Шуба.
В этом году морозы в Москве были нестерпимо крепкими, словно матушка природа, не обращая внимания на растущую озабоченность человечества глобальным потеплением, которое, по словам экологов, должно изменить вскоре облик земного шара, решила, что к России эти прогнозы не относятся, и прошлась по стране с трескучими морозами и воющими метелями. Москве досталось особенно, и город совершенно преобразился. Если бы не разряженный холодный воздух, можно было бы подумать, что россияне дружно поменяли вероисповедание и теперь вовсю внедряли мусульманские порядки. Одетые в бесформенные халаты-дубленки и халаты-шубы, прикрыв лица шарфами, так что видны только глаза с заледеневшими ресницами, москвичи, напоминая косолапых медвежат, неуклюже перебегают по улицам, жмутся к домам. Автобусные остановки пустеют, улицы тоже, наличие населения подтверждается только в магазинах и метро, куда, похожие на воинов ниндзя, с закрытыми лицами, заходят замерзшие люди, нерешительно открывают красные от мороза лица. На покидающих теплое метро и прочие отапливаемые помещения смотрят, как на идущих на верную смерть героев, чье имя неизвестно, но подвиг вечен. С работы друг друга провожают, как будто не чают встретиться снова. Да и работать за эти морозы москвичи разучились – если ты проснулся утром и увидел замерзший термометр за окном, и тебе не стало его жалко – ты бездушный человек. Присоединяться к термометрам и выходить на улицу отваживались немногие.
Следователь Мишин подул на руки и несколько раз согнул и разогнул замерзшие пальцы: его рабочее место было около окна, и ему все время казалось, что он находится на улице и на его подоконнике в комнате тоже лежит снег. Два свитера и куртка, наброшенная на плечи, от холода не спасали. «Похоже, - уныло подумал Мишин, - придется переходить на новую спецформу – шапку и валенки».
На столе перед ним лежал протокол с места преступления, его принесли утром, но только сейчас, после обеда, когда пища, поступив топливом в организм, хоть немного разогрела мыслительную способность, следователь Мишин нашел в себе силы взять листок в руки.
- Погибший – Валерий Юрьевич Нечаев, - прочитал он зачем-то вслух. Потом следователь замолчал и задумался. Тело Нечаева было найдено домработницей в гостиной его особняка. В прихожей лежало тело собаки Нечаева – на фотографии Мишин увидел огромного черного с белыми пятнами дога, больше похожего на теленка, чем на собаку. Собаке перегрызли горло, да так, что голова была закинута далеко назад, обнажая рваную рану с запекшейся кровью. Малоприятное зрелище. Мишин отложил фотографию в сторону. Видно, на дога натравили собаку посильнее, которая справилась с этим мощным теленком, но вот хозяин… Валерий Нечаев умер от остановки сердца, никаких ран или следов отравления, ничего. Просто сильный испуг. Из дома ничего украдено не было, документы и деньги лежали на месте. Что могло так напугать предпринимателя, Мишин не представлял, но воображение рисовало ему картины в духе собаки Баскервилей. В самом деле, проще было бы пристрелить собаку и хозяина, ведь Нечаев мог оказаться человеком с крепкими нервами и позвать на помощь… Подобный случай был первым в практике Мишина, но он решил начать с самого простого – разыскать компаньонов по бизнесу.
Через несколько часов следователь Мишин устало болтал ложкой в чашке с остывшим чаем, дожидаясь конца рабочего дня. Дело Нечаева, как и другие дела, что он вел, пока никак не продвинулись. Казалось, что в городе замерзают не только люди, но и телефонные кабели, потому что везде, куда бы он не позвонил, возникали проблемы со связью. Все, что удалось выяснить, так это то, что Нечаев держал совместно с предпринимателем и другом Николаем Заречинским сеть магазинов по продаже бытовой техники. Заречинский должен был приехать с минуты на минуту, но опаздывал, Мишин ждал его, сидя в холодном кабинете и наблюдая, как за окном сгущаются зимние сумерки.
- Так значит, вы не единственный компаньон Нечаева? – спрашивал Мишин у подтянутого пятидесятилетнего Заречинского, сидящего напротив него.
- Сейчас, то есть, до сегодняшнего дня, я его единственный компаньон, но начинали мы это дело вчетвером. Валера Нечаев, я и наши друзья: Вячеслав Непогодько и Максим Ворожеев. Непогодько недавно решил уйти в шоу-бизнес, заработанный капитал вложил в новую музыкальную группу – может, видели: девушки-скрипачки поют и здорово играют на электронных скрипках.
Мишин знал эту группу – его всегда удивляло, как продюсерам этой группы удалось найти шестерых талантливых высоких и красивых девушек, которые поют и еще, к тому же, так страстно играют на скрипках.
- Ну, а Ворожеев? – спросил следователь, возвращаясь к делу.
- Ворожеев – это отдельная история. Дело в том, что он в нашем бизнесе участвовал мало, поэтому мы предложили ему выйти из доли, отдали вложенные деньги, расстались с ним. Но Ворожеев решением остался недоволен. Он все время приходил к нам, требовал взять его обратно, угрожал.
- Угрожал? – заинтересовался следователь.
- Да, но это не то, что вы думаете, - поспешил разочаровать Мишина Заречинский. - Видите ли, Ворожеев всегда был странным типом. Увлекался фантастикой, магией, сверхъестественным. Мне всегда казалось, что он на этих вещах повернут, недаром же его жена с ним развелась, чтобы увезти от него дочь, говорят, он пытался обучить девочку колдовству, а жена у него человек простой, верующий. Вот и решила дочку от него забрать, но виделись они всегда, дружили, встречались. А как Ворожеев от нас ушел, так и вовсе свихнулся. Приходил и грозил, что нашлет на нас порчу, молол такую чушь, что уши в трубочку сворачивались, несколько раз с охраной приходилось выставлять. А потом он вдруг перестал приходить. Уже месяца полтора не звонит и не приходит. Устал наверно.
- Алло, добрый день, - Мишин дозвонился до квартиры Ворожеева только на третий раз.
- Добрый день, - раздался в трубке приятный женский голос.
- Могу я поговорить с Максимом Ворожеевым?
В трубке возникла пауза, после которой женщина спросила:
- Простите, а кто его спрашивает?
- Это следователь Мишин беспокоит, я хотел бы поговорить с господином Ворожеевым о его бывшем друге Валерии Нечаеве.
- Мой отец умер месяц назад, - ответила женщина.
- Примите мои соболезнования, - ляпнул Мишин. – А вы его дочь? Как вас зовут?
- Юлия.
- Видите ли, Юлия, я хотел поговорить с вашим отцом об очень важном деле, чтобы он рассказал о своих отношениях с Нечаевым и Заречинским.
- Не было у них никаких отношений, - резко бросила Юля. – Эти предатели просто кинули моего отца!
- Может, вы сможете прийти завтра к десяти ко мне и рассказать об этом?
- Хорошо. А что, собственно, случилось? Эта компания обанкротилась?
- Я все расскажу вам завтра.
- Так и должно было случиться. Он это заслужил, - нисколько не стесняясь следователя, спокойно говорила Юля. Она пришла на двадцать минут позже назначенного времени, вошла в кабинет к Мишину, как к себе домой, бросила черную шубку на стул рядом, села и положила ногу на ногу.
Мишину она не понравилась сразу – типичная длинноногая блондинка с аккуратно уложенными гладкими волосами, искусственными накладными ногтями с французским маникюром, который всегда так раздражал его, легким макияжем. Она была одета в фирменные обтягивающие джинсы, убранные в высокие черные сапоги, и дорогую стильную кофту. Все ее существо было словно сделано на заказ – как трехтысячная кукла Барби с идеальной фигурой, идеальным лицом, идеальными движениями. Мишин нисколько не удивился, узнав, что Юля работает в рекламном агентстве.
Единственное, что смущало в ней, были необычные глаза. Светло-зеленые, почти прозрачные, с желтизной, они производили сначала неприятное впечатление, было такое ощущение, что ты под этим взглядом насквозь прозрачен, видны все внутренности, даже как вливается в желудок утренний кофе – Мишин елозил по стулу, не зная, как повернуться под этим рентгеновским всепроникающим наблюдением. Но через несколько минут он заметил, что стал искать возможности посмотреть в них снова, словно эти желто-зеленые глаза гипнотизировали и притягивали к себе взгляд. Юля смотрела на него спокойно, даже казалось, что он читает на ее лице легкую насмешку – девушка наверняка была осведомлена о том впечатлении, что производит.
- Так значит, - отводя с трудом взгляд от Юлиных глаз, спросил Мишин, - вашего отца вынудили уйти из фирмы?
- Да. С самого начала отец сделал для этой фирмы больше, чем остальные трое, это была его идея, его капитал был основным. А потом эти зажравшиеся коты просто вышвырнули его и стали править там втроем.
- Ну, насколько нам известно, потом от них ушел Непогодько.
- Ну, этот ушел по собственному желанию.
- Но ведь вашему отцу вернули капитал.
- Вернули? – Юля засмеялась. – Да, они вернули, но вернули именно столько, сколько вложил отец. Тогда в начале девяностых, это были большие деньги, а сейчас – копейки. Отец мне, вон, на эти деньги шубу купил, - Юля кивнула на черную коротенькую шубку, лежащую рядом. Я ее не очень люблю, но сейчас такие холода, больше ничего не наденешь. Осталась мне как память об отце и предательстве. «Юля, - повторял он все время, - носи эту шубу, помни, что людям, даже очень близким, верить нельзя». Так и ношу. Чтобы помнить.
Юля невесело усмехнулась.
- Отчего умер ваш отец?
- Он долго болел. Обида у него была на его бывших друзей, он из-за этого предательства совсем неразговорчивый стал. Знаете, увлекался всякими магическими ритуалами, мог бы неплохо заработать, к нему приходили гадать, вроде как неплохо получалось, но он так был обижен на жизнь, что страдал и ни о чем другом думать не мог. Я думаю, это его обида так подкосила. Если бы он смог смириться с этим, то был бы жив и теперь. А как он умер, я в квартире ремонт затеяла, чтобы все эти оккультные штучки убрать, мама его за это боялась и к нему не ходила, хотя они продолжали общаться.
- Скажите, у вас есть предположения по поводу того, кто мог убить Нечаева?
- Нет, - ответила Юля. – Наверно, партнеры по бизнесу, конкуренты… Мне все равно. Я их давно всех простила, и мне до них нет дела. У меня своя жизнь, свои заботы. Мне пора, - поднимаясь, сказала она. – Если у вас нет ко мне вопросов, я пойду.
Мишин проводил ее до выхода из кабинета, помогая надеть шубу. Потом вернулся к себе на место, взял ключи от своих Жигулей и поехал на место преступления – к особняку Нечаева.
Это было частью следствия: опросить всех соседей, узнать подробности жизни жертвы, поговорить со всеми, кто жил в особняке. Но выяснить удалось немного: Нечаев жил один, был убежденным холостяком, самым близким существом на земле для него была погибшая с ним собака. Казалось странным, что Нечаев не вызвал милицию, когда внизу напали на его собаку. Мишин все больше убеждался в том, что пес умер после того, как скончался от сердечного приступа его хозяин. Значит, Нечаев сам пустил убийцу в дом. Но что же было причиной приступа? Сильный испуг или стресс из-за смерти собаки? (Если допустить, что пса убивали у него на глазах)?
Вся надежда была на то, что соседи бизнесмена хоть что-нибудь заметили. Ну, и потом, конечно, охрана поселка должна была вести запись всех, кто приезжал в поселок в тот день. Проверяя записи охранников, Мишин заметил, что утро у Нечаева было напряженное – пять посетителей, но все они уехали за три-четыре часа до того, как Нечаев умер. На всякий случай Мишин пробежал глазами лист всех посетителей поселка и был неприятно удивлен: в дом 19 по улице Лесная просека, где проживала семья Филиппиных, приезжала некая Ворожеева Ю.М. и уехала она из поселка как раз спустя час после того, как Нечаев умер. Совпадение по инициалам было полное, но это не означало, что в Москве есть только одна Ю.М. Ворожеева.
Мишин вернулся в отделение и сразу набрал один из телефонов, оставленных Юлией.
- Да, я слушаю?
- Юля, скажите, а вы бывали когда-нибудь в поселке Верхнем? – в кабинет к Мишину вошел его сотрудник, следователь сделал ему знак подождать.
- Да, - несколько удивленно сказала Юля, - у меня там подруга живет, Марина Филиппина.
- Скажите, а когда вы были в последний раз у Марины?
- Да дня два назад. Почему вы спрашиваете? Что-то случилось?
- Юлия, нам нужно будет еще раз поговорить с вами, вы можете подъехать к нам в отделение завтра?
- Если только вечером. У меня с утра съемки.
- Хорошо, - Мишин поморщился – эти модели казались ему пустышками, и работа их была бесполезной. Модели приносят один вред, считал Мишин – его девушка из-за этих непонятных эталонов красоты мучалась комплексами. Кто их только придумал? Кто сказал, что красивая женщина должна обязательно быть стандартной? Красота тем и хороша, что она у каждого своя.
- Ты чего хотел? – обратился Мишин к молодому парню, который мялся у входа, держа в руках папку.
- Слушай, это, кажется, продолжение твоего дела, - протягивая ему тощую папку, сказал парень. – Сейчас ребята с вызова вернулись. Убили Вячеслава Непогодько, музыкального продюсера, слышал о таком?
- Да, - Мишин взял папку и кивнул следователю на стул. – Садись, в ногах правды нет, правда не уверен, что она в пятой точке присутствует. Что у тебя по этому делу?
- Да та же чертовщина, - сказал следователь. – Ты только представь себе – беднягу всего разорвали и исполосовали острыми тонкими короткими лезвиями. Похоже на царапины. Горло выворочено. Он, судя по всему, боролся с убийцей, у него на руках в крови найдены короткие волоски, мы отправили их на экспертизу. Опять же – ограбления не было. Кто-то методично мстит предпринимателям…
- Да, - задумчиво сказал Мишин, - и, если Заречинский непричастен к убийствам, есть все причины считать его следующей жертвой.
У Мишина было странное ощущение, что во всем происходящем замешана Юлия Ворожеева. Слишком уж подозрительным было то, что Юля была в поселке, где жил Нечаев в день убийства, и наверняка, раз он не вызвал милицию и охрану, Нечаев сам впустил в дом убийцу, значит, он его знал. Но инкриминировать убийство собаки и несчастный случай с ее хозяином – одно, и совсем другое – жестокая расправа с Непогодько.
- Проверь, есть ли у Юлии Ворожеевой собака, - сказал Мишин помощнику.
Сняв трубку, Мишин набрал номер Марины Филиппиной, представился и объяснил ей причину звонка. Марина визит Ворожеевой подтвердила и сказала, что та все время находилась у них дома, никуда не выходила и не отлучалась. Правда, после обеда у нее разболелась голова, но это не могло быть притворством: девушка побледнела, ослабла, Марина даже испугалась, что головная боль – это только внешнее проявление другой болезни и предложила вызвать врача. Пока врач ехал из соседнего поселка, Юля прилегла в комнате на втором этаже.
- Скажите, а оттуда она выйти не могла? – спросил Мишин.
Марина рассмеялась.
- Ей бы пришлось выпрыгивать из окна. Да нет, она совсем недолго полежала там, у нее начался озноб, она прикрылась шубой, одеялами, и когда врач пришел, то она уже стала приходить в себя.
- Вы не замечали в тот день, что она вела себя странно? Может, была возбуждена?
- Скорее наоборот – подавлена и пассивна. Я не хотела, чтобы она уезжала от меня в таком состоянии, но у нее наутро должны были состояться съемки…
В этом году морозы в Москве были нестерпимо крепкими, словно матушка природа, не обращая внимания на растущую озабоченность человечества глобальным потеплением, которое, по словам экологов, должно изменить вскоре облик земного шара, решила, что к России эти прогнозы не относятся, и прошлась по стране с трескучими морозами и воющими метелями. Москве досталось особенно, и город совершенно преобразился. Если бы не разряженный холодный воздух, можно было бы подумать, что россияне дружно поменяли вероисповедание и теперь вовсю внедряли мусульманские порядки. Одетые в бесформенные халаты-дубленки и халаты-шубы, прикрыв лица шарфами, так что видны только глаза с заледеневшими ресницами, москвичи, напоминая косолапых медвежат, неуклюже перебегают по улицам, жмутся к домам. Автобусные остановки пустеют, улицы тоже, наличие населения подтверждается только в магазинах и метро, куда, похожие на воинов ниндзя, с закрытыми лицами, заходят замерзшие люди, нерешительно открывают красные от мороза лица. На покидающих теплое метро и прочие отапливаемые помещения смотрят, как на идущих на верную смерть героев, чье имя неизвестно, но подвиг вечен. С работы друг друга провожают, как будто не чают встретиться снова. Да и работать за эти морозы москвичи разучились – если ты проснулся утром и увидел замерзший термометр за окном, и тебе не стало его жалко – ты бездушный человек. Присоединяться к термометрам и выходить на улицу отваживались немногие.
Следователь Мишин подул на руки и несколько раз согнул и разогнул замерзшие пальцы: его рабочее место было около окна, и ему все время казалось, что он находится на улице и на его подоконнике в комнате тоже лежит снег. Два свитера и куртка, наброшенная на плечи, от холода не спасали. «Похоже, - уныло подумал Мишин, - придется переходить на новую спецформу – шапку и валенки».
На столе перед ним лежал протокол с места преступления, его принесли утром, но только сейчас, после обеда, когда пища, поступив топливом в организм, хоть немного разогрела мыслительную способность, следователь Мишин нашел в себе силы взять листок в руки.
- Погибший – Валерий Юрьевич Нечаев, - прочитал он зачем-то вслух. Потом следователь замолчал и задумался. Тело Нечаева было найдено домработницей в гостиной его особняка. В прихожей лежало тело собаки Нечаева – на фотографии Мишин увидел огромного черного с белыми пятнами дога, больше похожего на теленка, чем на собаку. Собаке перегрызли горло, да так, что голова была закинута далеко назад, обнажая рваную рану с запекшейся кровью. Малоприятное зрелище. Мишин отложил фотографию в сторону. Видно, на дога натравили собаку посильнее, которая справилась с этим мощным теленком, но вот хозяин… Валерий Нечаев умер от остановки сердца, никаких ран или следов отравления, ничего. Просто сильный испуг. Из дома ничего украдено не было, документы и деньги лежали на месте. Что могло так напугать предпринимателя, Мишин не представлял, но воображение рисовало ему картины в духе собаки Баскервилей. В самом деле, проще было бы пристрелить собаку и хозяина, ведь Нечаев мог оказаться человеком с крепкими нервами и позвать на помощь… Подобный случай был первым в практике Мишина, но он решил начать с самого простого – разыскать компаньонов по бизнесу.
Через несколько часов следователь Мишин устало болтал ложкой в чашке с остывшим чаем, дожидаясь конца рабочего дня. Дело Нечаева, как и другие дела, что он вел, пока никак не продвинулись. Казалось, что в городе замерзают не только люди, но и телефонные кабели, потому что везде, куда бы он не позвонил, возникали проблемы со связью. Все, что удалось выяснить, так это то, что Нечаев держал совместно с предпринимателем и другом Николаем Заречинским сеть магазинов по продаже бытовой техники. Заречинский должен был приехать с минуты на минуту, но опаздывал, Мишин ждал его, сидя в холодном кабинете и наблюдая, как за окном сгущаются зимние сумерки.
- Так значит, вы не единственный компаньон Нечаева? – спрашивал Мишин у подтянутого пятидесятилетнего Заречинского, сидящего напротив него.
- Сейчас, то есть, до сегодняшнего дня, я его единственный компаньон, но начинали мы это дело вчетвером. Валера Нечаев, я и наши друзья: Вячеслав Непогодько и Максим Ворожеев. Непогодько недавно решил уйти в шоу-бизнес, заработанный капитал вложил в новую музыкальную группу – может, видели: девушки-скрипачки поют и здорово играют на электронных скрипках.
Мишин знал эту группу – его всегда удивляло, как продюсерам этой группы удалось найти шестерых талантливых высоких и красивых девушек, которые поют и еще, к тому же, так страстно играют на скрипках.
- Ну, а Ворожеев? – спросил следователь, возвращаясь к делу.
- Ворожеев – это отдельная история. Дело в том, что он в нашем бизнесе участвовал мало, поэтому мы предложили ему выйти из доли, отдали вложенные деньги, расстались с ним. Но Ворожеев решением остался недоволен. Он все время приходил к нам, требовал взять его обратно, угрожал.
- Угрожал? – заинтересовался следователь.
- Да, но это не то, что вы думаете, - поспешил разочаровать Мишина Заречинский. - Видите ли, Ворожеев всегда был странным типом. Увлекался фантастикой, магией, сверхъестественным. Мне всегда казалось, что он на этих вещах повернут, недаром же его жена с ним развелась, чтобы увезти от него дочь, говорят, он пытался обучить девочку колдовству, а жена у него человек простой, верующий. Вот и решила дочку от него забрать, но виделись они всегда, дружили, встречались. А как Ворожеев от нас ушел, так и вовсе свихнулся. Приходил и грозил, что нашлет на нас порчу, молол такую чушь, что уши в трубочку сворачивались, несколько раз с охраной приходилось выставлять. А потом он вдруг перестал приходить. Уже месяца полтора не звонит и не приходит. Устал наверно.
- Алло, добрый день, - Мишин дозвонился до квартиры Ворожеева только на третий раз.
- Добрый день, - раздался в трубке приятный женский голос.
- Могу я поговорить с Максимом Ворожеевым?
В трубке возникла пауза, после которой женщина спросила:
- Простите, а кто его спрашивает?
- Это следователь Мишин беспокоит, я хотел бы поговорить с господином Ворожеевым о его бывшем друге Валерии Нечаеве.
- Мой отец умер месяц назад, - ответила женщина.
- Примите мои соболезнования, - ляпнул Мишин. – А вы его дочь? Как вас зовут?
- Юлия.
- Видите ли, Юлия, я хотел поговорить с вашим отцом об очень важном деле, чтобы он рассказал о своих отношениях с Нечаевым и Заречинским.
- Не было у них никаких отношений, - резко бросила Юля. – Эти предатели просто кинули моего отца!
- Может, вы сможете прийти завтра к десяти ко мне и рассказать об этом?
- Хорошо. А что, собственно, случилось? Эта компания обанкротилась?
- Я все расскажу вам завтра.
- Так и должно было случиться. Он это заслужил, - нисколько не стесняясь следователя, спокойно говорила Юля. Она пришла на двадцать минут позже назначенного времени, вошла в кабинет к Мишину, как к себе домой, бросила черную шубку на стул рядом, села и положила ногу на ногу.
Мишину она не понравилась сразу – типичная длинноногая блондинка с аккуратно уложенными гладкими волосами, искусственными накладными ногтями с французским маникюром, который всегда так раздражал его, легким макияжем. Она была одета в фирменные обтягивающие джинсы, убранные в высокие черные сапоги, и дорогую стильную кофту. Все ее существо было словно сделано на заказ – как трехтысячная кукла Барби с идеальной фигурой, идеальным лицом, идеальными движениями. Мишин нисколько не удивился, узнав, что Юля работает в рекламном агентстве.
Единственное, что смущало в ней, были необычные глаза. Светло-зеленые, почти прозрачные, с желтизной, они производили сначала неприятное впечатление, было такое ощущение, что ты под этим взглядом насквозь прозрачен, видны все внутренности, даже как вливается в желудок утренний кофе – Мишин елозил по стулу, не зная, как повернуться под этим рентгеновским всепроникающим наблюдением. Но через несколько минут он заметил, что стал искать возможности посмотреть в них снова, словно эти желто-зеленые глаза гипнотизировали и притягивали к себе взгляд. Юля смотрела на него спокойно, даже казалось, что он читает на ее лице легкую насмешку – девушка наверняка была осведомлена о том впечатлении, что производит.
- Так значит, - отводя с трудом взгляд от Юлиных глаз, спросил Мишин, - вашего отца вынудили уйти из фирмы?
- Да. С самого начала отец сделал для этой фирмы больше, чем остальные трое, это была его идея, его капитал был основным. А потом эти зажравшиеся коты просто вышвырнули его и стали править там втроем.
- Ну, насколько нам известно, потом от них ушел Непогодько.
- Ну, этот ушел по собственному желанию.
- Но ведь вашему отцу вернули капитал.
- Вернули? – Юля засмеялась. – Да, они вернули, но вернули именно столько, сколько вложил отец. Тогда в начале девяностых, это были большие деньги, а сейчас – копейки. Отец мне, вон, на эти деньги шубу купил, - Юля кивнула на черную коротенькую шубку, лежащую рядом. Я ее не очень люблю, но сейчас такие холода, больше ничего не наденешь. Осталась мне как память об отце и предательстве. «Юля, - повторял он все время, - носи эту шубу, помни, что людям, даже очень близким, верить нельзя». Так и ношу. Чтобы помнить.
Юля невесело усмехнулась.
- Отчего умер ваш отец?
- Он долго болел. Обида у него была на его бывших друзей, он из-за этого предательства совсем неразговорчивый стал. Знаете, увлекался всякими магическими ритуалами, мог бы неплохо заработать, к нему приходили гадать, вроде как неплохо получалось, но он так был обижен на жизнь, что страдал и ни о чем другом думать не мог. Я думаю, это его обида так подкосила. Если бы он смог смириться с этим, то был бы жив и теперь. А как он умер, я в квартире ремонт затеяла, чтобы все эти оккультные штучки убрать, мама его за это боялась и к нему не ходила, хотя они продолжали общаться.
- Скажите, у вас есть предположения по поводу того, кто мог убить Нечаева?
- Нет, - ответила Юля. – Наверно, партнеры по бизнесу, конкуренты… Мне все равно. Я их давно всех простила, и мне до них нет дела. У меня своя жизнь, свои заботы. Мне пора, - поднимаясь, сказала она. – Если у вас нет ко мне вопросов, я пойду.
Мишин проводил ее до выхода из кабинета, помогая надеть шубу. Потом вернулся к себе на место, взял ключи от своих Жигулей и поехал на место преступления – к особняку Нечаева.
Это было частью следствия: опросить всех соседей, узнать подробности жизни жертвы, поговорить со всеми, кто жил в особняке. Но выяснить удалось немного: Нечаев жил один, был убежденным холостяком, самым близким существом на земле для него была погибшая с ним собака. Казалось странным, что Нечаев не вызвал милицию, когда внизу напали на его собаку. Мишин все больше убеждался в том, что пес умер после того, как скончался от сердечного приступа его хозяин. Значит, Нечаев сам пустил убийцу в дом. Но что же было причиной приступа? Сильный испуг или стресс из-за смерти собаки? (Если допустить, что пса убивали у него на глазах)?
Вся надежда была на то, что соседи бизнесмена хоть что-нибудь заметили. Ну, и потом, конечно, охрана поселка должна была вести запись всех, кто приезжал в поселок в тот день. Проверяя записи охранников, Мишин заметил, что утро у Нечаева было напряженное – пять посетителей, но все они уехали за три-четыре часа до того, как Нечаев умер. На всякий случай Мишин пробежал глазами лист всех посетителей поселка и был неприятно удивлен: в дом 19 по улице Лесная просека, где проживала семья Филиппиных, приезжала некая Ворожеева Ю.М. и уехала она из поселка как раз спустя час после того, как Нечаев умер. Совпадение по инициалам было полное, но это не означало, что в Москве есть только одна Ю.М. Ворожеева.
Мишин вернулся в отделение и сразу набрал один из телефонов, оставленных Юлией.
- Да, я слушаю?
- Юля, скажите, а вы бывали когда-нибудь в поселке Верхнем? – в кабинет к Мишину вошел его сотрудник, следователь сделал ему знак подождать.
- Да, - несколько удивленно сказала Юля, - у меня там подруга живет, Марина Филиппина.
- Скажите, а когда вы были в последний раз у Марины?
- Да дня два назад. Почему вы спрашиваете? Что-то случилось?
- Юлия, нам нужно будет еще раз поговорить с вами, вы можете подъехать к нам в отделение завтра?
- Если только вечером. У меня с утра съемки.
- Хорошо, - Мишин поморщился – эти модели казались ему пустышками, и работа их была бесполезной. Модели приносят один вред, считал Мишин – его девушка из-за этих непонятных эталонов красоты мучалась комплексами. Кто их только придумал? Кто сказал, что красивая женщина должна обязательно быть стандартной? Красота тем и хороша, что она у каждого своя.
- Ты чего хотел? – обратился Мишин к молодому парню, который мялся у входа, держа в руках папку.
- Слушай, это, кажется, продолжение твоего дела, - протягивая ему тощую папку, сказал парень. – Сейчас ребята с вызова вернулись. Убили Вячеслава Непогодько, музыкального продюсера, слышал о таком?
- Да, - Мишин взял папку и кивнул следователю на стул. – Садись, в ногах правды нет, правда не уверен, что она в пятой точке присутствует. Что у тебя по этому делу?
- Да та же чертовщина, - сказал следователь. – Ты только представь себе – беднягу всего разорвали и исполосовали острыми тонкими короткими лезвиями. Похоже на царапины. Горло выворочено. Он, судя по всему, боролся с убийцей, у него на руках в крови найдены короткие волоски, мы отправили их на экспертизу. Опять же – ограбления не было. Кто-то методично мстит предпринимателям…
- Да, - задумчиво сказал Мишин, - и, если Заречинский непричастен к убийствам, есть все причины считать его следующей жертвой.
У Мишина было странное ощущение, что во всем происходящем замешана Юлия Ворожеева. Слишком уж подозрительным было то, что Юля была в поселке, где жил Нечаев в день убийства, и наверняка, раз он не вызвал милицию и охрану, Нечаев сам впустил в дом убийцу, значит, он его знал. Но инкриминировать убийство собаки и несчастный случай с ее хозяином – одно, и совсем другое – жестокая расправа с Непогодько.
- Проверь, есть ли у Юлии Ворожеевой собака, - сказал Мишин помощнику.
Сняв трубку, Мишин набрал номер Марины Филиппиной, представился и объяснил ей причину звонка. Марина визит Ворожеевой подтвердила и сказала, что та все время находилась у них дома, никуда не выходила и не отлучалась. Правда, после обеда у нее разболелась голова, но это не могло быть притворством: девушка побледнела, ослабла, Марина даже испугалась, что головная боль – это только внешнее проявление другой болезни и предложила вызвать врача. Пока врач ехал из соседнего поселка, Юля прилегла в комнате на втором этаже.
- Скажите, а оттуда она выйти не могла? – спросил Мишин.
Марина рассмеялась.
- Ей бы пришлось выпрыгивать из окна. Да нет, она совсем недолго полежала там, у нее начался озноб, она прикрылась шубой, одеялами, и когда врач пришел, то она уже стала приходить в себя.
- Вы не замечали в тот день, что она вела себя странно? Может, была возбуждена?
- Скорее наоборот – подавлена и пассивна. Я не хотела, чтобы она уезжала от меня в таком состоянии, но у нее наутро должны были состояться съемки…
