройку, и могла свободно идти домой. Но как раз сегодня мы с Танькой хотели пойти в магазин, присмотреть подарки мамам на Восьмое марта, поэтому я и ждала ее.
Нет, Таня училась нормально, по крайней мере, не хуже меня. Просто недавно она влюбилась в нашего одноклассника Пашку Жидкова, и забыла обо всех уроках и домашних заданиях. Поэтому плохо подготовилась к контрольной. И Пашка учился неплохо, но тоже почему-то получил двойку. Танька решила, что он получил двойку, потому что влюбился в нее, и даже обрадовалась возможности сесть с ним за одну парту после уроков и пообщаться хотя бы на математическую тему. Она поделилась со мной надеждой, что сегодня, когда они будут сидеть рядом, он обязательно предложит ей дружить. И сейчас они сидели в классе и переписывали контрольную.
А я сидела в фойе и мечтала о том, как в наш класс придет новенький парень, и я снова испытаю то чувство, как в третьем классе. Только на этот раз оно будет взаимным. Но это должен быть не любой парень. Он должен быть высокий, симпатичный, светловолосый и голубоглазый, и должен хорошо учиться. Еще он обязательно должен любить кошек, и вообще животных, и, желательно, чтобы он умел играть на гитаре. И, конечно, мне должно быть с ним интересно.
В фойе четверо десятиклассников отгораживали фанерными щитами угол под штаб ЮДМ (если кто не знает, это расшифровывается как Юные Друзья Милиции). Делать было нечего, и я наблюдала, как юноши возводят стены будущего штаба. Они стучали молотками, подшучивали друг над другом, когда кто-нибудь из них ударял молотком по пальцу вместо гвоздя, смеялись, дурачились, совершенно не замечая меня.
На одного из этих десятиклассников, совсем не самого высокого и широкоплечего, я обратила внимание. Почему – так и не поняла. Внешность у парня была вполне обычная – прямой нос, тонкие губы, серые глаза, темные волосы. Волосы, правда, длиннее, чем положено, за такие любого семиклассника директриса школы за руку отвела бы в парикмахерскую. Но десятиклассникам позволялось больше, чем семиклассникам. Я украдкой пялилась на этого парня весь урок, и к концу поняла, что он мне нравится. Ну и что, что он не высокий голубоглазый блондин. Оказывается, мне могут нравиться и другие типажи. Еще я поняла, что если он не любит кошек и не умеет играть на гитаре, он мне всё равно будет нравиться.
«Вот бы с ним дружить!» – подумала я.
Но ни он, ни другие десятиклассники меня не замечали. Парни занимались своим делом, как будто в фойе, кроме них, никого и нет.
Нет, один раз он все-таки меня заметил.
Двое парней, стоя на шатких лесах из школьных столов и стульев, прилаживали доску наверху перегородки, а он стоял внизу и указывал, чтобы было ровно:
– Серег, приподними чуть-чуть. Генка, а ты опусти. Да не так низко, идиот!
– Сам ты идиот, – незамедлительно отозвался Генка. – Если ты такой умный, Растрелли, лез бы сам сюда, и делал, как надо. Подай лучше молоток.
Я так и не поняла, почему Генка назвал моего незнакомца Растрелли. Неужели его так зовут? Нет, не может быть, парня с таким необычным именем знали бы все. В школе была девочка, в девятом классе училась. Звали ее Роза Роза. Имя Роза, и фамилия Роза. Так нам, когда мы еще только в первый класс пришли, ее, в то время третьеклассницу, как школьную достопримечательность показывали. Значит, моего незнакомца точно зовут не так. Только его имени парни не называли.
Он протянул Генке молоток. Тот потянулся за инструментом, пошатнулся, и выпустил доску из рук. Его конец доски полетел вниз, и, если бы мой незнакомец не успел отскочить, доска точно ударила бы его по голове.
Я беззвучно вскрикнула, а он матюгнулся:
– ... твою мать!
И тут же, оглянувшись на меня, добавил:
– Прошу прощения.
Я не знала, как реагировать, поэтому просто застыла, как сидячая каменная статуя. Не потому, что была шокирована неприличными словами, а потому, что он заметил меня и извинился. А он и не ждал моей реакции, сразу отвернулся, помог поднять доску, и они продолжили работу.
Переписывать контрольную в нашем классе оставалось человек десять. Когда прозвенел звонок с урока, мимо меня пробежал сначала один, потом двое, а потом целая толпа моих одноклассников, в которой был и Пашка. А Танька почему-то не пришла.
Десятиклассники собрали инструменты, занесли столы и стулья в отгороженный кабинет, и ушли.
Наконец, перед самым звонком на следующий урок появилась недовольная Танька.
– Тань, ты чего такая? – спросила я. – Не смогла исправить двойку?
– Исправила, – буркнула подруга.
– А чего тогда? С Пашкой не удалось поговорить? – спросила я.
Я погоревала, погоревала, но постепенно забыла о Славе, и все мальчишки для меня снова надолго исчезли. Так закончилась моя самая первая любовь.
А вместо Славы в моей комнате поселилась моя двоюродная сестра, Женька Кузнецова, дочка маминой младшей сестры, тети Люды. Её семья жила в деревне, в которой не было школы. Вернее, школа была, но в соседнем селе. Женьке, которая пошла в первый класс, пришлось бы или ходить пять километров пешком каждый день, или жить в интернате. А тетя Люда была категорически против интерната. И мои мама с папой предложили, чтобы Женька жила у нас и училась в школе, в которой учусь я. Мы всё же родственники, а не интернат. А тетя Люда будет забирать дочь домой на воскресенья и каникулы. Женька пришла в восторг оттого, что будет жить в городе и учиться в городской школе.
Я всегда хотела иметь младшего брата или сестру, и не была против. Мне вообще спать на диване даже больше нравилось.
Вообще-то в четвертом классе я чуть было не влюбилась второй раз. Тот мальчик, его звали Игорь, со своими родителями переехал в наш дом, но учился по-прежнему в своей старой школе, и ездил туда на автобусе. Он был скромный, в нашем дворе ни с кем не дружил, но я часто видела его на скамейке с книжкой. Дружить с мальчиком из другой школы даже лучше, чем из своей. Никто не узнает, никто не будет насмехаться. Я уже начала прикидывать, как с ним познакомиться, но узнала тако-ое...
Это мне Танька рассказала. Она сказала, что вот эта штучка у мальчишек между ног не только чтобы ходить в туалет.
– А зачем еще? – удивилась я.
– А как ты думаешь, дети откуда появляются? Ну, не в капусте же их находят, в самом деле! – ответила Танька. – Или, может, ты думаешь, их аисты приносят, или в специальном магазине покупают?
– Ничего такого я не думаю! – огрызнулась я. Слышала подобные сказки, но мама такие никогда не рассказывала. Она мне еще в пять лет объяснила, откуда я взялась. – Детей мамы рожают.
– А у мам в животе они откуда? – прищурилась подруга.
Я пожала плечами. Этот вопрос как-то не приходил мне в голову.
– Так вот, без папы у мамы ничего не получилось бы, – тоном знатока произнесла Танька. – И чтобы родился ребенок...
– Знаю, мамы и папы вместе спят, – вставила я.
– Это только так говорится, что они вместе спят, – пояснила Танька. – А на самом деле они и не спят вовсе. На самом деле, чтобы родился ребенок, папа с мамой делают это.
И она показала, как указательный палец одной руки входит в колечко, свернутое из большого и указательного пальцев другой руки. Мне этот жест ничего не говорил. Танька поняла это по моему недоумевающему виду, и рассмеялась:
– Ну ты и темнота, не знаешь, что твои мама и папа по ночам делают!
И объяснила мне, что указательный палец – это то, что у папы в штанах, а колечко – то, что в трусах у мамы.
Я как представила, так меня чуть не стошнило. И вовсе ничем таким мои родители не занимались! По крайней мере, уже лет десять, иначе у меня уже было бы десять сестер и братьев.
– А ты-то откуда всё это знаешь? – прищурилась я. – За своими родителями подглядывала, что ли?
У Таньки два младших брата, и еще сестра совсем недавно родилась.
– Нет, мне наша соседка, Ирка, рассказала, а ей – её старшая сестра, – ответила подруга. – А ее сестра уже взрослая. И у нее есть жених. И она по секрету рассказала Ирке, что они уже живут, как муж и жена.
Я вдруг представила, что мы с Игорем делаем это. И мне стало так противно, что он мне сразу разонравился.
Правда, потом я поняла, что это делают только взрослые, так что ничего страшного в дружбе с мальчиками нет. Наверное, дружить с ними даже интересно, мы же, оказывается, такие разные. Только вот мальчишки не совсем не горели желанием подружиться с нами, девочками.
Но время шло, мы взрослели, реальнее становилась и дружба между девочками и мальчиками, хотя на тех девочек, которые дружили с мальчиками, еще в пятом классе чуть ли не указывали пальцем. Но смотрели с завистью, да и таких было раз, два, и обчелся. Это были самые красивые девочки, которые выглядели взрослее своих двенадцати лет. Я немножко завидовала таким, когда после уроков в класс заглядывал какой-нибудь парень и звал:
– Наташка, ну, что, идем?
И Наташка на виду у всего класса вставала из-за парты, и, с превосходством поглядывая на одноклассниц, направлялась к двери. А потом я видела в окно, как эти двое шли рядом, и парень нес два портфеля. И они совершенно не обращали внимания на то, как кто-то кричал им вслед: «Тили-тили-тесто, жених и невеста!»
Зато в шестом классе на вопрос: «У тебя есть парень?» уже многие девчонки с гордостью отвечали: «Да».
Я была из тех немногих, кто стыдливо отвечал: «Нет».
Да не очень-то мне и хотелось дружить с кем-то из одноклассников. Никто из моих подруг с ними не дружил, предпочитая мальчиков на год или два старше. Когда я спросила у мамы, почему так, она ответила, это потому, что мальчики взрослеют на год-два позднее девочек, но потом, годам к семнадцати-восемнадцати взросление выравнивается.
Удобное и понятное объяснение, но мне оно ничем не помогло: старшие ребята не обращали на меня никакого внимания. Наверное, потому, что была я совершенно обыкновенная, никакими особыми талантами не обладала. И была такого маленького роста, что на уроках физкультуры всегда стояла в шеренге последней.
ГЛАВА 2. И любовь вторая
За лето после окончания шестого класса я заметно подросла. Теперь за мной на физкультуре выстраивались уже три девчонки! И грудь у меня начала обозначаться, и бедра чуть пополнели, и талия стала казаться тоньше. Я специально выбрала школьную форму, отрезную по талии, и на фартуке перешила пуговки, чтобы пояс ее потуже обтягивал. Некоторые мои подружки, чтобы грудь казалась больше, надевали лифчик, и подкладывали в него поролон или вату. Но я решила, что обойдусь без таких ухищрений, опасаясь, что вата может выпасть в самый неподходящий момент.
Многие подруги, кстати, уже гордо хвастались, что у них начались месячные. У меня пока не было, но я и не переживала. Мама рассказала мне о менструальном цикле, и я поняла, что это большое неудобство. Так что чем позже, тем лучше. Я спросила у мамы, зачем они вообще нужны, эти месячные? Она ответила, что нужны, потому что менархе – первые месячные – это первый шаг к взрослению. Еще она сказала, что когда цикл месячных установится, это значит, девушка уже взрослая, и готова к продолжению рода. Когда наступает беременность, месячные прекращаются. А иначе как ты узнаешь, что скоро станешь мамой?
Ну, ладно, против рождения детей я ничего не имела, хотя то, что делают, чтобы забеременеть, всё еще меня сильно смущало. Но мне уже сейчас хотелось выглядеть взрослой, а не когда установится менструальный цикл. Поэтому я плюнула на обидный стишок про Любочку, отрастила волосы и стала заплетать косу, которая мне шла больше, чем хвостики.
Я такая себе очень нравилась! Мне нравилось разглядывать свое тело в зеркале. Я надевала обтягивающий купальник и вертелась перед зеркалом, представляя, что я – гимнастка. По крайней мере, фигура у меня была не хуже, чем у них.
И свое лицо мне тоже начало нравиться. Я всегда считала, что оно у меня слишком вытянутое. Но теперь я сделала себе густую челку, закрыв лоб, и лицо перестало казаться длинным. И глаза у меня пусть и серые, зато большие, и ресницы длинные, губы ярко-красные, без всякой помады, между прочим.
Наша классная первого сентября даже решила, что я их накрасила.
– Кошкина, я ожидала этого от кого угодно, только не от тебя, – на классном часе сказала она. – В твоем возрасте еще рано краситься. Сейчас же сотри помаду!
– Но у меня нет никакой помады, – ответила я.
– Как это нет, когда я вижу, что есть, – возразила классная, взяла салфетку и демонстративно перед всем классом хотела стереть помаду с моих губ, чтобы и другим девочкам краситься неповадно было.
Она провела салфеткой по моим губам, и была очень удивлена, когда бумага осталась чистой. Видели бы вы, с какой неохотой она передо мной извинилась.
В общем, может, я и не красавица, как Наташка Николаева из нашего класса, но вполне симпатичная. Не просто же так тетя Люда, когда в очередной раз привезла к нам Женьку и увидела меня с новой прической, сказала, потрепав меня за щеку:
– А ты станешь прелестной девушкой, Любочка, когда подрастешь.
Поэтому я была уверена, что уж в седьмом-то классе обязательно буду дружить с каким-нибудь парнем.
Проходили дни, недели, месяцы, а парни всё равно не обращали на меня никакого внимания. Да и я на них, честно говоря, тоже. Ни в нашем седьмом «в», ни в параллельных классах мне никто не нравился. Нет, у нас были, конечно, симпатичные ребята, но вот так, чтобы хотелось быть с ним рядом всегда, как в третьем классе со Славой Шаровым, таких не было. Хотя, если бы кто-нибудь предложил мне дружить, я бы, наверное, согласилась. Интересно же узнать, как это – дружить с парнем.
Кроме Таньки у меня еще была подруга Лариска Шаклеина, она жила через два дома от нашего, и училась в нашем классе. Так вот она мне рассказывала, что со своим парнем – Сашкой Лебедевым из восьмого класса, который жил в соседнем дворе, – ходит в кино и в кафе-мороженое.
– А о чём вы с Сашкой разговариваете? – как-то спросила я.
Подруга пожала плечами.
– Да ни о чём.
– Молчите, что ли? – удивилась я.
– Ну почему молчим? – возразила Лариска. – Кино обсуждаем, про учителей говорим... про знакомых девчонок и парней... ничего необычного.
И правда, ничего особенного. Чем же тогда отличается дружба с парнем от дружбы с девчонкой? Пожалуй, в ближайшем будущем мне этого не узнать. Хотя чего тут узнавать, я своих одноклассников как облупленных знала, и была почти уверена, что мне с ними будет неинтересно.
А так хотелось влюбиться! Мне ведь уже четырнадцать лет!
– А еще Сашка один раз меня через лужу перенес, – добавила Лариска.
– Как? На руках? – удивилась я.
– Конечно, на руках, не на голове же, – ответила подруга.
И мне тоже безумно захотелось, чтобы мой парень носил меня на руках.
Как-то в начале марта после уроков я сидела на скамейке в фойе на первом этаже школы. Идти домой одной было неохота, и я ждала Таньку, которую оставили в классе из-за двойки за контрольную по математике. А я написала контрольную на твердую тройку, и могла свободно идти домой. Но как раз сегодня мы с Танькой хотели пойти в магазин, присмотреть подарки мамам на Восьмое марта, поэтому я и ждала ее.
Нет, Таня училась нормально, по крайней мере, не хуже меня. Просто недавно она влюбилась в нашего одноклассника Пашку Жидкова, и забыла обо всех уроках и домашних заданиях. Поэтому плохо подготовилась к контрольной. И Пашка учился неплохо, но тоже почему-то получил двойку. Танька решила, что он получил двойку, потому что влюбился в нее, и даже обрадовалась возможности сесть с ним за одну парту после уроков и пообщаться хотя бы на математическую тему. Она поделилась со мной надеждой, что сегодня, когда они будут сидеть рядом, он обязательно предложит ей дружить. И сейчас они сидели в классе и переписывали контрольную.
А я сидела в фойе и мечтала о том, как в наш класс придет новенький парень, и я снова испытаю то чувство, как в третьем классе. Только на этот раз оно будет взаимным. Но это должен быть не любой парень. Он должен быть высокий, симпатичный, светловолосый и голубоглазый, и должен хорошо учиться. Еще он обязательно должен любить кошек, и вообще животных, и, желательно, чтобы он умел играть на гитаре. И, конечно, мне должно быть с ним интересно.
В фойе четверо десятиклассников отгораживали фанерными щитами угол под штаб ЮДМ (если кто не знает, это расшифровывается как Юные Друзья Милиции). Делать было нечего, и я наблюдала, как юноши возводят стены будущего штаба. Они стучали молотками, подшучивали друг над другом, когда кто-нибудь из них ударял молотком по пальцу вместо гвоздя, смеялись, дурачились, совершенно не замечая меня.
На одного из этих десятиклассников, совсем не самого высокого и широкоплечего, я обратила внимание. Почему – так и не поняла. Внешность у парня была вполне обычная – прямой нос, тонкие губы, серые глаза, темные волосы. Волосы, правда, длиннее, чем положено, за такие любого семиклассника директриса школы за руку отвела бы в парикмахерскую. Но десятиклассникам позволялось больше, чем семиклассникам. Я украдкой пялилась на этого парня весь урок, и к концу поняла, что он мне нравится. Ну и что, что он не высокий голубоглазый блондин. Оказывается, мне могут нравиться и другие типажи. Еще я поняла, что если он не любит кошек и не умеет играть на гитаре, он мне всё равно будет нравиться.
«Вот бы с ним дружить!» – подумала я.
Но ни он, ни другие десятиклассники меня не замечали. Парни занимались своим делом, как будто в фойе, кроме них, никого и нет.
Нет, один раз он все-таки меня заметил.
Двое парней, стоя на шатких лесах из школьных столов и стульев, прилаживали доску наверху перегородки, а он стоял внизу и указывал, чтобы было ровно:
– Серег, приподними чуть-чуть. Генка, а ты опусти. Да не так низко, идиот!
– Сам ты идиот, – незамедлительно отозвался Генка. – Если ты такой умный, Растрелли, лез бы сам сюда, и делал, как надо. Подай лучше молоток.
Я так и не поняла, почему Генка назвал моего незнакомца Растрелли. Неужели его так зовут? Нет, не может быть, парня с таким необычным именем знали бы все. В школе была девочка, в девятом классе училась. Звали ее Роза Роза. Имя Роза, и фамилия Роза. Так нам, когда мы еще только в первый класс пришли, ее, в то время третьеклассницу, как школьную достопримечательность показывали. Значит, моего незнакомца точно зовут не так. Только его имени парни не называли.
Он протянул Генке молоток. Тот потянулся за инструментом, пошатнулся, и выпустил доску из рук. Его конец доски полетел вниз, и, если бы мой незнакомец не успел отскочить, доска точно ударила бы его по голове.
Я беззвучно вскрикнула, а он матюгнулся:
– ... твою мать!
И тут же, оглянувшись на меня, добавил:
– Прошу прощения.
Я не знала, как реагировать, поэтому просто застыла, как сидячая каменная статуя. Не потому, что была шокирована неприличными словами, а потому, что он заметил меня и извинился. А он и не ждал моей реакции, сразу отвернулся, помог поднять доску, и они продолжили работу.
Переписывать контрольную в нашем классе оставалось человек десять. Когда прозвенел звонок с урока, мимо меня пробежал сначала один, потом двое, а потом целая толпа моих одноклассников, в которой был и Пашка. А Танька почему-то не пришла.
Десятиклассники собрали инструменты, занесли столы и стулья в отгороженный кабинет, и ушли.
Наконец, перед самым звонком на следующий урок появилась недовольная Танька.
– Тань, ты чего такая? – спросила я. – Не смогла исправить двойку?
– Исправила, – буркнула подруга.
– А чего тогда? С Пашкой не удалось поговорить? – спросила я.
