Эта история могла бы никогда не произойти, если бы ведьма Элен не пренебрегла защитным заклинанием «Антивор» ... Вернее, эта история не произошла бы, если бы шарлатаны из городских трущоб, именующие себя орденом главных колдунов, пользуясь отлучкой хозяйки заповедного леса, не пробрались в её дом, надеясь выкрасть манускрипт с тайными знаниями, а, не сумев до него добраться, не утащили бы колбу, в которой зрело новое экспериментальное зелье. И уж совершенно точно этой истории не было бы, не посягни они на святое — запас мухоморовки.
Вернувшись, Элен обнаружила пропажу зелья и мухоморовки, разозлилась, заочно прокляла обидчиков двумя десятками проклятий — от безобидного «Пендалина» до смертельного «Чтоб вам на минимальную зарплату жить!» и ушла лечить нервы настойкой клюквы. В это время любопытная сорока, привлечённая блеском солнца на гранях флаконов с зельями, наконец-то решилась влететь в раскрытое окно и уселась на стол, выбирая, какую же из «драгоценностей» унести первой. Заслышав шаги возвращающейся ведьмы, заметалась, ухватила первый попавшийся флакон, в котором плескалось проклятье вечной взаимной любви, и вылетела обратно. На счастье птицы, она утащила самую ненужную вещь в обители Элен, и пропажу хозяйка заметила не сразу.
Тяжёлое стекло выскальзывало из клюва, мешало лететь. Сорока попыталась перехватить его поудобней, но упустила, и флакон, сверкая гранями, полетел вниз и скрылся где-то в зелёных кронах. Над лесом раздалось горестное стрекотание птицы, лишившейся сокровища…
* * *
Мариэль, уперев руки в бока, рассматривала себя в каменном зеркале. Хороша! Плотная, коренастая, ноги сильные, руки мощные, а какая борода! Загляденье! Не каждый мужчина мог такой похвастаться. И коса — двумя руками не обхватишь. Один недостаток только, имя. Нет бы, отец назвал её Келла или Крона. Ну хотя бы Имли! Так нет же, решил выпендриться. Не пристало мол, лучшему кузнецу клана называть долгожданную дочь так просто. Шутка ли — после восьми сыновей наконец-то девка родилась! А тут как раз очередное перемирие с остроухими подоспело. Пиво лилось рекой, и, нализавшись в дым, отец грохнул кулаком по столу и заявил, что нарекает новорождённую Мариэль, в честь принцессы дроу. Праздник закончился, батюшка Гимбо протрезвел, но сказанного было не воротить. А слово гнома, как известно, крепче стали. Вот и росла Мариэль среди Хегг, Свей и Хильд. То ли эльфийское имечко на характере сказалось, то ли ещё какая беда, только уж лет пять, как она, наслушавшись сказаний редких бардов, забредавших во владения клана, твёрдо решила: замуж выйдет только по любви! Негоже такой красе с нелюбимым жить.
— Марка! — прогудел отец, распахивая дверь в комнату. — Сюда иди!
Батюшка Гимбо сиял, как начищенный золотой. Никак, ухватил выгодный заказ на партию доспехов. Мариэль уже было совсем обрадовалась, но реальность ударила чугунным молотом по голове. Собрав за столом всю семью, отец с гордостью заявил:
— К нашей Марке посватался сам Трэт Луженая глотка. Свадьбу гуляем через месяц. Своё отцовское благословение, как положено, я уже дал. Не благодари, дочь.
— Отец, я его не люблю! — возмутилась Мариэль, но её возражение потонуло в радостном одобрительном гуле братьев.
— Ша, я сказал! — рявкнул отец. — Ты мне эти глупости брось! Ишь ты, любовь каку-то удумала. Все соседские девки давно уж детей нянчат, а ты всё носом крутишь. Гимли стар, Бэльбо кривой, у Хныра борода жидкая, а Рох не при деньгах.
— Трэт богат и силён, — поддержала отца мать. — И сладит с тобой. А там и слюбитесь.
— Не бывать тому! — Мариэль вскочила из-за стола и бросилась из дома.
— Не бывать, не бывать, — пробурчал Гимбо, придвигая к себе тарелку. — Вернётся, запру до самой свадьбы.
Накинув на плечи лёгкую кожаную стёганку, Мариэль помчалась к выходу из-под скал. Родной подземный мир сейчас душил. Бросив стоящим у выхода стражам, что собралась за травами, выскочила наружу и побежала прочь, в лесную чащу. Лишь когда в боку закололо, перешла на шаг и осмотрелась. Эти места были ей незнакомы. Так далеко Мариэль ещё не забредала. Глубоко вздохнув, опустилась на траву у кряжистого дуба на берегу ручья, чтобы перевести дух, и тут же подскочила, завизжав от испуга, когда прямо перед ней мягко спрыгнул с ветки высокий светловолосый мужчина в зелёной одежде. За спиной у него висели колчан со стрелами и лук.
— Приветствую тебя … — на секунду эльф замялся, рассматривая пришелицу, — прекрасная дева. Между нашими народами сейчас перемирие, но гномы на землях Первородных не слишком желанные гости. Могу ли я узнать причину твоего визита в наш лес?
— Гуляла я, — буркнула Мариэль.
— Быстро гуляла. — В зелёных, словно молодая листва, глазах остроухого мелькнул смех.
— А тебе какая печаль? — подбоченилась гномка. — Ну заблудилась, сейчас развернусь и пойду в другую сторону, чтоб не нарушать ваших границ. Вон туда, к примеру.
— Ваше королевство в той стороне, — любезно указал эльф совершенно в противоположном направлении.
— Ну и ладно, — фыркнула Мариэль, переводя дух.
Эльф снял с пояса флягу и протянул ей. Пояснил:
— Вода. После такой быстрой прогулки наверняка мучит жажда.
— Тут целый ручей рядом, — независимо бросила гномка, но флягу приняла.
Пока пила, украдкой рассматривала остроухого. Высокий, она едва доставала макушкой ему до середины плеча, с тонкими чертами лица, и без бороды. Зато глазищи у него были — что малахит! Взгляда не оторвать. Так бы и смотреть в них.
— Благодарствую, — вернув флягу, произнесла она.
С сожалением отступила на шаг, собираясь развернуться и навсегда распрощаться с остроухим Первородным, но в этот момент откуда-то сверху, прошелестев в листьях, упал какой-то сверкающий флакон. Ударился о выступающий корень и раскололся. От осколков поднялось сиреневое облачко, разделилось на две ленты, опутавшие её и эльфа и тут же растаявшие, словно дым.
— Что за… — начала было Мариэль, и осеклась, вновь встретившись взглядом с эльфом.
Как он на неё смотрел! Как на отлитую из чистейшего золота статую божества, как на доспех самой тонкой работы. И в глазах его, кроме откровенного восхищения, было что-то ещё, такое, от чего моментально стало жарко, будто рядом стоял кузнечный горн. И почему-то сейчас Первородный показался особенно красивым. Мариэль была готова даже простить ему отсутствие бороды. Смотрела на него, стараясь запомнить каждую черту лица, чувствуя, как где-то внутри происходит всё то, о чём пели барды в сказаниях. Сердце бухало, как молот о наковальню, не хватало воздуха и лицо пылало. Хотелось дотронуться до руки эльфа, до тонких, наверняка прохладных пальцев. И до светлых волос. И до кончиков острых ушей. «Да сдалась я ему! — тут же промелькнула в голове горькая мысль. — Он вон какой, высокий, тонкий, изящный, а я… Низкая, полная и нос картошиной».
— Можно? — шепнул эльф, протягивая к её лицу тонкую, изящную руку.
«И с бородой! — дополнила собственные горькие размышления Мариэль. — Уродина. Нешто он на меня посмотрит?» Первородный, сочтя молчание согласием, тем временем бережно, едва касаясь кончиками пальцев, погладил её бороду и улыбнулся восхищённо и открыто, словно ребёнок.
— Такая мягкая.
— Я мою её берёзовым отваром и смазываю репейным маслом, — поделилась гномка и тут же замолчала, решив, что сморозила чушь.
Но эльф продолжал улыбаться, поглаживая шелковистые пряди, и его ласковая ладонь как-то незаметно опустилась ниже, коснулась шеи. Ярко-зелёные глаза потемнели. Такой взгляд Мариэль знала. Молодые мужчины из клана так смотрели на девок на праздничных плясках, а после уводили целоваться в угол поукромней. Нет, конечно, такого разврата, как у остроухих, не было. До свадьбы никаких щедрот! Но, божественный Велунд свидетель, сейчас Мариэль впервые ждала поцелуя не из любопытства, чтоб было, о чём с подругами поговорить, а потому… потому… Сформулировать для себя, почему, она не успела. Первородный склонился к ней и коснулся её губ. Не грубо, сминая напором и одновременно пытаясь облапать за грудь и задницу, а так осторожно, будто боялся сломать, навредить. И обнимал только за плечи.
— Аллерин, — произнёс он, отстранившись. — Моё имя Аллерин Эль Нарвен.
— Мариэль, — зачарованно отозвалась гномка. — Мариэль Берлинг, из рода кузнецов.
— Расскажи мне о себе, Мариэль, — попросил Аллерин.
— Так я того, этого, — растерялась она. — Чего рассказать-то? Почитай, всё сказала уже. Отец мой кузнец, значит. И братья кузнецы. А мне ювелирное дело по душе больше.
— А я целитель, — мягко улыбнулся эльф.
— Лук со стрелами тебе зачем, целитель? — осмелела Мариэль. — Разве оружие не полагается только воинам?
— Все Первородные — воины, — пояснил Аллерин. — Но мы не желаем войны с соседями, и силу своих стихий направляем на мирные цели.
— А, так мы тоже войны не хотим, — согласилась Мариэль. — Хоть и направляем силы на совершенствование доспехов и оружия. Чтоб не совались всякие!
Аллерин понимающе кивнул и сменил тему, спросив, что нравится прекрасной Мэри. Прекрасная от такого вопроса смутилась и, ковыряя носком сапога землю, призналась, что любит песни. На свою беду, эльф не так её понял и попросил что-нибудь спеть. Мариэль рявкнула гномью застольную. Где-то вдалеке тоскливо взвыл волк, с дуба рухнула сражённая мощью голоса сорока. Аллерин терпеливо дослушал первый куплет, стараясь не морщиться, а после заткнул ей рот новым поцелуем. И гномка ничуть не возражала.
Больше про её увлечения Первородный не спрашивал, выбирая для беседы более безопасные темы. Очнувшаяся сорока, кося на пару хитрыми чёрными глазками, бочком-бочком подбиралась ближе и наконец, ухватив самый крупный осколок разбившегося флакона, взлетела с победным клёкотом.
— А что это было? — спросила Мариэль, глядя на оставшиеся осколки.
— Один Великий Творец знает, — изящно пожал плечами эльф.
— Не приворот ли? — нахмурилась гномка. — А то я с малознакомыми эльфами обычно не целуюсь под дубами.
— Не приворот, — мелодично рассмеялся Аллерин. — Я целитель, на меня ни одно приворотное зелье не подействует. Ты мне сразу понравилась, Мариэль. И я буду рад, если ты войдёшь в мой дом и разделишь со мной ложе.
— Э, нет, я так не согласная, — гномка упёрла руки в бока. — Не знаю, как там у вас принято, а я гномка честная, и токмо после свадьбы того, ложе разделю.
— По нашим обычаям, пара, трижды обменявшаяся поцелуями под сенью дуба, считается заключившей брак, — тихо и серьёзно произнёс Первородный. — Дважды я тебя уже поцеловал, Мариэль. Позволь коснуться твоих сладких губ ещё раз. Раздели со мной этот поцелуй и жизнь. С первого взгляда на тебя моё сердце бьётся лишь для тебя одной.
— Ложе всё равно не разделю, пока по нашим законам свадьбу не сыграем, — заявила гномка.
— Завтра же явлюсь просить твоей руки, — так же серьёзно кивнул эльф.
— Бороды, — поправила его Мариэль. — У нас просят бороду невесты, а не руку. И целуй уже в третий раз, я согласна. Слово тебе даю, что стану твоей женой, а слово гнома крепче стали.
Влюблённые пробыли под дубом до позднего вечера, а после Аллерин проводил наречённую к скалам, пообещав следующим утром явиться со сватами. Счастливая Мариэль летела домой, как на крыльях, совершенно забыв об утренней размолвке с отцом.
— Я влюбилась! — поделилась она радостной вестью с семьёй. — Смотрю на него, и в груди огонь горит. Завтра свататься придёт.
— А Трэт? — нахмурился отец.
— А Трэт себе другую жену найдёт, — отмахнулась Мариэль. — Я же слово дала, что выйду замуж только по любви. А слово гномье — крепче стали, сам учил!
— Нехорошо вышло, — Гимбо вздохнул и поскрёб бороду. — Я ему благословение своё отцовское, значит, а ты отказ?
— А что такого? — подбоченилась гномка. — Сердце горит другим! И в мыслях только он, и глаза его зелёные, что малахит!
— Богат? — прищурился старший брат.
— Наверное, — Мариэль пожала плечами и закружилась по комнате. — Утром всё и узнаете у него. Я такая счастливая!
— От девка, — неодобрительно покачал головой отец. — Одни расстройства от тебя, такую сделку сорвала! Ну да ладно, посмотрим, кто там женихаться к тебе решил.
В эту ночь гномка долго не могла заснуть. От мыслей про Аллерина было так хорошо, так жарко, так непривычно, что Мариэль даже забеспокоилась — не обезумела ли она, часом. Но даже если так, то шальная, хмельная радость, плескавшаяся в сердце, стоила того, чтоб стать безумной. И губы до сих пор огнём горели от поцелуев Первородного.
* * *
— Возрадуйся, отец, я отыскал ту, что станет моей супругой! — прозвенел под сводами чертогов голос Аллерина. — Её очи глубоки, как озёрные омуты, губы слаще дикой малины, согретой солнцем, волосы мягче беличьего пуха.
Светлейший князь Лариэллин, глава Дома Родниковой воды, поднялся навстречу сыну и тепло обнял его.
— Счастливый день пришёл в наш дом! — произнёс он. — Мой наследник отыскал свою избранницу! Поведай, сын, знатен ли её род?
— Она из простой семьи, но для меня это не имеет значения, отец, — гордо выпрямившись, заявил Аллерин. — Любовь к ней пронзила моё сердце, подобно острой стреле, и разлука терзает душу. Нет никого прекраснее моей Мариэль!
Мать Аллерина, красавица Иримэ, мягко улыбнулась и украдкой стёрла слезинку. Её мальчик совсем вырос… Давно ли делал первые шаги, и вот, уже жених. Значит, через несколько лет по дому снова затопают маленькие ножки. Иримэ хотела бы внучку… К беседе мужчин она уже не прислушивалась.
— Какая гномка?! — вырвал её из благостных мечтаний рёв мужа.
Сдержанный высокородный Лариэллин побелел от гнева. Гномов он не терпел с момента последней войны, считая их хитрыми, лживыми и изворотливыми тварями, ошибкой Создателя.
— Я люблю её, отец! — сверкнул ярко-зелёными глазами Аллерин. — Мы с Мариэль уже обменялись тремя поцелуями под сенью священного дуба, а завтра утром я пойду просить её бороды и договариваться о свадьбе по обычаям гномов.
— Горе, горе пришло в наш дом! — с трагичным надрывом воскликнул глава Дома Родниковой воды. — И кто у вас родится? Эльмы? Гнольфы? Иримэ, возлюбленная моя супруга, скажи ему!..
— Дети. — Иримэ встала, подошла к сыну. — У них родятся дети, Лариэллин. И мы будем любить их. Это выбор Аллерина, и нам остаётся лишь принять его. Счастье сына — не то ли, о чём мечтает каждый родитель?
— Горе мне! — воскликнул Лариэллин, бросаясь прочь из зала. — Позор мне и моему роду!
— Не печалься, — произнесла Иримэ, скрывая за улыбкой грусть. — Отец оттает и примет твою избранницу. Лишь бы ты был с ней счастлив.
— Она мой свет, — с нескрываемой нежностью в голосе признался сын. — Благодарю, ammie*
*мама (эльф.)
Иримэ погладила Аллерина по волосам и удалилась вслед за супругом. Ей предстояла нелёгкая задача — убедить того всё же отправиться утром к семье будущей невестки.
* * *
С утра в доме Мариэль царил хаос. Гномка перебрала все немногочисленные наряды, бывшие в шкафу, не нашла ничего достойного, и, рыдая, упала на кровать. Ещё и борода никак не желала заплетаться в ровную косу. Всё, абсолютно всё валилось из рук.
— Ну, будет тебе! — прикрикнула на неё мать, входя в комнату. — У ней жоних на пороге скоро будет, а она сопли бахромой развесила. Говоришь, глаза у него зелёные? Вот и надень малахитовое платье.
Вернувшись, Элен обнаружила пропажу зелья и мухоморовки, разозлилась, заочно прокляла обидчиков двумя десятками проклятий — от безобидного «Пендалина» до смертельного «Чтоб вам на минимальную зарплату жить!» и ушла лечить нервы настойкой клюквы. В это время любопытная сорока, привлечённая блеском солнца на гранях флаконов с зельями, наконец-то решилась влететь в раскрытое окно и уселась на стол, выбирая, какую же из «драгоценностей» унести первой. Заслышав шаги возвращающейся ведьмы, заметалась, ухватила первый попавшийся флакон, в котором плескалось проклятье вечной взаимной любви, и вылетела обратно. На счастье птицы, она утащила самую ненужную вещь в обители Элен, и пропажу хозяйка заметила не сразу.
Тяжёлое стекло выскальзывало из клюва, мешало лететь. Сорока попыталась перехватить его поудобней, но упустила, и флакон, сверкая гранями, полетел вниз и скрылся где-то в зелёных кронах. Над лесом раздалось горестное стрекотание птицы, лишившейся сокровища…
* * *
Мариэль, уперев руки в бока, рассматривала себя в каменном зеркале. Хороша! Плотная, коренастая, ноги сильные, руки мощные, а какая борода! Загляденье! Не каждый мужчина мог такой похвастаться. И коса — двумя руками не обхватишь. Один недостаток только, имя. Нет бы, отец назвал её Келла или Крона. Ну хотя бы Имли! Так нет же, решил выпендриться. Не пристало мол, лучшему кузнецу клана называть долгожданную дочь так просто. Шутка ли — после восьми сыновей наконец-то девка родилась! А тут как раз очередное перемирие с остроухими подоспело. Пиво лилось рекой, и, нализавшись в дым, отец грохнул кулаком по столу и заявил, что нарекает новорождённую Мариэль, в честь принцессы дроу. Праздник закончился, батюшка Гимбо протрезвел, но сказанного было не воротить. А слово гнома, как известно, крепче стали. Вот и росла Мариэль среди Хегг, Свей и Хильд. То ли эльфийское имечко на характере сказалось, то ли ещё какая беда, только уж лет пять, как она, наслушавшись сказаний редких бардов, забредавших во владения клана, твёрдо решила: замуж выйдет только по любви! Негоже такой красе с нелюбимым жить.
— Марка! — прогудел отец, распахивая дверь в комнату. — Сюда иди!
Батюшка Гимбо сиял, как начищенный золотой. Никак, ухватил выгодный заказ на партию доспехов. Мариэль уже было совсем обрадовалась, но реальность ударила чугунным молотом по голове. Собрав за столом всю семью, отец с гордостью заявил:
— К нашей Марке посватался сам Трэт Луженая глотка. Свадьбу гуляем через месяц. Своё отцовское благословение, как положено, я уже дал. Не благодари, дочь.
— Отец, я его не люблю! — возмутилась Мариэль, но её возражение потонуло в радостном одобрительном гуле братьев.
— Ша, я сказал! — рявкнул отец. — Ты мне эти глупости брось! Ишь ты, любовь каку-то удумала. Все соседские девки давно уж детей нянчат, а ты всё носом крутишь. Гимли стар, Бэльбо кривой, у Хныра борода жидкая, а Рох не при деньгах.
— Трэт богат и силён, — поддержала отца мать. — И сладит с тобой. А там и слюбитесь.
— Не бывать тому! — Мариэль вскочила из-за стола и бросилась из дома.
— Не бывать, не бывать, — пробурчал Гимбо, придвигая к себе тарелку. — Вернётся, запру до самой свадьбы.
Накинув на плечи лёгкую кожаную стёганку, Мариэль помчалась к выходу из-под скал. Родной подземный мир сейчас душил. Бросив стоящим у выхода стражам, что собралась за травами, выскочила наружу и побежала прочь, в лесную чащу. Лишь когда в боку закололо, перешла на шаг и осмотрелась. Эти места были ей незнакомы. Так далеко Мариэль ещё не забредала. Глубоко вздохнув, опустилась на траву у кряжистого дуба на берегу ручья, чтобы перевести дух, и тут же подскочила, завизжав от испуга, когда прямо перед ней мягко спрыгнул с ветки высокий светловолосый мужчина в зелёной одежде. За спиной у него висели колчан со стрелами и лук.
— Приветствую тебя … — на секунду эльф замялся, рассматривая пришелицу, — прекрасная дева. Между нашими народами сейчас перемирие, но гномы на землях Первородных не слишком желанные гости. Могу ли я узнать причину твоего визита в наш лес?
— Гуляла я, — буркнула Мариэль.
— Быстро гуляла. — В зелёных, словно молодая листва, глазах остроухого мелькнул смех.
— А тебе какая печаль? — подбоченилась гномка. — Ну заблудилась, сейчас развернусь и пойду в другую сторону, чтоб не нарушать ваших границ. Вон туда, к примеру.
— Ваше королевство в той стороне, — любезно указал эльф совершенно в противоположном направлении.
— Ну и ладно, — фыркнула Мариэль, переводя дух.
Эльф снял с пояса флягу и протянул ей. Пояснил:
— Вода. После такой быстрой прогулки наверняка мучит жажда.
— Тут целый ручей рядом, — независимо бросила гномка, но флягу приняла.
Пока пила, украдкой рассматривала остроухого. Высокий, она едва доставала макушкой ему до середины плеча, с тонкими чертами лица, и без бороды. Зато глазищи у него были — что малахит! Взгляда не оторвать. Так бы и смотреть в них.
— Благодарствую, — вернув флягу, произнесла она.
С сожалением отступила на шаг, собираясь развернуться и навсегда распрощаться с остроухим Первородным, но в этот момент откуда-то сверху, прошелестев в листьях, упал какой-то сверкающий флакон. Ударился о выступающий корень и раскололся. От осколков поднялось сиреневое облачко, разделилось на две ленты, опутавшие её и эльфа и тут же растаявшие, словно дым.
— Что за… — начала было Мариэль, и осеклась, вновь встретившись взглядом с эльфом.
Как он на неё смотрел! Как на отлитую из чистейшего золота статую божества, как на доспех самой тонкой работы. И в глазах его, кроме откровенного восхищения, было что-то ещё, такое, от чего моментально стало жарко, будто рядом стоял кузнечный горн. И почему-то сейчас Первородный показался особенно красивым. Мариэль была готова даже простить ему отсутствие бороды. Смотрела на него, стараясь запомнить каждую черту лица, чувствуя, как где-то внутри происходит всё то, о чём пели барды в сказаниях. Сердце бухало, как молот о наковальню, не хватало воздуха и лицо пылало. Хотелось дотронуться до руки эльфа, до тонких, наверняка прохладных пальцев. И до светлых волос. И до кончиков острых ушей. «Да сдалась я ему! — тут же промелькнула в голове горькая мысль. — Он вон какой, высокий, тонкий, изящный, а я… Низкая, полная и нос картошиной».
— Можно? — шепнул эльф, протягивая к её лицу тонкую, изящную руку.
«И с бородой! — дополнила собственные горькие размышления Мариэль. — Уродина. Нешто он на меня посмотрит?» Первородный, сочтя молчание согласием, тем временем бережно, едва касаясь кончиками пальцев, погладил её бороду и улыбнулся восхищённо и открыто, словно ребёнок.
— Такая мягкая.
— Я мою её берёзовым отваром и смазываю репейным маслом, — поделилась гномка и тут же замолчала, решив, что сморозила чушь.
Но эльф продолжал улыбаться, поглаживая шелковистые пряди, и его ласковая ладонь как-то незаметно опустилась ниже, коснулась шеи. Ярко-зелёные глаза потемнели. Такой взгляд Мариэль знала. Молодые мужчины из клана так смотрели на девок на праздничных плясках, а после уводили целоваться в угол поукромней. Нет, конечно, такого разврата, как у остроухих, не было. До свадьбы никаких щедрот! Но, божественный Велунд свидетель, сейчас Мариэль впервые ждала поцелуя не из любопытства, чтоб было, о чём с подругами поговорить, а потому… потому… Сформулировать для себя, почему, она не успела. Первородный склонился к ней и коснулся её губ. Не грубо, сминая напором и одновременно пытаясь облапать за грудь и задницу, а так осторожно, будто боялся сломать, навредить. И обнимал только за плечи.
— Аллерин, — произнёс он, отстранившись. — Моё имя Аллерин Эль Нарвен.
— Мариэль, — зачарованно отозвалась гномка. — Мариэль Берлинг, из рода кузнецов.
— Расскажи мне о себе, Мариэль, — попросил Аллерин.
— Так я того, этого, — растерялась она. — Чего рассказать-то? Почитай, всё сказала уже. Отец мой кузнец, значит. И братья кузнецы. А мне ювелирное дело по душе больше.
— А я целитель, — мягко улыбнулся эльф.
— Лук со стрелами тебе зачем, целитель? — осмелела Мариэль. — Разве оружие не полагается только воинам?
— Все Первородные — воины, — пояснил Аллерин. — Но мы не желаем войны с соседями, и силу своих стихий направляем на мирные цели.
— А, так мы тоже войны не хотим, — согласилась Мариэль. — Хоть и направляем силы на совершенствование доспехов и оружия. Чтоб не совались всякие!
Аллерин понимающе кивнул и сменил тему, спросив, что нравится прекрасной Мэри. Прекрасная от такого вопроса смутилась и, ковыряя носком сапога землю, призналась, что любит песни. На свою беду, эльф не так её понял и попросил что-нибудь спеть. Мариэль рявкнула гномью застольную. Где-то вдалеке тоскливо взвыл волк, с дуба рухнула сражённая мощью голоса сорока. Аллерин терпеливо дослушал первый куплет, стараясь не морщиться, а после заткнул ей рот новым поцелуем. И гномка ничуть не возражала.
Больше про её увлечения Первородный не спрашивал, выбирая для беседы более безопасные темы. Очнувшаяся сорока, кося на пару хитрыми чёрными глазками, бочком-бочком подбиралась ближе и наконец, ухватив самый крупный осколок разбившегося флакона, взлетела с победным клёкотом.
— А что это было? — спросила Мариэль, глядя на оставшиеся осколки.
— Один Великий Творец знает, — изящно пожал плечами эльф.
— Не приворот ли? — нахмурилась гномка. — А то я с малознакомыми эльфами обычно не целуюсь под дубами.
— Не приворот, — мелодично рассмеялся Аллерин. — Я целитель, на меня ни одно приворотное зелье не подействует. Ты мне сразу понравилась, Мариэль. И я буду рад, если ты войдёшь в мой дом и разделишь со мной ложе.
— Э, нет, я так не согласная, — гномка упёрла руки в бока. — Не знаю, как там у вас принято, а я гномка честная, и токмо после свадьбы того, ложе разделю.
— По нашим обычаям, пара, трижды обменявшаяся поцелуями под сенью дуба, считается заключившей брак, — тихо и серьёзно произнёс Первородный. — Дважды я тебя уже поцеловал, Мариэль. Позволь коснуться твоих сладких губ ещё раз. Раздели со мной этот поцелуй и жизнь. С первого взгляда на тебя моё сердце бьётся лишь для тебя одной.
— Ложе всё равно не разделю, пока по нашим законам свадьбу не сыграем, — заявила гномка.
— Завтра же явлюсь просить твоей руки, — так же серьёзно кивнул эльф.
— Бороды, — поправила его Мариэль. — У нас просят бороду невесты, а не руку. И целуй уже в третий раз, я согласна. Слово тебе даю, что стану твоей женой, а слово гнома крепче стали.
Влюблённые пробыли под дубом до позднего вечера, а после Аллерин проводил наречённую к скалам, пообещав следующим утром явиться со сватами. Счастливая Мариэль летела домой, как на крыльях, совершенно забыв об утренней размолвке с отцом.
— Я влюбилась! — поделилась она радостной вестью с семьёй. — Смотрю на него, и в груди огонь горит. Завтра свататься придёт.
— А Трэт? — нахмурился отец.
— А Трэт себе другую жену найдёт, — отмахнулась Мариэль. — Я же слово дала, что выйду замуж только по любви. А слово гномье — крепче стали, сам учил!
— Нехорошо вышло, — Гимбо вздохнул и поскрёб бороду. — Я ему благословение своё отцовское, значит, а ты отказ?
— А что такого? — подбоченилась гномка. — Сердце горит другим! И в мыслях только он, и глаза его зелёные, что малахит!
— Богат? — прищурился старший брат.
— Наверное, — Мариэль пожала плечами и закружилась по комнате. — Утром всё и узнаете у него. Я такая счастливая!
— От девка, — неодобрительно покачал головой отец. — Одни расстройства от тебя, такую сделку сорвала! Ну да ладно, посмотрим, кто там женихаться к тебе решил.
В эту ночь гномка долго не могла заснуть. От мыслей про Аллерина было так хорошо, так жарко, так непривычно, что Мариэль даже забеспокоилась — не обезумела ли она, часом. Но даже если так, то шальная, хмельная радость, плескавшаяся в сердце, стоила того, чтоб стать безумной. И губы до сих пор огнём горели от поцелуев Первородного.
* * *
— Возрадуйся, отец, я отыскал ту, что станет моей супругой! — прозвенел под сводами чертогов голос Аллерина. — Её очи глубоки, как озёрные омуты, губы слаще дикой малины, согретой солнцем, волосы мягче беличьего пуха.
Светлейший князь Лариэллин, глава Дома Родниковой воды, поднялся навстречу сыну и тепло обнял его.
— Счастливый день пришёл в наш дом! — произнёс он. — Мой наследник отыскал свою избранницу! Поведай, сын, знатен ли её род?
— Она из простой семьи, но для меня это не имеет значения, отец, — гордо выпрямившись, заявил Аллерин. — Любовь к ней пронзила моё сердце, подобно острой стреле, и разлука терзает душу. Нет никого прекраснее моей Мариэль!
Мать Аллерина, красавица Иримэ, мягко улыбнулась и украдкой стёрла слезинку. Её мальчик совсем вырос… Давно ли делал первые шаги, и вот, уже жених. Значит, через несколько лет по дому снова затопают маленькие ножки. Иримэ хотела бы внучку… К беседе мужчин она уже не прислушивалась.
— Какая гномка?! — вырвал её из благостных мечтаний рёв мужа.
Сдержанный высокородный Лариэллин побелел от гнева. Гномов он не терпел с момента последней войны, считая их хитрыми, лживыми и изворотливыми тварями, ошибкой Создателя.
— Я люблю её, отец! — сверкнул ярко-зелёными глазами Аллерин. — Мы с Мариэль уже обменялись тремя поцелуями под сенью священного дуба, а завтра утром я пойду просить её бороды и договариваться о свадьбе по обычаям гномов.
— Горе, горе пришло в наш дом! — с трагичным надрывом воскликнул глава Дома Родниковой воды. — И кто у вас родится? Эльмы? Гнольфы? Иримэ, возлюбленная моя супруга, скажи ему!..
— Дети. — Иримэ встала, подошла к сыну. — У них родятся дети, Лариэллин. И мы будем любить их. Это выбор Аллерина, и нам остаётся лишь принять его. Счастье сына — не то ли, о чём мечтает каждый родитель?
— Горе мне! — воскликнул Лариэллин, бросаясь прочь из зала. — Позор мне и моему роду!
— Не печалься, — произнесла Иримэ, скрывая за улыбкой грусть. — Отец оттает и примет твою избранницу. Лишь бы ты был с ней счастлив.
— Она мой свет, — с нескрываемой нежностью в голосе признался сын. — Благодарю, ammie*
*мама (эльф.)
Иримэ погладила Аллерина по волосам и удалилась вслед за супругом. Ей предстояла нелёгкая задача — убедить того всё же отправиться утром к семье будущей невестки.
* * *
С утра в доме Мариэль царил хаос. Гномка перебрала все немногочисленные наряды, бывшие в шкафу, не нашла ничего достойного, и, рыдая, упала на кровать. Ещё и борода никак не желала заплетаться в ровную косу. Всё, абсолютно всё валилось из рук.
— Ну, будет тебе! — прикрикнула на неё мать, входя в комнату. — У ней жоних на пороге скоро будет, а она сопли бахромой развесила. Говоришь, глаза у него зелёные? Вот и надень малахитовое платье.
