Вересковая кошка

14.09.2017, 06:03 Автор: Ника Веймар

Закрыть настройки

Показано 1 из 2 страниц

1 2


Метель стучалась в окна, завывала рассерженной банши, рвалась в дом. Сидевший у очага мужчина на миг прислушался к плачу зимнего ветра и подбросил в огонь два полена. Все лампы были погашены, и небольшую комнату освещали лишь отблески огня. Дрожащие блики плясали на тёмных стенах, складываясь в причудливые узоры, яркие языки пламени весело облизывали поленья, похрустывая смолистым деревом.
       
       Мужчина вздохнул и расслабленно раскинулся на мягкой шкуре. Снежные демоницы в такие ночи бродят по дорогам, заглядывают в окна домов, и не приведи Господь откликнуться на тихий стук в двери. Уведут, закружат, завьюжат, и лишь по весне наткнётся случайный охотник на объеденный падальщиками труп… Хотя инквизитору ли бояться нечисти?
       
       Он подбросил ещё одно полено в очаг, плеснул в стакан чёрного густого вина из початой бутылки. Расстегнул две пуговицы на белой рубашке. Горько улыбнулся, глядя в пламя льдисто-серыми глазами. Сегодня он может позволить себе отдохнуть. А она… она, как и в прошлое, и в позапрошлое полнолуние, не появится. Его страсть, его наваждение, его враг, его любовь. Его ведьма.
       
       Инквизитор отхлебнул глоток терпкого вина, рассеянно глядя на танцующие в камине языки огня. Шрам на щеке мужчины, проходивший через уголок рта, из-за чего на лице навеки застыла саркастическая усмешка, не портил его. Наоборот, подчёркивал мужественную красоту своего обладателя, наделяя его каким-то дьявольским магнетизмом. Лавеллан де Марр, Верховный инквизитор Севера, никогда не был обделён женским вниманием. Многие трепетали рядом с ним. И лишь одной удалось завладеть его сердцем.
       
       Лавеллан поставил стакан с недопитым вином на пол и сделал глубокий вдох. В висках давило, глаза наливались свинцом. Сколько он уже нормально не отдыхал? Месяц, два? Мысли метались, как мыши в сарае, снова и снова возвращаясь к ней. Дьявольская приспешница, бесова дочь. Любимая… Перевёл взгляд на мозолистые, привыкшие к мечу ладони. Сколько жизней оборвали его руки? Скольким ведьмам ещё предстоит погибнуть от них? Инквизитор резко поднялся, шагнул к стене, на которой висело простое деревянное распятие, упал перед ним на колени.
       
       — Всё во имя Господа нашего, да славится Имя его, — сорвалась молитва с губ мужчины.
       
       В этот раз он молился не о том, чтобы вся богопротивная ересь исчезла из этого мира, и не о том, чтобы пагубная страсть, разъедающая его душу, наконец покинула её. Лавеллан молился о ней. О своём враге и единственной любви. О зеленоглазой Вересковой кошке. О Марион.
       
       Сгорбившись, точно вся тяжесть грехов мира легла на его плечи, Верховный инквизитор прошёлся по комнате. Перед глазами, как сейчас, ярко горел костёр, а из пламени неслось проклятие:
        — Пусть каждый из вас встретит свою ведьму!
       
       Их было пятеро. Полный «кулак». Четверо молодых, совсем неопытных, и пятый — руководитель группы, Эрик де Эвереро, инквизитор со стажем, люто ненавидящий ведьм. Им повезло в тот злополучный день: как ведьма ни путала следы, как ни пыталась навести морок, Эрик шёл по следу, словно гончий пёс. Они нагнали её у болот, спутали заклинаниями. Сильна была колдунья, ох, сильна. Рвалась из магических пут диким зверем. Но от полного «кулака» не убегал никто. Споро натаскали хвороста, магистр де Эвереро, открыв Священное Писание, прочёл несколько молитв, очищающих чёрную душу ведьмы от скверны. И поджёг костёр. Она больше не пыталась вырваться. И не кричала, даже когда пламя начало лизать её босые ноги. Лишь выдохнула, заглянув перед этим в глаза каждому из убийц, последнее проклятие. Одно на всех. И амулеты не спасли, даже не среагировали на слова колдуньи. Кто же знал, что любовью тоже можно проклясть? Лучше бы она пожелала им подохнуть в страшных мучениях…
       
       Магистр де Эвереро стал первой жертвой проклятья. Однажды в замок привезли худенькую темноволосую девушку. Кто-то из соседей донёс, дескать, заломы на пшеничном поле сделала да на корову порчу навела, чтоб та кровью доилась. Девушка не плакала, не просила пощады, не проклинала. Стояла, опустив чистые голубые глаза в пол, зябко кутаясь в рваное платьице.
       
       — Имя? — властно потребовал Эрик, разглядывая молодую ведьмочку. Он сразу ощутил в ней силу, необходимости в допросе уже не было. — Как твоё имя?
       — Кама, — тихо прошептала она.
       — Откуда ты родом? Известно ли тебе, в чём тебя обвиняют? — продолжил инквизитор.
       
       Ведьмочка выпрямилась, ответила резко, почти зло:
       — К чему лишние вопросы? Вы и так всё знаете обо мне! Начинайте пытать тело и оставьте в покое душу!
       
       Эрик медленно надел кожаные перчатки и заявил, что сам побеседует с подозреваемой. Глаза его горели знакомым фанатичным блеском. Но что-то пошло не так. Из допросной он вышел задумчивым. Потребовал оседлать коня и умчался, приказав не трогать подозреваемую до его возвращения. Вернулся не один. Притащил с собой толстуху, жену того самого соседа-доносчика. Женщина, упав на колени и поцеловав распятие, прилюдно призналась в клевете. Дескать, сын стал засматриваться на хорошенькую соседку, а та бедна, как церковная мышь, и не может быть парой её мальчику. Вот и написала донос. А заломы? Так сама узел завязала, всё, чтобы слова вес имели. Лавеллан не понимал, почему де Эвереро так поступил, ведь инквизитор в магистре давно уже стал главнее человека.
       
       Не понял, как и остальная тройка их «кулака», почему Эрик лично снял оковы с Камы и объявил, что скверна не коснулась её души. А утром в замке не было ни магистра де Эвереро, ни юной ведьмочки. Лишь обережные амулеты сиротливо лежали в комнате бывшего инквизитора. Де Марр случайно столкнулся с ним в забытом Богом захолустье несколько лет назад, и едва узнал в ещё крепком седовласом мужчине магистра де Эвереро, а в его жене — ту самую темноволосую ведьмочку. Тогда он уже не мог выдать бывшего инквизитора. Лишь спросил:
       — Почему?
       — Я не поверил, что она — ересь, — произнёс Эрик в ответ.
       
       Лавеллан понимал его. Уже понимал. Дороги судьбы развели его с первым «кулаком», проклятие до поры щадило. Лишь трижды за эти годы, читая донесения, он натыкался на знакомые имена инквизиторов. Тех, кто был с ним и магистром в том день. Орес пытался устроить побег осуждённой на сожжение ведьме. Сгорел на одном костре с ней, как пособник. Редьяра братство отыскало в небольшой деревушке у подножья гор. Жил с местной знахаркой. Был убит, когда бросился на защиту своей возлюбленной и новорождённого сына. Маттео пропал без вести. Лавеллан подозревал, что, как и Эрик, бывший друг тихо жил теперь в глуши со своей возлюбленной. Его самого проклятье настигло последним.
       
       Де Марр вновь отхлебнул вина, прислушался к бормотанию вьюги за окном. Где она сейчас, его Вересковая кошка, его ведьмочка? Как глупо, что он ждёт её в этом заметённом снегом старом доме, надеясь, что она придёт. Она никогда не приходит. В отличие от него Марион помнит, что они — враги.
       
       Лавеллан навсегда запомнил их первую встречу. Братство узнало о тайном месте Силы ведьм и в одно из полнолуний явилось туда в составе десяти «кулаков», чтобы очистить землю от скверны. Ведьмы не ожидали нападения. Танцующие в лёгких полотняных сорочках вокруг костра, беззащитные, красивые… Большая часть их была убита в первые же минуты. Остальные попытались спастись бегством. Де Марр даже не спрыгнул с верного вороного. Когда крики последней ведьмы стихли, бросил подчинённым:
       — Уходим!
       
       Сам задержался на минуту, чтобы окинуть удовлетворённым взором поляну, на которой теперь изломанными куклами лежали женские тела. Его внимание привлёк тихий шорох в зарослях вереска, окружавших поляну. Дурацкое растение! И аромат его, тонкий, медовый… будь он проклят! Инквизитор спрыгнул с коня и, обнажив меч, занёс его для удара. И столкнулся с пронзительно зелёным взглядом. Рыжеволосая ведьмочка припала к земле, словно кошка. Смотрела на него в упор, и в бездонных глазах плескался океан.
       
       Лавеллан не мог отвести взгляда, чувствуя, как эти зелёные глаза переворачивают душу. И языки пламени в них, словно не отражение костра, а отблески стихии, безжалостно сметающей всё на своём пути, испепеляющей, и одновременно согревающей того, кто сумеет подчинить её себе. Один взгляд зелёных глаз. Один-единственный, заставивший ожить закаменевшее сердце сурового инквизитора. Мир исчез, сузился до них двоих, перестал существовать на несколько коротких, томительно долгих мгновений.
       
        Де Марр смотрел в глаза рыжей ведьмочки и видел в них вечность. Блики огня в зелёных глазах. Тепло и свет, огонь и зной, холод и мрак, лёд и горячий пепел пожарищ. А когда обречённая ненависть в них сменилась смятением, понял, что нашёл свою ведьму. И шагнул в эту бездну.
       
       — Магистр, что-то не так? — окликнул его один из инквизиторов. — Кого-то нашли?
       — Всего лишь кошку, — отпуская вереск, крикнул он в ответ. — Рыжую кошку.
       — А, эти твари к ведьмам льнут, — успокоено кивнул любопытный. — Поехали, что ли. Жрать охота…
       
       В следующий раз он встретил свою Вересковую кошку зимой. Точнее, это она его нашла. Была метель, конь сбился с дороги, брёл, слепо опустив голову к земле. Испугавшись упавшей с еловой лапы груды снега, взбрыкнул, сбросив всадника в овраг. Лавеллан хорошо приложился головой о прячущийся в сугробе пень. Очнулся в тепле. В этом самом домике с низким потолком, на котором плясали блики пламени. Почувствовал, как узкая рука приподняла голову, а в пересохшие губы ткнулась деревянная плошка с горьким травяным отваром. Сфокусировал непослушный взгляд на зеленоглазом личике и проскрипел:
       — Ты?
       — Мы враги, — ответила ведьмочка, смешно морща носик. — Пей.
       
       Из её рук Лавеллан принял бы даже отраву. Но Кошка его лечила. Поправляла подушку, перестилала простынь на соломенном тюфяке, заставляя менять только-только отысканное удобное положение. Осторожно мазала сильно пахнущей можжевельником мазью его вывихнутую лодыжку и туго бинтовала её разорванной на полосы старой простынёю. И не забывала напоминать о том, что они — враги. Да Марру было даже смешно. В самом деле: ну какой из него враг, когда он до двери едва дойти в состоянии? Руку бы поднять, не на Кошку, Господь сохрани, а в принципе.
       
       Ведьмочка поила его горьковатыми травяными отварами, пахнущими земляничником и мятой. Удовлетворённо кивала, когда он, не морщась, допивал всё до последней капли, проверяла температуру прохладной ласковой рукой. От кожи девушки пахло спелыми яблоками и хвоей. И вереском. Проклятым медовым вереском. В доме было тепло от горячо натопленной печи, вечером на стенах и потолке плясали огненные блики.
       
       — Мы враги, — шептала Кошка, протягивая ему глиняную чашку с клюквенным взваром.
       
       Инквизитор кивал, молча принимая кисловатое горячее питьё. Как будто ему нужны были напоминания! На кой ляд он вообще сдался зеленоглазой колдунье, почему она не бросила его подыхать в овраге? Враги… Самые верные, самые преданные. Куда честнее фальшивых друзей, улыбающихся в лицо и готовых при первой возможности ударить в спину.
       
       — Кошка, почему ты спасла меня? — спросил он в один из вечеров, разомлев от тепла.
       
       Ведьма сверкнула зелёными глазами.
       
       — Может, я жду, когда ты поправишься, чтобы принести в жертву во славу Тёмного Бога? Какой прок с полудохлого инквизитора?
       
       Лавеллан лишь криво усмехнулся, не поверив ни единому слову. Ведьмочка молчала. Потом неохотно обронила:
       — Жизнь за жизнь. Но это ничего не меняет. Мы враги. И не задавай больше таких вопросов. Не твоё дело, инквизитор, почему я поступаю так, как хочу.
       
       Смешная, наивная Вересковая кошка. Даже сейчас, едва-едва окрепнув, он мог бы свернуть её тонкую шею одним движением. Но знал, что никогда не сделает этого. Ведьмочка каждый день напоминала, что они — враги. Не ему, себе. И Лавеллан, скрывая усмешку, соглашался, зная, что ночью она снова ляжет на другом конце комнаты, подальше от него. Но едва его дыхание выровняется, переберётся под тёплый бок, доверчиво прижимаясь во сне, чтобы снова уйти ещё до рассвета. Милая, простодушная Кошка. Считает, что он на самом деле ничего не замечает и спит, как убитый.
       
       Опухоль спадала. Кошка хмурилась и грустила. И всё чаще повторяла, что они — враги. Её грусть пахла сизыми ягодами можжевельника. У неё был особый дар — воспринимать эмоции и чувства через запахи. Однажды вечером ведьмочка разоткровенничалась и рассказала Лавеллану, что злость пахнет кровью, а ненависть — ржавчиной. Он слушал её внимательно, воспринимая образы, словно слепой, которому пытались описать утренний рассвет. И не перебивал. Вересковая кошка, его зеленоглазая колдунья, говорила быстро, словно боясь передумать. Делилась самым сокровенным. По её словам, боль пахла талой водой, радость — спелыми летними ягодами.
       Огорчение — свежеспиленным деревом, безумие — тленом. А у злости аромат перца и имбиря. И про можжевеловую грусть тоже рассказала.
       
       — А чем пахнет любовь? — спросил де Марр, когда девушка умолкла.
       
       Ведьма вздрогнула, словно он её ударил. Тихо прошептала:
       — Осенью. И ты тоже пахнешь осенью, инквизитор.
       — Лавеллан, — поправил он. — А как твоё имя?
       — Ты называешь меня Вересковой кошкой, пусть так и останется, — в её глазах плясали отблески пламени.
       
       Как тогда, в их первую встречу. Сам не зная, почему, инквизитор притянул гибкое, податливое тело ближе, наклонил голову, целуя нежные розовые губы. Кошка тихо заплакала, и Лавеллан обнял её, утешая, укачивая, как ребёнка. Его враг, его слабость, его женщина. Любовь — это проклятие, грех, который де Марр готов был отмаливать вечность. Но отказаться от него он был не в состоянии. Бездна раскрыла ему свои объятья.
       
       Ведьмочка понимала, что он собирается делать дальше, но не противилась, лишь вздрагивала от его прикосновений. Инквизитор расправил покрывало на соломенном тюфяке, уселся на самый край. Ладонь де Марра коснулась щеки девушки, отвела в сторону рыжий локон. Скользнула к шее, к горловине рубахи с вышитым красной нитью обережным узором. Дотронулась до шнуровки. Но распускать её Лавеллан не спешил. Какая разница, сколько мужчин было у Кошки до него … Сегодня он хотел любить её нежно и ласково, как невесту в первую брачную ночь, под песни вьюги и треск поленьев в очаге.
       
       Ведьмочка смотрела на него, настороженно, с лёгким страхом в глазах. Она не раз видела, как подвыпившие деревенские мужики тискают своих баб, стремясь поскорее забраться им под подол. Но эта ласка, сдержанная, неторопливая, спокойная, не была пугающей. И в глазах её инквизитора не было тёмного голода, желания подчинить, завладеть.
       
       — Позволишь? — тихо спросил он, опустив руку ей на бедро.
       
       Горячая ладонь, казалось, обжигала даже сквозь ткань.
       
       Кошка прикрыла зелёные глаза и кивнула, неуверенно, боязливо. Поставила условие:
       — Только ты первый.
       
       С любопытством наблюдала, как он, взяв в горсть рубаху, медленно потянул её вверх. На обнажённой коже, казавшейся в полумраке смуглой, плясали золотистые отблески. Ведьмочка облизнула пересохшие губы, приподнялась, чтобы Лавеллану было удобнее раздевать её. Страх понемногу отступал. В медленных, осторожных прикосновениях мужчины, больше походивших на некое священнодействие, не было ничего отвратительного и грязного. Инквизитор ласкал доверчиво вытянувшееся хрупкое тело, словно впервые открывая для себя женскую красоту. Бережно обводил тёплыми пальцами высокие грудки, скользя ладонью по уютной ложбинке между ними, касался бархатистого животика.
       

Показано 1 из 2 страниц

1 2