Зазвучала бравурная музыка – и, пунцовая, от смущения – Василиса поднялась на сцену. Ей, кроме грамоты, премии и сладкого пирога вручили, и роскошный букет роз… Это было неожиданно – и, так, непривычно…
Потом, в тиши зала, прозвучало имя вдовой солдатки Лидии – ее, исполком, отмечал за детдомовскую девочку Елену, что нашла приют в доме Лидии – и до сих пор счастлива в нем! Поскольку имена Миши и Сережи не прозвучали, с некой опаской, но и Лидия вышла на сцену, за своей минутой славы – и ей вручили букет роз, грамоту, премию и пирог…
Затем, состоялся концерт художественной самодеятельности: силами талантов, данного села… После концерта, сельский народ стал расходиться по домам: рано утром вставать – кому в поле, а кому на ферму – работать… Ловкий Глеб Самсонович, ненавязчиво, но напросился в гости к Лидии…- скромная женщина не сумела, отказать настойчивым городским начальникам – таким образом два брата оказались в гостеприимном сельском доме…
Из служебной машины, водитель выгрузил два больших баула, со снедью…- и взволнованная Лидия выдохнула: будет, чем угостить гостей, нежданных! За Саввой Самсоновичем, в дом Лидии, последовало и все сельское правление, со своими вторыми половинками. Грандиозный праздник обозначился!
Женщины, быстро, сервировали стол, а Лидия, отдельно от взрослых, на кухоньке, накрыла стол своим детям: Леночке, Мише и Сереже. Их не оставили, без своего внимания два влиятельных брата: в конце концов, ради своих мальчиков, Савва и Глеб устроили это торжество…, с грамотами...
- Мальчики, что кушаем? – поинтересовался у детей Глеб Самсонович.
- А, ваша колбаска не грязная? – Сережа не решался, есть бутерброд…- и Глеб Самсонович, и Савва Самсонович, понимающе, переглянулись, а на помощь братишке Сереже пришел Миша: он протянул свой, надкусанный бутерброд…: - Ешь мое, я уже попробовал: колбаса чистая и вкусная… – ешь, не бойся! – и Сережа принялся, с аппетитом, вкушать бутерброд, что одолжил ему брат, старший…
Василиса, где-то с часик, посидела за праздничным столом, и, затем, поблагодарив Лиду, за ее гостеприимство, удалилась: она торопилась к своим детям. Четверо сыночков и две дочки пирог, подаренный, уже умяли, но про мать не забыли: на чайном блюдечке лежала доля Василисы…
Осенью темнеет рано… – на селе рано и спать ложатся: вечером, при лучине, впотьмах, дела не ладятся…- да, и по утру вставать спозаранок… Сынки, приемные – Леня, Вася и Илья делили одну спальню с родным сыном Василисы – Мироном, а сама Василиса, ныне, спала в одной комнате со своими дочерями: семнадцатилетней Аней и восьмилетней Людой. Ее девчонки поворочались, в кроватях – да и уснули, но из спальни сыновей, долго, раздавались смешки…
Василиса все лежала, без сна и вспоминала торжественный вечер, что проходил в нетопленном доме культуры: такие похвалы она услышала, в свой адрес!!! На деле, ранней и холодной осенью 1941года, ни Василиса и никто, другой не ведал, что эта страшная война продлится, почти, четыре года – и, долгих три года они будут жить под «немцем»: в постоянном страхе…
В тот день, в начале осени… 41 года, в окошко Василисы постучал, крадучись, сосед…- с началом войны, он подался в партизаны…
- Василиса, ты, баба правильная – сироток не обидишь…- прими, под свое крыло, троих пацанов, детдомовских: их фрицы везли в концлагерь, а мы отбили… С продуктами, мы тебе поможем! Ну, как…- решишься?! – и она отважилась: думала, война до нового года завершиться – до того времени выдюжит! Василиса приняла ребят, под свою крышу, а любопытным сельчанам представляла мальчишек, как своих троюродных племяшей…
Уже к ноябрю, стало понятно, что до нашей победы далеко, а немцы - хуже самого лютого зверя: мирных жителей грабят, безбожно; отправляют в Германию, на каторжные работы; неугодных расстреливают, а коммунистов и партизан пытают и вешают! Что и говорить: горька участь побежденных!!!
Она, со страхом, смотрела, как «таяли» ее запасы продуктов, а тут еще и немецкие каратели нагрянули, внезапно, и сгребли, оставшееся… В душу, в сердце Василисы, ядовитой змеей, заползла тревога - и ее обуял жуткий страх: детей – и своих, и чужих кормить, совсем, нечем!!!
Один, из детдомовских – Леня оказался предприимчивым пацаном – не дожидаясь, когда в их дом нагрянет голодный мор, придумал свой выход…:
- Тетя Вася, а в какой, ближайшей деревеньке народ побогаче, чем мы…, живет?! Надо бы, пройтись по домам, попросить о милости… Не волнуйтесь, для нас – дело привычное!!!
На следующий день Леня с Васей пошли, в поисках подаяний. Сын Мирон, тоже, было собрался с ними, но Леня его не взял, чему Василиса была, несказанно, рада: ее сердце не верило, в успех Лениной затеи!
Они воротились нескоро: Леня, на одном плече, нес полную котомку снеди, а с другой стороны он поддерживал, изрядно побитого, друга Васю. Поджидавшие их дома, домочадцы Василисы встревожились, узрев двоицу…
- Ничего, ничего…- хорохорился Вася: - Нам, это привычно! - но было заметно, что ему больно говорить: его разбитые губы распухли и кровоточили.
Из тряпичной сумки извлекли пироги, блины, плошку кутьи, миску вареной картошки, вперемежку с малюсенькими кусочками мяса… В бидончике, что принес в свободной руке Леня, оказался ягодный кисель…
- Вы, на поминках были? – изумилась Василиса: - Да, дохлого полицая поминали…- ответил Леня.
Василиса обработала кровоподтеки и ссадины, на лице и теле мальчика Васи – напоила его киселем, через трубочку - и измученный мальчик, прилег на кровати в удобной, для его израненного тела, позе и, наконец, уснул…
Леня, тоже, прилег на кровать: сегодня, путь они проделали немалый – и он все прокручивал, в своей голове, события случившегося… В той деревне, куда забрели Леня и Вася, в поисках хлеба насущного, они, сразу, нарвались на бабу, недобрую:
- Идите, в ту сторону и в пятый дом постучитесь: там накормят вас…- от пуза! А, нам самим жрать нечего! - и мальчики пошли…
В самом доме, на который им указала баба, царило какое-то оживление – и, на стоящую перед домом, железную бочку, с деревянной крышкой, кто-то, поставил бутыль с самогонкой и оставил, надломленный каравай хлеба.
- Давай, этот каравай возьмем – и уходим отсюда…- предложил Вася и протянул к караваю руку…
Неизвестно, откуда, набежало трое мужиков, повалили Васю на землю и стали пинать его, нещадно!
- Вы, Бога не боитесь!!! – завопил, от страха, Леня: - Вам не страшно, зазря, ребенка убить???
Мужики, что избивали Васю, отстали от него и во все глаза, теперь, смотрели на Леню: верно, прикидывали, в уме, что делать с этим храбрецом! Из добротного дома, показался крепкий бородатый старик, лютого вида…
- В Бога верите?! Ну, заходите, коль, пришли: что кусочничать, на улице? – и Лене с Васей пришлось, зайти в дом, где спертый дух шибал с ног...
Жилище старика пропахло запахом мертвечины, ладана, воска, терпким потом живых…, самогонкой и пирогами… – и Леня сообразил, что они, с Васей, попали на поминки…
Когда они проследовали в большую комнату, догадка Лени подтвердилась: в «красном» углу висели иконы, там же, под иконами, поставили тумбочку, где расположили стакан с водой, который накрыли куском ржаного хлеба – и, рядом, находилась фотография молодого мужчины, в черной рамке…
- Какой молоденький…- вырвалось у Лени…
- Да, поминаю сынка, младшего, убиенного краснопузыми партизанами! А, вы, не побрезгуете: помянуть с нами, почившего полицая? – Леня понимал, что лютая злоба старика грозила ему и Васе бедой! И, кстати, ему, на память, пришли высказывания детдомовской нянечки – тетки Матрены…
- Пищей брезговать грех! И, то, что ваш сын был полицаем…- какое имеет значение, ныне? Тому, кто предстал перед Богом…- какое ему дело до суда людского?! – ответил Леня, а сам не мог, отвести глаз от икон…: лики Святых Угодников, в свете неровного света зажженных лампад, привиделись ему ожившими, все понимающими…
- В Бога веруете…?! Садитесь…, за стол! – не унимался старик - и тут подошла его старуха – она положила, перед Леней и Васей по тарелке, а в них уже находились: по горке блинов, политые медом и немного кутьи…
- Помяните, сынка моего, чем Бог послал…- и старуха отошла от стола.
Полицаи принялись выпивать и закусывать, а неугомонный старик продолжил, пытать Леню, а, заодно, уязвлять свою старуху-жену:
- Бог, Бог!!! Где он ваш Бог? – и Леня ответил, словами тети Матрены: - Бог – он повсюду! И подобное в его силах, и в его власти! Он и в вашем доме присутствует: я уже почуял, его дуновение на своей щеке! Но, возможно, то было дуновение души вашего, почившего сына! Вот, вы, обижаетесь, но я скажу: за поминальным столом, нельзя распивать спиртное! Моя бабушка говорила, что таким образом, можно тоску в покойном пробудить!
- Слышали, что сказал пацан?! Марш, на улицу, с бутылью!!! - заорал старик, на бывших сослуживцев почившего сына…, но себе, в рюмочку, налил – и больше он не приставал ни к Лене, ни к Васе…
С тех поминок, они, живыми, унесли свои ноги – и Леня уверовал в Бога, по-своему, и, похоже, Бог повел Леню, по жизни: чувствовался Его оберег! Не обошлось, без заступничества Высшей Силы и в тот раз! Леня с Мироном и Ильей пошли в лес: набрать опавших веток, шишек… - на растопку печи…
В своих поисках, пацаны, почти, добрели до избушки лесника. Услышав шум, они притаились - и крадучись, выглянули из-за деревьев – и узрели, что к леснику пожаловали фрицы… Позже, на тропинке, показались трое…
- Дяденьки, вы, к леснику: это вас фрицы поджидают? – с невинным видом, поинтересовался Леня – и «дяденек», словно, ветром, сдуло с тропинки… - Пацан, смотрю ты, смышленый…- не сходишь в разведку? Очень нужно: вопрос жизни и смерти…- немного потоптавшись, предложил старший, из троих…
И, Леня пошел, хотя знал: если, что не так...- не миновать гестапо…
Едва, приоткрыв дверь избушки лесника, Леня, низко, поклонился, а со своей головы стянул шапку…
- Дяденька лесник, о, и вам, господа немцы…- Леня сделал вид, что не знал ничего, о присутствии посторонних, у лесника: - Мамка послала меня к вам: сеструха простудилась…- у вас никакой травки, от простуды не припасено, а, дяденька лесник?! – с шапкой, в руках, Леня застыл на пороге…
- Ну, что дяденька лесник, ответь красноперому…- на отменном русском, обратился к леснику холеный мужик, лет… за сорок, с отличной военной выправкой - и Леня, решив про себя: была, не была…, отозвался за лесника: - Я, не красноперый – и, вы, ныне, к сожалению, не золотопогонник…
Белоэмигрант, заброшенный недобрым роком в Россию, с минуту – в упор, смотрел на Леню: - Дерзкий пацанчик…, однако – а, ты, дай ему травки: мамка же просили…- холеный, недобро, улыбнулся и Лене, и леснику.
Лесник ответил не сразу: почесал свою куцую бородку, в раздумье…
- Мамке скажи, травки от простуды у лесника не нашлось…- вот, в мешке, картохи…, малость, осталось – пусть твоя сеструха, над вареной картошкой, подышит – авось, поможет! – лесник взял из угла неполный мешок, открыл входную дверь и вынес тот мешок, за порог…:
- Шагай, пацан – и пусть твоя семья не хворает…!
Лесник помог Лене, закинуть мешок на плечо – закрыл за ним дверь… И, Леня пошел, и понес тот мешок…, но по тяжести мешка и по ощущению его спины, Леня понял, что, далеко, не одна картошка находится в том мешке…- он, с трудом, дошел, до ожидавших его, мужиков… Те вынули из мешка предмет, похожий на рацию…, положили в свой вещмешок и скрылись!
Домой, Леня, Мирон и Илья вернулись с полными санками хвороста - и картошки, менее полмешка, принесли…
С бывшим белогвардейцем Леня встретился через неделю: пожилая жена, зловредного старика, наказывала, чтобы Леня пришел после девятого дня. Эти полицаи больше пьют, чем закусывают – после поминок, много еды останется - семье пацанов в самый раз придется… И, Леня, вместе с Ильей, в назначенный день, отправились в соседнюю деревню: в пятый дом, от края…
- Нахаленок! – окликнул его бывший золотопогонник, а, ныне, переводчик в комендатуре: - Куда направился? Смотрю, ты, вездесущий…- это подозрительно!
- Ничего подозрительного: «волка, ноги кормят», а в этой деревне, вчера, поминали полицая – вот, его мать наказывала, сегодня, прийти… - за остатками пищи с поминального стола! - невозмутимо, ответил Леня…
- Пару недель, советовал бы тебе, посидеть дома – и в очень укромном месте: будет акция…- и, жаль, если ты, попадешься, немцам, на глаза! Не думаю, что ты, жаждешь, отдать свою кровь, до капельки, раненым врагам, или в концлагерь укатить…- он захохотал, но невесело, а как-то, истерично…
- Спасибо, что проявляете заботу: о своих бывших верноподданных! – переводчик с немецкого языка как-то, странно, посмотрел на дерзкого Леню - и произнес: - Извернись, умник: спасая себя и своих друзей…, не подставь меня, под муки мученические! - и переводчик ушел, не попрощавшись…
На другой день, с задней стороны дома, Леня, Илья, Вася и Мирон взялись, за сооружения снежной крепости. Позднее, к ним присоединились, еще, пацаны: человек шесть-семь, что проживали с ними на одной улице: интересная затея…- как можно было остаться в стороне?!
И, всяким утром, каждого следующего дня, быстро, переделав дела по дому, мальчишки начинали с того, что усовершенствовали свою крепость…- детей, все больше, увлекала затея Лени…
И тот день, первоначально, ничем не отличалось, от дней, прошедших…, пока не прибежал пацан, живущий на соседней улице:
- Фрицы в нашем селе…- запыхавшийся, только, и промолвил он…
Леня, как главный командир, скомандовал:
- Все забираемся в крепость, кто постарше, садиться на лавки – и малышню сажает себе на колени! – все бросились исполнять приказ Лени.
Не ко времени, закапризничали двое самых маленьких: Петруша – сын старосты и Лидочка – дочь полицая Потапа: они пришли, поиграть со старшими ребятами в снежной крепости, а им грозят и велят, сидеть тихо…!
Катя, семилетняя сестра четырехлетнего Петруши, затолкнула двух карапузов, непосредственно, в дом Василисы, а сама вернулась назад: идея, поиграть с фрицами в прятки, пришлась Кате по душе!
Самой Василисе, в ту пору, было не до малышей: мальчик Вася, тот, что, ранее, был бит полицаями, как на грех, переохладился, когда занимался возведением снежного укрытия – теперь, с температурой, лежал в постели. Не могло быть и речи, чтобы больного мальчика отправить на мороз, прятаться…
Василиса, в тот момент, решила положиться на Волю Божью… Маленьким – Лиде и Петруше повелела: спрятаться, под кроватью, в спальне мальчишек – и, чтобы эти непоседы не капризничали, дала им по маленькому кусочку хлеба. Захворавшего Васю, переместила в зальную комнату – велела ему, прилечь на диван: Василиса решила встретить врага, практически, у входа, чтобы не пустить их дальше…- и, пока, не представляя, как…, но не позволить фашистам, забрать из дома больного Васю и двух несмышленышей!
«Час икс» настал: с пинка, отворилась входная дверь – и из сеней, группа немецких солдат, во главе с долговязым офицером, шагнула в зальную комнату… Перевозбужденная Василиса решила действовать – и, глядя, неотрывно, в белесые, как холодец, глаза старшего офицера, она заговорила:
- Господин офицер, оставьте моего
Потом, в тиши зала, прозвучало имя вдовой солдатки Лидии – ее, исполком, отмечал за детдомовскую девочку Елену, что нашла приют в доме Лидии – и до сих пор счастлива в нем! Поскольку имена Миши и Сережи не прозвучали, с некой опаской, но и Лидия вышла на сцену, за своей минутой славы – и ей вручили букет роз, грамоту, премию и пирог…
Затем, состоялся концерт художественной самодеятельности: силами талантов, данного села… После концерта, сельский народ стал расходиться по домам: рано утром вставать – кому в поле, а кому на ферму – работать… Ловкий Глеб Самсонович, ненавязчиво, но напросился в гости к Лидии…- скромная женщина не сумела, отказать настойчивым городским начальникам – таким образом два брата оказались в гостеприимном сельском доме…
***
Из служебной машины, водитель выгрузил два больших баула, со снедью…- и взволнованная Лидия выдохнула: будет, чем угостить гостей, нежданных! За Саввой Самсоновичем, в дом Лидии, последовало и все сельское правление, со своими вторыми половинками. Грандиозный праздник обозначился!
Женщины, быстро, сервировали стол, а Лидия, отдельно от взрослых, на кухоньке, накрыла стол своим детям: Леночке, Мише и Сереже. Их не оставили, без своего внимания два влиятельных брата: в конце концов, ради своих мальчиков, Савва и Глеб устроили это торжество…, с грамотами...
- Мальчики, что кушаем? – поинтересовался у детей Глеб Самсонович.
- А, ваша колбаска не грязная? – Сережа не решался, есть бутерброд…- и Глеб Самсонович, и Савва Самсонович, понимающе, переглянулись, а на помощь братишке Сереже пришел Миша: он протянул свой, надкусанный бутерброд…: - Ешь мое, я уже попробовал: колбаса чистая и вкусная… – ешь, не бойся! – и Сережа принялся, с аппетитом, вкушать бутерброд, что одолжил ему брат, старший…
***
Василиса, где-то с часик, посидела за праздничным столом, и, затем, поблагодарив Лиду, за ее гостеприимство, удалилась: она торопилась к своим детям. Четверо сыночков и две дочки пирог, подаренный, уже умяли, но про мать не забыли: на чайном блюдечке лежала доля Василисы…
Осенью темнеет рано… – на селе рано и спать ложатся: вечером, при лучине, впотьмах, дела не ладятся…- да, и по утру вставать спозаранок… Сынки, приемные – Леня, Вася и Илья делили одну спальню с родным сыном Василисы – Мироном, а сама Василиса, ныне, спала в одной комнате со своими дочерями: семнадцатилетней Аней и восьмилетней Людой. Ее девчонки поворочались, в кроватях – да и уснули, но из спальни сыновей, долго, раздавались смешки…
Василиса все лежала, без сна и вспоминала торжественный вечер, что проходил в нетопленном доме культуры: такие похвалы она услышала, в свой адрес!!! На деле, ранней и холодной осенью 1941года, ни Василиса и никто, другой не ведал, что эта страшная война продлится, почти, четыре года – и, долгих три года они будут жить под «немцем»: в постоянном страхе…
***
В тот день, в начале осени… 41 года, в окошко Василисы постучал, крадучись, сосед…- с началом войны, он подался в партизаны…
- Василиса, ты, баба правильная – сироток не обидишь…- прими, под свое крыло, троих пацанов, детдомовских: их фрицы везли в концлагерь, а мы отбили… С продуктами, мы тебе поможем! Ну, как…- решишься?! – и она отважилась: думала, война до нового года завершиться – до того времени выдюжит! Василиса приняла ребят, под свою крышу, а любопытным сельчанам представляла мальчишек, как своих троюродных племяшей…
Уже к ноябрю, стало понятно, что до нашей победы далеко, а немцы - хуже самого лютого зверя: мирных жителей грабят, безбожно; отправляют в Германию, на каторжные работы; неугодных расстреливают, а коммунистов и партизан пытают и вешают! Что и говорить: горька участь побежденных!!!
Она, со страхом, смотрела, как «таяли» ее запасы продуктов, а тут еще и немецкие каратели нагрянули, внезапно, и сгребли, оставшееся… В душу, в сердце Василисы, ядовитой змеей, заползла тревога - и ее обуял жуткий страх: детей – и своих, и чужих кормить, совсем, нечем!!!
Один, из детдомовских – Леня оказался предприимчивым пацаном – не дожидаясь, когда в их дом нагрянет голодный мор, придумал свой выход…:
- Тетя Вася, а в какой, ближайшей деревеньке народ побогаче, чем мы…, живет?! Надо бы, пройтись по домам, попросить о милости… Не волнуйтесь, для нас – дело привычное!!!
На следующий день Леня с Васей пошли, в поисках подаяний. Сын Мирон, тоже, было собрался с ними, но Леня его не взял, чему Василиса была, несказанно, рада: ее сердце не верило, в успех Лениной затеи!
***
Они воротились нескоро: Леня, на одном плече, нес полную котомку снеди, а с другой стороны он поддерживал, изрядно побитого, друга Васю. Поджидавшие их дома, домочадцы Василисы встревожились, узрев двоицу…
- Ничего, ничего…- хорохорился Вася: - Нам, это привычно! - но было заметно, что ему больно говорить: его разбитые губы распухли и кровоточили.
Из тряпичной сумки извлекли пироги, блины, плошку кутьи, миску вареной картошки, вперемежку с малюсенькими кусочками мяса… В бидончике, что принес в свободной руке Леня, оказался ягодный кисель…
- Вы, на поминках были? – изумилась Василиса: - Да, дохлого полицая поминали…- ответил Леня.
***
Василиса обработала кровоподтеки и ссадины, на лице и теле мальчика Васи – напоила его киселем, через трубочку - и измученный мальчик, прилег на кровати в удобной, для его израненного тела, позе и, наконец, уснул…
***
Леня, тоже, прилег на кровать: сегодня, путь они проделали немалый – и он все прокручивал, в своей голове, события случившегося… В той деревне, куда забрели Леня и Вася, в поисках хлеба насущного, они, сразу, нарвались на бабу, недобрую:
- Идите, в ту сторону и в пятый дом постучитесь: там накормят вас…- от пуза! А, нам самим жрать нечего! - и мальчики пошли…
В самом доме, на который им указала баба, царило какое-то оживление – и, на стоящую перед домом, железную бочку, с деревянной крышкой, кто-то, поставил бутыль с самогонкой и оставил, надломленный каравай хлеба.
- Давай, этот каравай возьмем – и уходим отсюда…- предложил Вася и протянул к караваю руку…
Неизвестно, откуда, набежало трое мужиков, повалили Васю на землю и стали пинать его, нещадно!
- Вы, Бога не боитесь!!! – завопил, от страха, Леня: - Вам не страшно, зазря, ребенка убить???
Мужики, что избивали Васю, отстали от него и во все глаза, теперь, смотрели на Леню: верно, прикидывали, в уме, что делать с этим храбрецом! Из добротного дома, показался крепкий бородатый старик, лютого вида…
- В Бога верите?! Ну, заходите, коль, пришли: что кусочничать, на улице? – и Лене с Васей пришлось, зайти в дом, где спертый дух шибал с ног...
Жилище старика пропахло запахом мертвечины, ладана, воска, терпким потом живых…, самогонкой и пирогами… – и Леня сообразил, что они, с Васей, попали на поминки…
Когда они проследовали в большую комнату, догадка Лени подтвердилась: в «красном» углу висели иконы, там же, под иконами, поставили тумбочку, где расположили стакан с водой, который накрыли куском ржаного хлеба – и, рядом, находилась фотография молодого мужчины, в черной рамке…
- Какой молоденький…- вырвалось у Лени…
- Да, поминаю сынка, младшего, убиенного краснопузыми партизанами! А, вы, не побрезгуете: помянуть с нами, почившего полицая? – Леня понимал, что лютая злоба старика грозила ему и Васе бедой! И, кстати, ему, на память, пришли высказывания детдомовской нянечки – тетки Матрены…
- Пищей брезговать грех! И, то, что ваш сын был полицаем…- какое имеет значение, ныне? Тому, кто предстал перед Богом…- какое ему дело до суда людского?! – ответил Леня, а сам не мог, отвести глаз от икон…: лики Святых Угодников, в свете неровного света зажженных лампад, привиделись ему ожившими, все понимающими…
- В Бога веруете…?! Садитесь…, за стол! – не унимался старик - и тут подошла его старуха – она положила, перед Леней и Васей по тарелке, а в них уже находились: по горке блинов, политые медом и немного кутьи…
- Помяните, сынка моего, чем Бог послал…- и старуха отошла от стола.
Полицаи принялись выпивать и закусывать, а неугомонный старик продолжил, пытать Леню, а, заодно, уязвлять свою старуху-жену:
- Бог, Бог!!! Где он ваш Бог? – и Леня ответил, словами тети Матрены: - Бог – он повсюду! И подобное в его силах, и в его власти! Он и в вашем доме присутствует: я уже почуял, его дуновение на своей щеке! Но, возможно, то было дуновение души вашего, почившего сына! Вот, вы, обижаетесь, но я скажу: за поминальным столом, нельзя распивать спиртное! Моя бабушка говорила, что таким образом, можно тоску в покойном пробудить!
- Слышали, что сказал пацан?! Марш, на улицу, с бутылью!!! - заорал старик, на бывших сослуживцев почившего сына…, но себе, в рюмочку, налил – и больше он не приставал ни к Лене, ни к Васе…
***
С тех поминок, они, живыми, унесли свои ноги – и Леня уверовал в Бога, по-своему, и, похоже, Бог повел Леню, по жизни: чувствовался Его оберег! Не обошлось, без заступничества Высшей Силы и в тот раз! Леня с Мироном и Ильей пошли в лес: набрать опавших веток, шишек… - на растопку печи…
В своих поисках, пацаны, почти, добрели до избушки лесника. Услышав шум, они притаились - и крадучись, выглянули из-за деревьев – и узрели, что к леснику пожаловали фрицы… Позже, на тропинке, показались трое…
- Дяденьки, вы, к леснику: это вас фрицы поджидают? – с невинным видом, поинтересовался Леня – и «дяденек», словно, ветром, сдуло с тропинки… - Пацан, смотрю ты, смышленый…- не сходишь в разведку? Очень нужно: вопрос жизни и смерти…- немного потоптавшись, предложил старший, из троих…
И, Леня пошел, хотя знал: если, что не так...- не миновать гестапо…
Едва, приоткрыв дверь избушки лесника, Леня, низко, поклонился, а со своей головы стянул шапку…
- Дяденька лесник, о, и вам, господа немцы…- Леня сделал вид, что не знал ничего, о присутствии посторонних, у лесника: - Мамка послала меня к вам: сеструха простудилась…- у вас никакой травки, от простуды не припасено, а, дяденька лесник?! – с шапкой, в руках, Леня застыл на пороге…
- Ну, что дяденька лесник, ответь красноперому…- на отменном русском, обратился к леснику холеный мужик, лет… за сорок, с отличной военной выправкой - и Леня, решив про себя: была, не была…, отозвался за лесника: - Я, не красноперый – и, вы, ныне, к сожалению, не золотопогонник…
Белоэмигрант, заброшенный недобрым роком в Россию, с минуту – в упор, смотрел на Леню: - Дерзкий пацанчик…, однако – а, ты, дай ему травки: мамка же просили…- холеный, недобро, улыбнулся и Лене, и леснику.
Лесник ответил не сразу: почесал свою куцую бородку, в раздумье…
- Мамке скажи, травки от простуды у лесника не нашлось…- вот, в мешке, картохи…, малость, осталось – пусть твоя сеструха, над вареной картошкой, подышит – авось, поможет! – лесник взял из угла неполный мешок, открыл входную дверь и вынес тот мешок, за порог…:
- Шагай, пацан – и пусть твоя семья не хворает…!
Лесник помог Лене, закинуть мешок на плечо – закрыл за ним дверь… И, Леня пошел, и понес тот мешок…, но по тяжести мешка и по ощущению его спины, Леня понял, что, далеко, не одна картошка находится в том мешке…- он, с трудом, дошел, до ожидавших его, мужиков… Те вынули из мешка предмет, похожий на рацию…, положили в свой вещмешок и скрылись!
Домой, Леня, Мирон и Илья вернулись с полными санками хвороста - и картошки, менее полмешка, принесли…
***
С бывшим белогвардейцем Леня встретился через неделю: пожилая жена, зловредного старика, наказывала, чтобы Леня пришел после девятого дня. Эти полицаи больше пьют, чем закусывают – после поминок, много еды останется - семье пацанов в самый раз придется… И, Леня, вместе с Ильей, в назначенный день, отправились в соседнюю деревню: в пятый дом, от края…
- Нахаленок! – окликнул его бывший золотопогонник, а, ныне, переводчик в комендатуре: - Куда направился? Смотрю, ты, вездесущий…- это подозрительно!
- Ничего подозрительного: «волка, ноги кормят», а в этой деревне, вчера, поминали полицая – вот, его мать наказывала, сегодня, прийти… - за остатками пищи с поминального стола! - невозмутимо, ответил Леня…
- Пару недель, советовал бы тебе, посидеть дома – и в очень укромном месте: будет акция…- и, жаль, если ты, попадешься, немцам, на глаза! Не думаю, что ты, жаждешь, отдать свою кровь, до капельки, раненым врагам, или в концлагерь укатить…- он захохотал, но невесело, а как-то, истерично…
- Спасибо, что проявляете заботу: о своих бывших верноподданных! – переводчик с немецкого языка как-то, странно, посмотрел на дерзкого Леню - и произнес: - Извернись, умник: спасая себя и своих друзей…, не подставь меня, под муки мученические! - и переводчик ушел, не попрощавшись…
***
На другой день, с задней стороны дома, Леня, Илья, Вася и Мирон взялись, за сооружения снежной крепости. Позднее, к ним присоединились, еще, пацаны: человек шесть-семь, что проживали с ними на одной улице: интересная затея…- как можно было остаться в стороне?!
И, всяким утром, каждого следующего дня, быстро, переделав дела по дому, мальчишки начинали с того, что усовершенствовали свою крепость…- детей, все больше, увлекала затея Лени…
И тот день, первоначально, ничем не отличалось, от дней, прошедших…, пока не прибежал пацан, живущий на соседней улице:
- Фрицы в нашем селе…- запыхавшийся, только, и промолвил он…
Леня, как главный командир, скомандовал:
- Все забираемся в крепость, кто постарше, садиться на лавки – и малышню сажает себе на колени! – все бросились исполнять приказ Лени.
Не ко времени, закапризничали двое самых маленьких: Петруша – сын старосты и Лидочка – дочь полицая Потапа: они пришли, поиграть со старшими ребятами в снежной крепости, а им грозят и велят, сидеть тихо…!
Катя, семилетняя сестра четырехлетнего Петруши, затолкнула двух карапузов, непосредственно, в дом Василисы, а сама вернулась назад: идея, поиграть с фрицами в прятки, пришлась Кате по душе!
Самой Василисе, в ту пору, было не до малышей: мальчик Вася, тот, что, ранее, был бит полицаями, как на грех, переохладился, когда занимался возведением снежного укрытия – теперь, с температурой, лежал в постели. Не могло быть и речи, чтобы больного мальчика отправить на мороз, прятаться…
Василиса, в тот момент, решила положиться на Волю Божью… Маленьким – Лиде и Петруше повелела: спрятаться, под кроватью, в спальне мальчишек – и, чтобы эти непоседы не капризничали, дала им по маленькому кусочку хлеба. Захворавшего Васю, переместила в зальную комнату – велела ему, прилечь на диван: Василиса решила встретить врага, практически, у входа, чтобы не пустить их дальше…- и, пока, не представляя, как…, но не позволить фашистам, забрать из дома больного Васю и двух несмышленышей!
«Час икс» настал: с пинка, отворилась входная дверь – и из сеней, группа немецких солдат, во главе с долговязым офицером, шагнула в зальную комнату… Перевозбужденная Василиса решила действовать – и, глядя, неотрывно, в белесые, как холодец, глаза старшего офицера, она заговорила:
- Господин офицер, оставьте моего
