Он проснулся задолго до рассвета. В доме стояла гробовая тишина, которую не нарушало ни дыхание хозяев, ни мягкие шаги упитанного кота, обходящего свои владения. Легко спрыгнув с печки, несмотря на уже довольно почтенный возраст, он остановился и огляделся. Кухней давно не пользовались. В углах повисли кружева паутины. По полу от малейшего ветерка струилась пыль. Рамы давно перекосило, и стекла в них были либо разбиты, либо настолько грязны, что разглядеть за ними что-либо было невозможно. Ему стало грустно. Впрочем, это чувство не покидало его уже давно. По-хорошему, это именно он должен был следить за порядком, чистотой и уютом дома. А он и следил. Не одно поколение. И во времена, когда красные устроили революцию и установили свои порядки. И когда по русской земле шли немцы, пропитывая ее кровью. И когда рухнул Советский Союз. И даже когда последние хозяева съехали, оставив его одного. Просто забыв по незнанию. Да и не до того им было. Молодые, современные, не верящие в приметы и суеверия. У них были другие интересы. Сюда они приезжали редко. Устроят пикник, врубят музыку так, что воробьи с соседних крыш падают, и хохочут. Не любил он этого. И вообще он суеты не любил. Поэтому, когда хозяева приезжали, он уходил за печку, садился в уголок и ждал, когда они уедут, чтобы можно было спокойно заняться хозяйством.
Старшая хозяйка была девка статная, ухоженная, с длинными ногтями. Куда ей до домашних дел? Ни обеда приготовить сытного, ни полотенца вышить или коврик сплести. Не то, что раньше были хозяйки.
Он вздохнул, с тоской вспоминая предыдущие поколения.
Хозяин любил выпить пивка, полежать на солнышке и почесать свое необъятное пузо. Ни смастерить что-то, ни пол подправить, ни забор выровнять. Разве что однажды только нагнал толпу каких-то людей. Они за день крышу всю перекрыли. Красиво, конечно, стало. Да и в спальне течь с потолка в дождь перестало. Но двор истоптали изрядно. Даже любимые им ромашки загубили. Про куст сирени и говорить нечего – весь изломали, когда лестницу ставили, да старый шифер сверху сбрасывали. Он тогда долго горевал, да сетовал. Все пытался исправить по возможности своих маленьких сил. Получилось плохо. Растения так и не пришли в себя. И на их месте вскоре появилась простая ничем не примечательная трава, которую несколько раз за лето хозяин стриг. Шуму при этом было!.. Уйти бы куда, да нельзя. Дом у него был здесь. Сердце его было привязано здесь. Так уж получилось. Так уж повелось.
Маленькая хозяюшка была забавная. Когда-то. Когда еще под стол пешком ходила и на отцовских руках умещалась. Он любил слушать ее веселый смех. Иногда даже показывался ей, рожи строил забавные. А она звонко заливалась!
Он грустно улыбнулся и смахнул крупную слезу изорванным рукавом. Вот, даже заштопать сил не осталось. А раньше-то всегда был опрятным, чистым, аккуратным. И снова тишину дома нарушил тяжелый вздох, полный вселенской печали.
В углу мелькнула тень. Он вздрогнул и присмотрелся подслеповатыми глазами. Ничего. И по-прежнему тишина. Показалось. С ним часто так стало случаться. То зрение подводило, то слух. Сегодня вот что-то совсем худо. И слабость. Видать, немного совсем осталось. Скоро и его срок закончится. Еще чуть-чуть. И с этим домом его больше ничего не станет связывать. Он станет свободным.
А пока надо бы обойти свои владения. Посмотреть, попрощаться, запомнить.
Придерживая на груди ветхую рубаху, он тяжело побрел по дому, вспоминая, как здесь было раньше: светло, тепло, уютно. Душа радовалась и сердце пело. И даже имя у него было. Сеня… Семен… Василий… Он остановился, напрягая память. Нет, теперь уже и не вспомнить. Слишком стар и слаб стал.
Шаги давались тяжело. Он часто останавливался, чтобы отдышаться. Маленькое сердце в груди билось часто и надрывно. Не обойдя и половины, он вышел на крыльцо. Небо над горизонтом светлело. Скоро рассвет. Начнется день, полный новых тревог и забот. Для других, но не для него.
Он примостился на краешке верхней ступеньки, скрестив ноги в стоптанных и не раз залатанных лаптях и прислонившись плечом к ветхому столбику, на котором держались перила. Глаза его смотрели на небо, туда, где вот-вот собиралось подняться солнце.
Да, долго он служил этому дому верой и правдой. Не опустил рук, даже когда хозяева перестали приезжать, а он ждал. Изо дня в день. И в дождь, и в снег, и в жару все выглядывал в окошко на каждый шум. Но нет, больше он их не увидел. Пытался по старинке поддерживать порядок. То тут подлатает порожек, то там подопрет доску в заборе, чтобы не упала. Но дом все равно продолжал стареть, а с ним и он. И вот уже несколько весен сил не оставалось ни на что. И он ждал. Ждал своего последнего рассвета.
Вот над горизонтом показался первый луч. Небо окрасилось нежно-розовым. Когда-то на окнах висели такого же цвета занавески, короткие такие, на веревочке. Утром хозяйка их раздвигала, впуская в комнату свет, а вечером задергивала, чтобы любопытным с улицы было ничего не видно. На его губах появилась улыбка. Было в ней много печали, но еще больше счастья. Не зря он прожил эту жизнь. Не зря. Помогал людям, чем мог. Оберегал дом от зла. Служил хозяевам верой и правдой и ни разу ни на что не пожаловался. Жаль, что все так закончилось. Если бы у дома появился новый, хороший хозяин, да он бы… Да ему бы… Но увы! Что теперь мечтать о несбыточном?
Край солнца показался над верхушками деревьев. Птицы запели громче и веселее. А он все сидел и продолжал улыбаться, наслаждаясь последними минутами в этом мире. Тело его все слабело, становилось тоньше и прозрачнее. Глаза почти ослепли. Птичий гомон уже слышался где-то далеко. А солнце поднималось все выше.
У калитки притормозила машина, хлопнула дверца, потом вторая. К дому по заросшей тропинке шли двое мужчин. С папками и телефонами в руках. За забором, громыхая и поднимая столб пыли, остановился бульдозер. Земля под домом мелко дрожала от его рычания.
Он встрепенулся, попытался отлепиться от столбика, но ничего не получилось. Слух уловил обрывки слов:
- …нести …азин …пермаркет… арковка…
Солнце поднималось все выше, заливая собой заброшенный двор с покосившимся сараем и провалившейся баней. Вновь прибывшие поднялись по скрипучим ссохшимся ступеням и остановились – побоялись заходить внутрь. Он больше ничего не слышал и не видел, тихо умирая одновременно с домом, частью которого был несколько десятков лет. И когда под ножом бульдозера смяло забор, задрожала земля и посыпалась с потолка штукатурка, на крыльце не осталось даже его тени. Маленький домовой наконец-то стал свободным…
Старшая хозяйка была девка статная, ухоженная, с длинными ногтями. Куда ей до домашних дел? Ни обеда приготовить сытного, ни полотенца вышить или коврик сплести. Не то, что раньше были хозяйки.
Он вздохнул, с тоской вспоминая предыдущие поколения.
Хозяин любил выпить пивка, полежать на солнышке и почесать свое необъятное пузо. Ни смастерить что-то, ни пол подправить, ни забор выровнять. Разве что однажды только нагнал толпу каких-то людей. Они за день крышу всю перекрыли. Красиво, конечно, стало. Да и в спальне течь с потолка в дождь перестало. Но двор истоптали изрядно. Даже любимые им ромашки загубили. Про куст сирени и говорить нечего – весь изломали, когда лестницу ставили, да старый шифер сверху сбрасывали. Он тогда долго горевал, да сетовал. Все пытался исправить по возможности своих маленьких сил. Получилось плохо. Растения так и не пришли в себя. И на их месте вскоре появилась простая ничем не примечательная трава, которую несколько раз за лето хозяин стриг. Шуму при этом было!.. Уйти бы куда, да нельзя. Дом у него был здесь. Сердце его было привязано здесь. Так уж получилось. Так уж повелось.
Маленькая хозяюшка была забавная. Когда-то. Когда еще под стол пешком ходила и на отцовских руках умещалась. Он любил слушать ее веселый смех. Иногда даже показывался ей, рожи строил забавные. А она звонко заливалась!
Он грустно улыбнулся и смахнул крупную слезу изорванным рукавом. Вот, даже заштопать сил не осталось. А раньше-то всегда был опрятным, чистым, аккуратным. И снова тишину дома нарушил тяжелый вздох, полный вселенской печали.
В углу мелькнула тень. Он вздрогнул и присмотрелся подслеповатыми глазами. Ничего. И по-прежнему тишина. Показалось. С ним часто так стало случаться. То зрение подводило, то слух. Сегодня вот что-то совсем худо. И слабость. Видать, немного совсем осталось. Скоро и его срок закончится. Еще чуть-чуть. И с этим домом его больше ничего не станет связывать. Он станет свободным.
А пока надо бы обойти свои владения. Посмотреть, попрощаться, запомнить.
Придерживая на груди ветхую рубаху, он тяжело побрел по дому, вспоминая, как здесь было раньше: светло, тепло, уютно. Душа радовалась и сердце пело. И даже имя у него было. Сеня… Семен… Василий… Он остановился, напрягая память. Нет, теперь уже и не вспомнить. Слишком стар и слаб стал.
Шаги давались тяжело. Он часто останавливался, чтобы отдышаться. Маленькое сердце в груди билось часто и надрывно. Не обойдя и половины, он вышел на крыльцо. Небо над горизонтом светлело. Скоро рассвет. Начнется день, полный новых тревог и забот. Для других, но не для него.
Он примостился на краешке верхней ступеньки, скрестив ноги в стоптанных и не раз залатанных лаптях и прислонившись плечом к ветхому столбику, на котором держались перила. Глаза его смотрели на небо, туда, где вот-вот собиралось подняться солнце.
Да, долго он служил этому дому верой и правдой. Не опустил рук, даже когда хозяева перестали приезжать, а он ждал. Изо дня в день. И в дождь, и в снег, и в жару все выглядывал в окошко на каждый шум. Но нет, больше он их не увидел. Пытался по старинке поддерживать порядок. То тут подлатает порожек, то там подопрет доску в заборе, чтобы не упала. Но дом все равно продолжал стареть, а с ним и он. И вот уже несколько весен сил не оставалось ни на что. И он ждал. Ждал своего последнего рассвета.
Вот над горизонтом показался первый луч. Небо окрасилось нежно-розовым. Когда-то на окнах висели такого же цвета занавески, короткие такие, на веревочке. Утром хозяйка их раздвигала, впуская в комнату свет, а вечером задергивала, чтобы любопытным с улицы было ничего не видно. На его губах появилась улыбка. Было в ней много печали, но еще больше счастья. Не зря он прожил эту жизнь. Не зря. Помогал людям, чем мог. Оберегал дом от зла. Служил хозяевам верой и правдой и ни разу ни на что не пожаловался. Жаль, что все так закончилось. Если бы у дома появился новый, хороший хозяин, да он бы… Да ему бы… Но увы! Что теперь мечтать о несбыточном?
Край солнца показался над верхушками деревьев. Птицы запели громче и веселее. А он все сидел и продолжал улыбаться, наслаждаясь последними минутами в этом мире. Тело его все слабело, становилось тоньше и прозрачнее. Глаза почти ослепли. Птичий гомон уже слышался где-то далеко. А солнце поднималось все выше.
У калитки притормозила машина, хлопнула дверца, потом вторая. К дому по заросшей тропинке шли двое мужчин. С папками и телефонами в руках. За забором, громыхая и поднимая столб пыли, остановился бульдозер. Земля под домом мелко дрожала от его рычания.
Он встрепенулся, попытался отлепиться от столбика, но ничего не получилось. Слух уловил обрывки слов:
- …нести …азин …пермаркет… арковка…
Солнце поднималось все выше, заливая собой заброшенный двор с покосившимся сараем и провалившейся баней. Вновь прибывшие поднялись по скрипучим ссохшимся ступеням и остановились – побоялись заходить внутрь. Он больше ничего не слышал и не видел, тихо умирая одновременно с домом, частью которого был несколько десятков лет. И когда под ножом бульдозера смяло забор, задрожала земля и посыпалась с потолка штукатурка, на крыльце не осталось даже его тени. Маленький домовой наконец-то стал свободным…
