В некотором царстве, в некотором государстве жил да был царь с царицею. И было у этого царя три сына — ребята бравые, молодые. Самое главное, удальцы такие, что ни в сказке сказать, ни пером описать, а ещё и холостые. Вот с этого момента и началась сказка, да такая, что не скоро забудешь.
Как старших молодцов звать, уже никто и не упомнит, да, собственно, и не про них сказ.
Сказ про младшего, звали его, кстати, Иван-царевич. Хоть и младшим считался, но умом Бог его не обделил. Старшие братья не зря к нему за советом ходили, даже царь-батюшка пару раз к молодшому обращался. Матушка Иванушку любила паче остальных сыновей, а те втайне от родителей, завидовали ему. Плохое чувство, зависть, но ничего они с ним поделать не могли, да и не хотели.
Один год сменял другой. Сыновья взрослели. И пришло время… Когда решил царь женить сыновей.
- Дети мои милые, возьмите себе по стреле, натяните тугие луки и пустите в разные стороны. На чей двор стрела упадет, там и сватайтесь.
Пустил стрелу старший брат — упала она на боярский двор, прямо против девичьего терема.
Пустил средний брат — полетела к купцу на двор и остановилась у красного крыльца, а на том крыльце стояла душа-девица, дочь купеческая.
Пустил стрелу Иван... Долго ли шёл, коротко ли, но добрался добрый молодец до грязного и вонючего болота. Смотрит, а в самом центре на кочке сидит лягушка и такая симпатичная, даже улыбаться пытается, а в руках, тьфу ты, в лапках с перепонками у неё, стрела. Его стрела, с серебристо-золотым наконечником. Тут уж на попятный не пойдёшь, не отвертишься.
Иван всегда был честным, может, из-за этого у него и проблем было больше, чем у старших братьев. Да и знал Иван, что на самом деле их стрелы попали в совсем другие дома - не боярский двор, да и не в купеческий. У старшего брата стрела метко влетела в ставни дочки трактирщика (старшой брат давно к ней тропинку протоптал). У среднего угодила в дом дочки мясника (тот часто у сговорчивой девицы пропадал). Но смолчал Иван, не стал расстраивать старого отца-батюшку и впечатлительную матушку. Им и так от прошлых выходок старших отпрысков досталось.
Вздохнул Иван-царевич. Полез в болото, измазался весь, но лягушку аккуратно подхватил, завернул в платочек, и отправился в обратный путь.
После возвращения домой сразу направился к отцу.
- Здравствуй, отец. Как мне лягушку-квакушку в жёны взять? Какая бы она симпатичная ни была, но не ровня мне!
- Бери, - ответил ему царь, - знать, судьба твоя такова.
Иван-царевич ушёл, а царь присел на трон и руками обхватил голову. Жаль ему было младшего и любимого сына. Хотел наказать старших за их недостойное поведение. Думали они царя, своего отца обмануть, а он уже давно знал об их проступках. Воевода Добрыня ещё год назад доложил обо всём. Старшой опозорил себя связью с трактирщицей, средний - с дочкой мясника. Хотел отец наказать нерадивых сыновей и женить на девицах, достойных их, таких же меркантильных, неверных и подлых, но наказал, как оказалось, младшего. И зачем послушался воеводу, поддался совету воспользоваться волшебными стрелами? Добрыня говаривал, что они достались ему от его матери, Василисы Премудрой, а та знала толк в том, как сделать, чтобы восторжествовала справедливость. Видимо, прошло много лет и волшебство закончилось.
И вот поженились царевичи: старший на боярышне, средний на купеческой дочери, а Иван- царевич на лягушке-квакушке. Дочка трактирщика и мясника грызли от досады и обиды локти.
Призывает как-то царь сыновей и приказывает:
- Чтобы жены ваши испекли мне к завтрему по мягкому белому хлебу!
Воротился Иван-царевич в свои палаты невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
- Ква-ква, Иван-царевич! Почто так кручинен ты? - спрашивает его лягушка (Иван научил свою лягушку разговаривать). - Аль услышал от отца своего слово неприятное?
- Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка приказал тебе к завтрему изготовить мягкий белый хлеб!
- Не тужи, царевич! Ложись-ка спать - почивать: утро вечера мудренее!
Уложила лягушка мужа-царевича спать да сбросила с себя лягушечью кожу и обернулась душой-девицей, Нинель Смекалистой. Вышла на красное крыльцо и закричала громким голосом:
- Друзья мои, домовые! Собирайтесь, снаряжайтесь, помогите приготовить мягкий белый хлеб, каков ела я, кушала у родного моего батюшки, Валдарика Несносного! В долгу не останусь, помогу, чем смогу, когда время придёт!
Наутро проснулся Иван-царевич, у квакушки хлеб давно готов — и такой славный, что ни вздумать ни взгадать, только в сказке сказать! Изукрашен каравай разными хитростями, по бокам видны узоры прекрасные.
Благодарствовал царь на том хлебе Ивану-царевичу, и тут же отдал приказ трём своим сыновьям:
- Чтобы жёны ваши соткали мне за одну ночь по ковру!
Воротился Иван-царевич невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
- Ква-ква, Иван-царевич! Почто так кручинен ты? Аль услышал от отца своего слово жесткое, неприятное?
- Как мне не кручиниться, дорогая лягушка-квакушка? Государь мой батюшка приказал за единую ночь соткать ему шелковый ковёр.
- Не тужи, царевич! Ложись-ка спать-почивать: утро вечера мудренее.
Уложила его спать, а сама сбросила лягушечью кожу и обернулась душой-девицей, Нинель Смекалистой. Вышла на красное крыльцо и закричала громким голосом:
- Друзья мои, домовые! Собирайтесь, снаряжайтесь, помогите соткать ковёр великолепный, да такой, что краше ковров будет, по каким я хаживала во дворце у моего родного батюшки, Валдарика Несносного! В долгу не останусь, помогу, чем смогу, когда время придёт!
Домовые и в этот раз не подвели свою давнюю подругу Нинель Смекалистую. Хоть и горда и своенравна иной раз девица была, но слово своё она держать умела.
Наутро проснулся Иван-царевич, у квакушки ковер давно готов — и такой чудный, что ни вздумать ни взгадать, разве в сказке сказать. Изукрашен ковёр златом-серебром, прекрасными пейзажами фантастических городов.
Благодарствовал царь на том ковре Ивану - царевичу, и тут же отдал новый приказ: чтобы все три царевича явились к нему на смотр вместе с жёнами.
Опять воротился Иван-царевич невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
- Ква-ква, Иван-царевич! Почто кручинишься? Али от отца услыхал слово неприветливое?
- Как же мне не кручиниться, дорогая лягушка-квакушка? Государь мой батюшка велел, чтобы я с тобой на смотр приходил. Как я тебя в люди покажу, а ежели обидят словом необдуманным?
- Не тужи, царевич! Ступай один к царю в гости, а я вслед за тобой буду. Как услышишь стук да гром - скажи: это моя лягушонка в коробчонке едет.
Вот старшие братья явились на смотр со своими женами, разодетыми и расфуфыренными. Стоят с самодовольными улыбками да над Иваном-царевичем смеются и потешаются:
- Что же ты, брат, без жены пришел? Хоть бы в платочке принёс! И где ты эдакую зелёную красавицу выискал? Чай, все вонючие болота исходил! Зря мы тебя самым умным среди нас считали. Оплошал ты, Ванюша. Мог бы и схитрить, мы тебе говорили, но ты нас не послушал. Сейчас бы твоей женой не была противная склизкая лягушка!
Иван с трудом сдержался, чтобы не выдать отцу тайну братьев, но переселил себя. Что кулаками махать? Верно мудрые старцы говорят: от Судьбы не уйдёшь!
Неожиданно с улицы поднялся великий стук да гром — весь дворец затрясся.
Гости крепко напугались, повскакивали со своих мест, не зная, что им делать, а Иван - царевич говорит:
- Не бойтесь, господа! Это моя лягушонка в коробчонке приехала!
Подлетела к царскому крыльцу золоченая коляска, в шесть лошадей запряжена, и вышла оттуда Нинель Смекалистая — такая красавица, что ни вздумать ни взгадать, только в сказке сказать! Взяла Ивана-царевича за руку и повела за столы дубовые, за скатерти браные.
Стали гости есть-пить, веселиться. Нина Смекалистая испила из стакана да несколько оставшихся капель вина себе за левый рукав вылила; закусила салатом из заморских трав и фруктов да несколько листиков и косточек от персиков за правый рукав спрятала.
Жёны старших царевичей увидали её хитрости, давай и себе тоже делать. После как пошла Нинель Смекалистая танцевать с Иваном-царевичем, махнула левой рукой - сделалось озеро, махнула правой - и вдоль берега стали расти дивные растения и деревья с сочными и ароматными персиками. Царь и гости только диву давались.
А старшие невестки пошли танцевать, махнули левыми руками - гостей забрызгали, махнули правыми - косточкой от персика царю прямо в глаз попали, причём в один и тот же! Царь глянул одним, целым и невредимым, рассердился и прогнал их с глаз долой.
Тем временем Иван-царевич улучил минуточку, побежал домой, нашёл лягушечью кожу и спалил её на большом огне. Давно он уже за женой своей наблюдал, как она по ночам скидывает с себя кожу ненавистную и становится прекраснейшей из всех женщин, что он видывал. Крепился как мог, ждал, что расскажет она, кто её заколдовал и зачем. Но молчала его любимая лягушка-квакушка, а он страшился начать разговор.
Вслед за мужем приехала домой и Нинель Смекалистая, хватилась, а нет лягушечьей кожи, приуныла, запечалилась и говорит царевичу:
- Ох, Ванюша! Что же ты наделал? Если б немножко ты подождал, я бы вечно была твоею; а теперь прощай! Ищи меня за тридевять земель, в тридесятом царстве - у Кощея Бессмертного.
Обернулась белой лебедью и улетела в окно.
Иван-царевич закручинился, обхватил голову руками, сцепил зубы от досады своей, от ошибки. Но ничего не поделать! Оставалось ему только начать поиски любимой. Помолился Богу на все четыре стороны, и пошёл куда глаза глядят. Шёл он близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли - попался ему навстречу старичок.
- Здравствуй, - говорит, - добрый молодец! Чего ищешь, куда путь держишь?
Царевич рассказал ему свое несчастье.
- Эх, Иван-царевич! Зачем ты лягушечью кожу спалил? Не ты её надел, не тебе и снимать было! Нинель Смекалистая хитрей, мудреней своего отца уродилась; он за то осерчал на неё и велел ей три года квакушкою быть. Вот тебе клубок: куда он покатится - ступай за ним смело.
Иван-царевич поблагодарствовал старику и пошел за клубочком.
Идёт Иван-царевич чистым полем, попадается ему медведь.
- Дай, - говорит, - убью зверя! – сказал злой на самого себя Иван.
А медведь говорит ему:
- Не бей меня, Иван-царевич! Когда-нибудь пригожусь тебе.
Унял свою злость Иван, и сохранил жизнь медведю.
Идёт он дальше, глядь, а над ним летит селезень; царевич прицелился, хотел было застрелить птицу, как вдруг говорит она человечьим голосом:
- Не злись, Иван-Царевич. Не я виновата в твоих горестях. Не бей меня! Я тебе сама когда-нибудь пригожусь.
Он пожалел её, и пошел дальше.
Бежит косой заяц; царевич опять стал целиться, а заяц ему человечьим голосом:
- Не бей меня, Иван-царевич! Знаю, худо тебе сейчас, но это пройдёт! Я тебе когда-нибудь пригожусь.
Иван-царевич пожалел зайца и пошел дальше - к синему морю. Злость его переходила в панику и отчаяние. Скучал он за своей лягушкой, за их совместными посиделками вечерами на крыльце. Лягушка тогда говорить не могла, но им не нужны были слова. Иной раз Иван людей не мог понять, особенно своих братьев, а вот лягушку свою понимал, и уважал за характер, смекалистость. Не зря и отец его уважал квакушку, хлеб-то какой она испекла, а ковёр соткала, что по нему и ходить боязно, такая красота на нём: города, планеты, звёзды. Тот бал, когда лягушка явилась в истинном облике Нинель Смекалистой, он никогда не забудет, именно тогда его уважение переросло в любовь. И надо же было ему всё испортить. Дурак!
Шёл Иван дальше. Истоптал не одну пару сапог. Видит - на песке лежит, издыхает щука - рыба.
- Ах, Иван-царевич, - сказала щука, - сжалься надо мною, пусти меня в море!
Он бросил её в море и пошел берегом.
Долго ли, коротко ли - прикатился клубочек к избушке; стоит избушка на куриных лапках, кругом повёртывается. Говорит Иван-царевич:
- Избушка, избушка! Встань по-старому, как мать поставила: ко мне передом, а к морю задом!
Избушка повернулась к морю задом, к нему передом. Царевич взошел в неё и видит: на печи, на девятом кирпичи, лежит красотка.
- Гой еси, добрый молодец! Зачем ко мне пожаловал? - спрашивает Баба-яга Ивана-царевича, а сама в образе прекрасной девы с пепельными волосами и ясными голубыми глазами томный взор на него пускает.
- Ах ты, старая хрычовка, - говорит Иван-царевич, - нечего мне тут свои прелести показывать! Не на того напала и вижу я тебя насквозь! Лучше накорми, напои, в бане выпари, да тогда и спросишь, зачем пожаловал.
Баба-яга вмиг обрела свой истинный облик, накормила сердитого Ивана, напоила, в бане выпарила, а царевич рассказал ей, что ищет свою жену Нинель Смекалистую.
- А, знаю! - сказала Баба-яга. - Она теперь у Кощки Бессмертного, давно старый перец её обхаживает, на молоденьких тянет. Трудно её достать, нелегко с Кощеем сладить; смерть его на конце иглы, та игла в яйце, то яйцо в утке, та утка в зайце, тот заяц в сундуке, а сундук стоит на высоком дубу, и то дерево Кощей как свой глаз бережет.
Указала Баба-яга, в каком месте растет этот дуб.
Иван-царевич пришёл туда и не знает, что ему делать, как сундук достать? Вдруг откуда ни взялся - прибежал медведь.
Медведь выворотил дерево с корнем; сундук упал и разбился вдребезги.
Выбежал из сундука заяц и во всю прыть наутёк пустился; глядь, а за ним другой заяц гонится, нагнал, ухватил и в клочки разорвал.
Вылетела из зайца утка и поднялась высоко, высоко; летит, а за ней селезень бросился, как ударит её - утка тотчас яйцо выронила, и упало то яйцо в море.
Иван-царевич, видя беду неминучую, чуть сам от отчаяния в ядовитое море не прыгнул. Вдруг подплывает к берегу щука, держащая в зубах яйцо. Взял он то яйцо, разбил, достал иглу и отломил кончик. Сколько ни бился Кощей, сколько ни метался во все стороны, а пришлось ему помереть! Не досталась ему Нинель Смекалистая.
Иван-царевич отправился в крепость Кощея, отыскал в подземелье свою Нинель. Оба были счастливо неимоверно. И уже хотел было Иван взять на руки свою лягушку, тьфу ты, Нинель, но заупрямилась его ненаглядная и поведала ему, что в царстве Кощея много хороших людей, заколдованных им осталось. Надо их спасти. И начали они расколдовывать жителей Кощеева царства. В этом молодой паре помогли старец, встретившийся Ивану по дороге, медведь, селезень, уже не косой заяц, щука со своими щурятами и прибывшие домовые, те самые, специалисты по хлебу и коврам. Даже Сама Баба Яга пожаловала, чтобы отомстить напоследок Кощею, за то, что он когда-то её бросил по молодости. После не дали Ивану да Нинель уйти, а попросили остаться и править в царстве, те подумали-подумали и согласились. И стали жить долго и счастливо, добра наживать и другим помогать!
П.С. Через год, на крестины первенца, приехали батюшка и матушка Ивана и рассказали, что братья его совсем опустились, да и жёны, что их выгнали из царства. Негоже портить царский имидж. Да и их афера с подменой стрел стала известна всему люду. Стыдно было отцу за своих старших. Но это уже совсем другая история.
Как старших молодцов звать, уже никто и не упомнит, да, собственно, и не про них сказ.
Сказ про младшего, звали его, кстати, Иван-царевич. Хоть и младшим считался, но умом Бог его не обделил. Старшие братья не зря к нему за советом ходили, даже царь-батюшка пару раз к молодшому обращался. Матушка Иванушку любила паче остальных сыновей, а те втайне от родителей, завидовали ему. Плохое чувство, зависть, но ничего они с ним поделать не могли, да и не хотели.
Один год сменял другой. Сыновья взрослели. И пришло время… Когда решил царь женить сыновей.
- Дети мои милые, возьмите себе по стреле, натяните тугие луки и пустите в разные стороны. На чей двор стрела упадет, там и сватайтесь.
Пустил стрелу старший брат — упала она на боярский двор, прямо против девичьего терема.
Пустил средний брат — полетела к купцу на двор и остановилась у красного крыльца, а на том крыльце стояла душа-девица, дочь купеческая.
Пустил стрелу Иван... Долго ли шёл, коротко ли, но добрался добрый молодец до грязного и вонючего болота. Смотрит, а в самом центре на кочке сидит лягушка и такая симпатичная, даже улыбаться пытается, а в руках, тьфу ты, в лапках с перепонками у неё, стрела. Его стрела, с серебристо-золотым наконечником. Тут уж на попятный не пойдёшь, не отвертишься.
Иван всегда был честным, может, из-за этого у него и проблем было больше, чем у старших братьев. Да и знал Иван, что на самом деле их стрелы попали в совсем другие дома - не боярский двор, да и не в купеческий. У старшего брата стрела метко влетела в ставни дочки трактирщика (старшой брат давно к ней тропинку протоптал). У среднего угодила в дом дочки мясника (тот часто у сговорчивой девицы пропадал). Но смолчал Иван, не стал расстраивать старого отца-батюшку и впечатлительную матушку. Им и так от прошлых выходок старших отпрысков досталось.
Вздохнул Иван-царевич. Полез в болото, измазался весь, но лягушку аккуратно подхватил, завернул в платочек, и отправился в обратный путь.
После возвращения домой сразу направился к отцу.
- Здравствуй, отец. Как мне лягушку-квакушку в жёны взять? Какая бы она симпатичная ни была, но не ровня мне!
- Бери, - ответил ему царь, - знать, судьба твоя такова.
Иван-царевич ушёл, а царь присел на трон и руками обхватил голову. Жаль ему было младшего и любимого сына. Хотел наказать старших за их недостойное поведение. Думали они царя, своего отца обмануть, а он уже давно знал об их проступках. Воевода Добрыня ещё год назад доложил обо всём. Старшой опозорил себя связью с трактирщицей, средний - с дочкой мясника. Хотел отец наказать нерадивых сыновей и женить на девицах, достойных их, таких же меркантильных, неверных и подлых, но наказал, как оказалось, младшего. И зачем послушался воеводу, поддался совету воспользоваться волшебными стрелами? Добрыня говаривал, что они достались ему от его матери, Василисы Премудрой, а та знала толк в том, как сделать, чтобы восторжествовала справедливость. Видимо, прошло много лет и волшебство закончилось.
И вот поженились царевичи: старший на боярышне, средний на купеческой дочери, а Иван- царевич на лягушке-квакушке. Дочка трактирщика и мясника грызли от досады и обиды локти.
Призывает как-то царь сыновей и приказывает:
- Чтобы жены ваши испекли мне к завтрему по мягкому белому хлебу!
Воротился Иван-царевич в свои палаты невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
- Ква-ква, Иван-царевич! Почто так кручинен ты? - спрашивает его лягушка (Иван научил свою лягушку разговаривать). - Аль услышал от отца своего слово неприятное?
- Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка приказал тебе к завтрему изготовить мягкий белый хлеб!
- Не тужи, царевич! Ложись-ка спать - почивать: утро вечера мудренее!
Уложила лягушка мужа-царевича спать да сбросила с себя лягушечью кожу и обернулась душой-девицей, Нинель Смекалистой. Вышла на красное крыльцо и закричала громким голосом:
- Друзья мои, домовые! Собирайтесь, снаряжайтесь, помогите приготовить мягкий белый хлеб, каков ела я, кушала у родного моего батюшки, Валдарика Несносного! В долгу не останусь, помогу, чем смогу, когда время придёт!
Наутро проснулся Иван-царевич, у квакушки хлеб давно готов — и такой славный, что ни вздумать ни взгадать, только в сказке сказать! Изукрашен каравай разными хитростями, по бокам видны узоры прекрасные.
Благодарствовал царь на том хлебе Ивану-царевичу, и тут же отдал приказ трём своим сыновьям:
- Чтобы жёны ваши соткали мне за одну ночь по ковру!
Воротился Иван-царевич невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
- Ква-ква, Иван-царевич! Почто так кручинен ты? Аль услышал от отца своего слово жесткое, неприятное?
- Как мне не кручиниться, дорогая лягушка-квакушка? Государь мой батюшка приказал за единую ночь соткать ему шелковый ковёр.
- Не тужи, царевич! Ложись-ка спать-почивать: утро вечера мудренее.
Уложила его спать, а сама сбросила лягушечью кожу и обернулась душой-девицей, Нинель Смекалистой. Вышла на красное крыльцо и закричала громким голосом:
- Друзья мои, домовые! Собирайтесь, снаряжайтесь, помогите соткать ковёр великолепный, да такой, что краше ковров будет, по каким я хаживала во дворце у моего родного батюшки, Валдарика Несносного! В долгу не останусь, помогу, чем смогу, когда время придёт!
Домовые и в этот раз не подвели свою давнюю подругу Нинель Смекалистую. Хоть и горда и своенравна иной раз девица была, но слово своё она держать умела.
Наутро проснулся Иван-царевич, у квакушки ковер давно готов — и такой чудный, что ни вздумать ни взгадать, разве в сказке сказать. Изукрашен ковёр златом-серебром, прекрасными пейзажами фантастических городов.
Благодарствовал царь на том ковре Ивану - царевичу, и тут же отдал новый приказ: чтобы все три царевича явились к нему на смотр вместе с жёнами.
Опять воротился Иван-царевич невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
- Ква-ква, Иван-царевич! Почто кручинишься? Али от отца услыхал слово неприветливое?
- Как же мне не кручиниться, дорогая лягушка-квакушка? Государь мой батюшка велел, чтобы я с тобой на смотр приходил. Как я тебя в люди покажу, а ежели обидят словом необдуманным?
- Не тужи, царевич! Ступай один к царю в гости, а я вслед за тобой буду. Как услышишь стук да гром - скажи: это моя лягушонка в коробчонке едет.
Вот старшие братья явились на смотр со своими женами, разодетыми и расфуфыренными. Стоят с самодовольными улыбками да над Иваном-царевичем смеются и потешаются:
- Что же ты, брат, без жены пришел? Хоть бы в платочке принёс! И где ты эдакую зелёную красавицу выискал? Чай, все вонючие болота исходил! Зря мы тебя самым умным среди нас считали. Оплошал ты, Ванюша. Мог бы и схитрить, мы тебе говорили, но ты нас не послушал. Сейчас бы твоей женой не была противная склизкая лягушка!
Иван с трудом сдержался, чтобы не выдать отцу тайну братьев, но переселил себя. Что кулаками махать? Верно мудрые старцы говорят: от Судьбы не уйдёшь!
Неожиданно с улицы поднялся великий стук да гром — весь дворец затрясся.
Гости крепко напугались, повскакивали со своих мест, не зная, что им делать, а Иван - царевич говорит:
- Не бойтесь, господа! Это моя лягушонка в коробчонке приехала!
Подлетела к царскому крыльцу золоченая коляска, в шесть лошадей запряжена, и вышла оттуда Нинель Смекалистая — такая красавица, что ни вздумать ни взгадать, только в сказке сказать! Взяла Ивана-царевича за руку и повела за столы дубовые, за скатерти браные.
Стали гости есть-пить, веселиться. Нина Смекалистая испила из стакана да несколько оставшихся капель вина себе за левый рукав вылила; закусила салатом из заморских трав и фруктов да несколько листиков и косточек от персиков за правый рукав спрятала.
Жёны старших царевичей увидали её хитрости, давай и себе тоже делать. После как пошла Нинель Смекалистая танцевать с Иваном-царевичем, махнула левой рукой - сделалось озеро, махнула правой - и вдоль берега стали расти дивные растения и деревья с сочными и ароматными персиками. Царь и гости только диву давались.
А старшие невестки пошли танцевать, махнули левыми руками - гостей забрызгали, махнули правыми - косточкой от персика царю прямо в глаз попали, причём в один и тот же! Царь глянул одним, целым и невредимым, рассердился и прогнал их с глаз долой.
Тем временем Иван-царевич улучил минуточку, побежал домой, нашёл лягушечью кожу и спалил её на большом огне. Давно он уже за женой своей наблюдал, как она по ночам скидывает с себя кожу ненавистную и становится прекраснейшей из всех женщин, что он видывал. Крепился как мог, ждал, что расскажет она, кто её заколдовал и зачем. Но молчала его любимая лягушка-квакушка, а он страшился начать разговор.
Вслед за мужем приехала домой и Нинель Смекалистая, хватилась, а нет лягушечьей кожи, приуныла, запечалилась и говорит царевичу:
- Ох, Ванюша! Что же ты наделал? Если б немножко ты подождал, я бы вечно была твоею; а теперь прощай! Ищи меня за тридевять земель, в тридесятом царстве - у Кощея Бессмертного.
Обернулась белой лебедью и улетела в окно.
Иван-царевич закручинился, обхватил голову руками, сцепил зубы от досады своей, от ошибки. Но ничего не поделать! Оставалось ему только начать поиски любимой. Помолился Богу на все четыре стороны, и пошёл куда глаза глядят. Шёл он близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли - попался ему навстречу старичок.
- Здравствуй, - говорит, - добрый молодец! Чего ищешь, куда путь держишь?
Царевич рассказал ему свое несчастье.
- Эх, Иван-царевич! Зачем ты лягушечью кожу спалил? Не ты её надел, не тебе и снимать было! Нинель Смекалистая хитрей, мудреней своего отца уродилась; он за то осерчал на неё и велел ей три года квакушкою быть. Вот тебе клубок: куда он покатится - ступай за ним смело.
Иван-царевич поблагодарствовал старику и пошел за клубочком.
Идёт Иван-царевич чистым полем, попадается ему медведь.
- Дай, - говорит, - убью зверя! – сказал злой на самого себя Иван.
А медведь говорит ему:
- Не бей меня, Иван-царевич! Когда-нибудь пригожусь тебе.
Унял свою злость Иван, и сохранил жизнь медведю.
Идёт он дальше, глядь, а над ним летит селезень; царевич прицелился, хотел было застрелить птицу, как вдруг говорит она человечьим голосом:
- Не злись, Иван-Царевич. Не я виновата в твоих горестях. Не бей меня! Я тебе сама когда-нибудь пригожусь.
Он пожалел её, и пошел дальше.
Бежит косой заяц; царевич опять стал целиться, а заяц ему человечьим голосом:
- Не бей меня, Иван-царевич! Знаю, худо тебе сейчас, но это пройдёт! Я тебе когда-нибудь пригожусь.
Иван-царевич пожалел зайца и пошел дальше - к синему морю. Злость его переходила в панику и отчаяние. Скучал он за своей лягушкой, за их совместными посиделками вечерами на крыльце. Лягушка тогда говорить не могла, но им не нужны были слова. Иной раз Иван людей не мог понять, особенно своих братьев, а вот лягушку свою понимал, и уважал за характер, смекалистость. Не зря и отец его уважал квакушку, хлеб-то какой она испекла, а ковёр соткала, что по нему и ходить боязно, такая красота на нём: города, планеты, звёзды. Тот бал, когда лягушка явилась в истинном облике Нинель Смекалистой, он никогда не забудет, именно тогда его уважение переросло в любовь. И надо же было ему всё испортить. Дурак!
Шёл Иван дальше. Истоптал не одну пару сапог. Видит - на песке лежит, издыхает щука - рыба.
- Ах, Иван-царевич, - сказала щука, - сжалься надо мною, пусти меня в море!
Он бросил её в море и пошел берегом.
Долго ли, коротко ли - прикатился клубочек к избушке; стоит избушка на куриных лапках, кругом повёртывается. Говорит Иван-царевич:
- Избушка, избушка! Встань по-старому, как мать поставила: ко мне передом, а к морю задом!
Избушка повернулась к морю задом, к нему передом. Царевич взошел в неё и видит: на печи, на девятом кирпичи, лежит красотка.
- Гой еси, добрый молодец! Зачем ко мне пожаловал? - спрашивает Баба-яга Ивана-царевича, а сама в образе прекрасной девы с пепельными волосами и ясными голубыми глазами томный взор на него пускает.
- Ах ты, старая хрычовка, - говорит Иван-царевич, - нечего мне тут свои прелести показывать! Не на того напала и вижу я тебя насквозь! Лучше накорми, напои, в бане выпари, да тогда и спросишь, зачем пожаловал.
Баба-яга вмиг обрела свой истинный облик, накормила сердитого Ивана, напоила, в бане выпарила, а царевич рассказал ей, что ищет свою жену Нинель Смекалистую.
- А, знаю! - сказала Баба-яга. - Она теперь у Кощки Бессмертного, давно старый перец её обхаживает, на молоденьких тянет. Трудно её достать, нелегко с Кощеем сладить; смерть его на конце иглы, та игла в яйце, то яйцо в утке, та утка в зайце, тот заяц в сундуке, а сундук стоит на высоком дубу, и то дерево Кощей как свой глаз бережет.
Указала Баба-яга, в каком месте растет этот дуб.
Иван-царевич пришёл туда и не знает, что ему делать, как сундук достать? Вдруг откуда ни взялся - прибежал медведь.
Медведь выворотил дерево с корнем; сундук упал и разбился вдребезги.
Выбежал из сундука заяц и во всю прыть наутёк пустился; глядь, а за ним другой заяц гонится, нагнал, ухватил и в клочки разорвал.
Вылетела из зайца утка и поднялась высоко, высоко; летит, а за ней селезень бросился, как ударит её - утка тотчас яйцо выронила, и упало то яйцо в море.
Иван-царевич, видя беду неминучую, чуть сам от отчаяния в ядовитое море не прыгнул. Вдруг подплывает к берегу щука, держащая в зубах яйцо. Взял он то яйцо, разбил, достал иглу и отломил кончик. Сколько ни бился Кощей, сколько ни метался во все стороны, а пришлось ему помереть! Не досталась ему Нинель Смекалистая.
Иван-царевич отправился в крепость Кощея, отыскал в подземелье свою Нинель. Оба были счастливо неимоверно. И уже хотел было Иван взять на руки свою лягушку, тьфу ты, Нинель, но заупрямилась его ненаглядная и поведала ему, что в царстве Кощея много хороших людей, заколдованных им осталось. Надо их спасти. И начали они расколдовывать жителей Кощеева царства. В этом молодой паре помогли старец, встретившийся Ивану по дороге, медведь, селезень, уже не косой заяц, щука со своими щурятами и прибывшие домовые, те самые, специалисты по хлебу и коврам. Даже Сама Баба Яга пожаловала, чтобы отомстить напоследок Кощею, за то, что он когда-то её бросил по молодости. После не дали Ивану да Нинель уйти, а попросили остаться и править в царстве, те подумали-подумали и согласились. И стали жить долго и счастливо, добра наживать и другим помогать!
П.С. Через год, на крестины первенца, приехали батюшка и матушка Ивана и рассказали, что братья его совсем опустились, да и жёны, что их выгнали из царства. Негоже портить царский имидж. Да и их афера с подменой стрел стала известна всему люду. Стыдно было отцу за своих старших. Но это уже совсем другая история.
