Давай перевернём Вселенную!

21.11.2022, 18:31 Автор: Октавия Колотилина

Закрыть настройки

Показано 1 из 49 страниц

1 2 3 4 ... 48 49


Глава 1.


       
       Москва цвела. Откипели вишни, яблони стыдливо уронили с румяных кочанчиков лепестки, и распустилось любимое Ингино: сирень. По всему бульвару вздымались нежные облака — лиловая, сахарно-белая, голубоватая. Розовая с бордовыми бутонами дольше всех церемонится, придерживает красоту.
       
       Тёмные от сока каштаны украшены, словно торты, кремовыми кистями. Их хочется нюхать, чтобы в губы тыкались упругие соцветия — а они не пахнут, только чиркают по щекам шоколадной пыльцой.
       
       Защиту кандидатской перенесли на май; так даже хорошо, пусть. Инга сейчас лучилась весенним, неудержимым солнцем, канареечный деловой костюм с юбкой по колено, казалось, состоял из одуванчиков, и соломенные волосы, и любимые серёжки-лисички словно вобрали в себя окрестное буйство.
       
       Она защитится сегодня, и никакой Полиневич её больше не завалит, как бы этот упёртый циркуль не придирался. «Циркулем» его прозвали студенты, за длинные ноги и круговые покачивания туловища: профессор начинал их выделывать, когда слушал очередную жертву на экзамене. Мальчишкам-то благоволил; но девушкам, по его мнению, нечего делать в науке. «Пеки-ка лучше пироги» — его любимая фраза для заплаканной соискательницы.
       
       Пироги Инга не умела печь от слова «рукопоп». Разбить яйца пополам со скорлупой на сковородку — это пожалуйста. Главное, не забыть плиту включить.
       
       Да боялась Инга не столько самой защиты, сколько того, что случится после.
       
       А оно случится.
       
       Перешла улицу, до здания академии пара дворов. Всегда пролетала газон наискось по тропинке, но сейчас вдруг встала перед ним. Тропинкой идти не хотелось, тянуло на асфальтированную дорожку, которая длиннее.
       
       Такое чувство, как будто кто-то внутри поднимает табличку со знаком «стоп»: так не делай, делай по-другому. В детстве оно возникало особенно часто, Инга лет в шесть даже объявила ему забастовку и нарочно поступала наоборот. Именно тогда два раза ломала руку, попала под маршрутку, лежала в больнице. С тех пор не доверять интуиции расхотелось.
       
       Послушно протопала по длинной дорожке.
       
       Знакомый молоденький клён, зелёный, звонкий, распушился к июню. Так приятно запустить мысленно руку в нежную крону, нащупать тёплый серебристый сгусток и ощутить, насколько радостно он отвечает. Не то, что берёза — та стоит всегда букой, еле-еле длинными ветвями шлёпает, потянешься к ней, а она и не поздоровается. Холодная. Даже сейчас, весной.
       
       В привычке общаться с деревьями нет чего-то из ряда вон: все так делают, просто никто не признаётся.
       
       За кустами мелькнула сутулая спина в вязаной кофте — Танюха, она же вчера защищалась, расспросить надо! Вот если бы Инга по тропинке пошла, пересеклись. А теперь чего на пол-улицы кричать? Эх.
       
       В зал заседаний вошла первой, даже секретаря ещё не было. На длинном столе для каждого члена Учёного совета стояла бутылочка воды, лежали раздаточный материал, блокнотик и ручка. Настырное щекочущее чувство снова начало толкать под локоть: хотелось поменять ручки у центрального места с левым крайним.
       
       Инга вздохнула. Это же глупости, просто мандраж. Оглянулась: камер здесь не установлено? Нет, вроде.
       
       И поменяла.
       
       Позвонил курьер. Пока бегала и в соседней аудитории накрывала банкет, зал заполнился. Члены совета тоже уже расселись, Инга еле успела наладить презентацию на проекторе. Начала с представления работы, потом пошёл обзор известных средств для подавления развития злокачественных новообразований. Переключала диаграммы по результатам доклинических испытаний, взахлёб рассказывая о том, как отлично показывает себя новый препарат, сколько жизней удастся спасти, если довести его до производства.
       
       Она так увлеклась, что не сразу заметила: Полиневич выделывает круги, и круги становятся всё шире. Не нравится, раздражён! Вот как засыплет…
       
       И действительно, стоило ей закончить, он сложил пальцы домиком, и, глядя искоса, спросил:
       
       — Инга Валерьевна. Вы такая красивая сегодня, правильные вещи нам тут говорите про развитие медицины, про инновации. А вот позвольте спросить — сколько вам лет?
       
       Этого она никак не ожидала. Тот самый вопрос, проклятый вопрос! Заикаясь, ответила:
       
       — Девят… Девятнадцать.
       
       — Хорошо. Могу я поинтересоваться, каким образом в столь юном возрасте вы стали соискателем на звание кандидата медицинских наук?
       
       Глубоко вдохнув, Инга принялась рассказывать, что в детстве все полки у матери дома были уставлены медицинской литературой. С двух лет научилась читать, штудировала атласы по анатомии. Около пяти пошла в школу экстерном, к десяти сдала выпускные экзамены. Потом поступила в Сеченовку, закончила с отличием…
       
       — Стойте-стойте, — прервал профессор, стукнув по столу. — Вы нам расскажите, на что вы рассчитываете, придя сюда, в зал одного из старейших университетов страны, в девятнадцать? Как считаете, может ли уважаемый совет присудить вам, не проработавшей и пяти лет в медицине, учёную степень, не уронив её статуса?
       
       Инга поняла, что щёки безнадёжно полыхают. Полиневич придирался на каждом этапе, выступал против на всех конференциях, заставлял переделывать и переделывать автореферат, правя сам себя. Завалил осенью. Он не даст ей защититься, так научруку и сказал, что не даст. Попыталась возразить:
       
       — Ускоренное развитие мозговых функций в настоящее время — не такое уж и редкое явление. Если вы посмотрите исследования франкфуртского Института эволюционной биологии…
       
       — Как-как? — переспросил Полиневич высоким голосом, словно сейчас засмеётся. — Что вы предлагаете мне посмотреть? Погодите, запишу, а не то забуду!
       
       Он схватил со стола ручку, щёлкнул ею, чиркнул в чистом блокноте. Ручка не работала; принялся нервно её расписывать, но порвал бумагу и отбросил:
       
       — Вот же барахло стали делать!
       
       Полез за пазуху, достать свою, с золотым пером. Инга прекрасно знала её блеск, и как она стучит по столу, в такт пространным нотациям.
       
       Профессор вдруг принялся хлопать себя по карманам, затем встал. Извиняясь перед сидящими, начал пробираться к выходу.
       
       — Кошелёк в буфете забыл, — буркнул он. — Продолжайте, продолжайте!
       
       Остальные вопросы были по теме диссертации, Инга отвечала с удовольствием, отбила вялую атаку оппонента. После перерыва Полиневича ещё не было; выступил председатель с одобрением работы, за ним каждый из членов совета отметил новизну, глубокую проработку, значимость и прочее. Секретарь суетливо тарабанила мизинцем по протоколу; когда Полиневич вбежал, красный и растрёпанный, но с кошельком, все уже подписали бумаги. Он тоже подмахнул, не без ворчания, правда.
       
       Инга чуть не сползла под стол от облегчения. Получилось! Не может быть!
       
       Но рыдать и смеяться рано: надо проводить банкет.
       
       — Прошу всех на пироги! — срывающимся голосом пригласила она.
       
       — Сама пекла? — сурово воззрился Полиневич.
       
       — Сама, сама, — закивала Инга: оторвала наклейки с логотипами, как только привезли коробки.
       
       В соседней аудитории Любовь Николаевна расставила одноразовые тарелочки, помыла фрукты. Заботливая, обширная и в телесном плане, и в плане тем для разговора, завкафедры была каменной крепостью, за стены которой всегда можно спрятаться от недовольного декана или плана работ, который вот непременно сегодня надо сдать.
       
       — Ой, ножа нету, нечем пироги резать, — всплеснула она руками. — Сбегай, у меня там в лаборатории, в тумбочке, ты знаешь…
       
       Инга быстрым шагом направилась в противоположное крыло, через внутренний двор. Выйдя из здания, с наслаждением вдохнула пропитанный сиренью май, с его щебетом, зелёным шумом, тёплыми лучами, радугой над фонтаном.
       
       Защитилась! Теперь оформить ещё одну кипу бумаг, и через полгода пришлют корочку из ВАКа. Но корочка — не главное, она уже кандидат. Алексей весь обзвонился, скорей бы ему рассказать. А уж мама как обрадуется! Конечно, надо ей поаккуратнее сообщать: ишемия сердца, каждую ночь приходится следить за состоянием и давать лекарства. В больницу не хочет, говорит: «Чего я поеду от дочери-медика к чужим людям?»
       
       Тут накрыла мысль: ведь Полиневич сидел на том самом месте у центра стола, где Инга поменяла ручки. Если бы ручка у него была исправная, он не полез за своей, и тогда… Тогда не обнаружил бы пропажу кошелька, и не отстал, пока не завалил молодую выскочку. А если бы разговорилась с Танюхой, то не успела подменить ручки. Ладно, неважно; главное, удалось.
       
       Вдоль дорожки между липами стояли лохматые пирамидки туи. Левая качнулась — воробьи прыгают? Вдруг из неё высунулись зелёные побеги, толстые, как ростки спаржи, и протянулись к Инге.
       
       Нет-нет-нет-нет, не сейчас!
       
       Она прыгнула в сторону, но каблук подвернулся. С ужасом увидела, что падает прямо на ростки. Сверху тоже накрыла холодная сеть, закрутилась, намертво связывая. Крик не получился: в рот забилось нечто плотное, вроде капусты. Побеги ползли, наматываясь слой за слоем, закрыли свет.
       
       Почему? Почему так рано?!
       
       Инга очнулась в полутьме, в глазах ещё кружились солнечные зайчики. Чёрт…
       
       Выплюнув остатки листьев, поднялась. Да, это он: круглый коридор, словно прорытый гигантским червём ход, весь оплетённый лианами. На уровне глаз из стены выступала полусфера фонаря, через пару шагов — следующая. Запах трав, как на болоте, и вода где-то капает.
       
       Древо. Бесконечная сеть пещер, озёр, залов с садами, лесами, гигантскими поганками. Отдельная вселенная, откуда одинаково далеко как до внутреннего дворика Академии, так и до Альфы Центавра.
       
       Первый раз Инга попала сюда из библиотеки, искала лекарство для Алексея, и нечаянно открыла проход. Тут познакомилась с Доктором, девчонками с разных планет и эпох. Девчонок одну за одной забрали белые твари, семена на тонких ножках, Инга думала, что её тоже загребут; но нет, оказалось, срок ещё не пришёл. Древо было огромной базой знаний, и вбирало в себя тех, кто достиг определённого уровня в каком-либо мастерстве, а Инга ещё тогда не закончила обучение.
       Поэтому ей удалось вырваться обратно в Москву, к Алексею, и даже вылечить его от рака поджелудочной — сделала лекарство, пользуясь рецептом, добытым в Древе.
       
       Чтобы довести «приснившийся» рецепт до ума, Инга поменяла тему уже практически готовой диссертации, дни проводила в лаборатории, а ночи — за составлением бумаг. И теперь, когда она защитилась, когда препарат ещё немного, и отправится на клинические испытания — теперь её забирают, не дав получить заветные корочки.
       
       — Эй, чего так грубо?! — закричала она. Коридоры отозвались эхом. — А ну, возвращай обратно. Мне ещё диплом должны прислать, ещё заявление надо подать на препарат. Не готова я в тебя влиться, рано мне. Быстро делай проход: Москва, внутренний двор Академии, рядом с фонтаном.
       
       Стены остались глухими, во всех смыслах. Нарастал какой-то назойливый шорох… Или топоток? Впереди в проходе как будто стало светлее? Только не это!
       
       Тяжело дыша, Инга отступила и оглянулась через плечо: сзади тоже накатывала лавина из белых «зубов»-семян. Глаз они не имели, зато чуяли отлично, жертву облепляли, протыкали хоботками, вводили какое-то обезболивающее.
       
       А потом человек исчезал.
       
       Доктор говорил, разбирают на атомы, запоминая их положение, передают инфу в базу. Появляется новый фонарь. Этот будет называться «Инга, врач-онколог».
       
       Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт!
       
       Она прижалась к лианам. Засада. Как же мама? Алексей? Кто их вытащит из очередной передряги?
       
       Алексей то и дело попадал в опасные для жизни ситуации, Инге приходилось раз за разом спасать парня. После того как она вылечила-таки безнадёжного больного, мир словно ополчился на него и старался выпихнуть из существования, используя всё что под руку подвернётся: цветочные горшки норовили свалиться на голову, любая встреченная в лесополосе собака оказывалась бешеной, — как тут оставишь без присмотра?
       
       У Древа для всех девчонок существует четыре Нерушимых Запрета: «Не убивай разумных», «Храни чистоту», «Не приближайся к богам» и «Не становись богом». «Не становись богом» значит — если кому-то суждено погибнуть, не смей пользоваться здешними знаниями, чтобы сохранить ему жизнь. Но Инга пользовалась, и для Алексея, и для мамы.
       
       Нельзя уходить. Иначе они тоже долго не протянут.
       
       Семена обступили кругом, подбирались ближе. Каждое закруглено спереди, а сзади острое, и как будто эмалью покрыто, играет в свете фонарей. Словно смотрят…
       
       Что-то в них есть знакомое. Они такие же, как клён. Живые.
       
       Инга протянула вперёд руку и «нащупала» множество тёмных мягких комочков. «Уходите, — приказала им. — Прочь, прочь!» Сгребла мысленно — и бросила в коридор.
       
       Семена вдруг стремительно, как одно, прыгнули назад, некоторые даже в стену воткнулись, завязли.
       
       Послушались! Инга утёрла пот с лица; на ладони остался жирный след от косметики.
       
       Послушаться-то они послушались, но от своих намерений не отказались, и снова засеменили к жертве.
       
       — Брысь! — срывая голос, завопила она.
       
       Как бы разгребла комочки руками и швырнула; те действительно разлетелись веером.
       
       — Уходите, ну?
       
       Однако настырные семена опять потихоньку собирались, обступали. У кого больше упрямства, у них — или у Инги?
       
       У Инги, конечно. Ха, да они же никогда не согласовывали автореферат с Полиневичем. И стоять тут совсем нетрудно, пусть и врезаются в спину веточки. Подумаешь, нам бы ночь продержаться…
       
       — Помогите!!
       
       Хоть бы услышал кто.
       
       Внезапно лианы на противоположной стене зашевелились, расползлись в стороны, из открывшегося прохода вылез… Винтераксис.
       
       — Что тут… — начал он и осёкся, с подозрением рассматривая Ингу. — Ты сама-аа пришла… Или нет?
       
       Ну отлично! Повезло. Это был местный друид, что-то вроде сисадмина, чинил всякое, мог подсказать, как открыть проход в нужное время и место. Инга нашла его в одно из прошлых посещений, когда хотела избавиться от подселённой в мозг личности — японки Тосико, тогда Винтераксис помог вернуть девушку в её фонарь, затем показал, как брать оттуда навыки, не захватывая личность целиком.
       
       Он попал в Древо не с Земли и выглядел как лось без рогов, но морда покороче, и фигура человеческая, разве что коленки назад. На руках клочками росла шерсть, словно натянул сильно поношенные бархатные перчатки.
       
       Инга указала на семена:
       
       — Убери их, а?
       
       Лось вытащил из своей шишки длинный серебристый шнурок, кинул Инге в грудь. От него по костюму расползлись искрящиеся полосы, даже сквозь ткань чувствовался их холод, всё тело покрылось сверкающей сеткой, медленно уходящей внутрь одежды и кожи.
       
       Нападающие тут же потеряли к жертве всякий интерес. «Зубы» засеменили в разные стороны по стенам, вызывая непреодолимое желание позвонить в ЖЭК и вызвать службу дезинсекции. Некоторые, застрявшие в древесине, всё ещё пытались освободиться, Винтераксис принялся им помогать: брался двумя руками за белые бока семени и выдёргивал, как морковку.
       
       — Испуга-алась? — осведомился он.
       
       — А то! — Хотя сетка исчезла, Инга ещё дрожала. — Больше не привяжутся?
       
       — Не-ет, я маскиро-овку поста-авил, они не чуют теперь. Пойдё-ом, чайку попьём. Согре-ешься.
       
       — Ты бы лучше открыл проход обратно в Москву. У меня там профессора голодные. Я, вообще-то, за ножом вышла, и вдруг хватают, тащат.
       
       — Успе-ешь. Всегда-а можешь вернуться в то же мгновение, когда ушла. Дава-ай чайку?
       

Показано 1 из 49 страниц

1 2 3 4 ... 48 49