Нарезала хлеб. На другой половине тарелки уместила огуречные кругляшки. Потом опять пошла к шкафчику. Достала из банки две соленых помидорины. Один был с лопнувшей кожурой. Она свешивалась ровным треугольником, открывая сочную мякоть. Наверно, привезла из деревни соленья. Опять отправилась к шкафчику. Поставила вазочку с вареньем. К ней две чайные ложечки.
Света придвинула стул и села в своей любимой позе, поджав ногу под себя. Тапок с ноги свалился. Анатолий поглядел на белоснежную пятку. Она была меньше его ладони. Он стал глядеть в окно, чтобы не видеть ее коленку. Идеально круглую, как будто обрисованную циркулем.
- Пьем? – спросила она. – А за что?
- Не знаю. Ну, давай просто выпьем ни за что. Необязательно же пить за что-то. Иногда можно ни за что.
- Тогда за любовь!
Может быть, это было сказано просто так. Может быть, с намеком. Он осмелел. Посмотрел ей в глаза. Она не отвела взгляда. Нет, не было никакой насмешки. Она только тихо улыбалась.
- Если за любовь, тогда надо на брудершафт.
- На брудершафт на до целоваться. Ты уже пил с кем-то на брудершафт? Я имею в виду девушек.
Сердце его остановилось. Он посмотрел на ее лицо. Хотелось протянуть руку и погладить.
Глаза ее смеялись. Какие у н ее красивые губки. Они были чуть полноватые, как будто припухли.
- Значит, мы должны поцеловаться? – спросил он.
Вопрос был поставлен прямо, чего Анатолий сам не ожидал от себя. Значит, он может быть смелым. Он ждал «да» или «нет».
- Толя! Ты влюбился в меня? – почему-то изумилась она. – Мне это очень приятно.
Он поднял стакан и выпил залпом. Потянулся за помидориной с треугольником лопнувшей кожуры и выдохнул:
- Да! Я люблю тебя, Света. Безумно люблю. Ты лучше всех в мире. Я без тебя не могу жить.
Она пригубила вино.
- Я старше тебя на целых девять лет. Девять лет! Это, Толя, огромная разница. Я уже старуха.
Он рассердился.
- Какая глупость! Причем тут это? Я не понимаю. Это не имеет никакого значения.
- Потом через лет десять – пятнадцать я буду уже совсем старой. А ты будешь в расцвете. И я тебе буду противна. Ты будешь искать ровесниц или моложе себя. Это жизнь.
Он хотел взять е ладошку. Она убрала руки под стол, согнулась, плечи ее выдвинулись вперед.
- Не говори так!
- Толя! Я люблю своего мужа. Пойми. Ты мне нравишься. Но я люблю мужа. Аот как!
- Какого мужа?
Он уже разливал, но рука резко дрогнула. Несколько капель попали на стол. Хорошо, что лежала клеенка.
Поставил бутылку.
- Я замужем.
- Но тогда… тогда почему ты здесь? Не живешь с мужем, а снимаешь угол у тети Наташи?
- Развелись мы. Не сошлись характерами.
Он радостно вздохнул. И разлил вино. По полстакана себе и ей. Развелись – значит, уже не муж и жена.
- И причем тогда тут муж? Если вы развелись, то мужа у тебя нет. Ты свободная женщина.
- Я люблю его. Толя! Как ты можешь это понять? У тебя еще ничего не было, кроме школы.
Зима была теплая. Света приходила всё реже. Может, меньше стали задавать. Или решал ей задачки кто-то другой? Или сама разобралась с математикой? Хотя это вряд ли.
По-прежнему темными вечерами он стоял в подъезде у крыльца и ждал, когда закончатся занятия. Свету никто не провожал. Он уходил каждый раз, когда она приближалась к крыльцу. Что он ей мог предложить? Он ученик. У него нет ни денег, ни своего угла. Подумает, что он шпионит за ней. Но в этот раз он не покинул своего наблюдательного пункта, а стал ее дожидаться. Она спустилась с высокого кресла. Он не должен был ее напугать, поэтому вышел на крыльцо. Света перешла дорогу. Она даже не улыбнулась.
- Света! Тут такое дело, - проговорил он тихо, как будто боялся ее вспугнуть, если заговорит громко.
Тысячу раз он повторил эту фразу, пока ее ждал. И каждый раз редактировал, переставлял слова и менял их. Поэтому был уверен, что отполировал ее до блеска и произнесет без сучка и задоринки.
- В клубе хороший фильм «Фантомас разбушевался». Все его так нахваливают. Смотрится на одном дыхании. Это продолжение. Еле достал билеты. Вот в общем. Приглашаю!
Протянул два синих прямоугольника.
Она, не улыбаясь:
- Я так сильно устала. И работа, и занятия. Вот! Спасибо, конечно. Но давай в следующий раз. Да ты не расстраивайся, Толя! Сходи с другом. Или с девочкой. Фильм-то, действительно, хороший.
«Не любит она меня, - решил он, заталкивая билеты в карман. – Конечно, не любит. Почему она должна меня любить?» Но он не верил и про любовь к мужу. Не видно, чтобы она страдала.
Если любишь, зачем разводиться? Может, действительно, ее останавливает возраст? Если бы он мог проникнуть в ее душу, понять, что там происходит, что творится.
Он не знал, как быть. Забыть, отказаться? Решение пришло ночью. Он никак не мог заснуть.
Конечно! Какой он дурак! Она взрослая женщина. Разве будет связываться со школьником? Ее осудят за это. Кто-то будет смеяться. Она одна будет во всем виновата.
Отсидев один урок, он взял портфель и пошел к выходу. Одноклассники удивленно глядели на него.
- Куда ты? – спросил Сергей, его однопартник.
Они были друзьями. Часто встречались после школы. Ходили друг к другу в гости.
- Надо! Срочно! Потом скажу!
У директора школы была смешная фамилия Пятак. Говорили, что настоящая его фамилия Пятаков. Но родители сменили ему фамилию, чтобы она не была такая, как у врага народа. Директор взял протянутый листок, нацепил очки, долго читал, шевеля губами.
- С какой стати в вечернюю школу, молодой человек? – наконец спросил он, отложив очки.
- Устраиваюсь на работу.
- Кем, позвольте поинтересоваться? Как я понимаю, вам еще нет восемнадцати лет.
- Нет.
- Так вы уже устроились или еще только планируете устраиваться? И куда, если не секрет?
- Пойду в заводоуправление.
- Идите на урок, пожалуйста. Осталось всего ничего. А там экзамены и выбирайте себе любую дорогу.
- В дневной школе я больше учиться не буду. До свидания! Обойдусь и без вашего согласия.
В субботу вечером, когда мама сидела с подругами, он надел самое лучшее. Хотя выбора почти не было. Самое лучшее – это брюки и рубашка, в которых он ходил в школу. Была – не была!
Света сидела в обычной позе на кровати с книжкой. Читала она только советские романы.
- Сударыня! Разрешите пригласить вас на танцы? Отказ не принимается. Это даже не просьба, а приказ.
Посмотрела как-то слишком долго на него, но без обычной улыбки. Оценивала его, как кавалера? Решил довести роль до конца.
- Приношу извинения за доставленные вам неудобства, сударыня. Вижу, что вы восприняли мое приглашение как дерзость.
Шагнул к двери.
- Толя! Подожди меня на улице! Я переоденусь. Не идти же мне в домашнем халате.
По дороге он набрался смелости и взял ее под ручку. Заглянул в лицо. Оно ничего не выражало.
- Ты бросил школу? – спросила она. – Тетя Клава была сегодня у тети Наташи, сказала.
- Перешел в вечернюю.
- Зачем? В вечерней заставляют учиться тех, кто не смог закончить дневную школу.
- Работать пойду.
- Где? Кем?
- - Ну, не знаю. В отделе кадров меня не приняли. Сказали, что я числюсь в дневной школе. Позвонили в школу. Директор сказал, что я ученик дневной школы. Вот и не приняли.
- Вот!
- Да что вот! Я взрослый самостоятельный человек. Я хочу зарабатывать. И школу я не бросаю. В районо съездил. Пришел к заврайоно. Мужик такой важный. Два телефона на столе. В приемной сидит секретарша, щелкает на машинке. Правда, сразу приняли.
Света как-то пристально посмотрела на него.
- Объяснил ему. А он то-сё. Никак нельзя. Ну, я не сдержался. Сам не понял. Какая-то истерика началась. Его назвал дураком. Сказал, что сделаю, как решил. И никто мне не указ. И дверью хлопнул.
- А дверью-то зачем хлопать?
Голос у Светы был испуганный. Она поняла, что совершенно не знает его. Ей и в голову не могло прийти, что он сможет так поступить.
- Осталось-то тебе тут учиться. Там бы поступил в институт. Стал инженером. Женился бы.
Анатолий разозлился.
- Почему все вокруг учат меня, как я должен жить? Это моя жизнь. И я ей буду распоряжаться, а никто-то другой. Не надо мне указывать, что я должен и не должен делать.
Пока он пристраивал свое и ее пальто в гардеробе, Света исчезла. Он прошел в зал. И чуть не оглох. Всё гремело, визжало, кричало. Наверно, так должен выглядеть ад.
Пахло потными телами. На сцене местный ВИА шпарил западную попсу. У солиста были длинные волосы. Он первый раз был на танцах в клубе. До этого не танцевал. Его и не манили танцы. Он был уверен, что гораздо полезней и приятней пообщаться с книгой. Обошел по периметру зал, разыскивая Свету. Но в этой толкотне и самому было запросто затеряться. Никак не мог ее найти. И понимал, что это очень сложно отыскать кого-то здесь. Тем более в зале был полумрак. Анатолий же близорук. Если Света не стояла у стены, значит, она танцевала. И танцевала с кем-то. Это лишь девчонки-школьницы танцуют друг с другом, если их никто не пригласит.
Замолчала музыка. Но немногие покинули середину зала, ожидая следующей песни. Он не находил ее ни среди тех, кто стоял в центре, ни среди тех, кто подпирал стены. Когда заиграли танго, он огляделся и, увидев рядом трех девчонок, подошел к ним. Они мельком взглянули на него и продолжали щебетать о чем-то своем.
- Можно вас пригласить?
Он глядел на одну, хотя ему было без разницы с кем. Но уж раз пришел на танцы… Девушка коротко бросила:
- Нет!
И снова повернулась к подругам. Они говорили о каком-то Кеше, который клеился к какой-то сучке.
Анатолий растерялся. Что это? Или он ведет себя не по правилам и это делается как-то по-другому?
А может быть, у девушек, кроме презрения, он ничего вызвать не мог. Они открыто презирали его.
В гардеробе он не увидел ее пальто. И обрадовался. Ей не понравилось, и она ушла. Только могла бы сказать ему об этом. И они ушли бы вместе и всю дорогу о чем0нибудь говорили. Она не любит танцы, как и он. В школе в спортзале иногда устраивали вечерние танцы. Он был только один раз. Постоял у дверей и ушел.
Она одна сейчас. Он вернется и пойдет к ней. Тетя Наташа уехала к какой-то родственнице. Он будет настойчив. Сегодня всё решится. Нужно быть мужчиной, а не мямлей. Почему-то он был уверен, что решится хорошо. Он будет убедителен. Он скажет самые нужные слова.
Небо было ярко звёздным. Звезды говорили ему, что он будет счастлив. И никогда-то, а очень скоро.
Впереди темнели две фигуры. Одна высокая мужчины. И возле него женская. Они сливались в один контур. Наверно, она держала его под ручку, склонив голову ему на плечо. Впереди горел фонарь, после которого снова начиналась темнота, в которой можно было увидеть только силуэты домов и деревьев.
Анатолий догнал их. Мало ли парочек возвращается с танцев. Какое ему дело до них? И тут он услышал ее голос. Он обернулся и застыл. Он уже обогнал их на несколько шагов. Света шла под руку с высоким парнем. Судя по фигуре, это был тот, который провожал ее до крыльца. И на нем было тоже самое длинное приталенное пальто.
Подняла голову.
- Познакомься! Это Толя. Мой сосед. Он в этом году заканчивает школу с медалью. Гений! Знаешь, как он решает задачки? Не успеет дочитать и уже пишет решение.
Тот протянул ему руку. Ладонь у него была узкая и холодная. Анатолию стало неприятно.
- Александр!
Они медленно двинулись вперед. Анатолий шел со стороны Светы в шагах трех от нее. Вроде он как бы пристроился к ним. Но им же по пути, они идут туда же, куда и он.
Подошли к перекрестку. Тому самому месту, где горел фонарь. Редкий и мягкий снег кружился в его свете.
- Туда нам! – сказал Александр.
Анатолий уже ненавидел его. И его голос, и его походку, и это дурацкое приталенное пальто. Они свернули направо. Анатолию нужно было идти прямо. Он посмотрел им вслед.
Почему направо? Им же прямо. Он брел, не разбирая дороги. И прошел мимо своего дома. Она пошла к нему. Этот Александр должен был проводить ее до дома. Но он повел ее к себе. И она шла охотно с ним, взяв его под ручку и прильнув к его плечу.
Он понял, что прошел мимо своего дома. Но что ему было делать дома? Садиться за учебники? Они сейчас были ненавистны ему. И всё ненавистно: и школа, и дом. Что ему делать дома, если она ушла к нему. Дом без нее ему не нужен. Как так? Она не может так поступать! Не имеет на это никакого права, потому что это он, Анатолий, любит ее. Больше никто не имеет права любить ее. Никто! И поэтому она не должна была пойти к нему! А может, она просто провожает его? Пусть даже ее любят другие. Но она не должна пойти ни с кем. Сейчас он должен был идти с ней рядом.
Брел и брел. Улица была пустынна. Даже ни одной собаки. Вымерли что ли все?
Вышел на окраину поселка. Поднялся на холм. Впереди был котлован. Огромная овальная яма, заполненная водой. Вода в котловане прогревалась уже весной. И мальчишки начинали купаться здесь еще в мае. Анатолий упал на снег, ткнувшись разгорячённым лицом. Щеки его горели, губы были сухими. Но он не чувствовал холода. Он был сейчас самым несчастным человеком. Жизнь для него закончилась.
Утром он не пошел в школу. Сказался больным. Мать потрогала лоб. Кивнула. Ей показалось, что действительно жар. Родители ушли на работу. Он поднялся. Нашел отцовскую бритву. У нее была черная изогнутая ручка, в которую вставлялось острое лезвие. Бритва была очень острой. Отец давно ей не брился. А привез он ее, отслужив во флоте. Полоснул себя несколько раз по шее. Побежала кровь. Он лег. Теперь всё закончится. И совсем было не больно уходить из жизни. Даже радостно и спокойно. Он должен был умереть. Но смерть не приходила. Тогда он стал себе резать руки. Сначала на левой руке, потом на правой. Из порезов бежали струйки теплой крови. Принес тазик, опустил туда руки, чтобы не марать постель. Сознание его было ясным.
Мать вернулась рано. Она вопила, кричала. Потом перевязала ему шею и руки. Бинты тут же промокли кровью. Она сняла их. И снова перевязала раны. Но и на этот раз бинты окровавились.
Раны были неглубокими. Но они остались на всю жизнь бледными полосками, на которых не росли волосы. Он пошел в школу в вишневого цвета водолазке с высоким воротником. Если воротник развернуть, то он мог закрыть всю голову до макушки.
Воротник закрывал шею до самого подбородка.
Через месяц пришла весна. Снег темнел и проседал. Воробьи никак не могли напиться из лужиц. Света ушла от тети Наташи. Вышла замуж. С тех пор он ее не видел. Порой впереди мелькала знакомая фигура, он обгонял ее, оборачивался. Каждый раз это была другая.
Теперь вот эта встреча. Хотя никакой встречи не было. Может быть, даже она и не заметила его. Он свернул в переулок и был уверен, что, если она и увидела его, то не узнала. Он все же так сильно переменился за эти годы. Вон и усы отпустил. И седина стала появляться. Может быть, вообще не обратила на него внимания. Мало ли мужиков ходят по улицам!
Света придвинула стул и села в своей любимой позе, поджав ногу под себя. Тапок с ноги свалился. Анатолий поглядел на белоснежную пятку. Она была меньше его ладони. Он стал глядеть в окно, чтобы не видеть ее коленку. Идеально круглую, как будто обрисованную циркулем.
- Пьем? – спросила она. – А за что?
- Не знаю. Ну, давай просто выпьем ни за что. Необязательно же пить за что-то. Иногда можно ни за что.
- Тогда за любовь!
Может быть, это было сказано просто так. Может быть, с намеком. Он осмелел. Посмотрел ей в глаза. Она не отвела взгляда. Нет, не было никакой насмешки. Она только тихо улыбалась.
- Если за любовь, тогда надо на брудершафт.
- На брудершафт на до целоваться. Ты уже пил с кем-то на брудершафт? Я имею в виду девушек.
Сердце его остановилось. Он посмотрел на ее лицо. Хотелось протянуть руку и погладить.
Глаза ее смеялись. Какие у н ее красивые губки. Они были чуть полноватые, как будто припухли.
- Значит, мы должны поцеловаться? – спросил он.
Вопрос был поставлен прямо, чего Анатолий сам не ожидал от себя. Значит, он может быть смелым. Он ждал «да» или «нет».
- Толя! Ты влюбился в меня? – почему-то изумилась она. – Мне это очень приятно.
Он поднял стакан и выпил залпом. Потянулся за помидориной с треугольником лопнувшей кожуры и выдохнул:
- Да! Я люблю тебя, Света. Безумно люблю. Ты лучше всех в мире. Я без тебя не могу жить.
Она пригубила вино.
- Я старше тебя на целых девять лет. Девять лет! Это, Толя, огромная разница. Я уже старуха.
Он рассердился.
- Какая глупость! Причем тут это? Я не понимаю. Это не имеет никакого значения.
- Потом через лет десять – пятнадцать я буду уже совсем старой. А ты будешь в расцвете. И я тебе буду противна. Ты будешь искать ровесниц или моложе себя. Это жизнь.
Он хотел взять е ладошку. Она убрала руки под стол, согнулась, плечи ее выдвинулись вперед.
- Не говори так!
- Толя! Я люблю своего мужа. Пойми. Ты мне нравишься. Но я люблю мужа. Аот как!
- Какого мужа?
Он уже разливал, но рука резко дрогнула. Несколько капель попали на стол. Хорошо, что лежала клеенка.
Поставил бутылку.
- Я замужем.
- Но тогда… тогда почему ты здесь? Не живешь с мужем, а снимаешь угол у тети Наташи?
- Развелись мы. Не сошлись характерами.
Он радостно вздохнул. И разлил вино. По полстакана себе и ей. Развелись – значит, уже не муж и жена.
- И причем тогда тут муж? Если вы развелись, то мужа у тебя нет. Ты свободная женщина.
- Я люблю его. Толя! Как ты можешь это понять? У тебя еще ничего не было, кроме школы.
Зима была теплая. Света приходила всё реже. Может, меньше стали задавать. Или решал ей задачки кто-то другой? Или сама разобралась с математикой? Хотя это вряд ли.
По-прежнему темными вечерами он стоял в подъезде у крыльца и ждал, когда закончатся занятия. Свету никто не провожал. Он уходил каждый раз, когда она приближалась к крыльцу. Что он ей мог предложить? Он ученик. У него нет ни денег, ни своего угла. Подумает, что он шпионит за ней. Но в этот раз он не покинул своего наблюдательного пункта, а стал ее дожидаться. Она спустилась с высокого кресла. Он не должен был ее напугать, поэтому вышел на крыльцо. Света перешла дорогу. Она даже не улыбнулась.
- Света! Тут такое дело, - проговорил он тихо, как будто боялся ее вспугнуть, если заговорит громко.
Тысячу раз он повторил эту фразу, пока ее ждал. И каждый раз редактировал, переставлял слова и менял их. Поэтому был уверен, что отполировал ее до блеска и произнесет без сучка и задоринки.
- В клубе хороший фильм «Фантомас разбушевался». Все его так нахваливают. Смотрится на одном дыхании. Это продолжение. Еле достал билеты. Вот в общем. Приглашаю!
Протянул два синих прямоугольника.
Она, не улыбаясь:
- Я так сильно устала. И работа, и занятия. Вот! Спасибо, конечно. Но давай в следующий раз. Да ты не расстраивайся, Толя! Сходи с другом. Или с девочкой. Фильм-то, действительно, хороший.
«Не любит она меня, - решил он, заталкивая билеты в карман. – Конечно, не любит. Почему она должна меня любить?» Но он не верил и про любовь к мужу. Не видно, чтобы она страдала.
Если любишь, зачем разводиться? Может, действительно, ее останавливает возраст? Если бы он мог проникнуть в ее душу, понять, что там происходит, что творится.
Он не знал, как быть. Забыть, отказаться? Решение пришло ночью. Он никак не мог заснуть.
Конечно! Какой он дурак! Она взрослая женщина. Разве будет связываться со школьником? Ее осудят за это. Кто-то будет смеяться. Она одна будет во всем виновата.
Отсидев один урок, он взял портфель и пошел к выходу. Одноклассники удивленно глядели на него.
- Куда ты? – спросил Сергей, его однопартник.
Они были друзьями. Часто встречались после школы. Ходили друг к другу в гости.
- Надо! Срочно! Потом скажу!
У директора школы была смешная фамилия Пятак. Говорили, что настоящая его фамилия Пятаков. Но родители сменили ему фамилию, чтобы она не была такая, как у врага народа. Директор взял протянутый листок, нацепил очки, долго читал, шевеля губами.
- С какой стати в вечернюю школу, молодой человек? – наконец спросил он, отложив очки.
- Устраиваюсь на работу.
- Кем, позвольте поинтересоваться? Как я понимаю, вам еще нет восемнадцати лет.
- Нет.
- Так вы уже устроились или еще только планируете устраиваться? И куда, если не секрет?
- Пойду в заводоуправление.
- Идите на урок, пожалуйста. Осталось всего ничего. А там экзамены и выбирайте себе любую дорогу.
- В дневной школе я больше учиться не буду. До свидания! Обойдусь и без вашего согласия.
В субботу вечером, когда мама сидела с подругами, он надел самое лучшее. Хотя выбора почти не было. Самое лучшее – это брюки и рубашка, в которых он ходил в школу. Была – не была!
Света сидела в обычной позе на кровати с книжкой. Читала она только советские романы.
- Сударыня! Разрешите пригласить вас на танцы? Отказ не принимается. Это даже не просьба, а приказ.
Посмотрела как-то слишком долго на него, но без обычной улыбки. Оценивала его, как кавалера? Решил довести роль до конца.
- Приношу извинения за доставленные вам неудобства, сударыня. Вижу, что вы восприняли мое приглашение как дерзость.
Шагнул к двери.
- Толя! Подожди меня на улице! Я переоденусь. Не идти же мне в домашнем халате.
По дороге он набрался смелости и взял ее под ручку. Заглянул в лицо. Оно ничего не выражало.
- Ты бросил школу? – спросила она. – Тетя Клава была сегодня у тети Наташи, сказала.
- Перешел в вечернюю.
- Зачем? В вечерней заставляют учиться тех, кто не смог закончить дневную школу.
- Работать пойду.
- Где? Кем?
- - Ну, не знаю. В отделе кадров меня не приняли. Сказали, что я числюсь в дневной школе. Позвонили в школу. Директор сказал, что я ученик дневной школы. Вот и не приняли.
- Вот!
- Да что вот! Я взрослый самостоятельный человек. Я хочу зарабатывать. И школу я не бросаю. В районо съездил. Пришел к заврайоно. Мужик такой важный. Два телефона на столе. В приемной сидит секретарша, щелкает на машинке. Правда, сразу приняли.
Света как-то пристально посмотрела на него.
- Объяснил ему. А он то-сё. Никак нельзя. Ну, я не сдержался. Сам не понял. Какая-то истерика началась. Его назвал дураком. Сказал, что сделаю, как решил. И никто мне не указ. И дверью хлопнул.
- А дверью-то зачем хлопать?
Голос у Светы был испуганный. Она поняла, что совершенно не знает его. Ей и в голову не могло прийти, что он сможет так поступить.
- Осталось-то тебе тут учиться. Там бы поступил в институт. Стал инженером. Женился бы.
Анатолий разозлился.
- Почему все вокруг учат меня, как я должен жить? Это моя жизнь. И я ей буду распоряжаться, а никто-то другой. Не надо мне указывать, что я должен и не должен делать.
Пока он пристраивал свое и ее пальто в гардеробе, Света исчезла. Он прошел в зал. И чуть не оглох. Всё гремело, визжало, кричало. Наверно, так должен выглядеть ад.
Пахло потными телами. На сцене местный ВИА шпарил западную попсу. У солиста были длинные волосы. Он первый раз был на танцах в клубе. До этого не танцевал. Его и не манили танцы. Он был уверен, что гораздо полезней и приятней пообщаться с книгой. Обошел по периметру зал, разыскивая Свету. Но в этой толкотне и самому было запросто затеряться. Никак не мог ее найти. И понимал, что это очень сложно отыскать кого-то здесь. Тем более в зале был полумрак. Анатолий же близорук. Если Света не стояла у стены, значит, она танцевала. И танцевала с кем-то. Это лишь девчонки-школьницы танцуют друг с другом, если их никто не пригласит.
Замолчала музыка. Но немногие покинули середину зала, ожидая следующей песни. Он не находил ее ни среди тех, кто стоял в центре, ни среди тех, кто подпирал стены. Когда заиграли танго, он огляделся и, увидев рядом трех девчонок, подошел к ним. Они мельком взглянули на него и продолжали щебетать о чем-то своем.
- Можно вас пригласить?
Он глядел на одну, хотя ему было без разницы с кем. Но уж раз пришел на танцы… Девушка коротко бросила:
- Нет!
И снова повернулась к подругам. Они говорили о каком-то Кеше, который клеился к какой-то сучке.
Анатолий растерялся. Что это? Или он ведет себя не по правилам и это делается как-то по-другому?
А может быть, у девушек, кроме презрения, он ничего вызвать не мог. Они открыто презирали его.
В гардеробе он не увидел ее пальто. И обрадовался. Ей не понравилось, и она ушла. Только могла бы сказать ему об этом. И они ушли бы вместе и всю дорогу о чем0нибудь говорили. Она не любит танцы, как и он. В школе в спортзале иногда устраивали вечерние танцы. Он был только один раз. Постоял у дверей и ушел.
Она одна сейчас. Он вернется и пойдет к ней. Тетя Наташа уехала к какой-то родственнице. Он будет настойчив. Сегодня всё решится. Нужно быть мужчиной, а не мямлей. Почему-то он был уверен, что решится хорошо. Он будет убедителен. Он скажет самые нужные слова.
Небо было ярко звёздным. Звезды говорили ему, что он будет счастлив. И никогда-то, а очень скоро.
Впереди темнели две фигуры. Одна высокая мужчины. И возле него женская. Они сливались в один контур. Наверно, она держала его под ручку, склонив голову ему на плечо. Впереди горел фонарь, после которого снова начиналась темнота, в которой можно было увидеть только силуэты домов и деревьев.
Анатолий догнал их. Мало ли парочек возвращается с танцев. Какое ему дело до них? И тут он услышал ее голос. Он обернулся и застыл. Он уже обогнал их на несколько шагов. Света шла под руку с высоким парнем. Судя по фигуре, это был тот, который провожал ее до крыльца. И на нем было тоже самое длинное приталенное пальто.
Подняла голову.
- Познакомься! Это Толя. Мой сосед. Он в этом году заканчивает школу с медалью. Гений! Знаешь, как он решает задачки? Не успеет дочитать и уже пишет решение.
Тот протянул ему руку. Ладонь у него была узкая и холодная. Анатолию стало неприятно.
- Александр!
Они медленно двинулись вперед. Анатолий шел со стороны Светы в шагах трех от нее. Вроде он как бы пристроился к ним. Но им же по пути, они идут туда же, куда и он.
Подошли к перекрестку. Тому самому месту, где горел фонарь. Редкий и мягкий снег кружился в его свете.
- Туда нам! – сказал Александр.
Анатолий уже ненавидел его. И его голос, и его походку, и это дурацкое приталенное пальто. Они свернули направо. Анатолию нужно было идти прямо. Он посмотрел им вслед.
Почему направо? Им же прямо. Он брел, не разбирая дороги. И прошел мимо своего дома. Она пошла к нему. Этот Александр должен был проводить ее до дома. Но он повел ее к себе. И она шла охотно с ним, взяв его под ручку и прильнув к его плечу.
Он понял, что прошел мимо своего дома. Но что ему было делать дома? Садиться за учебники? Они сейчас были ненавистны ему. И всё ненавистно: и школа, и дом. Что ему делать дома, если она ушла к нему. Дом без нее ему не нужен. Как так? Она не может так поступать! Не имеет на это никакого права, потому что это он, Анатолий, любит ее. Больше никто не имеет права любить ее. Никто! И поэтому она не должна была пойти к нему! А может, она просто провожает его? Пусть даже ее любят другие. Но она не должна пойти ни с кем. Сейчас он должен был идти с ней рядом.
Брел и брел. Улица была пустынна. Даже ни одной собаки. Вымерли что ли все?
Вышел на окраину поселка. Поднялся на холм. Впереди был котлован. Огромная овальная яма, заполненная водой. Вода в котловане прогревалась уже весной. И мальчишки начинали купаться здесь еще в мае. Анатолий упал на снег, ткнувшись разгорячённым лицом. Щеки его горели, губы были сухими. Но он не чувствовал холода. Он был сейчас самым несчастным человеком. Жизнь для него закончилась.
Утром он не пошел в школу. Сказался больным. Мать потрогала лоб. Кивнула. Ей показалось, что действительно жар. Родители ушли на работу. Он поднялся. Нашел отцовскую бритву. У нее была черная изогнутая ручка, в которую вставлялось острое лезвие. Бритва была очень острой. Отец давно ей не брился. А привез он ее, отслужив во флоте. Полоснул себя несколько раз по шее. Побежала кровь. Он лег. Теперь всё закончится. И совсем было не больно уходить из жизни. Даже радостно и спокойно. Он должен был умереть. Но смерть не приходила. Тогда он стал себе резать руки. Сначала на левой руке, потом на правой. Из порезов бежали струйки теплой крови. Принес тазик, опустил туда руки, чтобы не марать постель. Сознание его было ясным.
Мать вернулась рано. Она вопила, кричала. Потом перевязала ему шею и руки. Бинты тут же промокли кровью. Она сняла их. И снова перевязала раны. Но и на этот раз бинты окровавились.
Раны были неглубокими. Но они остались на всю жизнь бледными полосками, на которых не росли волосы. Он пошел в школу в вишневого цвета водолазке с высоким воротником. Если воротник развернуть, то он мог закрыть всю голову до макушки.
Воротник закрывал шею до самого подбородка.
Через месяц пришла весна. Снег темнел и проседал. Воробьи никак не могли напиться из лужиц. Света ушла от тети Наташи. Вышла замуж. С тех пор он ее не видел. Порой впереди мелькала знакомая фигура, он обгонял ее, оборачивался. Каждый раз это была другая.
Теперь вот эта встреча. Хотя никакой встречи не было. Может быть, даже она и не заметила его. Он свернул в переулок и был уверен, что, если она и увидела его, то не узнала. Он все же так сильно переменился за эти годы. Вон и усы отпустил. И седина стала появляться. Может быть, вообще не обратила на него внимания. Мало ли мужиков ходят по улицам!
