Старинному Поместью много лет. Так много, что уже никто и не помнит – сколько. Давно нет в живых тех, кто когда-то разбивал сад – копал ямки для молодых саженцев и высаживал вдоль аллей кусты роз. Давно заброшен и Старый Особняк, в котором жили хозяева.
Иногда кажется, что в длинных полутёмных коридорах Особняка навсегда поселилась густая вязкая тишина. Солнечный свет с трудом проникает сквозь мутные, покрытые паутиной окна, алыми отблесками дрожит на острых сколах разбитых стёкол, путается в зеленовато-бордовых плетях вольно разросшегося дикого винограда. А когда-то детский смех и топот босых ножек будили здесь многоголосое радостное эхо. Теперь же лишь смутные серебристо-серые тени отражаются в мутной белизне развешанных по стенам пыльных зеркал…
Но здесь до сих пор живут… Живут те, кто продолжает ухаживать за Садом, благодаря кому до сих пор всё лето благоухают розы, а по осени наливаются сладким соком краснобокие яблоки. Их нельзя увидеть, с ними нельзя поговорить. Лишь иногда можно заметить мелькнувшую среди деревьев расплывчатую тень да услышать обрывок донесённого ветром торопливого разговора или затихающий смешок...
Старинное Поместье переживало разные времена – от полного достатка до глубокого забвения. Бывало, что в Особняке жило сразу около трёх десятков человек – семейная пара с детьми и внуками вместе с двумя дюжинами слуг, а бывало, что одинокий старик за книгой в дрожащем свете керосиновой лампы коротал в нём долгие осенние вечера.
Истории многих поколений навечно вписаны в страницы книги жизни Поместья – потёртостями на устилающих полы коврах, щербинами на стенах и вытертыми до блеска деревянными перилами лестниц со скрипучими ступенями…
Всё это здесь – наскоро набросанный детской шаловливой рукой рисунок на обоях со смазанным краем, оставшимся, когда сорванец был схвачен безжалостной рукой строгого воспитателя; маленькое круглое отверстие в стекле окна второго этажа от прилетевшей из глубины сада пули; трещина в двери, куда угодил топор в руках безумца; изысканный серебряный сервиз в зеленоватых разводах патины на круглом резном столике; тёмное пятно на стене, прикрытое затканным золотыми и багровыми нитями гобеленом…
Теперь здесь никого нет…
Но чьи же шаги раздаются в гулкой тишине сумрачных коридоров и длинных витиеватых лестниц? Кто по ночам зажигает свет в крохотной каморке на чердаке? Чей нежный голос напевает колыбельную в отделанной розовым бархатом детской? И кто раскачивает старинное кресло-качалку, чей скрип разносится по верхнему этажу Особняка? И кто же каждое полнолуние так великолепно играет очаровательные сонаты на инкрустированном перламутром клавесине?
Старинное Поместье не даёт ответов. Вот уже долгие годы хранит оно свои тайны…
Здесь множество комнат – гостиные, спальни, библиотеки, кухни, столовые.
Эта просторная комната с каменными стенами и мозаичным полом, в которой гулко отдаются шаги, встречает тебя покоем и прохладой. Останавливаешься посредине, осматриваешься. Повсюду стеллажи - высокие, под самый потолок, доверху заставленные книгами. Книги - не простые, старинные. Каждая - произведение искусства, каждая - чудо. Страницы, впитавшие дух десятилетий, что одно за другим, не спеша прошли через эту комнату. Обложки, инкрустированные драгоценными камнями.
И запах, особенный запах комнаты, полной книг, созданных давным-давно...
Чем пахнут древние книги с пожелтевшими от времени хрупкими страницами в ветхих кожаных и бархатных переплётах? Сухим шалфеем, остывшим пеплом и перестоявшим крепким чаем. Сырым мхом, высохшими ноябрьскими розами и горьковатой сладостью старого горчичного мёда.
Древние книги пахнут усталыми звёздами, холодной заиндевевшей землёй и пыльными дорогами...
А в глубине дома, словно в тайнике, за длинной анфиладой арок скрывается большая прямоугольная комната, полная пыли и сумрачной тишины. Лишь иногда леденящий душу шёпот доносится из-за неплотно прикрытой двери из массива чёрного дуба. Даже обитатели Особняка не заходят внутрь, стараясь обойти комнату по самым дальним лестницам.
В отсыревших углах растут плесневые грибы, похожие на серовато-зелёную влажную замшу. Со стен свисают остатки когда-то роскошных, а теперь выцветших, потерявших всякий цвет обоев. Подоконники усыпаны иссохшими буро-коричневыми тельцами ночных мотыльков. Пол, выложенный плиткой в разводах трещин, покрыт густым слоем пыли; запах тлена, чем-то неуловимо напоминающий аромат вянущего жасмина, витает повсюду. Иногда пролетевший сквозняк сметает с пола пыль, придавая очистившимся местам очертания отпечатков изящных босых женских ступней. На потолке по углам колышется густая паутина, похожая на рваные старческие траурные вуали. В тусклом свете бледного солнечного луча, робко проникшего сквозь узкую брешь в сплошной стене жухлого девичьего винограда, в безумном танце кружатся мириады пылинок.
На стене, меж двух резных колонн из потрескавшегося чёрного мрамора висит старинное зеркало в массивной вычурной раме из золочённого красного дерева. В нижней части рамы выгравирована надпись: «Луи Арпо, 1743 год"...
Не стоит задерживаться надолго в этом странном безлюдном месте, пропахшем сырой известью и влажной землёй. Даже если снаружи изнурительная жара не даёт дышать, а полутёмные своды длинных коридоров манят прохладой и хрустальными графинами с кристально-чистой водой. Не стоит… Слишком дорого придётся заплатить за каждое мгновение, проведённое в сумрачных комнатах с высокими потолками.
Те, кто давно лишён собственного тела, зачастую слишком высоко ценят тепло чужой жизни. И готовы на многое, чтобы добыть хотя бы несколько искорок этого благословенного тепла. А заблудившись в лабиринте лестниц и коридоров, можно так и не суметь отыскать обратной дороги…
И всё же запустение до сих пор не сумело проникнуть в каждый уголок Особняка. Некоторые комнаты всё ещё обитаемы и ухожены, хотя время и наложило на них свой отпечаток. Побывав в одной из них, поймёшь, насколько изысканным и гармоничным может быть сочетание запахов пыли, осевшей на давно раскрытых страницах позабытой книги и свежесорванных ландышей, когда, безропотно умирая, они отдают весь свой чувственно-сладкий аромат без остатка… И как красиво ложится на старинные венецианские кружева, что перебирают тонкие девичьи руки, желтоватый свет фонарей, в вечерний час несмело проникший сквозь неплотно сомкнутые портьеры из дымчатого шёлка…
Пройдясь по всем этажам и коридорам Особняка, захочется выйти на свежий воздух. Не побоишься ли ты лесного полумрака, наполненного многочисленными шорохами и таинственными шёпотами? Напоённого ароматом диких трав, в котором причудливо смешались горечь зверобоя и сладость земляники? Здесь ворсистый ковёр из мха пружинит под ногами, а ветви деревьев настойчиво касаются твоих плеч и рук. Старый заброшенный сад, уже куда больше похожий на самый настоящий колдовской лес ждёт, смотрит молчаливо и насмешливо. Осмелишься ли ты войти под его тёмный полог?
...Здесь тихо, лишь шорох в туманах подлунных,
Да шепчутся травы в предутренней стыни,
И ветер как будто играет на струнах...
И словно алмазы - роса в паутине...
Старые качели давно забыли, как звучат детские голоса и смех. Но каждый раз, когда с низин в старый сад поднимается особенно густой туман и заволакивает всё вокруг, из этой беспросветной молочной пелены доносится мерный скрип давно никем не смазываемых цепей...
Это в старом саду ветер играет в прятки с призраками давно ушедших лет... А по вечерам в зарослях плетистых роз слышен тихий смех, и шёпот мраморных статуй заставляет покрываться мурашками кожу случайно забредшего в старинный сад усталого путника...
...Колышутся тусклые тени в глубоком старинном пруду,
И белые бродят олени в заросшем малиной саду...
Здесь любое видение может обернуться явью, а любая явь может оказаться лишь бесплотной фантазией... Здесь под каждой травинкой, под каждым листом папоротника притаилось воспоминание...
История 1. Ожерелье графини Эвелины
Ночь – душная и влажная, пахнущая жасмином и восточными лилиями – медленно опускается на густо заросший сад, окружающий старинный Особняк. Где-то в глубине сада слышно журчание ручья, похожее на чей-то торопливый шёпот.
Чёрный кот, чья шерсть глянцевито поблёскивает в лунном свете, осторожно пробирается по узкому карнизу верхнего этажа. Добравшись до ниши меж двух окон, он удобно устраивается в ней и лениво осматривает простирающийся вокруг парк, в котором нашлось место плодовому саду и огромной оранжерее, целым рощицам деревьев и лужайкам, зелёным полянам, быстрым серебристым ручьям и озеру с неподвижной тёмно-синей водой.
Застыв, словно изваяние, кот немигающим взглядом зелёных глаз смотрит в темноту – молчаливый и неподвижный, словно неотъемлемая часть ночи. Эта картина точь-в-точь повторяет ту, что запечатлелась в глазах вселенной более трёхсот лет назад. Такая же душная ароматная ночь, такой же чёрный кот, больше похожий на сгусток ожившей тьмы – любимец юной красавицы-графини…
…Несколько веков назад, здесь, в Поместье, жила юная графиня, чьи красота, ум и любовь к чёрным кошкам снискали ей недобрую славу ведьмы. Шла молва, что своими чарами Эвелина – так её звали – опутала старого графа, который ради любви к прелестнице пошёл на то, чтобы избавиться от жены и дочери. Однажды несчастные просто исчезли и их тела так никогда и не были найдены. Деньги и власть помогли графу избежать обвинения в убийстве, но они не смогли защитить его от участи, подобной той, что он уготовил прежней супруге и дочери. В качестве свадебного дара новоиспечённой графине было преподнесено изумительное колье старинной работы из белого золота и изумрудов, которое она, одев, больше никогда не снимала. Злые языки поговаривали, что вовсе не сам граф, а именно это колье – удивительно красивое и по слухам обладающее магическими свойствами – и привлекло красавицу. Сама же невеста оказалась бесприданницей, привезя с собой в Поместье лишь небольшой резной сундучок тёмного дерева и своего давнего любимца – крупного кота с антрацитовой шерстью и глазами, похожими на травянисто-зелёные изумруды в её свадебном подарке. Выполняя причуду молодой жены, граф заказал для её любимца ошейник – маленькую копию подаренного супруге ожерелья.
Сам же старый аристократ, женившись на юной красавице, недолго наслаждался удовольствиями новой жизни – не прошло и двух месяцев, как он тихо умер в своей постели.
Других наследников, кроме исчезнувших первой жены и дочери у графа не было, и графиня осталась полновластной хозяйкой огромного поместья. Не обошлось без пересудов – поговаривали, что граф умер не просто так и что двойное убийство было совершено им под действием колдовских чар, что навела на него юная красавица.
Но она лишь смеялась в лицо своим недоброжелателям и жила так, как считала нужным. В Поместье часто давались балы и приёмы, на которых Эвелина блистала в роскошных, шитых серебром и золотом нарядах.
Помимо обычных светских развлечений, графиня устраивала и другие приёмы, попасть на которые было не так просто, как на первые. Там играли совсем иную музыку, танцевали совсем иные танцы, а напитки, что щедро лились в высокие бокалы, больше походили на кровь, чем на красное вино.
Поговаривали, что где-то в Особняке находилась тайная комната, в которой графиня проводила магические обряды, позволяющие ей сохранять красоту и молодость. И ведь на самом деле – годы шли, но не оставляли ни малейшего следа на чертах красавицы.
Ей неоднократно предлагали выйти замуж, но она всем отказывала. У неё было множество друзей и покровителей, но хватало недоброжелателей и завистников, алчно поглядывающих на богатства Поместья.
Постепенно наговоры и интриги сделали своё дело и красавица-графиня впала к немилость.
Однажды ночью за ней приехали. В ту пору уже распустились лилии и сладкий удушающий аромат растекался по саду. Эвелина не стала скрываться и оттягивать неизбежное. Готовая принять свою судьбу, она стояла на крыльце в простом чёрном платье, без единого украшения, прижимая к груди своего любимца – чёрного кота. Говорили, что она нашёптывала ему что-то на ухо, а потом выпустила из рук и спокойно последовала за своими пленителями.
Её увезли на суд в столицу. Но настоящего суда не получилось – от страха или от пережитого потрясения рассудок графини повредился и она попросту превратилась в безвольную куклу. Она потеряла дар речи, не могла связно мыслить и даже стоять без посторонней помощи.
Стылым осенним днём под улюлюканье толпы её сожгли на городской площади.
Поместье опечатали и несколько лет оно пустовало. В нём многократно проводились обыски, но была найдена лишь малая часть хранящихся в нём драгоценностей. В числе пропавших украшений числилось и роскошное изумрудное колье.
Затем у Поместья появились новые хозяева. Ни раз и ни два встречали они крупного чёрного кота, который появлялся и исчезал, когда считал нужным. Никому не удавалось приручить его – он не подходил к людям, лишь презрительно посматривал на них взглядом, полным тайного знания…
…Чёрный кот сторожко прислушивается к шёпоту ветра в кронах деревьев. Внизу, вдоль стены Особняка, шустро перебирая маленькими лапками, пробирается мышь. Кот слышит её, но даже не смотрит в её сторону – эта добыча его не интересует. Он поворачивает голову и переводит взгляд на заросшую травой дорогу, что ведёт к воротам Поместья. Лунный свет, преломившись под нужным углом, зелёными искрами отражается от охватывающего его шею изумрудного ошейника.
Иногда кажется, что в длинных полутёмных коридорах Особняка навсегда поселилась густая вязкая тишина. Солнечный свет с трудом проникает сквозь мутные, покрытые паутиной окна, алыми отблесками дрожит на острых сколах разбитых стёкол, путается в зеленовато-бордовых плетях вольно разросшегося дикого винограда. А когда-то детский смех и топот босых ножек будили здесь многоголосое радостное эхо. Теперь же лишь смутные серебристо-серые тени отражаются в мутной белизне развешанных по стенам пыльных зеркал…
Но здесь до сих пор живут… Живут те, кто продолжает ухаживать за Садом, благодаря кому до сих пор всё лето благоухают розы, а по осени наливаются сладким соком краснобокие яблоки. Их нельзя увидеть, с ними нельзя поговорить. Лишь иногда можно заметить мелькнувшую среди деревьев расплывчатую тень да услышать обрывок донесённого ветром торопливого разговора или затихающий смешок...
Старинное Поместье переживало разные времена – от полного достатка до глубокого забвения. Бывало, что в Особняке жило сразу около трёх десятков человек – семейная пара с детьми и внуками вместе с двумя дюжинами слуг, а бывало, что одинокий старик за книгой в дрожащем свете керосиновой лампы коротал в нём долгие осенние вечера.
Истории многих поколений навечно вписаны в страницы книги жизни Поместья – потёртостями на устилающих полы коврах, щербинами на стенах и вытертыми до блеска деревянными перилами лестниц со скрипучими ступенями…
Всё это здесь – наскоро набросанный детской шаловливой рукой рисунок на обоях со смазанным краем, оставшимся, когда сорванец был схвачен безжалостной рукой строгого воспитателя; маленькое круглое отверстие в стекле окна второго этажа от прилетевшей из глубины сада пули; трещина в двери, куда угодил топор в руках безумца; изысканный серебряный сервиз в зеленоватых разводах патины на круглом резном столике; тёмное пятно на стене, прикрытое затканным золотыми и багровыми нитями гобеленом…
Теперь здесь никого нет…
Но чьи же шаги раздаются в гулкой тишине сумрачных коридоров и длинных витиеватых лестниц? Кто по ночам зажигает свет в крохотной каморке на чердаке? Чей нежный голос напевает колыбельную в отделанной розовым бархатом детской? И кто раскачивает старинное кресло-качалку, чей скрип разносится по верхнему этажу Особняка? И кто же каждое полнолуние так великолепно играет очаровательные сонаты на инкрустированном перламутром клавесине?
Старинное Поместье не даёт ответов. Вот уже долгие годы хранит оно свои тайны…
Здесь множество комнат – гостиные, спальни, библиотеки, кухни, столовые.
Эта просторная комната с каменными стенами и мозаичным полом, в которой гулко отдаются шаги, встречает тебя покоем и прохладой. Останавливаешься посредине, осматриваешься. Повсюду стеллажи - высокие, под самый потолок, доверху заставленные книгами. Книги - не простые, старинные. Каждая - произведение искусства, каждая - чудо. Страницы, впитавшие дух десятилетий, что одно за другим, не спеша прошли через эту комнату. Обложки, инкрустированные драгоценными камнями.
И запах, особенный запах комнаты, полной книг, созданных давным-давно...
Чем пахнут древние книги с пожелтевшими от времени хрупкими страницами в ветхих кожаных и бархатных переплётах? Сухим шалфеем, остывшим пеплом и перестоявшим крепким чаем. Сырым мхом, высохшими ноябрьскими розами и горьковатой сладостью старого горчичного мёда.
Древние книги пахнут усталыми звёздами, холодной заиндевевшей землёй и пыльными дорогами...
А в глубине дома, словно в тайнике, за длинной анфиладой арок скрывается большая прямоугольная комната, полная пыли и сумрачной тишины. Лишь иногда леденящий душу шёпот доносится из-за неплотно прикрытой двери из массива чёрного дуба. Даже обитатели Особняка не заходят внутрь, стараясь обойти комнату по самым дальним лестницам.
В отсыревших углах растут плесневые грибы, похожие на серовато-зелёную влажную замшу. Со стен свисают остатки когда-то роскошных, а теперь выцветших, потерявших всякий цвет обоев. Подоконники усыпаны иссохшими буро-коричневыми тельцами ночных мотыльков. Пол, выложенный плиткой в разводах трещин, покрыт густым слоем пыли; запах тлена, чем-то неуловимо напоминающий аромат вянущего жасмина, витает повсюду. Иногда пролетевший сквозняк сметает с пола пыль, придавая очистившимся местам очертания отпечатков изящных босых женских ступней. На потолке по углам колышется густая паутина, похожая на рваные старческие траурные вуали. В тусклом свете бледного солнечного луча, робко проникшего сквозь узкую брешь в сплошной стене жухлого девичьего винограда, в безумном танце кружатся мириады пылинок.
На стене, меж двух резных колонн из потрескавшегося чёрного мрамора висит старинное зеркало в массивной вычурной раме из золочённого красного дерева. В нижней части рамы выгравирована надпись: «Луи Арпо, 1743 год"...
Не стоит задерживаться надолго в этом странном безлюдном месте, пропахшем сырой известью и влажной землёй. Даже если снаружи изнурительная жара не даёт дышать, а полутёмные своды длинных коридоров манят прохладой и хрустальными графинами с кристально-чистой водой. Не стоит… Слишком дорого придётся заплатить за каждое мгновение, проведённое в сумрачных комнатах с высокими потолками.
Те, кто давно лишён собственного тела, зачастую слишком высоко ценят тепло чужой жизни. И готовы на многое, чтобы добыть хотя бы несколько искорок этого благословенного тепла. А заблудившись в лабиринте лестниц и коридоров, можно так и не суметь отыскать обратной дороги…
И всё же запустение до сих пор не сумело проникнуть в каждый уголок Особняка. Некоторые комнаты всё ещё обитаемы и ухожены, хотя время и наложило на них свой отпечаток. Побывав в одной из них, поймёшь, насколько изысканным и гармоничным может быть сочетание запахов пыли, осевшей на давно раскрытых страницах позабытой книги и свежесорванных ландышей, когда, безропотно умирая, они отдают весь свой чувственно-сладкий аромат без остатка… И как красиво ложится на старинные венецианские кружева, что перебирают тонкие девичьи руки, желтоватый свет фонарей, в вечерний час несмело проникший сквозь неплотно сомкнутые портьеры из дымчатого шёлка…
Пройдясь по всем этажам и коридорам Особняка, захочется выйти на свежий воздух. Не побоишься ли ты лесного полумрака, наполненного многочисленными шорохами и таинственными шёпотами? Напоённого ароматом диких трав, в котором причудливо смешались горечь зверобоя и сладость земляники? Здесь ворсистый ковёр из мха пружинит под ногами, а ветви деревьев настойчиво касаются твоих плеч и рук. Старый заброшенный сад, уже куда больше похожий на самый настоящий колдовской лес ждёт, смотрит молчаливо и насмешливо. Осмелишься ли ты войти под его тёмный полог?
...Здесь тихо, лишь шорох в туманах подлунных,
Да шепчутся травы в предутренней стыни,
И ветер как будто играет на струнах...
И словно алмазы - роса в паутине...
Старые качели давно забыли, как звучат детские голоса и смех. Но каждый раз, когда с низин в старый сад поднимается особенно густой туман и заволакивает всё вокруг, из этой беспросветной молочной пелены доносится мерный скрип давно никем не смазываемых цепей...
Это в старом саду ветер играет в прятки с призраками давно ушедших лет... А по вечерам в зарослях плетистых роз слышен тихий смех, и шёпот мраморных статуй заставляет покрываться мурашками кожу случайно забредшего в старинный сад усталого путника...
...Колышутся тусклые тени в глубоком старинном пруду,
И белые бродят олени в заросшем малиной саду...
Здесь любое видение может обернуться явью, а любая явь может оказаться лишь бесплотной фантазией... Здесь под каждой травинкой, под каждым листом папоротника притаилось воспоминание...
История 1. Ожерелье графини Эвелины
Ночь – душная и влажная, пахнущая жасмином и восточными лилиями – медленно опускается на густо заросший сад, окружающий старинный Особняк. Где-то в глубине сада слышно журчание ручья, похожее на чей-то торопливый шёпот.
Чёрный кот, чья шерсть глянцевито поблёскивает в лунном свете, осторожно пробирается по узкому карнизу верхнего этажа. Добравшись до ниши меж двух окон, он удобно устраивается в ней и лениво осматривает простирающийся вокруг парк, в котором нашлось место плодовому саду и огромной оранжерее, целым рощицам деревьев и лужайкам, зелёным полянам, быстрым серебристым ручьям и озеру с неподвижной тёмно-синей водой.
Застыв, словно изваяние, кот немигающим взглядом зелёных глаз смотрит в темноту – молчаливый и неподвижный, словно неотъемлемая часть ночи. Эта картина точь-в-точь повторяет ту, что запечатлелась в глазах вселенной более трёхсот лет назад. Такая же душная ароматная ночь, такой же чёрный кот, больше похожий на сгусток ожившей тьмы – любимец юной красавицы-графини…
…Несколько веков назад, здесь, в Поместье, жила юная графиня, чьи красота, ум и любовь к чёрным кошкам снискали ей недобрую славу ведьмы. Шла молва, что своими чарами Эвелина – так её звали – опутала старого графа, который ради любви к прелестнице пошёл на то, чтобы избавиться от жены и дочери. Однажды несчастные просто исчезли и их тела так никогда и не были найдены. Деньги и власть помогли графу избежать обвинения в убийстве, но они не смогли защитить его от участи, подобной той, что он уготовил прежней супруге и дочери. В качестве свадебного дара новоиспечённой графине было преподнесено изумительное колье старинной работы из белого золота и изумрудов, которое она, одев, больше никогда не снимала. Злые языки поговаривали, что вовсе не сам граф, а именно это колье – удивительно красивое и по слухам обладающее магическими свойствами – и привлекло красавицу. Сама же невеста оказалась бесприданницей, привезя с собой в Поместье лишь небольшой резной сундучок тёмного дерева и своего давнего любимца – крупного кота с антрацитовой шерстью и глазами, похожими на травянисто-зелёные изумруды в её свадебном подарке. Выполняя причуду молодой жены, граф заказал для её любимца ошейник – маленькую копию подаренного супруге ожерелья.
Сам же старый аристократ, женившись на юной красавице, недолго наслаждался удовольствиями новой жизни – не прошло и двух месяцев, как он тихо умер в своей постели.
Других наследников, кроме исчезнувших первой жены и дочери у графа не было, и графиня осталась полновластной хозяйкой огромного поместья. Не обошлось без пересудов – поговаривали, что граф умер не просто так и что двойное убийство было совершено им под действием колдовских чар, что навела на него юная красавица.
Но она лишь смеялась в лицо своим недоброжелателям и жила так, как считала нужным. В Поместье часто давались балы и приёмы, на которых Эвелина блистала в роскошных, шитых серебром и золотом нарядах.
Помимо обычных светских развлечений, графиня устраивала и другие приёмы, попасть на которые было не так просто, как на первые. Там играли совсем иную музыку, танцевали совсем иные танцы, а напитки, что щедро лились в высокие бокалы, больше походили на кровь, чем на красное вино.
Поговаривали, что где-то в Особняке находилась тайная комната, в которой графиня проводила магические обряды, позволяющие ей сохранять красоту и молодость. И ведь на самом деле – годы шли, но не оставляли ни малейшего следа на чертах красавицы.
Ей неоднократно предлагали выйти замуж, но она всем отказывала. У неё было множество друзей и покровителей, но хватало недоброжелателей и завистников, алчно поглядывающих на богатства Поместья.
Постепенно наговоры и интриги сделали своё дело и красавица-графиня впала к немилость.
Однажды ночью за ней приехали. В ту пору уже распустились лилии и сладкий удушающий аромат растекался по саду. Эвелина не стала скрываться и оттягивать неизбежное. Готовая принять свою судьбу, она стояла на крыльце в простом чёрном платье, без единого украшения, прижимая к груди своего любимца – чёрного кота. Говорили, что она нашёптывала ему что-то на ухо, а потом выпустила из рук и спокойно последовала за своими пленителями.
Её увезли на суд в столицу. Но настоящего суда не получилось – от страха или от пережитого потрясения рассудок графини повредился и она попросту превратилась в безвольную куклу. Она потеряла дар речи, не могла связно мыслить и даже стоять без посторонней помощи.
Стылым осенним днём под улюлюканье толпы её сожгли на городской площади.
Поместье опечатали и несколько лет оно пустовало. В нём многократно проводились обыски, но была найдена лишь малая часть хранящихся в нём драгоценностей. В числе пропавших украшений числилось и роскошное изумрудное колье.
Затем у Поместья появились новые хозяева. Ни раз и ни два встречали они крупного чёрного кота, который появлялся и исчезал, когда считал нужным. Никому не удавалось приручить его – он не подходил к людям, лишь презрительно посматривал на них взглядом, полным тайного знания…
…Чёрный кот сторожко прислушивается к шёпоту ветра в кронах деревьев. Внизу, вдоль стены Особняка, шустро перебирая маленькими лапками, пробирается мышь. Кот слышит её, но даже не смотрит в её сторону – эта добыча его не интересует. Он поворачивает голову и переводит взгляд на заросшую травой дорогу, что ведёт к воротам Поместья. Лунный свет, преломившись под нужным углом, зелёными искрами отражается от охватывающего его шею изумрудного ошейника.
