ПРОЛОГ
— Брысь! Брысь, паскуда! — разорвал тишину летнего утра истошный вопль. — Да что ж это деется, люди добрые: только отвернулась, а он уже свою морду поганую в подойник засунул! У-у-у, ведьминское отродье!
Во дворе что-то загрохотало, забрехал пёс, раскудахтались куры, а через мгновение на заборе показался худой чёрный котёнок, облизывающий молочные усы. Ловко увернулся от запущенной в него галоши, спрыгнул на землю и припустил вдоль по улице на радость заулюлюкавшим деревенским мальчишкам. Вслед беглецу полетели камни. Котёнок нырнул в проулок между домами, протиснулся в дыру под чьим-то крыльцом и замер, прислушиваясь. Тяжело вздохнул, лизнул ушибленный камнем бок и, потоптавшись, улёгся на сухую землю.
Ещё недавно назад он жил вместе с разномастными братьями и сёстрами и ласковой мамой-кошкой. Учился охотиться на мышей и пичуг, вместе со всеми ласкался к хозяйке и искренне не понимал, почему ему чаще остальных достаются тычки и шипение «ведьминское отродье». Даже начал откликаться, но быстро понял, что зря. А неделю назад хозяин, собираясь на ярмарку, подманил его к себе и засунул в пыльный мешок. Напрасно котёнок кричал и драл коготками плотную ткань. Долгая тряска на телеге измучила его, и когда мешок наконец развязали и зверька бесцеремонно вытряхнули на траву, он не сразу смог подняться. Рядом на траву шлёпнулся колбасный хвост, а следом на голову опустилась заскорузлая ладонь хозяина.
— Жёнка сказала притопить тебя по пути, — прогудел он извиняющимся тоном. — Да разве можно так с живой тварью, хоть бы она и мастью не вышла? Тут деревня недалече, пристроишься куда-нибудь. Мать твоя знатная мышеловка, если в неё, не пропадёшь. Таких котов уважают.
Он ещё раз огладил дрожащее тельце и отошёл. Заскрипела телега, стих вдали стук копыт хозяйской кобылы, и лишь тогда котёнок осмелился подняться. Обнюхал подачку, нервно дёрнул спиной и, то и дело испуганно припадая к земле, побрёл в деревню — навстречу любви и признанию.
Вот только всеобщее обожание выражалось странно. За пойманных мышей его не хвалили, чаще норовили чем-то запустить. И всё так же обзывали ведьминым отродьем. Сообразив, что дело в чёрной шёрстке, котёнок вывалялся в пыли, а когда это не помогло, забрался в одном из амбаров в бочку с мукой. Но мука осыпалась уже к полудню.
— У-у-у-у! — нарушил уединение котёнка утробный вой. — Ш-ш-ш!
Громадный полосатый кот, обнаруживший на своём подворье незваного гостя, готовился атаковать. Котёнок выскочил из-под крыльца и замешкался, на миг ослепнув от яркого солнца. Непростительная ошибка! Тут же его ухватили поперёк туловища и кто-то тоненько заверещал:
— Поймал, поймал!
Ему вразнобой ответили радостные голоса.
— Тащи сюда!
— Сейчас отправим в путешествие!
— Ведьмино отродье не жалко!
На голову вновь опустился мешок. Потом котёнка куда-то несли, по пути несколько раз чувствительно приложив обо что-то твёрдое. Когда под ногами мучителей заскрипели доски моста, а внизу раздался плеск воды, зверёк отчаянно забился в мешке, предчувствуя ужасное.
— Торопится отплыть, гля, как трепыхается! — захохотал кто-то.
— Да вытряхивай уже, плот подан! — поторопил второй.
В горловину мешка просунулась рука и тут же отдёрнулась обратно.
— Ай, царапается, паскуда усатая! Так кину!
Развязанный мешок упал на что-то твёрдое, но неустойчивое. И мокрое! И плеск воды стал ближе. Котёнок торопливо выбрался наружу, и тут же испуганно запищал, вцепившись коготками в мокрое дерево. Вокруг была вода, а он оказался на небольшом плоту, который удерживала лишь одна верёвка!
— Отпускай, — скомандовал предводитель ватаги ребят. — Счастливого пути, ведьминское отродье!
Сверкнул в лучах солнца нож, перерубая последнюю надежду на спасение, и закрутила, завертела быстрая река, понесла утлый плот неведомо куда. Мальчишки, припустившие было следом по берегу, быстро отстали. Котёнок охрип от крика, вымок до последней шерстинки, но упрямо держался. Быстрое течение сменялось широким плёсом, проплывали мимо деревни, но ни разу плот не уткнулся в берег. К вечеру заросшие густыми кустарниками берега стали выше, сменились камнями, и широкая река начала сужаться, биться о скалистые выступы, оставляя на них клочья грязно-белой пены. Сильное течение кидало и кружило плот, как опавший лист, пока наконец с силой не ударило об очередной камень. Дерево, не выдержав, хрустнуло, ослабевшие лапки не удержались, и котёнок сорвался в воду.
В себя он пришёл на берегу рядом с обломками плота. Река ревела рядом, но уже не могла дотянуться до жертвы. Похоже, очередная волна всё же выбросила страдальца на берег. Котёнок неуверенно встал, принюхался. Человеческим жильём поблизости не пахло, однако что-то манило его к себе, тянуло куда-то наверх, словно невидимая верёвка. Звало. И котёнок пошёл на зов, невзирая на боль в уставших лапках.
К рассвету он добрался до скрытого среди скал замка. Зов шёл оттуда. Котёнок толкнул лапкой тяжёлую дверь, ни на что не надеясь, но та неожиданно распахнулась. Повеяло затхлостью, пылью и немного — мышами. А зов стал сильнее. Котёнок прошёл по пыльному холлу, засыпанному обломками мебели, принюхиваясь к незнакомым запахам. А затем увидел его. Серебристый шар, висящий над ступенями лестницы. Он манил, обещал уют и заботу, и завороженный котёнок пошёл к нему. Коснулся лапкой, и шар неожиданно взорвался, ослепив сиянием. По глазам ударило болью, а в тело хлынула незнакомая сила, смывая усталость и боль. Она текла и текла, щекотала изнутри, а в голове неожиданно завихрились сотни и тысячи образов, обрывков чужих знаний. И над всем этим прозвучало: «Приветствую тебя, новый Хранитель! Добро пожаловать домой!»
— Вот это да… — протянул котёнок. — Мняу, я разговариваю?!
Озадаченно умолк, пытаясь осознать своё новое положение, а после довольно прищурился. Его называли ведьминым отродьем? Что ж, они не ошиблись. Он обязательно найдёт себе ведьму! И вот тогда обидчики жестоко заплатят за его мучения! Но вначале надо подкрепиться. И котёнок бодро потрусил в сторону кладовой.
ГЛАВА 1
Дилижанс трясся по ухабистой дороге. Свет практически не проникал в мутное оконце на двери, а шторку на большом окне наглухо задeрнула одна из соседок, старушка, у которой разыгралась мигрень. Впрочем, она совершенно не мешала пожилой даме принимать бодрое участие в беседе, лишь время от времени жалуясь на головную боль. От второй соседки вкусно пахло пирожками с жареным луком и грибами, и я то и дело сглатывала голодную слюну. В пансионе не позаботились выдать мне в дорогу что-то съестное, спасибо, хоть завтраком в последний раз накормили. А мачеха, чтоб её черти каждую ночь душили, прислала денег аккурат на билеты до Корендау. Почти сутки на дилижансе и место в общем вагоне. Соседки по комнате незаметно от попечительницы сунули мне несколько монет, но я берегла их на ужин. И в который раз мысленно проклинала правила, согласно которым воспитанницам строго запрещалось иметь карманные деньги. Якобы, в пансионе они были ни к чему и лишь развращали неокрепшие умы юных дев.
Четвeртый сосед, муж той самой дамы с пирожками, полноватый мужчина средних лет с обвислими усами, дремал, изредка всхрапывая.
— … а ещё из-за засухи в прошлом году вишня не уродила, — жаловалась любительница пирожков. — И грибов в лесу было, как волос на лысине. Ходишь день напрокат, да только дно корзины закроешь.
— Ииии, милая, так это потому, что заветы предков забыли, — дребезжащим голосом отозвалась собеседница. — Я вот помню, ещё девчонкой голопятой бегала, как последнюю жертву хозяину стихий принесли. А потом перестали, и с тех пор нет в природе лада!
— Дракону, что ли? — хмыкнула вторая соседка. — Так его, говорят, с полвека уже никто не видел. Никак, отравился последней жертвой.
— И ничего подобного! — слишком бодро для умирающей от головной боли возмутилась старушка. Чуть наклонилась вперeд и, понизив голос, сообщила: — Настоящую ведьму пожертвовали. Испокон веку известно, что драконы любят ведьм!
— Ну так и ведьмы настоящие давно повымерли, — парировала дама с пирожками. — Остались так, травницы да знахарки. Подох ваш дракон от голода.
— Так он их не ел, вроде, — неожиданно проснулся усатый. Прищурился и, почему-то глядя на меня, протянул: — Ведьмы-то красивые! Чаровницы!
— Спи, охальник! — ткнула его в бок жена. — Всё об одном думаешь да глаза на молодых пялишь!
— А ты, милая, из пансиона пресвятого Мунриция? — заинтересовалась старушка, совершенно позабыв о якобы снедающей её мигрени. — В гости едешь?
— Да, в отцовский дом, — кивнула я.
Родственников у меня там не было: причислять к ним мачеху и её сына от первого брака я категорически отказывалась, а мой старший брат уже полгода не давал о себе знать. И я подозревала, что именно с этим было связано желание мачехи срочно меня увидеть. Не иначе, планировала выдать замуж за какого-нибудь престарелого ловеласа в обмен на часть приданого, пока Дарио не вернулся и не помешал. Вот только я не собиралась соглашаться с её планами и разыгрывать из себя тихую покорную мышку, как два года назад. И в дом отца мне требовалось попасть по другой причине. Там был тайник с ценными бумагами и весьма приличной суммой на первое время. Отыскать его точно никто не мог: Дарио зачаровал схрон на мою кровь. Но раз уж планы мачехи хоть в чeм-то не противоречили моим, я не видела причин пускаться в бега сразу. Приеду, выслушаю, наверняка добавлю ещё несколько пунктов в длинный список причин недолюбливать эту женщину. А уж потом решу, куда отправиться. Дарио, как глава рода, ещё год назад признал за мной право распоряжаться собственной судьбой, но мачехе об этом не сказал. И я пока тоже берегла этот козырь.
