Подсудимая

Яркий свет, широким лучом бивший непонятно откуда, слепил. Из-за него фигура одного из говоривших казалась темной и размазанной. Лида могла четко разглядеть только второго - дородного мужчину, сжавшегося в центре зала перед высокой трибуной. На протяжении всего заседания суда обвиняемый хныкал почти не переставая. Его обвиняли в убийстве, и он признался. В том, как напился, узнав об измене жены, как подрался с ней в коридоре квартиры. Как толкнул ее, она упала и ударилась головой, а он испугался и сбежал, бросив тело. Как уже в полиции узнал, что жена умерла не мгновенно, и ее можно было бы спасти, если бы приехала скорая.
       Странно. Обвиняемый есть, обвинитель есть, защитника нет. Почему подсудимый не протестует? Почему не ходатайствует о вызове свидетелей, о переносе даты суда? Это ведь прямое нарушение конституционных прав человека!
       А мужчина не возражал. Слова обвинителя каменными плитами ложились на сгорбленные плечи подсудимого. Он безропотно соглашался, даже не пытаясь защищаться. Лида, конечно, не особенно разбиралась в уголовном кодексе, но этому бедняге явно впаяют приличный срок.
       Жалкий тип, думала Лида. Трусливый. Небось, сам пил и денег в семью не приносил. От хороших мужей жены не гуляют. А супруга его! Тоже хороша. Если уж вышла за неудачника, либо добросовестно терпи, либо разводись. Чего в грязи себя пачкать? Вот сама Лида бы никогда! Да, и зачем она здесь?
       Отвлекшись на собственные мысли, Лида пропустила оглашение приговора, который вынесли горе-убийце. Очнулась, когда место перед трибуной опустело, и в зале заседания стало тихо.
       - Вызывается подсудимая Лидия Казакова, - объявил все тот же голос обвинителя.
       «Подсудимая?» - обожгла страхом мысль.
       В чем ее обвиняют? Не в чем. Она не совершала преступлений. Лида в ступоре смотрела на ряд темных фигур на трибуне позади обвинителя, шарила растерянным взглядом по толпе зрителей, стоящих вокруг. Разве на такие заседания допускаются зеваки?
       - Подсудимая Лидия Казакова!
       И Лидины ноги сами вынесли ее в сноп света посреди зала. За что ее могут судить? Она застыла перед трибуной, изо всех сил пытаясь вспомнить все свои проступки и преступления. Лида никого не убила, никогда не брала чужого, никогда не мошенничала. За ней не числилось долгов, кредитов или неоплаченных штрафов. Она строго следила за этим. Может муж где накуролесил? Нет. Он бы сказал. У них в семье не принято хранить такое в секрете. На работе тоже все спокойно. Она свою библиотеку в ежовых рукавицах держит. Какие там могут быть махинации? Разве что бухгалтерия где-то ошиблась, но и проверок никаких не проводилось.
       - Оглашается обвинение, - объявили с трибуны.
       - Но я ничего не делала! Меня не за что судить!
       – У всех есть за что. Подсудимая - душа третьего ранга. Воплощенная Лидия Казакова. Место рождения: Новосибирск. Мир: Земля. Время рождения: тысяча девятьсот шестьдесят первый год по местному летоисчислению.
       Какой третий ранг? Воплощенная?
       - Обвиняется в причинении добра. Преступление носит умышленный характер. Обвинением зафиксировано пятнадцать эпизодов нанесения добра другим людям.
       Бред какой-то. Как можно причинить добро, да еще пятнадцать раз?
       - Обвиняемая, признаете ли Вы свою вину в многократном умышленном причинении добра.
       - Что? Нет!
       - Лучше признай! – выкрикнул кто-то из зрителей.
       - Что это за обвинение такое? И где мой защитник? Мне положен хотя бы адвокат, назначенный судом!
       - Нет у тебя защитника, и не положено.
       - Вы творите произвол! Это нарушение… Я пожалуюсь на вас в суд более высокой инстанции! Они разберутся, что тут у вас происходит!
       - Нет более высокого Суда, чем этот, потому что ты умерла.
       Лида засмеялась. Нервно. Она не собиралась грубить, но истеричный смех намертво сросся с растущей паникой. Глупо пошутил этот прокурор. Вообще не смешно.
       - Точнее, тебя убили. Такие как ты своей смертью не умирают. Память о земной жизни еще очень свежа, потому ты и цепляешься за привычные образы. Я облегчу тебе понимание.
       Перед Лидой появился огромный экран телевизора, на котором как в немом кино замелькали картинки.
       И Лида вспомнила все. Как она шагнула на пешеходный переход, как вылетел из-за автомобиля, пропускающего пешеходов, белый «Крузак». Даже расширенные от ужаса глаза молоденькой девчонки за рулем и неумолимо приближающуюся серебристую эмблему Тойота на капоте. А потом… Зал заседаний. Мужская пухлая фигура перед трибуной. Нелепый суд…
       Она действительно умерла.
       И значит эти фигуры на трибуне… Это ее личный Страшный Суд? Она же никогда не верила в Бога, всегда считала, что религия – лишь способ легко управлять людьми и принципиально не ходила в церковь.
       - Если ты не веришь во что-то, это не значит, что этого не существует. Отрицая что-то настолько неистово люди делают это реальным. И религия тут не при чем, - прочитал ее мысли обвинитель. – А защищать себя ты можешь сама. Этого права никто у тебя не отнимет.
       Умерла… Но как же? Лида подняла руки перед глазами. Вот же они. На месте. Обе. Двигаются. Только не ощущаются.
       - Твой дух и разум все еще сцеплены с душой. Эта связь нужна, чтоб прожитая тобой жизнь стала опытом души. Разуму проще мыслить знакомыми ему категориями, потому он и достраивает себе тело. Ему все еще привычнее в своей клетке. После Суда связь пропадет.
       Лида не решилась подумать о том, что будет дальше. Что если она исчезнет? Насовсем!
       - Итак, ты признаешь себя виноватой в нанесении добра другим людям?
       - Это глупо! Как можно судить за то, что кто-то делает добро?
       - Самое большое добро превращается в зло, если совершается насильно.
       - Но я не делала ничего насильно!
       - Ну, как же? А Светка Яковлева? Восьмой класс, третья четверть.
       Лида напрягла память.
       - Она сбегала с последнего урока по понедельникам.
       - Зачем она это делала?
       - На занятия танцами.
       - Правильно. А ты что сделала?
       - Как что? Родителям ее рассказала!
       - А зачем?
       - Как зачем? – удивилась Лида. - Светка же химию чуть не завалила!
       - Что сделали ее родители, когда узнали? Отправили к бабушке в поселок.
       - Да. Они рассказывали, что она училась там в школе. Я ей писала письма туда, но она не ответила. Наверное, адрес не правильный.
       - Адрес был правильный. Просто Света не хотела с тобой общаться.
       - Почему?
       - Она считает, что ты сломала ей жизнь.
       Лида опешила.
       - Знала ли ты, что Света хотела быть танцовщицей, и что она сбегала на занятия, потому что готовилась поступать в хореографическое училище?
       - Какое хореографическое? Ей же было поздно.
       - Кто дал тебе право решать, что ей поздно, а что нет?
       - Но, чтоб туда поступить, нужно с детства заниматься.
       - А она и занималась до того, как в ваш городок переехать. У нее мама была балериной. Покончила с собой после того, как отец Светы погиб. Девочку взяли под опеку сестра матери с мужем. Они забрали ее из танцевальной студии при театре и переехали. Хотели оградить ее от влияния злых языков и боялись, что она повторит судьбу матери.
       - А я-то почему в этом виновата? Светка уроки прогуливала. Я как лучше хотела! Как бы она экзамены сдавала? А так она смогла в институт поступить. Вон, на заводе работает. Технологом производства. Все ее уважают, и зарплата хорошая.
       - Не хотела она в этот институт. Она о сцене мечтала. Поступила бы в хореографическое после восьмого класса. Могла бы получать повышенную стипендию, как одаренная и как сирота.
       - А родители?
       - Они бы со временем поняли и приняли ее выбор.
       - Ну, что за профессия – балерина? О будущем нужно было думать! Карьера балерины очень коротка. На пять лет? На десять? А потом что?
       - Потом она могла бы работать педагогом в том же хореографическом, например. Зато мечта бы исполнилась.
       - Я должна была потакать нарушениям правил?
       - Ты даже не поговорила с ней, - ответил обвинитель, не обращая внимания на иронию в голосе подсудимой. - Ты вмешалась в ситуацию, почти ничего не зная о жизни этой девочки, руководствуясь лишь своей собственной правдой. Можно было найти способы не просто устранить нарушение, а помочь человеку. Думаешь, учительница химии не пошла бы на встречу Свете и не помогла бы ей решить проблему с отставанием по предмету?
       - И продолжать обманывать ее родителей?
       - Правда, преподнесенная таким способом, не идет во благо.
       - Правда – есть правда! А по-вашему выходит, что это я во всем виновата?
       - Не только ты. Каждый из участников той истории пройдет свой путь, осознает и отработает свои ошибки. Сейчас – твой Суд. Любой может ошибиться. Любой имеет право на прощение. Но ты даже не заметила своей ошибки. Даже сейчас, после стольких лет, ты не желаешь взглянуть на ситуацию со стороны этой девочки. Теперь взгляни на экран. Кто это?
       На Лиду смотрело изображение молодого человека. Крупные резкие черты лица, светлая вихрастая челка, внимательный взгляд голубых глаз.
       - Ванька Максимов. Бездельник!
       - Почему же бездельник? Посмотри.
       На экране замелькали картинки. Светлое помещение какой-то студии или музея, По стенам развешены фотографии в рамках, в свете вспышек фотокамер стоял тот самый Ванька, только повзрослевший, возмужавший, и что-то рассказывал журналистам в подставленные ему микрофоны. Тот же задумчиво-мечтательный взгляд, только прическа теперь другая. Стильная стрижка, дорогая одежда. А затем кадр сменился, и Лида увидела большую квартиру с видом на ночной город, затененная гостиная, по-холостяцки сдержанная обстановка, небрежно брошенные ключи на журнальный столик перед фотографией в рамке.
       - Кто на фото? – спросил обвинитель.
       - Маришка, - Лида рассматривала юное личико дочери на фото. Когда-то она была такой. Выгоревшая на солнце челка, длинные волнистые волосы по плечам.
       - Он ее никогда не забывал. А теперь посмотри сюда.
       На экране появился другой интерьер. На диване, закутанная в плед, дремала светловолосая женщина немного за тридцать. На подлокотнике сиротливо застыла почти пустая бутылка вина. На коленях ноутбук, показывающий в пустоту сцены какого-то сериала. Толстый рыжий кот пристроился под боком хозяйки.
       Лида не заметила, как за прошедшие годы изменилась дочь. Куда делась та легкая озорная улыбка, которая цвела на Маришкином лице на Ванькином фото? Милые непослушные кудряшки сменила аккуратная сдержанная короткая стрижка.
       - Она счастлива? – спросил обвинитель.
       - У нее все хорошо. Работа, квартира.
       - Чего ты заладила? «Работа», «квартира», «завод». Как ты думаешь, почему она до сих пор одна?
       - А я говорила ей, но она ж не слушает. Сейчас молодежь карьеру делает. Чайлдфри, - неодобрительно констатировала Лида. – А ей, между прочим, уже за тридцать. Время уходит.
       - Никогда она не была против детей. Просто она закрыла свою душу. Если так будет и дальше, ей никогда ни с кем не повезет.
       - Она ж никогда ни с кем нас не знакомила.
       - Неправда. Знакомила. С Ванькой.
       - С Ванькой… - раздраженно буркнула Лида. – Кем был этот Ванька? Голодранец. Ни образования, ни будущего. Не учился, не работал. Только с фотоаппаратом своим бегал везде. Мать – пьяница, двух слов связать не могла.
       - Не была она пьяницей. Ее инсульт разбил, вот и работала уборщицей. Но и в этом случае ты не захотела разбираться.
       - Чего там было разбираться? Маришка блестяще училась. Одна из лучших на курсе. Перспективы. А из-за Ваньки она тогда совсем спятила. Моталась с ним по каким-то захолустьям.
       - Каждый человек имеет право на смену жизненных устремлений. Разве у нее начались проблемы с учебой? Она забросила институт?
       - Нет, - моргнула в замешательстве Лида, но тут же нашлась. – Раньше она всю себя вкладывала в учебу, тянулась, старалась, в конференциях участвовала. Она могла потерять все это, пока носилась с этим Ванькой по лесам и горам.
       - И поэтому ты ускорила ему призыв в армию? И не куда-то, а в морской флот. Чтоб подольше и подальше.
       - Я думала о будущем дочери. Ванька ей мешал.
       - Зато теперь он не мешает ей сидеть одной в квартире в субботу вечером и пить вино в компании кота.
       - Они сами поссорились.
       - Он звонил, хотел помириться, а ты сказала, что Марина ушла со Стасом.
       - Я не говорила, что они пошли на свидание. Он сам так решил.
       - А ты не стала разубеждать.
       - Если бы он любил, он бы ей верил.
       - Им было по девятнадцать лет. Какой мудрости и доверия ты от них ждала? Зато телефон своего одноклассника, служащего в военкомате, ты вовремя нашла.
       - Ничего, не умер же он там. Да и Маринка. Поскучала немного и вернулась к своей обычной жизни. Выучилась, карьера на взлет пошла, устроилась.
       - Как она устроилась? Семьи нет, детей нет, друзей тоже не особенно много. Одни коллеги. Сидит дома и в одиночестве вино пьет.
       - Разве она похожа на пьяницу? У нее проекты вон какие интересные. Она по заграницам с клиентами катается. Весь мир объездила.
       - Нужно же чем-то жизнь заполнять, вот и заполняет работой. А знаешь, что с ней будет дальше? Она узнает, что ты умерла, похоронит и оплачет тебя, а потом наткнется в интернете на Ванькино интервью и найдет его. Да! Сама! Первая ему напишет! Кошмар, да? Никакой гордости! Так ты думаешь? А сын твой?
       - А что с Сашкой?
       - В случае с твоим сыном все факты причинения ему добра объединены в один, но очень продолжительный по времени. Ты зачем в нем мужчину убила?
       - Я убила?!! Он женат, у него дети есть.
       - Ты научила его, что его мнение не имеет веса. Ты зачем с ним уроки до восьмого класса делала?
       - Если бы его не контролировали, он бы их совсем не делал.
       - А зачем каждый вечер портфель проверяла?
       - Так, забудет же что-нибудь!
       - Ну и пусть забыл бы.
       - Зачем? Двойки ни за что хватать?
       - После пары двоек и правильного разговора научился бы не забывать. Может, и не сразу, но постепенно. А ты ругала его за несамостоятельность и забывчивость, а сама забирала у него возможности научиться быть ответственным. Ты делала с ним уроки, писала за него сочинения, узнавала домашнее задание и показывала ему, что за него кто-то другой все сделает. Вот и внесли его в списки на отчисление из института после первого курса.
       - Но его же не отчислили! – торжествующе возразила Лида.
       - Да, потому что ты бегала в деканат каждый день.
       - Я должна была спокойно смотреть, как его выгоняют из института и ничего не делать? Маринка выучилась блестяще, что же, сына надо было бросить без поддержки?
       - Поддержка и диктат – разные вещи. И дети твои разные, как и все живые люди. Дочь – упорная и прагматичная. Сын – мечтатель и выдумщик. Кто тебе сказал, что он плохой просто от того, что не похож на сестру? Ты лишила его еще одного урока в жизни. А теперь жена выбирает за него куда они поедут отдыхать, какие брюки он хочет носить. Начальник решает за него, выходить ли ему работать в выходные и платить ли ему за это зарплату. А твой Сашка молча злится и даже возразить ему вслух не может, потому что в глубине души и сам считает, что его мнение ничего не значит. Знаешь, какое будущее ждет твоего сына? Ему осталось жить недолго. Через пару лет у него обнаружат рак в четвертой стадии. А все из-за злобы, которую он подавляет в себе, из-за ощущения собственной никчемности.
       Обвинитель говорил и говорил о ее все новых «преступлениях», выворачивал на изнанку смысл поступков. Ее коллеги, друзья, многие из которых давно перешли в разряд бывших… По мнению невидимого прокурора, многим из них Лида причинила добро. Эта мысль по-прежнему никак не укладывалась в разуме.